Девушка-флюгер, непрочитанное

      Сказка рассказанная Шарлоттой Бронте читателю, представляет собой историю, весьма сомнительного толка, которая не только лишена, положенного героям развития вперёд, но и «деградирует» в своей основе в целом. Героиня к концу повести «консервируется», так ничему и не научившись, а герой и вовсе превращается в развалину.       Как бы там гувернантка ни «чирикала», облизывая «останки» Эдварда Рочестера, и убеждая его, что он полное-сил-дерево-вокруг-которого-бла-бла-бла по тексту, это, дорогой читатель, ложь. На месте Эдварда Рочестера мы видим развалину, причём, самый худший вариант из всех возможных — развалину моральную. Но этой Настеньке с развалиной жить в кайф и в «жилу», и она, вернувшись на пепелище сказочного замка, выражаясь фигурально, деятельно обвивает эту развалину свежими зелёными побегами, и пытается убедить читателя: «щебечет, щебечет, щебечет, идиотка"©, о каком-то небывалом, невиданном, взаимном семейном счастье, вдруг озарившем земную юдоль.       Её муж — самозванец, которого мадам Бронте втюхала читателю без малейших угрызений совести, конечно, с ней во всём соглашается, и смиренно благодарит боженьку, трижды на дню, за такую нечаянную радость. Справедливости ради замечу, что у мадам Бронте, которая хотела закончить свой роман именно так, как закончила, не было иного выбора, кроме как подсунуть читателю кроткого, как барашек и счастливого мистера Эйра, потому что с Эдвардом Рочестером, персонажем, который «пришёл» в её историю со стороны, ей было не «договориться». Не договориться, ни навязать ему свою волю. Не-а. Только не с ним.       Так же пришлось Шарлотте Патрикевне восстанавливать реальность повествования, буквально "штопать" её грубыми стежками, потому что гувернантка, сбегая в ночь, сделала то, чего не делала ни одна сбегающая от жениха героиня — разрушила внутреннюю связь между собой, и дядькой, которого называла «любимый».       Пусть даже такую одностороннюю, и кривобокую, которая держалась лишь активностью Эдварда Рочестера. Но что сделано, то сделано, и отношения Джен и Рочестера, с того самого момента, когда она сказала ему: «Вы забудете меня раньше, чем я вас ", - прямо на глазах стали рассыпаться в прах.       Конструкция этих отношений изначально была нежизнеспособна, она шаталась, и, дребезжа, то и дело заваливалась на бок, но её поддерживала, с одной стороны, немалая сила и искренность чувства обманщика-враля - Рочестера, а с другой - удивительная способность гувернантки прятать голову в песок: увидеть в своей комнате Берту Мейсон, лишиться при этом от ужаса чувств, а потом лишь апатично кивать головой и соглашаться подождать разъяснений годик-другой, - эта способность даже смахивает на умственную отсталость.       Впрочем,гувернантка не любила Эдварда Рочестера, а была лишь слегка влюблена, а от союза с Рочестером, серьёзно и основательно, ожидала лишь райского блаженства, и вовсе не собиралась заморачиваться всякими глупыми понятиями вроде: "делить на двоих горе и радость". Или ответственность. Тайны будущего мужа, это тайны будущего мужа, пусть сам с ними разбирается. И объяснит. Потом. Ей-то с чего напрягаться?       В общем мисс Эйр "умыла" ручки, встретила жениха в поле, и благополучно проглотив и переварив серьёзную порцию вранья, - ей всё сразу "заяснело", - оставила дело на самотёк. Хотя, девушка умная, и с характером, после встречи с Бертой Мейсон, "трёпку" своему жениху устроила бы ещё в поле: "Я в дом не войду, - сказала бы она, - пока вы мне не расскажете, как на духу, что у вас в этом доме творится".        Но мисс Эйр девушка глупая, трусливая и бесхарактерная. Гордости и достоинства в ней и на грамм нет, как, впрочем, и любви. Очутившись, нос к носу с "вампиром из немецких сказок", она тут же "сливает воду". И бывшего "любимого" человека заодно.       Страдая за запертой дверью, мисс Эйр делает весьма своевременные выводы о своём бывшем женихе: "Он не любил меня по-настоящему, это был каприз страсти, и "обломавшись" так круто, он не хочет даже смотреть на меня". Если не знать, о ком этот "спич", то можно подумать, что мисс Эйр связалась с редкостным говнюком. На деле же всё оказалось не так, как воображала за запертой дверью мисс Эйр, и она даже простила своего жениха в одну секунду - только вот считать его редкостным говнюком не перестала. Далее, бывшие влюблённые объяснились, и пришли к одному, единственно-верному развитию событий - полному разрыву отношений.       Для мисс Эйр этот вопрос изначально был решён окончательно и бесповоротно, оставалось только стряхнуть с белой ручки бесперспективного отныне мужика, - что она проделывает блестяще, а вот Эдварду Рочестеру пришлось выслушать много интересного, прежде чем он осознал, наконец, ситуацию, и "стряхнулся". Сам. Добровольно.       Отпустил бывшую невесту, потому что понимал, что удерживать бесполезно, и только смотрел на неё. Очевидно, что у человека опустились руки. И его дальнейшее: "Ты уходишь, Джен? Ты меня покидаешь? ", - это была простая, имеющая вид вопросов, констатация факта.        Рочестеру уже, в принципе было всё равно, потому что он в очередной раз убедился, что проклят. Что судьбу не "объедешь", и тот самый взрыв отчаяния в диванную подушку, был направлен вовсе не по адресу Джен:Эдвард Рочестер оплакивал свою загубленную жизнь, - всё, что он мог в этой ситуации сделать, потому что даже спросить за это было не с кого, и виноватых тоже не находилось.       Бывшая невеста развернулась и вышла, подсластив пилюлю несколькими фразами какой-то пошлой ереси. Эдвард Рочестер остался один. Окончательно. Сцена была отыграна почти по Михаилу Елизарову: "Мне подруга говорила: "Я невинна и чиста" Ты противен, ты ужасен, словно запах изо рта Я хотел в лицо ей кинуть: "Идиотка, б...дь,манда!" Но сказал, что нашу встречу не забуду никогда"