Всегда

Едва переступив порог, Северус Снейп почувствовал дразнящий запах свежей сдобы. В животе заурчало, а в голове отчего-то забился тревожный звоночек. Маргарет нравилось быть хозяйкой, да и сам он несколько утомился следовать чужому этикету и был рад провести остаток каникул у себя дома. В прихожей, обтрясая снег с пальто и ботинок, он понял, что не так — она ведь терпеть не может запах корицы, а сейчас корицей пропах весь дом. Он распахнул дверь кухни. Маргарет сидела на корточках перед открытой духовкой и смазывала маслом булочки. На подоконнике остывало блюдо с готовой партией, стекло запотело от пара. Всё вокруг было испачкано в муке. — Корица, — начала Маргарет, не дожидаясь вопроса, — это кора вечнозелёного дерева семейства Лавровых. Её везли в Европу на больших красивых кораблях, рискуя жизнью. А на острове Цейлон португальцы ввели смертную казнь для тех, кто хотел собирать корицу в обход их монополии. Людей убивали... Ненавижу корицу! Она закрыла дверцу духовки и выпрямилась. — Здоровая личность должна преодолевать психические блоки, — добавила она. Снейп подошёл к подоконнику, взял одну из булочек и откусил. Она пахла так, будто на неё одну ушёл весь груз злополучного парусника. — Ступай, оденься на выход. — Снейп открыл кран и подставил кружку под струю воды. Залпом осушив её до половины, он пояснил: — Тебя хочет видеть Аргус Филч. Он умирает. Маргарет ничего не спросила, только нахмурилась. Выключила духовку и пошла наверх. Снейп допил остатки воды и грохнул кружкой о край раковины. Отколовшийся кусочек эмали поплыл в полузатопленной грязной миске. - - - В холле больницы ждали Минерва МакГонагалл, затянутая в такое же траурное платье, как и всегда, и с ней — Тиберий Филч, неожиданно хрупкий, похожий на привидение в сером школьном свитере. В ответ на приветствие подруги он невнятно кивнул. Пока шли по коридорам, Тиберий угрюмо пялился на свои руки, только один раз, заходя в лифт, прожёг Снейпа ненавидящим взглядом. Маргарет тоже посмотрела на его руки: ногти были изгрызены до крови. Заговорить с ним не получалось: гриффиндорский декан как-то всё время оказывалась между ними, так что Маргарет оставила попытки и стала следить, куда они идут, но скоро сбилась, считая повороты. Снаружи здание больницы казалось гораздо меньше, внутри был целый лабиринт. Старый Филч долго не отпускал внука. Минерва МакГонагалл вошла вместе с Тиберием и всё время оставалась в палате, её силуэт торчал за узорчатым стеклом, похожий на вешалку, на которую повесили мантию и шляпу. Снейп вполголоса переговаривался с медсестрой. Маргарет читала плакат о пользе гигиены, потом перешла к инструкции по пожарной безопасности. Назойливо тикали часы. Тиберий вышел первым, придержав дверь для МакГонагалл. Рот профессора с поджатыми губами казался ещё одной морщиной на источенном годами лице. Маргарет поймала её взгляд, устремлённый на Снейпа, полный немого сожаления — так мог бы смотреть священник на осуждённого, отказавшегося от исповеди. Так смотрел Коул в их последнюю встречу... Маргарет невольно поёжилась и покосилась на Снейпа, но не успела сделать никаких выводов — её мягко тронули за руку: "Идите, он зовёт вас. Он знает, что вы здесь". Просторная палата была выкрашена в светлые тона, в ней не было тяжёлого запаха старости и лекарств, а какой-то чистый морозный дух, и стену, к которой было обращено лицо больного, заботливые сиделки украсили к Рождеству. Маргарет присела у края постели и в молчании смотрела на лицо Аргуса Филча. Никогда ей не приходилось видеть его в таких подробностях, так близко, как отца или друга. Хотя он был, можно