_________
Гарак стоял, привалившись к двери подсобного помещения в своем магазине, и пытался побороть накатывающую тошноту. Выстрел едва задел его, и через несколько дней от этого досадного промаха не останется и следа, но прямо сейчас, мучимый болью, все, чего Гарак хотел — это еще одной дозы обезболивающего. Ромуланский оперативник был прав — он стал небрежен. В конечном итоге все они были правы — Гарак размяк, потерял хватку, поддавшись чувствам — величайшему своему табу. И вместо того, чтобы устранить очевидную причину своей слабости, он берег объект этой нелепой привязанности столь ревностно, что Тейн непременно отметил бы с присущей ему едва ощутимой брезгливостью, как сильно он разочарован в нем — если бы утруждался подобными посланиями. Разрядив гипоспрей в артерию, Гарак судорожно вздохнул, чувствуя, как лекарство начинает действовать. Сегодня ему предстояла встреча с милым доктором, и было бы крайне досадно, если бы он что-то заподозрил. Так или иначе, даже если особое отношение к юному доктору из Звездного флота и обрекало любые его надежды на возвращение, пора было взглянуть правде в глаза: Гарак обеими ногами стоял на дне самого глубокого социального ущелья Кардассии. Так было ли хоть что-то, кроме общества Джулиана Башира, что он мог бы еще потерять?_________
— Гарак, вы как-то неважно выглядите, — Джулиан скользнул по нему обеспокоенным взглядом, как только баджорка, принесшая им напитки, отошла достаточно далеко. — Пустяки, доктор, — Гарак улыбнулся. — Обычная усталость. Ничего, о чем вам стоило бы беспокоиться. Джулиан не мог объяснить этого даже себе, но что-то в облике кардассианца вызывало у него тревогу — и отнюдь не ту, которая заставляла его трепетать от смятения. — Я бы все же предпочел... — Со мной все в порядке, — в голосе Гарака мгновенно появилась сталь, недвусмысленно намекающая Джулиану оставить свою врачебную настойчивость для кого-нибудь другого. Неловко поерзав на стуле, Джулиан сменил тему. В "У Кварка" было шумно, но они все же сумели найти уединенный столик на одном из верхних ярусов, где плавное течение их беседы не прерывалось бы бурными отчаянием и радостью игроков в дабо. — Так вы говорите, прошлое не определяет нас? — слегка насмешливо спросил Гарак, заставляя Джулиана вспыхнуть. — Нас определяет то, какие мы сейчас. Какие поступки совершаем и какой выбор делаем в настоящем. — Но мой дорогой доктор, — Гарак неуловимо поморщился, и Джулиану пришлось сдержать порыв, понимая, что упрямый кардассианец все равно откажется от осмотра, — приоритеты не появляются из подпросранства. Наши поступки и совершаемый здесь и сейчас выбор — по вашим словам, определяющие нас — в свою очередь определяются полученным опытом, — он сделал несколько быстрых глотков канара. — А за события прошлого приходится расплачиваться в настоящем. — Я думаю, в прошлом каждого найдется хотя бы несколько страниц, не имеющих к нему в настоящем никакого отношения, — мрачно возразил Джулиан, поднимая бокал весеннего вина. — Так ли уж не имеющих? — Гарак прошил его взглядом столь пристальным, что Джулиан чуть не поперхнулся. — Или некоторые из нас просто неспособны признать, что без исключения все события прошлого так или иначе определяют то, кем мы являемся сейчас? Джулиану определенно не нравилось, в каком направлении повернул их разговор, но прежде, чем он успел что-то сказать, проходивший мимо энсин, пошатнувшись, грузно оперся о правое плечо Гарака, губы которого тут же сжались в тонкую нить, а сам он смертельно побледнел. — Ох... прошу прощения, — энсин пьяно хохотнул, — кажется, я перепутал вас со спинкой стула... Как неловко... Все еще хихикая, незадачливый офицер безопасности в увольнении прошел в направлении компании за столиком чуть дальше. — Гарак! — порывисто воскликнул Джулиан. — Вам точно нужна медици... — Боюсь, на этом наш сегодняшний вечер придется закончить, доктор, — сухо перебил его кардассианец, поднимаясь. Джулиан тоже вскочил на ноги. — Позвольте же мне вам по... — До завтра, Джулиан. И Гарак ушел, не оборачиваясь. — ...мочь, — повисло в пустоте. Джулиан так и не осмелился пойти следом. Что-то в его душе болезненно сжалось.