Когда исчезает тень?

Куроко делал это впервые. Впервые трогал себя там, к тому же перед кем-то. Как бы сильно он не сжимал свои веки, он все равно чувствовал присутствие Атсуши, а еще… он понимал, что дело не только в страхе. С тех пор, как он здесь, в нем появилось нечто иное, чужое, новое… новая часть Тецуи. Эта часть желала присутствия Акаши и подчинения ему. Эта часть уничтожала попытки разума искать надежду. Эта часть успокаивала гордыню и заставляла отдаваться Поколению Чудес… добровольно. Эта часть брала верх над всем остальным и делала из него… раба. Последнее Куроко отрицал. Он еще хватался за мнимое отсутствие выбора, опирался на знания об инстинкте самосохранения и, самое главное, считал свое поведение признаком здравого смысла. Разве не логично подчиниться тем, кто тебя превосходит? Их пятеро, он один, и каждый из них в отдельности сильнее Тецуи. Засунув в себя третий палец, