*
Фрэнк привёз с собой костюм по случаю открытия выставки, так как мама заставила его, но теперь он уже сомневается в правильности своего решения. Джерард надел выгоревшие чёрные джинсы, на которых явственно выделяются небрежные пятна краски, чёрную футболку с серым рисунком колибри и- – Это смокинг? – спрашивает он в лоб, когда Джерард выходит из ванной, всё ещё пытаясь застегнуть ширинку. – Хмм? А. Ну да, – улыбается Джерард и проводит рукой по волосам. – Я не должен удивляться, я прав? – А что такое? Фрэнк указывает рукой в направлении этого горе-художника. – Ты даже на свадьбу Майки не потрудился надеть костюм, не знаю, чего я ожидал тут. Но это, ээ. Круто, – Фрэнк в душе не ведает, как этому подонку удаётся совмещать несовместимое с таким незаурядным мастерством. Он выглядит в точности так, как и должен. Джерард улыбается, продолжая жевать жвачку и сверкая глазами. – Эй, я же художник, в конце-то концов. Я вписываюсь тем, что не вписываюсь. – Что правда, то правда, – бормочет Фрэнк, поворачиваясь к зеркалу шкафа. Теперь он чувствует себя придурком: весь разряженный в официальный пиджачок и с галстучком. Он ненавидит смокинги по общему принципу, но у парня безвыходная ситуация – ему не во что переодеться. Его потряхивает, галстук слишком душит, он уже готов сорвать его к херам и начать всё заново. Фрэнк будто не в своей тарелке; ещё чуть-чуть и он сорвётся. Джерард подходит к нему сзади, и Айеро внимательно наблюдает, как его ладони пробегаются вниз по плечам Фрэнка и перемещаются к лацканам его пиджака. – Ты выглядишь великолепно, – шепчет Уэй. Фрэнк видит в зеркало свои слегка покрасневшие щёки, затем опускает глаза вниз, следя за пальцами Джерарда, расстёгивающими его пиджак. – Честно? – Фрэнк закусывает губу, чуть улыбаясь. – Совершенно, – тёплая рука Джерарда ложится на его живот, и своим горячим дыханием он опаляет ухо Айеро. У него мурашки. Он до изнеможения хочет высвободиться из этого тугого пиджака, но может- Он дёргает за второй конец галстука – достаточно, чтобы стянуть его с шеи и отбросить в сторону, и расстёгивает две первые пуговицы рубашки. Вот так-то, он наконец-то может вздохнуть свободно, плюс ко всему теперь он меньше всего похож на мразотного пингвина в костюме. Снова подняв глаза, в отражении перед собой он видит лицо Джерарда, напрямую глядящее на него. Их глаза встречаются, и тогда взор Уэя демонстративно и неторопливо опускается ниже. Он останавливается на большом пальце Джерарда, прижатом к яремной впадинке у горла парня. Сглотнув, Фрэнк чувствует, как подушечка пальца плотно соприкасается с его кожей, и пытается делать глубокие вдохи через нос. Между ними нет ни дюйма свободного пространства. Фрэнк прижимается к мужчине спиной, а другая рука Джерарда обхватывает его за талию. – Мммм, – вторит Джерард ему на ухо и прижимается носом к сгибу шеи Фрэнка. Тот уже буквально задыхается. Проходит несколько тяжёлых мгновений, прежде чем они берут себя в руки и отстраняются друг от друга. И только потом, когда уже Джерард ведёт их в сторону ближайшей парковки такси, Фрэнк понимает, как Уэй нервничает. Какая-то часть него ликует, хотя он даже не знает почему, а другая часть хочет открыть дверь такси и от волнения облевать всю землю, чисто из солидарности. Фрэнк, близко сидящий к нему, ощущает, как всю оставшуюся дорогу до галереи Джерарда не на шутку трясёт.*
Оказавшись на месте, у них сразу же создаётся впечатление, что перед ними самый настоящий дурдом. Дурдом, пахнущий терпентином и клеем, который для папье-маше использовал учитель Фрэнка, мистер Морс, ещё в первом классе. Окинув этот эпос беглым взглядом, всё, на чём зациклилось внимание Фрэнка, – это белые стены и произведения искусства, которые абсолютно повсюду. В ту же секунду их затягивает в пучину гостей, столпившихся у входа – у Джерарда есть какая-то фан-база, что за чёрт? – но Фрэнк просто смиряется со своей участью и передаёт штурвал в руки Уэя. Джерард весь бледный, но улыбается, пожимая руки всем и каждому, сутулясь в своей особенной манере, но даже со стороны видно – он в своей стихии. Фрэнк высматривает в его жестах хоть любой намёк, что делать или что говорить, но в итоге ему вообще не приходится раскрывать рот. Поэтому он просто-напросто пожимает всем руки и позволяет Джерарду представлять его, как «Фрэнка Айеро, старого знакомого». Некоторые одаривают его оценивающим взглядом, некоторые совсем не обращают внимания. Спустя пять минут невнятной суматохи им в первый раз удаётся перевести дух. Джерард хватает руку Фрэнка и быстренько уводит его в тёмный тихий уголок. Ладони обоих мужчин влажные от пота, а Фрэнк не может перестать хихикать, пока они окончательно не оказываются вне поля зрения зрителей. Он начинает жалеть о том, что не угостился одним из тех бокальчиков шампанского для всех желающих, хотя потом он понимает, что Джерарду хочется выпить не меньше, и моментально выбрасывает эгоистичную мысль из головы. – Всё хорошо? Джерард выдыхает и скоропостижно кивает несколько раз, что никак нельзя интерпретировать как «да». – В общем, да. Наверное? В смысле это всё так странно и безумно. С ума сойти, скажи? – Я сам охуел, – соглашается Фрэнк. – Чувак, ты здесь знаменитость, что ли? Джерард выдаёт свой фирменный