Du Erinnerst Mich An Liebe/ Ты напоминаешь мне о любви

Вокруг все такие добрые, любезные. Иногда, в такие дни, как сегодняшний, меня это бесит. - Лау, ты не хочешь выйти на свежий воздух? Это окажет больше пользы, чем безвылазное сидение здесь, – успокаивающим голосом произнес высокий светловолосый мужчина в синей форменной одежде. -Нет, - буркнула я и уткнулась лицом в подушку. Это называется у них «добровольной госпитализацией». Но, предлагая это решение, никто не предупреждает тебя, что все это время ты будешь находиться будто в заключении. Любой твой шаг будет контролироваться. А это как раз то, что я больше всего ненавижу. Медбрат Фрэнк был одним из тех незначительных людей в этом месте, которые не вызывали у меня желание убить их на месте. Но не сегодня. - Ну же, Аслауг, - повторил Фрэнк уже тверже, попутно доставая мой белый халат. Мне пришлось подчиниться и я с неохотой начала натягивать этот ненавистный предмет одежды. Конечно, в этом месте можно было найти и плюсы: я стала чувствовать себя гораздо лучше. Меня больше не беспокоили голоса, внезапные видения. Но, естественно, это мелочи, по сравнению с моим реальным состоянием. Доктор Блэсхилл, мой лечащий врач, полная брюнетка за 40 с вечно алыми крохотными губками, диагностировала у меня шизоаффективное расстройство. Вообще, это не так забавно, как звучит. Характеризуется... бла-бла-бла... На этом моменте я никогда ее не слушаю. Я вообще редко ее слушаю. Чаще всего я представляю, будто отключили звук и док просто шевелит своими маленькими ярко накрашенными губами, будто рыба. Уморительное зрелище, на самом деле. Надев ботинки (без шнурков, между прочим, так как они здесь запрещены), я неохотно потащилась, за приставленным ко мне санитаром. На улице было и вправду неплохо: яркое солнце, в меру прохладный воздух, зелень... И высокий каменный забор вокруг. Сделав пару кругов вокруг здания в компании Фрэнка, я заявила, что устала, и попросилась обратно в свою комнату. По дороге он меня пытался развлечь болтовней, но я была довольно угрюма и меньше всего мне хотелось с кем-то сейчас разговаривать. В итоге он сдался и мы молча продолжили путь в мою палату. Вернувшись, я снова завалилась на кровать, даже не снимая обуви, и накрылась с головой одеялом – яркий свет был мне противен. Фрэнк только лишь расстроено покачал головой и вышел из комнаты, я услышала только поворачивающийся в замке ключ. Мне сегодня опять снился этот сон. Тот же, что и все ночи до этого: мне снится лабиринт, Локи, ожидающий меня в самом конце, его пощечина. Каждый раз я просыпалась от ощущения удара. Все чаще я старалась не спать, лишь бы этот кошмар не повторялся, но чаще всего, усталость брала свое. Лежа под одеялом, я вспоминала какой чудесной была моя жизнь до появления в ней этого проклятого трикстера: любимая работа, собака, которая, наверное, так и живет у соседки, друзья, в общем, все было просто отлично, пока не появился он. А теперь он, скорей всего, наслаждается своей жизнью, в то время как я съезжаю с катушек. Да пропади он пропадом! Все беды на свете от мужиков, я всегда это знала. В дверь постучали, грубо прерывая мои мысли этим назойливым звуком. - Входите! – лениво проворчала я. Это вернулся Фрэнк. - Через 10 минут начинается групповая терапия. Ты идешь? - Куда я денусь... – процедила я сквозь зубы. Не явление на терапию вызовет у врачей кучу вопросов, и они опять будут донимать меня. Такие уж тут порядки. Первое время, я удирала иногда из-под неусыпного контроля моего белобрысого медбрата, который следовал за мной по всей больнице, и проводила часы, гуляя по больничному парку, но после о моем небольшом развлечении проведали и прикрыли эту лавочку. Хотя, на самом деле, правила по отношению ко мне, были слабее, чем к остальным пациентам. Я поднялась со своей уютной кровати и потащилась за Фрэнком. Возле двери он взял меня под руку и галантно повел в зал, где проводилась эта самая терапия. Помещение, куда меня привели, было очень просторным, наверное, до того, как это здание стало больницей, здесь размещался бальный зал. Массивные мраморные колонны, изящные расписные потолки... Все это, правда, порядком изветшало, а прежнее освещение было заменено электрическим, но не утеряло своей прелести. В середине зала были выставлены в форме круга стулья. Я уселась на свободный, и