- Ф. Вигдорова
*
Фрэнку как раз достаётся местечко у окна, просто прекрасно. Бронировать авиабилеты на международные рейсы за три недели до вылета – несусветный ужас бытия, но всё же он здесь, прислоняется головой к окошку, размышляя о том, что он самый сумасшедший человек на свете. В каком-то смысле это эпично, знаете. Самолёт уже готов схлестнуться с рассветом, а облака, пышные облака напоминают ему те самые картинки из книжек, которые он рассматривал в детстве. Он фактически слышит мамин голос в голове: «Вот, где живут боги, Фрэнки». В небе всё напоминает о её словах – пространство выглядит поистине величественно. Его живот просто не выносит перелёты, но зато не болит голова. Всё складывается хорошо. Естественно, сейчас вся эта невъебенность момента наскоро испаряется, потому что Фрэнку нестерпимо хочется поссать; весь этот переработанный, сухой воздух заставляет его горло пересыхать, поэтому он пьёт воду галлонами каждый грёбаный час. Парниша, сидящий рядом, даже бровью не повёл, когда Фрэнк начал бормотать извинения себе под нос и пролезать мимо него. Наверное, это была плохая идея – брать место у окна, а не в проходе. Чувак до сих пор так и не говорит ни слова, поэтому Фрэнк не чувствует на себе вины за то, что его ступня случайно соскользнула и отдавила парню все пальцы на ноге. Фрэнк простенько пожимает плечами, мол, извиняй, сучара, но ты сам не захотел двигаться, чтобы дать мне пройти, но всё-таки чувство вины задевает его на моменте, когда рука Айеро соскальзывает с сидения и стремительно приземляется на коленку девушки, сидящей в проходе. – Бля, простите, извините- Она делает вид, что не замечает этого, притворяясь спящей, после чего Фрэнк выбирается оттуда и бежит прямиком в туалет. Вот хуйня, даже если здесь на порядок чище, чем, скажем, в туалетах междугородних автобусов, это всё ещё общественный туалет. Где-то с миллион лет он справляет нужду, затем ещё дольше моет руки. В потёртом зеркале Фрэнк замечает своё отражение, как раз между знаками «не курить» и «пожалуйста, мойте свои руки!». Собственно, он выглядит точно так же, как какой-нибудь долбанавт, который решил слетать через целый океан только для того, чтобы встретиться с чувачком, с которым он провёл целых четыре дня, каждый из них упиваясь его близостью. С одной стороны головы его волосы приглажены, глаза немного припухли от недостатка сна. Такое ощущение, будто его лицо как-то странно и неправильно выглядит. Тем не менее он не может остановить широченную улыбку, расплывающуюся на лице, потому что… Джерард. Что за чертовщина. Фрэнк направляется в долбанную Францию, чтобы увидеться с братом Майки. Какие же они тупицы. Он усмехается, когда представляет у себя в голове эти же слова про тупиц, прозвучавшие голосом Майки, проводит рукой по волосам, пытаясь сделать их более презентабельными, потом сдаётся и распахивает дверь. Он сталкивается лицом к лицу с тем самым сучарой, который сидит с ним по соседству; Айеро одаривает его лучистой улыбкой и сжимает рукой свою промежность. – Прости, братишка, – он ухмыляется и проходит мимо, обесчестив парня. Он не тот тип людей, которые дрочат в общественных местах, но наёбывать непригодных обществу мудаков – это его врождённая особенность. Он всё ещё улыбается от уха до уха, когда прижимает к себе руки и протискивается мимо дамы, которую он случайно хапнул в прошлый раз, и плюхается обратно на своё место. Он откидывается на сидении, натягивая на ноги синее шершавое одеялко и надеясь, что сможет поспать ещё хоть немножечко. Маленький дисплей перед ним гласит, что они прибудут в аэропорт Шарля-де-Голля через два часа. Желудок Фрэнка делает свойское сальто, но Айеро будто бы не обращает на это внимания, возвращая себе какое-никакое чувство усталости. Быть может, он сможет ещё немного вздремнуть, прежде чем они приземлятся во Франции.*