гогочущий смешок. – Нет, здесь просто собрались все из Гренобля? Я так думаю. Ну, я узнаю тут некоторых. Э-э. Хотя бы часть? Не знаю, боже, с меня пот ручьём, да? Фрэнк не произносит вслух «зато ты наконец-то воссоединился со своими сородичами», когда эта фраза приходит ему на ум, но он едва заметно приподнимается на носках и оставляет на губах Джерарда быстрый ободряющий поцелуй. – Ты супер. Понятно? Иди и, не знаю, пообщайся со своими местными, что ли. Как только слова вылетают из его рта, в нём просыпается паника, потому что какого хуя он вытворяет: он практически напрямую говорит Джерарду, чтобы тот оставил его одного, но опять же, Фрэнку не десять. Он справится. Это Джерард тут у нас сходит с ума. Джерард удивлённо таращится на него, уголок рта тянется вверх. – Ты уверен? – говорит он, уже фактически будучи одной ногой в другом конце зала. – Ещё как, – Фрэнк закатывает глаза для пущего эффекта. Воротник колется, ему приходится пару раз размяться, чтобы ощущение прошло. Да какого хрена он-то волнуется сейчас? Это не он здесь королева бала. Джерард довольно-таки сильно сжимает его руки, отстранённо кивая Фрэнку, будто бы он вообще забыл о том, что тот стоит перед ним. В следующую секунду его уже и след простыл. Фрэнк поправляет воротник, делает глубокий вдох. Настало время лицезреть картины Джерарда. Как только он вспоминает их разговор на этот счёт, у него внезапно начинает кружиться голова, а желудок ухает куда-то вниз. Да пребудут с ним все члены, которые он встретит на своём пути.*
Картины развешаны во всю ширь белых стен, окружающих его со всех сторон, перемежаясь с инсталляциями и редким числом абстрактных скульптур из металла, висящих под потолком и отражающих свет ламп. Отсюда снизу Фрэнк не может разобрать, из чего конкретно они сделаны, но он обязательно займётся этим, когда исследует все картины. Начав осматриваться, до него доходит, сколько же здесь собрано разных видов искусства. Само помещение небольшое, но доверху заполнено работами – работами Джерарда, руке которого принадлежат абсолютно все произведения, собранные здесь. Он понятия не имеет, почему так уверен в этом, но он знает и самому себе готов признаться, что потрясён. А ну-ка ещё разок, сколько Джерард провёл в этой стране? Боже. Фрэнк обращается взором к первой картине, представшей перед ним. Она написана в чёрно-белой палитре, маслом, и создавшийся эффект одновременно столь странный и крутой, будто перед тобой старая фотография или нечто, что нельзя себе вообразить. На картине изображён чей-то силуэт со спины – обнажённый парень (конечно, как же без этого), его лоснящаяся кожа прорисована чёрной краской, но помимо него нет никакого заднего плана, совершенно пусто. Но это… этого более чем достаточно. Фрэнк может не знать названия этого приёма, не быть грамотеем в области искусства, но кое-что он всё-таки смыслит. Он заинтригован. Парень бросает взгляд на табличку с названием, но всё, что в ней говорится – «I». Что ж, проехали. Он двигается дальше. Следующие три картины демонстрируют всё того же парня, только в движении. Их названия «II» и «III» соответственно, и далее в таком же оригинальном ключе; но он внезапно останавливается. Чей-то портрет выполненный в стиле непроявленного негатива смотрит прямо на него с полотна. Несколько минут он привыкает к странным тёмным и пугающим зубам изображения, впоследствии понимая, что на него в ответ смотрит лицо Джерарда. Вздёрнутый нос, широко расставленные глаза. Его длинные ресницы изображены белым цветом, благодаря чему его лицо кажется старше, что смотрится непривычно за счёт детского лица самого обладателя. Его рот открыт, правда, не похоже, что он кричит, он – Фрэнк долгое время не может отвести взгляд. Это полотно носит название «A». Следующая картина, «V», это изображение члена того парня с первых картин крупным планом. Фрэнк едва подавляет в себе взрыв смеха. В изображении использован максимум детализации, подробнее некуда, но здесь уже нет чёрного с белым – здесь всё написано в истинном цвете, как оно есть. Бёдра, которые крепятся к члену, тёмные и изящные. При взгляде на это Фрэнк почему-то подумал о супергероях без одежды. – Хм, – он поворачивается, чтобы ещё внимательнее изучить эту картину, чувствуя себя дерзким непослушным ребёнком. Не он один пялится на эту картину, да и вообще, его мама не прячется за углом, чтобы в любой момент выпрыгнуть и увести его прочь от вещей, на которые он не должен смотреть в своём возрасте. Всё равно он не может перестать ёрзать и краснеть, вот так вот рассматривая член неизвестного ему натурщика. Силой воли он заставляет себя остаться на месте на несколько минут дольше, чем ему хотелось бы, просто потому что он может. И, признаться, ему нравится то, что он видит – здесь он солидарен с Джерардом в его любви к членам. «VI», как он предполагает, показывает лицо искомого парня, спящего на ложе из шипов. Драматично и безумно, но всё же прекрасно – Фрэнк педантично исследует его кожу цвета тёмного шоколада, то, как она обтягивает его прикрытый рот и очерчивает его высокие скулы. Кто этот парень? Джерард, наверное, нехило вдохновлялся им, кем бы тот ни был: исполнено произведение в потрясающе кропотливой и вдумчивой манере. Фрэнк чувствует еле заметный укол ревности, только и всего, а после просто поворачивается и идёт к инсталляции. Он помнит, Джерард как-то рассказывал ему, что работает с деревом и металлом, но это просто. Так, ладно. Фрэнк поднимает голову, чтобы снова вобрать в себя всю эту красоту. Это огромная скульптура мужской фигуры. Вероятно, того самого парня с картин, если судить по сверкающей лысой голове; всё это сделано из согнутого металла и острых деревянных колышек. Истинное сумасшествие во плоти, и Фрэнк просто в восторге от него. Он безнадёжно желает, чтобы у него был сейчас с собой фотоаппарат, но вообще дело в том, что в последнюю минуту он струсил, не желая выглядеть идиотом, и оставил его в отеле. А жаль. Он идёт дальше вдоль стены сквозь оживлённую движущуюся толпу, наблюдая за тем, как постепенно картины становятся больше в масштабах. Он безумно рад тому, что не понимает, о чём говорит большинство этих людей; это даёт ему шанс разобраться в собственных чувствах самостоятельно. В мимо мелькающих картинах есть что-то неведомо неистовое, отчаянное, но он толком не может объяснить, что определённо делает их такими, даже если бы от этого зависела его жизнь. Не может до тех пор, пока не поворачивается и не видит картину, висящую в самом центре галереи. Его челюсть чуть не трескается от того, с какой скоростью она встречается с полом. Картина огромна в своих размерах, да что там огромна – она простирается во всю стену; как он мог не замечать её до этого момента? На ней виден натурщик, изображённый на каждой картине в этой галерее, лысый, чернокожий и прекрасный, впрочем, как и везде, но на этот раз он пронзительно кричит. Его грудная клетка и руки посажены в само полотно, написанное маслом, а шея, плечи и голова в буквальном смысле слова вырываются за пределы изображения. Толстые и шероховатые кожаные ремни сдерживают его плечи, затянутые крест-накрест в центре картины, оплетая всё его тело. Голова и шея будто сделаны из… из ебучего папье-маше мистера Морса, разве что в десять раз реалистичнее и страшнее, и серьёзно, это самая безбашенная и охуительная вещь, что он видел в жизни. Он отступает назад и врезается в кого-то, но едва ли он это замечает, потому что мать вашу. Джерард, должно быть- вау. Он намного безумнее, чем Фрэнк себе воображал. Не удивительно, что Майки считает его работы странными. Но Фрэнк в жизни не видел ничего, что бы превосходило это. У него настолько пересохло в горле, что когда он попытался сглотнуть, то закашлялся. – Ты в порядке? Низкий голос Джерарда раздаётся у него над ухом, отчего Фрэнк подскакивает на фут или два. – Господи! Он резко поворачивается, и прямо перед ним лицо Джерарда – настоящее, не тот жуткий послеобраз в негативе, – и он светится улыбкой. Сердце Фрэнка спустя несколько моментов возвращается нормальный ритм, а сам он качает головой. – Ты следил за мной или просто мимо проходил? Джерард кладёт руку на поясницу Фрэнка и придвигается к нему ближе. – Я наблюдал за тем, как ты смотришь. По телу Фрэнка пускается дрожь, вызванная тёплым дыханием Джерарда и теперь уже таким знакомым жестом; он чуть отодвигается, чтобы иметь возможность смотреть этому нахалу в глаза. Такое ощущение, будто его пиджак сейчас весит целую тонну. – И как, интересно, извращенец со стажем? Джерард смеётся, отходя на шаг. – Ещё бы. Ты рассматривал мою работу. Мне это ужасно нравится. – Я чувствовал, что за мной следят, – дразнит его Фрэнк. Джерард не ходит вокруг да около. Очевидно, он любит то, чем занимается, и чертовски хорош в этом; наверное, он и сам знает это без посторонней помощи. – Ну что скажешь? – спрашивает Джерард, и только сейчас Фрэнк замечает, что у него в руке ебаная сигарета. Он тупо пялится на то, как струйка дыма поднимается вверх, и мгновенно выдаёт: – Эм, а это не огнеопасно? – Что, ты про картину? – Джерард хмурится. – Да нет, не думаю. В смысле, там как бы несколько футов между- – Да нет же, блять, сигарета. Ты серьёзно куришь на открытии собственной выставки? – А! – Джерард смотрит на сигарету в своей руке так, будто видит нечто подобное впервые в своей жизни. – Бля, я, вау, я просто пиздец как разнервничался, а в кармане как раз лежала пачка, я даже, эм. Упс? – он улыбается как самый настоящий неудачник в своей очаровательной манере – той улыбкой, на которую у Фрэнка встаёт, как он только что выяснил. Он посмеивается и видит, как Джерард вертится из стороны в сторону, сжимая сигарету между пальцев, однозначно высматривая место, куда бы её пристроить. Фрэнк мыслит быстрее; он находит глазами наполовину опустевший стакан с водой и, даже не потрудившись вытащить сигарету из мокрых пальцев Джерарда, берёт его руку и суёт в многострадальный сосуд. Они оба видят, как сигарета потухает с мимолётным шипением, а Джерард медленно вынимает руку и вытирает её о свои штаны. – Ёбаный в рот, я, блин, даже не понимал, что делал. Фрэнк слегка продолжает посмеиваться. – Поверить не могу, как тебя только не вышвырнули за это. Они, должно быть, просто обожают тебя, а? Фраза звучит не совсем так, как Фрэнк планировал, хотя постойте, может, он планировал так с самого начала. Лицо Джерарда расцветает улыбкой. – Да? Ты так думаешь? Находясь рядом с Джерардом просто невозможно не рассмеяться над ним. Этот чувак непредсказуем. – Чел, ты