Команданте Чи

Ты спрашиваешь, знал ли я его? Да, знал. Но не как остальные - по газетам, по новостям... Я с ним год, почти с самого начала и до конца был. Как Знамя Свободы вывесили - тоже видел. Началось с чего? Он ездил по городам и деревням, встречался с людьми - загорелый, постоянно взъерошенный, в любимой своей оливковой форме. Погон и наград он не носил, считал лишним. До сих пор помню, как он впервые приехал к нам и зашел в наш с сестрой дом. Зашел - и, вцепившись рукой в дверной косяк, медленно опустился на пол. Я не сразу понял, что это Чи, и уж тем более я не мог знать, что он на ногах четвертые сутки. Сколько мне тогда было - шестнадцать, семнадцать? Знаешь, я не помню. Да и неважно это. Чи остался в нашем поселении на ночь, утром встретился со старостой, а потом, уже перед отъездом зашел к нам. Усталый, но веселый, улыбчивый - он нам сразу понравился. "Хотите со мной?" Ты бы отказался? Отказался бы, знаю я вас, избалованных. А мы не стали. Сестра с восторгом смотрела на Чи, каждое слово его ловила, а он ее только по волосам потрепал. Она ему в дочери уже годилась... Ну, в младшие сестры, наверное. А меня взял к себе - сначала связным, потом помощником. Был ли он жесток? Жесток - это, по-твоему, как? Тогда время другое было, понимаешь, мы иначе все воспринимали. Вот, поймали отряд Лимонных. Ну, не отряд, так, группу, скорее. Что с диверсантами делают по законам военного времени? Правильно, молодец. А если их обменять обратно, через два месяца снова ловить придется. И поди узнай, сколько они за это время наших уложат. Так, чтобы пытать - нет, не было. Ну, а с врагами... Разговор короткий всегда. Я ведь тогда молодой был, сильный, здоровый... А все равно не мог работать наравне с Чи. Его идея изнутри жгла, понимаешь? Он постоянно как на углях был, постоянно рвался что-то делать. Читал много, письма писал. Заметки, листовки - тоже сам составлял. Мы предлагали кому-нибудь это поручить, ну, сложно, что ли, написать будет? Он отказывался - нет, сам должен. Рядом с Чи стыдно было ничего не делать. Он как ураган, всех в работу вовлекал. Да, работу, а как ты это называешь? Думаешь, революция - это так просто, пальцами щелкнул, и все получилось? Не-е-е-ет, там работать надо. Сейчас говорят, что Чи и остальная верхушка весь переворот сделали чужими руками. Насчет остальных не знаю, не видел, я был рядом с Чи. Так вот, он никогда ничего не боялся. И никогда не заставлял других делать что-то за себя. Экипировку свою сам всегда таскал, оружие чистил, если нужно было - сам вел разведотряд. Ну, это в начале в самом, да. Потом уже стали его беречь, конечно. Но все равно, у него главный принцип был - "Делай, как я". И от остальных командиров этого требовал. Я тогда хорошую школу жизни прошел, до сих пор ему благодарен. Делай как я. Знаешь, если бы в мире все главные так жили, всем стало бы лучше. А то они в шелках, а ты перебивайся с картошки на кукурузу. Нет, так дела не делаются. Если подчиненные голодные, то нечего командиру мясо лопать. Не заслужил. Он иногда вечером садился у костра, и его просили рассказать о чем-нибудь. Ну, ты же знаешь, Чи плохо говорил, заикался. А все равно просили. Он отлично рассказывал, но плохо говорил. Длинные слова ему подсказывали, он кивал - да, мол, правильно. Руками часто размахивал, если слово не давалось. Эмоциональный был очень. И веселый - я вроде говорил уже, да? Шутил часто. Мне потом его шуток очень не хватало... Когда мы узнали, что лимонные бросили здание парламента, у нас такой восторг был - не передать. Все прыгали, кричали. Сбылось же, понимаешь? Все, что нам обещали, сбылось. Все, ради чего мы столько времени сражались, воевали, ради чего друзья полегли - все сбылось. Только Чи не очень-то радовался. Мы его спросили: "Команданте, что не так?" А он в ответ: "Мало власть захватить, надо ее удержать". Как в воду глядел. Я помню, год уже прошел. И вроде бы все наладилось, мы перестали носить форму, оружие. В стране мир наступил, наконец-то. Первый урожай даже собрали - плохонький, но хоть такой. Школы открыли. Чи продолжал носиться по стране, работать. Наладил худо-бедно торговлю. Я уже с ним не ездил, он заставил меня в столице остаться, учиться. Говорил - отучишься, будешь страну поднимать, нам светлые головы ой как нужны. Я на каникулах тогда был... И, знаешь, когда услышал, не поверил даже. И никто не поверил. Что какая-то подпольная группировка сохранилась, что они достали Чи... Мне все казалось, что он просто ранен. Не верилось. И до сих пор не верится как-то. Такой живой в памяти, жизнерадостный, улыбается... Нет, не верю. Он живой, знаешь? Пусть не у нас, но где-то - точно живой. Он - пламя. Даже если у тебя костер погас, то где-то все равно горит. Ты его не видишь, а он горит. Меня иногда спрашивают - не жалею ли, что пошел? Всякое ведь потом было, и за спиной шептались... Так вот, я всем говорю - ни о чем я не жалею. Точно так же бы пошел с Чи. Ты вот не мечтал в семнадцать лет революцию делать? Ну, да, тебя все устраивало. А знаешь, почему? Потому что шестьдесят лет назад я мечтал о революции. И Чи мечтал. И еще миллион других. Если бы не мы - тебе бы пришлось, понимаешь? И я не жалею. Уж лучше мы, чем ты, например. Или чем внук мой. Живите спокойно, гладко, мы и за вас, и за еще три поколения вперед навоевались. Знаешь, чтоб нам сейчас сидеть и разговаривать, надо было, чтоб Чи всю страну проскакал вдоль и поперек. И я за ним следом. И тысяча еще таких, как я. Но без него мы бы никогда ничего не сделали. Так и напиши: без Чи - ничего. Он и был той революцией. Странно звучит, да? Но зато честно.