Он не самый последний человек, сошедший с трапа, но именно такое впечатление складывается у него. Пройдя таможню, выдачу багажа, он сопоставляет факты и выявляет, что находится во Франции уже около часа. Он сам себе не желает признаваться, что трясётся от нервов. Может, он нервничает больше не из-за того, что скоро увидится с Джерардом, а из-за того, что скоро окажется рядом с Джерардом, так как тот заявил, что, как бы он ни хотел, но никак не сможет встретить Фрэнка в аэропорту, поэтому Фрэнку придётся самому поймать такси и в процессе путешествия не потеряться где-нибудь в переулке и в итоге встретиться с Джерардом в отеле. Кусок бумажки с мобильным номером Джерарда, а также с адресом отеля, валяется у него в заднем кармане, тот же адрес у него забит и в телефоне. Ему придётся повоевать со своим провайдером за доступ в международные сети, не может же он потерять свою единственную связь со Skeleton. И хер его знает, что Рэй сотворит с его несчастной компанией в одиночку за целую неделю. Быть может, Фрэнк и не разговаривает на французском языке, но зато парень знает международный знак, который означает «такси». Он всё ещё находится в лабиринте бесчисленных вестибюлей, направляющихся к разным воротам, но с этого ракурса ему отлично видны скопища людей, которые ждут своих уставших путников с дороги. С одной стороны ему хочется прямо сейчас просто завалиться в такси и поехать домой, но с другой стороны, это не имеет значения, с ним всё хорошо. Сегодня он будет спать в отеле, и Джерард как бонус. Возможно, этот бонус даже будет обнимать его ночью. Возможно, голым. Вообще, Фрэнк уже уверен на все сто, что каждое утро будет настаивать на том, чтобы оно начиналось с особых прелюдий. Всё ещё витая в облаках, представляя себе объятия и обнажённого Джерарда, Фрэнк проходит через раздвижные двери, и видит, что самый настоящий (одетый, растрёпанный) Джерард стоит в первом ряду за ограждением. На нём улыбка, дотягивающаяся до ушей, а в руках угловатый знак с надписью «МИСТЕР ФРЭНК АЙЕРО, SKELETON RECORDS, ПОЖАЛУЙСТА, ПОДОЙДИ СЮДА» с маленькими незаметными почеркушками в углах. Сердце Фрэнка делает тройное сальто от неожиданности, а сам неуклюжий парень чуть не спотыкается о свои ноги. Уже две недели, как Джерард вернулся на свою мнимую родину и живёт себе спокойненько во Франции, а Фрэнк, наверное, уже за это время успел позабыть, как на самом деле выглядит Джерард. Хотя, лучше сказать, не позабыл, но картинка его воспоминаний слегка выцвела и стала менее разборчивой, словно старая фотография. Сейчас он стоит здесь, прямо перед Фрэнком, живой и невредимый, улыбка длиною с милю, очки надвинуты на макушку, глаза слегка покрасневшие, но яркие-яркие, такие же сногсшибательные и лучистые, какими их Фрэнк и увидел в первый раз. Все прежние чувства хлынут на Фрэнка градом. Джерард едва не сияет. Между ними ограждение, туева хуча французов, столпившихся вокруг, но Фрэнк ни на секунду не мешкает, перед тем как опереться о металлическую отгородку и сжать пальцами знак в руках Джерарда, целуя его в губы со всем чувством. Желание прикоснуться к нему губами было сильнее, чем желание улыбнуться в ответ. Джерард издаёт удивлённый звук от такого приятного сюрприза, ну или, в общем, Фрэнк на это надеется. Рука Фрэнка причудливо изогнулась, продолжая держать чемодан на колёсиках, но рот Джерарда заставляет тепло разливаться по всему его телу, а его нежные поцелуи отдаются искорками где-то в области спины. Когда Фрэнк отстраняется, они оба порывисто дышат. – Привет, – говорит Фрэнк, сознательно не смотря на девушку, которую толпа прижала к Джерарду. Зато боковым зрением он прекрасно видит её широко распахнутые глаза-блюдца, шокировано разглядывающие парней. – Привет, – улыбается Джерард и тянет на себя Фрэнка. – Может ты, это, обойдёшь ограждение. Фрэнк делает вид, что обдумывает сие предложение. – Ну, я даже не знаю. В этом есть свой определённый кинк. Секс за решёткой, или что-то вроде того. Улыбка Фрэнка всё шире, Джерард хихикает. – Секс за решёткой? Ты бы хоть предупредил меня о том, что ты больной ублюдок, прежде чем сесть на самолёт. Фрэнк пожимает плечами, продолжает улыбаться. – Так даже веселее. Но ладно, оставим все наши кинки до поры до времени. Я, чёрт возьми, оставил свои наручники в другой сумке. Стюардессы там повеселятся и без нас. – Весь лётный экипаж, – Джерард поправляет его, ни на секунду не запнувшись, а