серьёзно? Ты точно находишься в том же сумасшедшем доме, что и я? Улыбка Джерарда просто невероятная. Или невероятно самодовольная. Сейчас он выглядит аки Чеширский кот, и у Фрэнка внутри будто разлили горячий чай. Он судорожно соображает, что бы такого сказать, дабы это не звучало как «сука, ты даже не представляешь, как ты мне нравишься», когда неизвестный голос за их спинами произносит «Месье Уэй?» Фрэнк давится собственной слюной и прикрывает рот рукой. Месье Уэй, охуеть блять. Ну всё, с сегодняшнего дня он называет Джерарда в постели только так. Джерард тем временем оборачивается к гостю, а Фрэнк видит, как тот вытирает руку о заднюю часть брюк, прежде чем протянуть её новоприбывшему. – Oui? Мужчина представляется на французском, поэтому его имя пролетает мимо ушей Фрэнка. С этой серой бородой и длиннющими ногами он представляет из себя довольно-таки хорошо сложенного мужчину, и Фрэнк не осознаёт, что пялится, пока его взгляд не встречается с ясными голубыми глазами гостя. – Ох! – Джерард поворачивается к Фрэнку, даря ему неуверенную взволнованную улыбку, и снова обращает всё внимание на своего фаната, или кто он там. – Lui, c'est Фрэнк Айеро, – говорит он. Фрэнк прекрасно слышит своё имя и понимает намёк, протягивая мужчине руку для приветствия. Ему кажется, будто он представляется своему собственному дедушке. – Приятно познакомиться, – говорит он во избежание путаницы с языками и в надежде, что это сработает. Теперь он слегка жалеет, что в школе выбрал испанский. – Меня зовут Дэвид Пинон, – отвечает мужчина, и Фрэнк с облегчением выдыхает, отпуская руку. Он не намеревался делать это так скоро, но он и не знал, что ему придётся контактировать с незнакомцами. Непонятно почему, но всё, что, он думал, будет его окружать на этом вечере, – это кучка произведений искусства и Джерард. Возвращаясь назад, теперь это кажется более чем глупо. Месье Пинон поворачивается к Джерарду, но на этот раз говорит с ним сугубо на английском. Фрэнк без понятия в чьих интересах это делается – его или Джерарда. Джерард дёргается и так и сяк, стоя рядом с гостем, вопреки тому, что с ним говорят на родном языке, он то почёсывает нос или руки, то начинает перекатываться с пятки на носок. – Это… крайне впечатляет, месье Уэй, – утверждает Пинон, рукой указывая на стены. – Я видел некоторые из Ваших работ и ранее, на, эм, той Нью-Йоркской выставке несколько лет назад, в галерее Стайн? – Оу! – глаза Джерарда вспыхивают, и он замирает на секунду. А Фрэнк пытается выяснить, кто этот мужик. Может, критик? В ином случае стал бы Джерард так нервничать? – Я даже не знал, что Вы были там. – Что ж, я как раз тогда был в городе. На церемонии Уитни*, помнится, и там же – как вы там говорите? – пошла молва о Вас. Точнее о Ваших, эм, талантах. Фрэнк пытается, просто пытается не смотреть в сторону Джерарда, но у него такое чувство, что не будь ботинки Уэя такими тяжёлыми, он бы уже взлетел до потолка. – Естественно, – продолжает Пинон, – ничто не сравнится с, хмм, широким размахом открытия вашей персональной выставки, вы согласны? Это поразительно, месье Уэй. – Э-э, благодарю Вас, и вау, да. Ну, не совсем, – Джерард заикается, и Фрэнк даже сочувствует ему. Но он не сомневается, что Джерард скоро соберётся и возьмёт себя в руки. – Я имею в виду, я получил несоизмеримую поддержку на пути к достижению своей цели, ничего бы этого не было без GFA и предоставленного мне гранта. – И, j'imagine, без вашей музы, не так ли? Фрэнк оживляется как раз тогда, когда мужчина направляет свой взгляд на него, а затем последовательно переводит его на другой конец галереи. Фрэнк, не удержавшись, следит за его взглядом и – оу. Ох ебать. Быть того не может. Человек, чьи нарисованные лицо, тело и член развешаны по стенам галереи, стоит, сотворённый из плоти и крови, стройный, в тёмном костюме в нескольких ярдах от них, разговаривая с заинтересованной толпой. Всё происходит словно в замедленном действии – Фрэнк замечает его, поворачивается к Джерарду, на лице Джерарда смешивается несколько эмоций одновременно: узнавание, изумление и ещё кое-что, что Фрэнку не так-то просто определить; но Джерард лишь закусывает губу и снова возвращается к Пинону. Он даже не смотрит на Фрэнка. – Ох, да. Моя муза, – говорит он и неловко смеётся. Пинон прищуривается, словно он не только осведомлён о правилах этой игры, но придумал эти ебаные правила, и он с неумелой шутливостью тянется в карман, вытащив оттуда прямоугольный листочек бумаги. – Муза – всё сущее для художника, как говорится, – ох ты, выебоны метафорами пошли. – Ну что ж, рад был с вами познакомиться, месье Уэй. Вот моя визитка. Пожалуйста, не стесняйтесь сообщать мне о ваших будущих выставках, я более чем впечатлён. Фрэнк наблюдает, как трясущаяся рука Джерарда тянется к визитке. Он улыбается так, что, кажется, его лицо сейчас треснет, и пожимает руку новому знакомому, и Пинон как ни в чём не бывало исчезает в толпе. Фрэнк старается привлечь внимание Джерарда, и когда тот наконец замечает его, перед ним предстаёт слегка дрожащая улыбка. – Важный чувакер? – спустя мгновение спрашивает Фрэнк. – Ох, ещё какой, – отвечает Джерард, растягивая последний слог на тысячу лет, и нервозно ёрзает на месте. Фрэнк улыбается и как дурачок показывает ему два больших пальца, несмотря на то, что где-то в низу живота у него зарождается тревожное чувство. – Это же хорошо, я прав? Да он практически целовал твой зад, ты ему так понравился. Джерард хихикает, прикрывая рот драгоценной визиткой Пинона. На Фрэнка нападает крышесносящее желание сейчас же отнять его руку от лица и поцеловать этого неудачника; он едва останавливает себя. – Фрэнки, боже мой, – бормочет Джерард. – Правда? Ну. Вау, чёрт его возьми, как это вообще возможно? – Ты так чётко формулируешь свои мысли, я под впечатлением, – подшучивает над ним Фрэнк и всё равно берёт руку Джерарда в свою. – Слава богу, ты художник, а не поэт. Джерард выглядит искренне задетым за живое на несколько секунд, и Фрэнк осознаёт, что он распоследний ублюдок. Но прежде чем ему удаётся забрать свои слова назад или загладить вину, – хотя, если посмотреть, то господи ты боже мой, он же просто пошутил, и он без понятия, может, Джерард является ещё и поэтом на стороне, – некто прочищает горло, и Фрэнк разворачивается на все 180. Ну что ж, приплыли. Вот и мистер Муза собственной персоной. Как вовремя-то, блять. – Джерард? Фрэнк никогда и ни за что больше не хочет, чтобы имя Джерарда произносили таким образом снова – растянутая «р» и французский говор сексуального божества. Он чуть шею себе не сворачивает, пытаясь заглянуть парню в глаза, потому что алло – он семь тысяч футов в высоту. Он чёрный, красивый, словом, не человек, а башня, и он так смотрит на Джерарда, что у Фрэнка пересыхает в горле. – Поль! Оу. Оу. Фрэнк знает, что глупо выглядит со стороны, но его глаза чуть не вываливаются наружу: Поль. Натурщик это Поль. Тот же Поль, бывший Джерарда. Тот, что соткан из сумасшествия и разврата; тот, что помог Джерарду забыть своего предыдущего бывшего. Мозг Фрэнка услужливо подкидывает ниточку, с помощью которой можно связать картины и личную жизнь Джерарда. Муза – поистине всё сущее для художника. Фрэнк остаётся стоять на месте, проглотив язык, ощущая свою никчёмность и всё больше погружаясь в себя, особенно когда Поль наклоняется и обнимает Джерарда, по-особенному сжимая его под конец; и Джерард – Джерард как бы приникает к нему; а когда они разрывают объятия, то смотрят друг на друга с такими широченными улыбками на лицах, что даже белоснежные зубы Поля светятся. Эти оба до нелепого поразительно выглядят вместе. – C'est formidable, ça**! – восклицает Поль, на что Фрэнк стискивает зубы. – Merci, je suis content que ça t'a plu,*** – отвечает Джерард, и ладно, вот серьёзно, пусть лучше хоть кто-нибудь начнёт говорить на языке, который понимает Фрэнк, да хоть бы тот же ебучий испанский, будь он неладен. Понятно, что это как-то нелогично, и это всё-таки знаменательный день для Джерарда – конечно же Поль будет здесь, и вообще, откуда ему знать английский. Фрэнк злится на самого себя за то, что даже не пораскинул мозгами и не предположил, что всё так и есть. Поль в конце концов замечает его или, скорее, удостаивает его своим почтенным вниманием. Фрэнк не уверен, что это тоже подходит, ибо взгляд, который наставлен на него, сродни взгляду Зевса, озирающему землю с высоты Олимпа, только менее впечатлённый. – Et ça c'est–ton frère****? – спрашивает он Джерарда. – Ох! – оживляется Джерард и адресует свою улыбку Фрэнку, за что Фрэнк чувствует к нему жалкую благодарность, а потом и вовсе сам становится жалким. – Non, n'est pas – это мой, эм, Фрэнк. Поль вздёргивает бровь. Фрэнк тоже не уверен, как воспринимать такое представление, но тем не менее он протягивает ему руку как хороший мальчик и пожимает сухую ладонь Поля. – Рад знакомству. – Enchanté. Мудила. Фрэнк уже готов отпустить его руку, когда Поль сжимает его пальцы и поворачивает ладонь Фрэнка тыльной стороной вверх. На один истинно абсурдный миг Фрэнку кажется, что Поль сейчас поцелует его ладонь. – О-ля-ля, занятная татуировка! Hallo. Это какой-то иной вариант написания или совершенно другое слово? Фрэнк смотрит вниз, будто бы видит свою собственную руку в первый раз за всю жизнь, затем до него доходит, и он смеётся как нервный идиот коим и является, выставляя другую руку на показ. – Ween… Оу! – восклицает Поль, и на этот раз с меньшей назойливостью. – Ты фанатеешь от этого детского праздника? Фрэнк сердится, высвобождая свою руку. – Вообще-то я- – Фрэнк родился на Хэллоуин, разве это не круто? – вмешивается Джерард, и Фрэнк честно не может припомнить, чтобы он когда-либо говорил об этом Джерарду. Это заставляет его расплыться в улыбке, но Уэй всё так же продолжает смотреть на Поля и подпрыгивать на носках. – Да, это мой – мой день рождения, – Фрэнк неловкий идиотина. А ещё он, блять, обожает Хэллоуин, и этот гербицид несчастный так бы сейчас не смеялся, если бы сарказм Фрэнка укусил француза за его идеально сложенную задницу. – Ох, тогда понятно! Oui, oui, безусловно. Ты, кажется, хмм, большой фанат татуировок, – говорит Поль, и Фрэнк не может с точностью поручиться, кому адресовано это утверждение, но он определённо разговаривает сейчас с членом Джерарда, а не его лицом. Сердце Фрэнка уходит в пятки, что совершенно иррационально, но всё, чего парень хочет сейчас, – это отвести Джерарда подальше от этого полудурка и дальше посмотреть на его произведения. – Я люблю татуировки, – восхищённо вставляет Джерард сбоку от Фрэнка, и Айеро хватается за этот факт как за соломинку, потому что его руки начинает покалывать. – Но так как я ненавижу иголки, приходится восхищаться всем этим издалека. Или вблизи, думает Фрэнк, и трепещет от конкретных воспоминаний. – Что ж, я с давних пор помню про твои отношения с иглами, – смеётся Поль, и что? Фрэнк не знал про Уэевские «отношения с иглами», он просто думал, что Джерард не хочет себе никаких тату или что-то подобное. И вот, Фрэнк стоит здесь, между ними, наблюдая за неожиданно развернувшейся перед ним сценой и ощущая себя самым нелепым третьим колесом во всём мире. Поль и Джерард болтают друг с дружкой, как старые приятели, а Фрэнк не понимает ни единого слова, что слетает с их языков. Запах папье-маше уносит его далеко в глубь сознания, где не существует ни времени, ни пространства, словно он сейчас должен быть в Джерси. Какого хера он всё ещё стоит здесь? Он с интересом ждёт – достаточно долго ждёт – вспомнит ли о нём Джерард и перейдёт ли вновь на английский, затем незаметно ретируется к ближайшей стене, которую ещё не успел рассмотреть. И вот, оказывается, он не может даже нормально посмотреть на очередную картину, поэтому он бесцельно вышагивает туда-сюда, отчего вскоре понимает, что больше всего на свете ему сейчас не хватает сигареты, свежего воздуха и немного тишины.*
Лёгкий ветерок снаружи сносит его, как волна цунами. Долгое время он просто стоит, вдыхает и выдыхает, а после уже вытаскивает свою измятую пачку сигарок из кармана пиджака и поджигает одну. Он закашливается на второй затяжке, что естественно абсурдно; он пытается справиться с самим собой, твердит себе же, блять, пора успокоиться. В чём проблема? Джерард радушно перекидывается парочкой слов со своим бывшим – и что? Это не Поля Джерард втрахивал в кровать вчера ночью, или целовался посреди улицы, или… Фрэнк совершенно зазря доводит себя до исступления – никаких оснований. Но, конечно, это не лицо Фрэнка, тело Фрэнка и наконец драная душа Фрэнка выставлены на показ в этой галерее, и та история отношений, через которую Джерард прошёл, проистекала без участия Фрэнка. Фрэнк пробыл в жизни Джерарда ровно столько же, сколько человечество уже уничтожает всё живое на Земле. Достаточно, чтобы оставить после себя след, но не так уж и долго, чтобы, допустим, застать динозавров. – Блять, – его трясёт, даже сигарета не помогает. Он должен успокоиться. Он чувствует себя собакой, которая гоняется за своим хвостом: глупым, сбитым с толку и в полной фрустрации. Он в порядке. Всё в порядке. В данный момент он находится в городе, где он абсолютно беспомощен, и из миллиона людей он знает лишь одного, но всё в порядке, он же в порядке. Он машинально достаёт свой мобильник и листает несколько новых сообщений от Рэя, попутно стряхивая пепел на землю, потом находит одно сообщение от Майки, на котором задерживается дольше остальных, но не нажимает для прочтения. Позже он отсылает маме маленькое сообщеньице: «привет, я соскучился», и чувствует себя неимоверным ничтожеством, так как она не сразу отвечает. Она не пользуется мобильным слишком часто, в этом нет ничего удивительного. Он размял плечи и незаметно проскользнул в галерею. Кто-то включил отопление? Это ж, блять, сауна; Фрэнк ещё больше ненавидит свой костюм.*
Он остался без пиджака где-то между «VI» и «VII». Поначалу он набрасывает его на плечо, со стороны напоминая долбаную модель из журнала GQ и придерживая тот ладонью. Его рука впоследствии начинает зудеть и болеть, поэтому в конце концов он просто кидает его в каком-то углу, делая себе поверхностную пометку не забыть забрать перед уходом. Одна проблема решена. Осталась вторая: найти Джерарда. Ну удачи, в таком-то дурдоме. Такое чувство, будто люди размножились, пока он не видел; его задевают со всех сторон, да чёрт, он даже разглядеть ничего не может из-за их голов. Отовсюду всё ещё доносятся взволнованные речи, восторженное рокотание и вибрации голосов – это всё красиво, конечно, но до смешного чуждо; он не дурак, но чувствует себя оным в любом случае, потому что он даже ни одного вопроса задать не сможет, чтобы не сойти за долбаного туриста. Где Джерард? Он наконец замечает ебаную сияющую макушку Поля в противоположном конце зала и направляется прямиком к нему, даже не зная, как отреагирует, если Джерард будет с ним. Уэя там нет. Поль задушевно болтает с какой-то дамочкой, на которой трёхэтажные каблуки, лодыжки Фрэнка ноют при одном взгляде на девицу, но факт остаётся фактом – Джерарда нет нигде поблизости. Фрэнк резко разворачивается в противоположную сторону, чтобы Поль не заметил его, и вдруг наступает момент, когда его будто окатывают холодной водой. Два человека пожимают друг другу руки, затем отстраняются, один из них Джерард, стоящий спиной к Фрэнку, ведущий беседу с высокой девушкой, счастливо улыбающейся во все тридцать два. Фрэнк останавливается как вкопанный. Под подбородком Джерарда полоска щетины, которую он пропустил, когда брился сегодня утром, и он волнуется, когда смотрит на спину Джерарда с наистраннейшим чувством, закрадывающимся под самую кожу. Это как дежа вю наоборот. На мгновение ему кажется, словно он ни разу не встречал Джерарда за всю свою жизнь, потому что он без понятия, что бы сказал ему, если бы решился заговорить. Из-за такой резкой перемены его дыхание обрывается, а лёгкие горят. Он часто моргает, глубоко дыша, и уже ни намёка на это фантомное ощущение, разве что оставшиеся после него чувства неустойчивости и обеспокоенности. Словно в тот же миг он потерял себя. Словно в тот же миг он и понять не мог, что он делает в этом городе. Он же знал это несколько часов назад, разве не так? Он находит взглядом тележку с напитками и еле не поддаётся искушению взять флюте с шампанским. Один глоток для храбрости, а два для удовольствия? Он ненавидит такие вещи, но сейчас он бы поверил в это. Не то чтобы он будет целовать Джерарда посреди галереи. Его рука тянется к шампанскому, но он отнимает её. Он корит себя за собственную глупость, берёт бокал, ставит обратно, и наконец-таки берёт злоебучий стакан с водой и уходит прочь. Господи, он псих. Чертовски странная ночь. Ему серьёзно надо как можно скорее собраться, ведь ничего плохого не произошло. Верно?*
– Эй, незнакомец. Фрэнк вздрагивает. Джерард снова стоит сбоку от него, уставившись в ту же самую точку на стене, на которую пялит Фрэнк. Это «B». Лицо Джерарда в негативе; на этот раз на картине он спит. Ну, по крайней мере у него закрыты глаза. Из-за этого он выглядит, словно на одном из тех рентгеновских снимков жертв из CSI, что просто ужасно и жутко. Фрэнк ушёл в свои мысли и теперь, наверное, выглядит как чудила, уставившись на лицо Джерарда подобным образом. – И тебе привет, – говорит он. Прочистив горло, он отвечает на приподнятую бровь Джерарда улыбкой, что, скорее всего, со стороны выглядит как гримаса. – Всё нормально? – спрашивает Джерард, чуть наклоняя голову, и Фрэнк выплывает из транса; когда он улыбается снова, его улыбка не выглядит вынужденной. – Да, конечно, я просто… ну, знаешь. – Что такое? – Я не знаю, – он поёживается и делает попытку вырастить яйца, к тому же тугой узел у него внутри рискует ослабить хватку на его нервах. – Ты и так занят, все дела. Я просто не хотел мешать, вот и всё, – что лишь наполовину правда. Интересно, Джерард заведёт разговор о Поле? Он не знает, на что надеяться лучше. – Ты как-то внезапно пропал, – говорит Джерард, смотря вниз, на свои ботинки, постукивающие по полу. – Я уже было подумал- – Что? – В общем, не важно, забудь, – Джерард шумно втягивает воздух и вихряет рукой, указывая на галерею в целом. – Ну, что думаешь? Фрэнк сначала не впирает, о чём речь – думает? Думает о чём? Его цепочка мыслей, кажется, простирается в прямо противоположном от нужного направлении, но она резко сцепляется воедино, и он вспоминает, что до этого ему не представилось ни единого случая рассказать Джерарду о своих мыслях насчёт его произведений. Они здесь уже, как по ощущениям, несколько часов, и вот, Джерард перед ним, выжидающе с затаённым интересом поглядывает из-под ресниц. Фрэнк успокаивается и честно ответствует. – Я думаю, ты потрясающий. Лицо Джерарда расплывается в затмевающей само солнце улыбке, такой, перед которой невозможно устоять, если ты, конечно, не слизень или муравей или что ещё, у чего не заложено в рефлексах восхищаться прекрасными человеческими особями. – Да что ты? Фрэнк слышит свой тупой смешок, но не может сдержаться. Джерард, должно быть, знает, что Фрэнк искренен в своём ответе, разве нет? Кажется, у Джерарда – даже если учесть, что Фрэнк всё-таки чего-то о нём может не знать – очень здравый взгляд на собственное великолепие и в меру завышенное эго. Это должно отталкивать, но Фрэнку не важно, ему плевать. Вот в этом-то и проблема. – Как будто ты и сам не знаешь, – произносит он, – да ты слышал, что о тебе говорят здесь? Взять того же критика или кто он там. Джерард, они буквально молятся на тебя, я бы назвал это настоящим успехом. Джерард краснеет, но выглядит таким довольным, что ещё немного и можно разбаловать его до самодовольства. – Я знаю, понял? По-видимому, я продал картину музею современного искусства в Амстердаме, охуеть, да? Фрэнк в шоке вылупляет глаза. – Ебать, ты серьёзно? Это же, ну, знаменательнейший день, ведь так? Джерард просто смотрит на него «а то ты сам не знаешь» взглядом, который Фрэнк покорно принимает, потому что сам знает. – Ох! – глаза Джерарда расширяются, и он начинает хлопать себя по заднице. – Я должен рассказать это маме! И Майки, он вынудил меня пообещать – блять, где мой- Фрэнк вытаскивает свой телефон из заднего кармана брюк. – Вот, возьми мой. Скорее всего, Майки там последний человек, которому я звонил, либо предпоследний, – он же звонил Рэю в последний раз? Странно, что он не может припомнить. Джерард снова улыбается ему, но эта улыбка всё более нечитаемая или просто сложная по своей природе. Его пальцы совсем тёплые, когда Фрэнк передаёт ему телефон, и Айеро елозит на месте, пока Джерард набирает номер. – Спасибо, Фрэнки, – выдыхает он; на том конце поднимают трубку. – Майки, это я. Чувак, прикинь- Фрэнк нервно почёсывает шею. Он не знает, в порядке ли вещей то, что он стоит тут дубом, пока Джерард разговаривает с Майки, момент настолько неловкий, что Фрэнку неудобно вмешиваться – Джерард по своей природе может неправильно воспринять это, поэтому он незамедлительно ускользает и вскоре находит