Всё-таки любим?..

      Фьора сидела за столом, в кухне замка Селонже, и за обе щёки уплетала жареного окуня, изредка запивая пищу бургундским вином, что было в её бокале. Сказывались те три дня, что она пряталась от агентов святой инквизиции в лесу, и когда у неё кончилась провизия. Благо, что у неё была вода. С непривычки от такого обилия пищи у Фьоры кололо в боку, но молодой организм женщины требовал того, чего был лишён целых три дня. Мокрое от ливня платье неприятно липло к покрывающемуся мурашками телу. Фьоре казалось, что всё происходящее с ней — лишь сон. Ей до сих пор не верилось, что она добралась до замка своего бывшего супруга. Их развод два года назад стал самым обсуждаемым событием при дворе короля Франции Людовика XI. Виной всему была произошедшая между ней и Филиппом ссора, причину которой они оба сейчас бы и не вспомнили. С грустью Фьора осознавала, что она и Филипп расстались врагами. Дети, Лоренца-Мария и Филипп-младший захотели остаться с отцом. Скрепя сердце, Фьора дала на это своё согласие, с тоской понимая, что с отцом они более близки, чем с ней. Филипп, желая, чтобы дети росли счастливыми, разрешил бывшей супруге видеться с ними и забирать их к себе в Рабодьер погостить. Фьора, приехав в Селонже, не застала бывшего мужа в замке. Как сказал ей интендант Роже Брайе, граф де Селонже находился в отъезде. Фьора не была уверена в том, что бывший супруг благосклонно примет её появление в его замке, но ничто не мешало ей на это надеяться. Наслаждаясь вкусным и сытным ужином, Фьора вкушала спокойствие и умиротворение после десяти дней преследований, которые выпили из неё немало сил. А всё из-за того, что она имела неосторожность отказать в своей руке постоянно за ней таскающемуся дворянину — на десять лет старше её Филиппа — Раулю де Тоннеру, который, обидевшись на её отказ, донёс на неё инквизиции, обвинив в колдовстве. Это и стало причиной, по которой Фьоре пришлось спасаться бегством из Рабодьера, где она жила после развода с Филиппом. Не единожды она благодарила небо за то, что дети на тот момент жили у отца и не испытали на себе тягот, коснувшихся их матери. Когда Фьора, голодная и смертельно уставшая, переступила порог замка, дети спали в своей комнате. Молодая женщина, тосковавшая по сынишке и дочурке, всё же не стала подниматься к ним в спальню и будить их. С детьми, как рассудила Фьора, она сможет пообщаться и утром. Покончив с ужином, Фьора встала из-за стола и прошлась по кухне. Подойдя к окну, она прижалась лбом к стеклу, глядя на стекающие вниз дождевые капли. Мысли в голове молодой женщины кружились не хуже смерча. Филипп, думала Фьора, не всегда будет в отъезде, и что рано или поздно им предстоит встретиться. Тёплой ли будет эта встреча, женщина не могла судить. Мысленно она прокручивала в голове варианты исхода предстоящей встречи. Вот только как вести себя с мужчиной, с которым она в январе 1475 года обвенчалась и с которым развелась два года назад? Надежда на то, что Филипп не прогонит её, когда ей некуда идти, теплилась в глубине души. Но противный внутренний голос не уставал шептать ей, что Филипп и видеть её не захочет. Фьора отошла от своего наблюдательного поста и подошла к камину, протянув свои худенькие ручки к огню, согревающему своим живительным теплом. Это тепло проникало в каждую клеточку её усталого тела и разливалось по венам вместе с кровью. Понемногу она отогревалась, платье успело немного высохнуть. Распустив волосы, заплетённые в поистрёпанную косу, Фьора сушила их у камина. Сушка волос у камина заняла у неё два часа. Платье и волосы немного высохли. Озноб больше не бил её. — Наконец-то я вновь оказалась в человеческих условиях и не нужно ни от кого убегать, — проговорила Фьора, наливая себе в бокал бургундского. Сев за стол, молодая женщина принялась смотреть на бордовую жидкость, крутя бокал в руках. Дабы немного развеяться, Фьора решила немного прогуляться по замку, окутанному безмолвием. Все слуги давно спали, поэтому Фьора ни с кем не пересеклась, бродя по коридорам замка, госпожой которого она когда-то была. Молодая женщина, держа в руках серебряный подсвечник с зажжёнными в нём свечами, совершала свою прогулку, любуясь картинами и скульптурами в духе античности. Воспоминания о былом нахлынули на Фьору волной. Здесь она прожила лучшие четыре года безмятежного счастья, с мужем и детьми. Но всё это было разрушено из-за гордыни и глупости супругов Селонже. Это и мешало возвести заново когда-то сожжённые мосты. Фьора бы много отдала, чтобы в её жизни и жизни Филиппа никогда не было этого развода. Оплакивать обломки утраченного счастья, всё, что ей оставалось. Но что толку в поздних сожалениях? Приоткрыв голубую дверь с золотистой ручкой, Фьора переступила порог комнаты. То была спальня её и Филиппа. Здесь они предавались любви, вкушая ни с чем несравнимую радость обладания и отдачи, здесь они провели множество не лишённых романтики ночей. Стоило Фьоре подумать об этом, как у неё болезненно защемило сердце и слёзы навернулись на глаза. «Подумать только! Ведь мы могли быть счастливы, но сами всё испортили», — с горечью думала Фьора, смахивая непрошенные слёзы. Поставив подсвечник на тумбу, что стояла рядом с большой кроватью из дуба, Фьора присела на край постели и провела рукой по голубому покрывалу. Материя хранила запах тела и духов Филиппа. Молодая женщина, раскинув руки, буквально рухнула на мягкую перину, закутавшись в покрывало. Чёрные волосы разметались по подушке, серые, как зимнее небо, глаза закрыты. На губах блаженная улыбка. Все эти десять дней, проведённых молодой женщиной в бегах, Фьора и мечтать не могла о том, чтобы дать отдых своему измученному телу. По одному её виду можно было догадаться, где Фьоре приходилось ночевать: пустующие звериные норы и бесхозные хижины, заросли кустов. Теперь же, оказавшись в человеческих условиях, Фьора наконец-то могла себе позволить такую роскошь, как сон. Десять дней в бегах давали о себе знать. Спустя не столь уж долгое время Фьора забылась крепким сном, и даже грохоту пушек было бы не под силу разбудить её.