Фрэнк всё так и продолжает стоять с каменным лицом, затем говорит: – Даже лучше. Они мне ещё спасибо скажут. Он наконец отлепляется от Джерарда, чтобы втиснуться в громоздкую толпу и пройти через ворота, где его уже встречает Джерард с распростёртыми объятиями. Нет никакого ограждения, никаких препятствий, да даже воздуха между ними уже не осталось. Фрэнк теряется в объятиях Джерарда, даже не думая о чемодане с документами, который падает к его ногам. Джерард, как и предполагалось, на вкус как кофе и сигареты, и это только свойственный ему вкус, его собственный. Вкус, о котором Фрэнк грезил все эти две недели в разлуке, будто бы ощущал на языке, но не мог воссоздать по-настоящему и думал, что просто-напросто выдумал его. Но это было не сном, и теперь, наконец, эти две недели ожидания окупаются сполна, языки трутся друг о друга, парни прижимаются бёдрами, и, блять, если они сейчас не отойдут друг от друга, Фрэнк начнёт трахать ногу Джерарда на глазах у всего аэропорта. – Чёрт, – выдыхает он, когда они отстраняются. Он облизывает свои губы и утыкается носом в изгиб шеи Джерарда. Пальцы Уэя плавно скользят у него по спине, затем впиваются в его аппетитную задницу. На один миг они не знают, куда деться, куда повернуться, чтобы быть ещё ближе друг к другу. – Фрэнки, это- – Я знаю. – Правда? – Да. Они дышат друг другу в губы ещё какое-то время, затем окончательно расходятся врозь. Фрэнк смотрит на Джерарда, а сам в душе не может понять, как объяснить тот факт, что он в ебучей Франции, из всех долбанных мест в мире, и в нём сидит это чувство, будто ему суждено здесь быть. Его ступни ещё никогда так свободно не ступали ни по какой земле, кроме Джерси, он всегда был привязан к дому. Но сейчас это не имеет значения. Джерард улыбается ему, обеими руками обхватывает лицо Фрэнка и мягко целует его, так по-родному, словно делал это все последние годы или что-то такое же чудное. Они выходят наружу, улыбаясь и встречая утреннее солнце. Его рука мягко и успокаивающе прижимается к спине Фрэнка, пока они не садятся в такси.*
Фрэнк в немом восторге от раскинувшихся перед ним пейзажей. До сих пор Франция его не разочаровывает, а наоборот, восхищает. Большую часть времени, пока машина везёт их к отелю, они сидят в тишине; усталость Фрэнка вконец его доконала, и последние двадцать минут он провёл в бессознательном состоянии, примостившись на плече Джерарда. Он наблюдает за тем, как дороги медленно уплывают вдаль, различные шоссе все выглядят одинаково, как и в любой другой европейской стране, но всё равно как-то по-другому. Другие машины, другие номерные знаки, другие дорожные знаки. Парижское утро встречает их солнечными лучами: с этой стороны изысканно украшенные фасады зданий, с другой стороны плещущиеся фонтаны, а они находятся в эпицентре гудящих машин и ревущих моторов – всё это так непривычно для Фрэнка, но красиво. – Так круто, – тихо говорит он и чувствует, как Джерард улыбается, прислонившись к его макушке. Они не спорят по поводу того, кто должен платить, потому как Фрэнк уже давно обменял доллары на пачку евро, которую запихнул в кошелёк, решив потратить всё на прочие радости жизни вроде обедов, кофе и всего остального, что будет задевать его гордость, если расплатится Джерард. Он приехал сюда не за тем, чтобы вешаться ему на шею. Отель на первый взгляд кажется немного неухоженным и потрескавшимся, но Фрэнку нравится винтовая лестница сбоку, внутри всё так же старомодно, но тем не менее уютно. Джерард ведёт их через вестибюль, проходя мимо диванов из синтепона в зале ожидания, прежде чем вызвать лифт. – Это единственный отель для курящих, который вообще только есть, – сообщает он, пока лифт медленно поднимается. Фрэнк в тот же момент хочет выпалить, что обожает его, но в итоге молчит, широко улыбаясь и показывая большой палец в знак одобрения. На пути в комнату Фрэнк просто наваливается на Джерарда, потому что в любой миг может отключиться прямо на полу, и ему нужно, чтобы кто-то его придержал, плюс ко всему это приятно. Джерард сконфуженно улыбается ему, вставляя ключ в замок, после чего они вваливаются в номер. Фрэнк в мгновение ока оказывается на постели. Он отдалённо слышит, как с глухим стуком его чемодан приземляется на пол, затем раздаётся шуршание – Джерард наклоняется, чтобы поднять его. Для Фрэнка всё происходит как в тумане, сладкая истома усталости наваливается на него, и всё, на что его хватает, – это скинуть с себя ботинки, отдавая последнюю дань нормам приличия, и вдохнуть глубоко в себя цветочный запах покрывала. Через секунду он уже посапывает, полностью отключаясь от мира.*
Фрэнк понимает происходящее не сразу. Сначала его охватывают звуки, доносящиеся из окна, и он замирает, наконец осознавая, что больше не нужно противостоять армии зомби, атаковавшей его на заднем дворе бабушкиного дома под дождём. Следующее, что он понимает, – он без одежды, его кожа легонько соприкасается с тканью одеяла и мягкими простынями. Он протягивает руку к своим бёдрам – боже, как мило, Джерард не стал снимать с него нижнее бельё. Фрэнк улыбается и приоткрывает один глаз. Шторы закрыты, но солнце не собирается успокаиваться и слепит своим сиянием комнату, даже сквозь щель. Воздух неимоверно свежий, разительно отличается от спёртого воздуха в самолёте. Мужчина чувствует лёгкий ветерок, щекочущий лицо, затем потягивается, приводя в движение затёкшие конечности. Джерард, кстати говоря, примостился прямо за ним, совершенно голый, тёплый и такой родной соприкасается с кожей Фрэнка, заставляя её покрываться испариной. К тому же он не спит, быть может, он бодрствует уже давно, потому что в следующую секунду он утыкается носом в шею Фрэнка, пока тот прижимается к нему бёдрами, и невесомо покрывает его кожу нежными поцелуями. – Доброе утро, – хрипло произносит Фрэнк сквозь улыбку и пытается обернуться, чтобы быть лицом к лицу. Но Джерард полностью обхватывает его талию рукой и, не сказав ни слова, просовывает бедро между его ног. За долю секунды Фрэнк оказывается на животе, горячий рот Джерарда выцеловывает его плечо, а его вставший член упирается прямо Фрэнку в бедро. – Ммм, ладно, – Фрэнк расплывается в улыбке и чувствует, как Джерард беззвучно смеётся ему в плечо. – Привет, Фрэнки, – шепчет Джи, влажно и горячо целуя Фрэнка в плечо. – Хорошо спал? Фрэнк извивается на простынях, заводясь от прозвища, слетевшего с губ Джерарда, и в поисках нужного трения. Его тело млеет, ему хорошо, эрекция становится твёрже некуда, как последствие утреннего стояка и касаний Джерарда. – Да, – отвечает он, затем добавляет, не стесняясь, – трахни меня, – он чувствует, как пальцы Джерарда дёргаются, сжимая его бёдра, после чего опускаются вниз, утягивая с собой его боксёры. – Ага? – голос Джерарда едва слышен. – Ага, блять, – отвечает Фрэнк и подвигается назад без особого изящества. Поначалу Джерард трахает его неспешно, несильными и дразнящими толчками входя в него, до того, как Фрэнк берёт его за руку и обхватывает его пальцы губами, просто чтобы что-то можно было обсосать. Он стонет, и Джерард больше не сдерживается. Всё действо становится намного жёстче и развязнее, Фрэнк уже не может надышаться тем воздухом, что приносит ветерок. Он с жадностью глотает кислород, и ему мало. Он даже не притрагивается к своему члену, а вскоре, дрожа от оргазма, кончает на простыни. Джерард пригвождает его к постели и трахает быстро, горячо, Фрэнк ощущает, что выдохся, но навалившаяся утомлённость и чувство, будто тебя использовали, сейчас имеют приятный оттенок. Джерард выбивает остатки воздуха из обоих, кончая, заглушая надломленный вскрик у Фрэнка на шее. Блять, ради этого стоило пересечь океан. Фрэнк улыбается и не отпускает руку Джерарда, пока его сердцебиение нормализуется и пот высыхает на коже.*
Фрэнк уже немного проголодался, но не настолько, чтобы предпринять кое-что, включающее в себя подъём с кровати и надевание штанов, но он бы не отказался от завтрака в постель. Джерард даже не собирается ему ничего приносить, зато он делится сигаретой из своей драгоценной заначки. Фрэнку этого вполне достаточно, так что лёгкое чувство голода уходит на второй план. Его голова покоится на плече Джерарда таким образом, что он прекрасно может видеть полузакрытые шторы. В окне он видит крыши многочисленных парижских зданий, и они заставляют внимание мужчины задержаться на них подольше благодаря своей живописности и разнообразию. Трепещущая птичка приземляется на антенну, и Фрэнк внимательно следит за тем, как она перепрыгивает с крыши на крышу, пока полностью не скрывается из виду. Джерард что-то мямлит, и Фрэнк приподнимает голову, вопросительно смотря на него. – Будто бы очередной шедевр, вышедший из-под пера По, – говорит Джерард. Фрэнк усмехается и случайно задевает локтём рёбра Джерарда, прежде чем повернуться чтобы нормально посмеяться над ним. – Ты странный чувак, ты же знаешь? Я просто тупо думал «крутая птичка, ничего так». Джерард возмущается, будто его это задевает до глубины души. – Для художников метафоры – это хлеб насущный, знаешь ли. Как по команде живот Фрэнка урчит. – А что насчёт остальных – обычных несчастных смертных? – спрашивает он. – Надеюсь, уже пришло время круассанов и кофе? Джерард моргает, будто бы сразу не улавливает мысль, затем его лицо проясняется, он делает затяжку и кладёт сигарету в фирменную пепельницу отеля. – Скорее всего. Несмотря на то, что сейчас время сэндвича или салата. Фрэнк смотрит на часы, стоящие на прикроватной тумбочке. Они яро говорят ему о том, что он в другой стране. – Хорошо, тогда другой вопрос. Как долго я проспал? Джерард прослеживает за взглядом Фрэнка и смеётся. – Где-то четыре часа. Сейчас для тебя час дня. Фрэнк пожимает плечами. – Только двенадцать на моих часах дома. Что более важно, ты что-то там говорил про салат? Джерард говорил, но, казалось, ему нет дела до разных заморочек Фрэнка, и ему ещё только предстоит выяснить, каким же сучонком Фрэнк может быть на пустой желудок. Трудно долго на него злиться, особенно когда Джерард прижимает всем своим телом его к кровати и целует, проникает в рот своим языком, облизывает губы и касается своим дыханием. Такими темпами они никогда не выберутся из кровати, быть может, до самого открытия галереи. Фрэнк, в общем-то, и не возражает. Вскоре Джерард отступает, но как результат он доводит член Фрэнка до полувозбуждённого и требующего разрядки состояния, а ведь с тех пор, как они потрахались, не прошло и часа. Его кости гудят от предвкушения, всё скручивается в тугой узел внутри. Фрэнк облизывает губы и глядит на дурацки красивое лицо Джерарда, которое сейчас находится в дюйме от него. Кажется, его глаза косят. – И что, ты пытаешься продержать меня голодным до самого ужина? Джерард приподнимает брови и закусывает губу, улыбаясь. – Нет, сейчас мы сходим кое-куда на ланч, помнишь, я же обещал? Ты хотел побольше зелени. Фрэнк извивается под ним, нуждаясь в продолжении. – Это может подождать, – говорит он, но Джерард быстренько целует его и слезает с мужчины. Фрэнк мгновенно чувствует холод, лёжа вот так вот раскрепощённо со стояком. – Как невежественно с вашей стороны, – сообщает он ухмыляющемуся Джерарду. – Вперёд, вперёд, вставай, – говорит Джерард и толкает Фрэнка в плечо, пока тот чуть ли не сваливается с кровати, затем шлёпает его по заднице. Фрэнк вскрикивает и посылает ему убийственный взгляд через плечо. – Ах, вот, значит, как?! Джерард экспансивно пожимает плечами, глаза большие и невинные, уголки губ подёргиваются. – Понятия не имею, о чём ты говоришь. Ты здесь единственный, кто ныл о том, что хочет ланч! Фрэнк хитро изворачивается, прежде чем Джерард успел бы его скинуть с кровати, затем где-то с полчаса сидит в душе. Немало времени у него заняло понять французские словечки, но горячая вода, расплескавшаяся по всей ванной комнате, – это восхитительно. Он наскоро дрочит себе, потому что Джерард – уёбок, а Фрэнк не может выйти на улицу в таком виде. Только когда он выходит из душа, вытирая волосы, он видит перед собой Джерарда, полностью одетого и готового к выходу в свет. – Чувак. – Что? – Джерард замирает, на полпути поднеся сигарету ко рту. Фрэнк морщит нос и театрально принюхивается. – Сегодня ты занимался сексом. Это общепринятое негласное правило, что каждый человек после добротного соития идёт в душ. Джерард помещает сигарету между губ и широко улыбается. – Добро пожаловать в Европу, мой друг. Вот, где живут мои люди.*
Джерард приводит его в кафе, находящееся прямо за углом. Оно наполовину в здании, а другая половина выходит на оживлённую переполненную толпами людей улицу; деревянные стулья опоясывают деревянные столики, будто бы на них уже сидят люди-невидимки, болтающие о своём. Это выглядит просто, вульгарно и нелепо, так сильно не похоже на Джерси, даже несмотря на то, что кафе – оно и в Африке кафе. Фрэнк старается не ощущать себя бесполезным и никчёмным, когда Джерард делает заказ за них двоих, и великолепно преуспевает в этом, как только слышит Джерарда, разговаривающего на французском. Он никогда особо не любил французский, но тогда почему из уст Джерарда это звучит, как материал, предназначенный строго для взрослых? – Ну как, звучит хорошо? – спрашивает Джерард, и Фрэнк понимает, что пропустил вопрос мимо ушей. – Я…я не знаю, а вопрос был на английском? – пытается он. Губы Джерарда складываются в улыбку, и он наклоняется чуть поближе, наивно не замечая баристу, пялящегося на них, и приличную толпу потчующих людей. – Я спросил, не хочешь ли ты помимо салата ещё кофе, – бормочет он, и Фрэнку серьёзно приходится поднапрячься, чтобы составить у себя в голове отдельные слова и сложить их в цельные предложения, ибо у Джерарда очень завораживающие губы. В конце концов он кивает, пожав плечами. – Кофе – это всегда хорошо, – он делает вид, словно тщательно изучает предоставленное меню на стене, пока Джерард договаривает заказ до конца. Фрэнк возвращается в реальность достаточно для того, чтобы вытащить кошелёк из кармана джинсов и всунуть несколько миниатюрных купюр в руки девушки за стойкой. Джерард озадаченно смотрит на него, будто бы Фрэнк не мог самостоятельно разменять доллары на евро, затем качает головой. – Ты мой гость, поэтому плачу я. Фрэнк бросает на девушку угрюмый взгляд и протягивает ей ещё… пять евро? Должно быть, это пять евро. Он ловит взгляд Джерарда, направленный на деньги. – Я в отпуске. Ты так или иначе должен транжирить свои заработанные честным трудом деньги, будучи в отпуске. Девушке откровенно плевать, кто там платит, поэтому вскоре карманы Фрэнка набиты мелочью со сдачи, а Джерард неохотно приобнимает его, подводя к столику. Они садятся за столиком на улице со всей своей едой, чтобы вдоволь выкурить сигарету за сигаретой. Вот, что приносит Фрэнку настоящее наслаждение. К тому времени Фрэнк уже изголодался как волк, поэтому буквально набрасывается на еду и не останавливается до тех пор, пока на тарелке ничего не остаётся, в том числе и рукколы с ягодами сушёной клюквы, которыми был украшен салат. Когда он наконец поднимает глаза на Джерарда, то видит, что тот натуральным образом пялится на него, скривив рот в ухмылке и зажимая сигарету между губ. – Что? – спрашивает Фрэнк, доедая остатки грецкого ореха. – Тебе противно сидеть рядом со мной? Джерард смеётся и качает головой. – Ты до нелепости милый, когда ешь, – говорит он, получая улыбку Фрэнка в ответ. Айеро откидывается на спинку стула, а Джерард достаёт откуда-то альбом для зарисовок и открывает на странице, где уже проглядываются кое-какие пятна теней. – О, правда? Это кое-что новенькое. Никто такого ещё не говорил мне прежде, – Фрэнки и так и этак изворачивается, чтобы рассмотреть, что там Джерард рисует, но пока что ничего не понятно. Джерард напевает что-то себе под нос, самодовольно улыбаясь и поднося ко рту сигарету свободной рукой. Его пальцы не обхватывают сигарету, и это выглядит чертовски претенциозно и слишком уж странно, но смотрится невероятно красиво. Фрэнку самому хочется прикурить, один взгляд на Джерарда – и ему уже не хватает никотина. Вытащив сигарету из кармана и прикурив её, он сам делает долгожданную затяжку. – Как я посмотрю, ты постоянно забиваешь себе чем-то голову, – замечает Фрэнк, наблюдая за дрожащими ресницами Джерарда, которого слепит солнце. Бойкие голоса доносятся отовсюду, незнакомые слова раздаются изо всех углов, но не задерживаются надолго в памяти. Джерард здесь единственное, что интересует Фрэнка. – Наверное, – соглашается Джерард, но замолкает сразу же. Фрэнк отпивает кофе и пытается не подавиться; он не ожидал, что эта хрень настолько крепкая, твою ж мать. Адская смесь. – Посвятишь меня в свои мысли или нет? – просит он, как только всего его вкусовые рецепторы притупляются. Лицо Джерарда снова делается таким, будто его накрывает неисчерпаемая тень непонимания, но затем оно резко проясняется. Ветер взъерошивает его волосы, и пальцы Фрэнка непроизвольно дёргаются сделать то же самое. – Мне просто стало интересно, какие ещё комплименты ты получал помимо этого. – Серьёзно? Джерард пожимает плечами, пряча глаза. – Просто интересуюсь. Ты не обязан рассказывать, ну понимаешь. Это… чистый интерес, ничего больше. Фрэнк закусывает губу. – Пытаешься выудить информацию таким ненавязчивым способом? – Что? Нет! – немедленно защищается Джерард, карандаш что-то бодро вырисовывает на бумаге без его ведома, что означает, Фрэнк попал в точку. – Это же очевидно, ты хочешь знать, где я был! Кто делал мне комплименты и всё такое, – уточняет Фрэнк и следит за тем, как Джерард возмущённо смотрит на него, хмурится и в конце смиряется. – Может быть, – он наконец признаёт, тяжело опускаясь на стуле, и Фрэнк, не сдержавшись, смеётся. Как ему удалось наткнуться на столь удивительного человека, который читает его как открытую книгу, это же невозможно. – Перестань ржать надо мной, любопытство – не порок. Мы ведь едва знаем друг друга. Слова встряли между ними, словно застывшая в полёте птица. Это правда, ни один из них не может возразить. Чем больше Фрэнк думает об этом, тем тяжелее у него становится на сердце, будто что-то стягивает грудную клетку, когда ты стоишь на краю обрыва и готовишься полететь вниз, поэтому он старается не зацикливаться на этом. Он знает, что самые важные слова приходят в голову в весьма неожиданные моменты. Айеро отбрасывает сказанное куда подальше, буквально слыша, как птица вспархивает крыльями. – Ну, тогда спроси меня прямо, – говорит он с улыбкой, надеясь, что это сгладит момент. Джерард, кажется, ещё секунду обдумывает его предложение; рука, в которой карандаш, замирает – и так странно видеть Джерарда с таким серьёзным выражением лица, смотрящего на Фрэнка. Из-за этого Фрэнку хочется разом исчезнуть или выпрямиться, либо вообще повернуться влево, показаться Джерарду со своего самого лучшего ракурса. Честно говоря, под этим взглядом ему становится жарко и хочется расстегнуть воротник. Джерард опускает глаза, расслабляя плечи, и тушит окурок о пепельницу. – Ладно, – говорит он. Его ресницы трепещут в свете полуденного солнца, оставляя мягкие тени на щеках. Фрэнк откидывается на стуле и ждёт. – С кем у тебя были последние отношения? Фрэнк закусывает внутреннюю сторону щеки. – Его зовут Джон, – он сам разрешил Джерарду задать вопрос, но теперь, когда тот прозвучал, он не знает, как много Джерард хочет узнать. Он начинает с простого. – Самый лучший комплимент, который я услышал от него, это «сосёшь прямо как пылесос, детка». Глаза Джерарда чуть не выпадают из глазниц. – Ты серьёзно? Фрэнк пиздецки пытается не разразиться смехом, когда игриво надувает губы. – А что, разве не так? – Нет, я имею в виду, конечно, но – оу, – Джерард замолкает. – Опять наёбываешь меня. – Только если чуть-чуть, – признаётся Фрэнк и наклоняет голову в сторону. – Нет, однажды он всё-таки сказал мне нечто такое, но были комплименты и лучше, – прямо сейчас он не может их припомнить, конечно, но он уверен, что они закопаны где-то в его памяти под горькой обидой за то, что тот сделал ему, и маниакальным наслаждением от того, что Фрэнк сделал ему в ответ. – Будем надеяться на это, – пылко отвечает Джерард. Фрэнку кажется это так простодушно, но невероятно мило. Внезапно он вспоминает, что Джону нравились его баклажаны по-пармски. – А что насчёт тебя и твоих скелетов в шкафу? – спрашивает он, потому что всё честно. Но Джерард, по-видимому, не согласен с ним. Он уклоняется от прямого ответа и делает эту штуку с «нууууу», которая раздражает всех, блять, людей, а сейчас к тому же и звучит надоедливо. Фрэнк пинает его под столом. – Я всё тебе рассказал. – Аргх, хорошо, – Джерард роняет карандаш и тянется за пачкой сигарет. Он