лавочку, на которую можно присесть, и переводит дух. Джерард здесь наверняка знаменитость. Это не так уж и пугает – у Фрэнка своя замечательная жизнь там, в Джерси, и он ни на что её не променяет – но всё кажется таким странным, может даже малозначительным, что именно он здесь. Почему не Майки или не родители Джерарда приехали сюда? Он сидит, коротая время, наблюдая за человекоподобными, нервно потряхивая ногой. Девушка на трёхэтажных каблуках стоит прямо перед картиной крупнопланового члена, рассматривая её так, словно это долбаная Мона Лиза, что так и подрывает на смех. Рядом с ней её подруга, и та в открытую смеётся. Фрэнк пытается выдумать эдакий снобистско-пафосный упрёк в своей голове, но кого он обманывает – это картина, на которой нарисован член. Ему ещё повезло, что он не поржал над ней в своё время. – Не против, если я присяду? Да Фрэнк из могилы узнает этот глубокий, плавный голос. Поль не ждёт разрешения Фрэнка, просто садится рядом и наблюдает за девушками. Если бы Фрэнк не питал к нему столько отвращения только из-за принципа «бывший – мудила, уёбок и дрочила», он бы точно спросил, как тот себя ощущает, тогда как его член выставлен во всей красе на обозрение людям. Но он ему отвратителен, и вместо этого Фрэнк сжимает челюсть. Они сидят в неловкой тишине, и Айеро прокручивает миллионы вещей, которые он мог бы сказать в данный момент, способные внушить ему чувство, будто это он высокий неотразимый парень, который ничего не боится, кроме самого себя. Он наблюдает за Полем краем глаза. Поль выглядит как самый уверенный в себе парень на планете, и ему безумно идёт его костюм. – Так что, ты друг Джерарда? – спрашивает Поль излишне небрежным тоном. Фрэнк, который не какой-то там хуила картавый, поворачивается и заглядывает ему прямо в глаза, отвечая: – Да. Его друг, – звучит немного ущербно, словно он пытается разогнать рой пчёл духовым ружьём. – Хмм, – Поль награждает его равнодушным взглядом. – Он никогда не говорил о тебе. Фрэнк, говоришь? Фрэнк скрежещет зубами. – Да, – зато он упоминал тебя, думает он, и его желудок скручивается, как бы предупреждая, но непонятно предупреждение это или предостережение. Неясно, к чему это приведёт. – Он очень много говорит, – беззаботно говорит Поль, – он много рассказывал о своём брате, но… Фрэнк не знает, чего от него ждёт этот чувак. Что он, блять, хочет – экскурс в историю? Фрэнк ничего ему не должен, поэтому старается держать себя в узде. – Что ж, я всего-навсего старый друг. Который трахается с Джерардом. Почему это звучит как угроза? Тупая угроза в любом случае – Поль был тем человеком, который трахался с Джерардом довольно продолжительное время и помог ему пройти через всё это. Поль замолкает, наконец приняв существование Фрэнка как факт, и откидывается назад, чтобы опереться на свою руку. Он был рождён, чтобы позировать – даже сейчас он выглядит так, будто позирует для фотосессии на обложку журнала, весь из себя расслабленный и горделивый, Фрэнк уж точно осведомлён о своих зудящих коленках и мокрых руках, и как сильно ему хочется оказаться где угодно, только не рядом с ним. Затем Поль как бы мимоходом – словно говорит о погоде – выдаёт: – Уверен, глубоко в сердце он самый что ни на есть француз, его душа рождена здесь. Согласен? Сердце Фрэнка подскакивает аж до горла, потому что пшёл нахуй блять. Джерард, может, и ебаный чудик, вот это-то Фрэнк знает как никто другой, но он родом из Джерси, и вернётся он обратно в Джерси, как только закончит- Как там Майки говорил? «Гарцует среди своих «родственничков»? Своих людей. Фрэнк сглатывает новоприбывший комок в горле и не отвечает. Чёрт возьми. А вдруг он с самого начала всё не так понял. Может, он для Джерарда просто приятное времяпрепровождение, и у того нет ни единого намерения возвращаться домой; в момент полного озарения до Фрэнка доходит, что у Уэя на это нет причин. Джерард добился здесь всего, что можно пожелать. У него есть грант и, вероятно, хватает денег, чтобы держаться на плаву ещё долгое время. Он продал долбоебучую картину долбоебучему Европейскому музею, на кой чёрт ему вообще сдался этот Джерси. У него здесь всё прекрасно. Он- Он стоит прямо перед ними, бросая быстрый неуверенный взгляд то на Фрэнка, то на Поля, и Фрэнк больше всего на свете хочет просто щёлкнуть пальцами и оказаться дома, на своём диване, со своей собакой и жизнью. – А вот и виновник торжества! – провозглашает Поль незатейливым тоном. Джерард настороженно улыбается им двоим и кивает. – Думаю, мне здесь больше нечего делать, поэтому можно ехать, ты готов, Фрэнк? Фрэнка будто бы только что вытащили из сна. Когда он оглядывается, толпа оказывается в десять раз меньше, чем была до этого, и от всего зала исходит ощущение, будто вечеринка должна была закончиться ещё час назад, но этого не произошло, потому что какие-то мудаки продолжали веселиться. Фрэнку в отличие от них не удалось повеселиться, поэтому он расслабляет колени и быстро встаёт на ноги. Блять, он так напряжён. – Определённо, – говорит он и пускается на поиски своего пиджака. – Встретимся у входа, хорошо? – кидает он через плечо, и, обернувшись, видит, как Поль сжимает Джерарда в своих цепких объятиях. Фрэнк отворачивается и со всех ног удирает в другой конец зала.