оглядела своих соседей. Всех из них я уже давно знала. Справа от меня сидела миловидная шатенка с длинными вьющимися волосами и огромными серыми глазами, обрамленными длинными ресницами. Сам ангел во плоти. И никто не поверит, если скажешь, что этот ангел сначала прирезал своего мужа на почве ревности, а потом хотел отправиться за ним сам. С другой стороны, от меня устроился смешной лохматый парень, лет восемнадцати от силы. Чокнутая мамаша продержала его взаперти всю его сознательную жизнь, он кроме нее никого не видел. После ее смерти, его направили сюда. Бедный парень после ее террора долгое время прятался ото всех людей, которых встречал в больнице. И вот в зал вошла доктор Блэсхилл. Ее сегодняшний макияж опять поражал своей пестротой. Она присела на единственный свободный стул, который немилосердно прогнулся под ее тушкой. Сейчас должно начаться. - Я предлагаю каждому рассказать, что его тревожит. Кто хочет быть первым? Может быть, ты, Аслауг? Ты всегда молчишь на сеансах групповой терапии. Я отрицательно покачала головой, не произнося ни слова. - Аслауг, если ты не расскажешь мне, что с тобой происходит, что ты чувствуешь, я никак не смогу тебе помочь, - да, началось. – Я понимаю, что тебе сейчас нелегко, но все же, без беседы нам не обойтись, если ты действительно хочешь вылечиться, ведь ты за этим сюда пришла. Разговаривать с ней у меня не было никакого желания. Как обычно. Я наблюдала за движением ее толстых, похожих на двух мохнатых гусениц, бровей и думала о том, что же все-таки меня занесло в это место. Больше всего по возвращении на Землю, мне хотелось начать новую жизнь с чистого листа. Но я не смогла. Как только я закрывалась в своей маленькой квартирке, на меня накатывала волна страха. Внутри все сжималось, доползало до груди и создавалось впечатление, что на меня положили огромный булыжник, становилось нечем дышать. Месяц я прожила в твердом убеждении, что мой кошмар должен вот-вот вернуться. Когда в очередной раз случился такой приступ, я поняла, что не смогу сама себе помочь. Правда, особенной помощи от врачей не было, не считая снотворного и успокоительных, которые я первое время безропотно пила, безмерно радуясь, что избавилась от снов с участием Локи, но потом милая доктор Блэсхилл, видимо, решила, что я могу обойтись и без таблеток и кошмары вскоре вернулись. Каждое воспоминание о нем отдавалось в груди невыносимой болью. - Ну же, Лау, – произнесла она уже мягче. Этот ее успокаивающий слащавый тон мне всегда действовал на нервы. - Нет, спасибо, я пойду, - я подорвалась со своего места и убежала в коридор, прежде, чем доктор успела сказать что-то против этого. Я бежала вперед, не останавливаясь, чтобы отдышаться. Можно подумать, что доктор Блэсхилл вдруг меня догонит с ее -о тучным тельцем. В беге, я чуть не налетела на каталку, стоящую в коридоре. Удар немного меня отрезвил, и я сбавила темп. Ноги сами вели меня куда-то, и скоро я обнаружила себя стоящей посередине больничного сада. Только сейчас я поняла, что за мной никто не наблюдает, и я вольна делать что хочу. Почему же мне опять так страшно? Будто должно произойти что-то плохое. Я села на траву и закрыла лицо руками. Все тело затряслось мелкой дрожью. Что со мной происходит? Ну почему все это со мной? У меня же была такая чудесная жизнь... А теперь в ней нет ни единого смысла. Да, стоит признать, что она потеряла тот единый смысл, когда я оставила Локи в Йотунхейме. Я оставила часть своей жизни. Конечно, не стоит жалеть об этом, ведь он оказался полнейшим подонком, который любит только себя... Ну вот, опять упиваюсь своей болью, как святая мученица. Мысль о бессмысленности и тщетности моего существования крепла в моей голове уже давно. Что будет значить для всех остальных мой уход из жизни? В принципе, ровным толком ничего. На этом свете нет ни единого человека , который будет по мне скучать. На этом моменте, я вспомнила улыбчивого Фрэнка, но сразу затрясла головой, отгоняя все мысли о нем. Он просто делает свою работу. То, что он относится ко мне по-братски – ровным счетом ничего не значит. Ему платят за это деньги. Я сама заплатила за это деньги. К горлу подкатил ком. Проклятый мир. Насколько тошно в нем жить, когда у тебя нет ни одной цели. Я задумчиво посмотрела на крышу и пожарную лестницу. Хм... А в этом ведь что-то есть.