сказать, другом. Маргарет вспоминала, как Аргус Филч помог им с Коулом бежать из замка — смелый поступок, который мог стоить ему жизни. Она осторожно дотронулась до сморщенной руки. Больной открыл глаза. — Мистер Филч, здравствуйте, — сказала Маргарет. — Как вы себя чувствуете? — Плохо, как же ещё? — каркнул он так резко, что закашлялся. И попытался приподняться. Маргарет сноровисто переложила подушку и помогла ему опереться на неё спиной, как делала это много раз в доме престарелых. Потом наполнила стакан водой из кувшина, но Филч сердито помотал головой. — Я тебя позвал насчёт своего внука, — сказал он, когда кашель отпустил его. — Отстань от него. Думаешь, мальчик тебе не пара? Он сощурился, глядя на неё в упор. — Я думаю, — она смутилась и сделала шаг назад, — что мы друзья. — Да, — протянул Филч, покачивая головой. — В моё время такой срамоты не бывало. Да и теперь девочки из приличных семей понимают, что к чему. Маргарет пожала плечами. Разговор становился бессмысленным и напряжённым. Так бывает, когда общаются люди разных поколений. Свою правоту не доказать, и, наверное, правы оба. — Тиберий втюрился в тебя, как в клей вляпался, — зло выплюнул Филч. — А ты довольна, вертишь им, как хочешь. Пока ты рядом, другая к нему и близко не подойдёт. Его слова задели Маргарет, тон её голоса сделался звонким и неприятным. — Всё не так! Мистер Филч, вы ошибаетесь! — Врушка, — проскрежетал Филч. — Отстань от него! Бандитка, цыганка, профурсетка! — брызги слюны попали Маргарет на лицо. Она зажмурилась. — Отстань от него, слышишь? Он найдёт себе лучше! Моложе! Где-то внутри сорвало кран и по венам побежала обида, как взбесившийся поток, колотясь во все преграды, таща за собой огромные валуны воспоминаний... Резко заболела голова. — Вы сами не знаете, что говорите! — чуть ли не выкрикнула Маргарет. И тут же зажала себе рот рукой. — О, я знаю жизнь, я знаю таких, как ты! Он найдёт себе лучше! Трясущийся палец был нацелен ей между глаз, а через мгновение рука, не выдержав напряжения, упала поверх одеяла. — Он заслуживает счастья, — сипло проговорила Маргарет, отступила ещё на шаг и выскочила за дверь. МакГонагалл ушла и увела Тиберия, который выглядел растерянным и не возражал. На Маргарет он не смотрел — делал вид, что её нет. А она прилегла на ручку велюрового кресла и разглядывала рисунок коры Абиссинской смоковницы, разросшейся в большом горшке, стилизованном под античность или, возможно, антикварном. Мимо прошла медсестра, предложила чаю. Профессор Снейп пробыл у Филча уже три четверти часа, дольше, чем Тиберий, и Маргарет терялась в догадках, что за разговор они там ведут. Тикали часы с плоским белым циферблатом, и под их мерный ход Маргарет размышляла о том, что стыдно кричать на умирающего человека, пусть даже он говорит ужасные вещи. Может быть, это болезнь заставляет его так говорить? Ей стало очень жалко — себя, Тиберия, старого Филча на удобной широкой постели, с которой он уже не встанет. Жаль директора Дамблдора в одинокой могиле, покрытой инеем от озёрной влаги. Было жаль своего весёлого мечтателя-отца и красивую добрую маму, от которых остался обрисованный мелом контур на полу, и Майкла Стоуна, сходившего с ума от боли, и — впервые в жизни — своих родителей по крови, незнакомых и, кажется, нехороших людей, но погибших так глупо и страшно. Хотелось плакать обо всех — мёртвых и живых, своих и чужих, о всей неправильной, свихнувшейся вселенной. Часы тикали, словно механизм в заложенной бомбе, когда она висит у тебя на груди, и сначала думаешь: "не надо, не надо" — а под конец: "скорей бы уж". И она взорвалась. Мгновенно, как показалось