так долго ищет эту херню, потом возится с ней, что Фрэнк просто выхватывает жалкую сигарету у него из рук и поджигает её сам. – Вот, держи, уёбок, – говорит он, как только затягивается сам, затем передаёт её Джерарду. – А теперь рассказывай. Мне нужны детали, – предупреждает он. Джерард закатывает глаза и начинает свой увлекательный рассказ. – Последние отношения у меня были с Полем в Гренобле. Фрэнк мысленно считает, сколько времени Джерард уже живёт во Франции, и пытается не лгать самому себе. – Да? Поль – француз, как я полагаю. Джерард согласно кивает, его взгляд направлен куда-то за плечо Фрэнка. – Да. Он натурщик, мы познакомились на вечеринке. Да? – Да? Джерард стряхивает пепел и отвлечённо кивает. Фрэнк еле сдерживается, чтобы не пнуть его снова. – И? – И ничего особенного. Знаешь, сплошная страсть и безумие, в итоге у нас ничего не вышло, – говорит Джерард, и Фрэнк действительно, блять, правда желает повернуть время вспять и ничего не спрашивать, но что сделано, то сделано. – Страсть и безумие? Джерард смеётся над вопросом и теперь смотрит на Фрэнка насмешливым взглядом. – То, что было мне как раз таки нужно, дабы пережить предыдущие настоящие отношения. И это отлично сработало. – Ты словно загадка, окутанная историями о бывших. В чём дело? Только не оставляй меня без ответа, – Фрэнк лебезит, потому как, вероятно, ему нравится причинять себе боль и жить в неопределённости. Что за нахер, Джерард беспрерывно бегает от одного парня к другому? Фрэнку понадобилось по меньшей мере шесть месяцев, чтобы его не передёргивало от одного упоминания имени «Джон», и это было нелегко, тем более в Джерси. Нет, конечно, он не сидел все эти полгода ожидая помощи от группы поддержки. – Агх, разговор – отстой, – снова ворчит Джерард и кусает ногти. Фрэнку бы было противно смотреть на это, если бы он сам не грыз ногти. Притом Джерард неотразим, несмотря на свои грязные волосы и обкусанные ногти. По крайней мере для Фрэнка. Что за ебасос. – Не то чтобы я серийный любовник или что-то такое, просто так вышло, – говорит Джерард и как-то обвинительно поглядывает на Фрэнка. – Как будто у тебя нет всяких сумасшедших историй. Одновременно и да, и нет, думает Фрэнк, но Джерард таки прав – этот разговор становится хуёвее с каждой секундой. Он пытается выбросить всякую ерунду из головы и делает попытки улыбнуться, произнося следующее: – Окей, тогда новая тема для разговора. С кем был самый лучший секс в жизни, давай. Он частично признаёт, что центр Парижа, переполненный туристами, – не самое лучшее место для обсуждения этого, но расширившиеся глаза Джерарда и его отвисшая челюсть – это дохера смешно. – Так нечестно! – Значит, не со мной, – неохотно признаёт Фрэнк и стряхивает пепел в миниатюрный Лувр. – Всё нормально. Я тебе ещё покажу, что значит самый лучший секс. Джерард смеётся, словно сам от себя не ожидал. – Я даже ничего не сказал. Это вполне можешь быть ты. Правда, будет нечестно по отношению к остальным парням. Фрэнк утрированно приподнимается на стуле и крутит головой, оглядывая толпу. – Они все здесь? А вдруг мы заденем их чувства, о боже? Джерард подыгрывает ему и так же пробегается взглядом по толпе за спиной Фрэнка. Солнце очерчивает чёткую форму его челюсти, отбрасывая тень на его адамово яблоко, и Фрэнк скорее тянется к своему кофе, чтобы чем-то отвлечься. Как только Джерард устало опускается на стул и делает вид, будто облегчённо вытирает пот со лба, он говорит: – Никогда нельзя быть ни в чём на сто процентов уверенным. – Неужели это потому, что ты переспал с половиной населения всего Парижа? – спрашивает Фрэнк, пряча улыбку за чашкой кофе. – Ну, естественно. Парижские мальчики такие чувствительные, понимаешь, – объясняет Джерард, переходя на шёпот. Фрэнк смеётся и подставляет лицо солнцу, наслаждаясь теплом. Когда он переводит взгляд на Джерарда, он видит как тот водит карандашом по бумаге, и не в силах удержаться от любопытства, спрашивает: – И что ты там нарисовал? Джерард поворачивает альбом к нему, и Фрэнк видит на листе бумаги очертания города, которые вырисовываются за его спиной, безоблачные небеса и тихую реку.