И Солнце встает над руинами

Глазами Великого в мире смертных не происходило ровным счетом ничего и все. Смотрел он и видел тысячи измерений, тысячи вариаций произошедшего. Он помнил, как это случится снова. А что до лиц…вечности не было до них дела. Глаза же Охотницы были готовы увлажниться от бессильной ярости. Она тяжело дышала, с клинков еще капал смертоносный яд, спасший ее в битве с обезумевшим охотником. Это не была ее битва, и все же… - Ты никогда никого не слушаешь, верно? – через остроклювую маску не увидеть лица ей вовек и после, но по голосу чувствует – улыбается. Годится ли она Эйлин в дочери или все-таки во внучки? Они никогда не говорили о житейском и повседневном, сталкиваясь в этом, сошедшем с ума от крови, кошмарном мирке. Теперь Охотница думает, что зря. Теперь она вообще забывает, что есть житейское, как не каждодневная кровь, терпкая и густая, почти-черная и великолепно-алая. Она стала вообще забывать, что была не-Охотницей. Руки ее не слушались. Бинты намокали так быстро, что она не успевала их сменять. - Прибереги их для себя, - сурово каркнула старшая охотница. И тут же закашлялась, - тебе еще жить дальше. - Эйлин, а ведь этих безумцев – все больше, только посмотри вокруг, - мотнула головой девушка, встав коленями на сырые камни у Главного Собора, - как же мы без тебя, как же я… Она затылком чувствовала взгляд равнодушного Великого и обозлилась на то, что дала слабину, на этого омерзительного, ее, божка, одного из многих паразитов. Несколькими днями назад Охотница и не подумала бы о том, чтобы отдать глаз-другой Хемвикским ведьмам, а сейчас почти перестала спать. - Не хочешь ли ты сказать, что хочешь взвалить на себя и эту ношу? Ну уж нет… лучше выбирайся отсюда. Ты сможешь, сон не может длиться… вечно, - шептала Ворон-Охотник, вкладывая в чужие ладони грязный от крови, влажно блестящий, значок охотника. Посланники знают его ценность. На запах свежей крови стали сползаться вороны. Стеклась стайка созданий с маслянисто-синими перьями к краю крыши. Это – почти каннибализм. Она не допустит этого, нет-нет. Пока Охотница ловким жестом достает пистолет – перестрелять тварей, Эйлин сдвигает край маски и в первый раз за долгое время вдыхает смрад улиц, которые назывались священными. Пока Охотница думает, что на ее труп, быть может, тоже слетится воронье, которое уже некому будет отогнать, Эйлин поднимает глаза и видит, наконец-то видит Великого, с равнодушием встречающего ее ужас. Вечности никогда не было дела до тех, кто прошел до половины. Птицы падают вниз, одна за другой. Их мертвые глаза – алые бусинки-капельки. Мертвые черные птицы разбиваются о камни вокруг них, а взгляд Великого – зеркала в мир с иным исходом. Только никто не осмелится посмотреть туда.