Маргарет, коридор наполнился людьми, зашуршали накрахмаленные юбки медсестёр, захлопали двери, зазвенели склянки, и кто-то сказал: "Время смерти пятнадцать часов тридцать девять минут". — Проследите, чтобы она не заблудилась, — попросил Снейп, поймав за руку одну из служащих. Повернулся к Маргарет и добавил: — Там внизу кафе, подожди меня. Закончу все дела, раз уж я здесь. Маргарет кивнула, но вместо того, чтобы следовать за женщиной, подошла к открытой двери и заглянула внутрь. Тело Аргуса после смерти ничем не отличалось от того, что было при жизни. По крайней мере с расстояния так казалось — никаких сведённых судорогой пальцев, никакого заострённого профиля, о котором пишут в книгах. Никаких свидетельств борьбы с неизбежным или, наоборот, радостного принятия. Он лежал, как будто ничего не случилось. Как будто так и было. Долго смотреть Маргарет не дали. — Пойдёмте, — приставленная к ней Снейпом медсестра взяла её за плечо. — Здесь вы мешаете. - - - — Отчего он умер? — спросила Маргарет, выбрасывая бумажный стаканчик в урну перед аппарацией. — От старости, — сердито бросил Снейп и протянул ей руку. Маргарет замешкалась. — А профессор МакГонагалл считает, что виноваты вы? Хоть одному человеку во вселенной — выложить всё, что он думает о профессоре МакГонагалл с её счётами и догадками, и о прочих тётках, на которых он хотел бы посмотреть, если бы им пришлось не судачить, не обвинять во всех пороках, а сказать: "вот его преступление и вот его казнь". Заманчиво, но... — Я виноват, — ответил он, оглянувшись напоследок на здание больницы. — Встань ближе, держись крепче. Маргарет сделала, как он велел, и зажмурилась. — Запомни: тот, кто обладает властью, всегда виноват. Глаза открой. Ты уже могла бы иметь собственный допуск. Она что-то возразила, но Снейп сделал вид, что не расслышал. - - - — Интереснее другое, — заметил он спустя пару часов, как будто разговор не прерывался. — Что он хотел от тебя? Маргарет приводила в порядок кухню. Она отложила тряпку и встала, опираясь спиной о край раковины. Профессор, ради этого вопроса покинувший рабочий кабинет, опустился на своё место за обеденным столом. — Своих родственников он не захотел видеть, — добавил он. — Кроме внучатого племянника, Тиберия. — Вот о нём-то мы и говорили, — нехотя призналась Маргарет. Подошла к плите и зажгла газ под чайником. Потом переставила блюдо с булочками с подоконника на стол. Она делала всё нарочито медленно, чтобы дать понять: это всё, подробностей не будет. Профессор, впрочем, и не спрашивал о подробностях, но продолжал сидеть, не сводя с неё глаз. Язычок пламени лизнул пальцы Маргарет, она выронила обгоревшую скрюченную спичку и, внезапно догадавшись, резко сжала ладонями виски. — Перестаньте, пожалуйста, лезть ко мне в голову! — она хотела, чтобы это прозвучало твёрдо, но тон получился просительным. — Это личное. Это сложно. — Однако... — проговорил Снейп, и Маргарет поняла, что её окклюменция, должно быть, худшая в мире. — И что? — она перешла в наступление единственным доступным ей способом. — Ну и что? Что? Вышвырнете его из Хогвартса, как тогда вышвырнули Коула отсюда? Чайник начал тихонько насвистывать. — А ты влюблена в него? — неожиданно спросил Снейп. Маргарет закатила глаза. Свист усиливался. — Я его ненавижу, — отчеканила она с такой искренней злостью, на которую способны только рассорившиеся дети и кровные враги. — Что ж, это не может стать причиной для исключения из школы. Чайник свистел так, словно понимал, что затевается конфликт и пытался отвлечь внимание на себя. Маргарет дёрнула завязки фартука и вышла из кухни, игнорируя истошный свист.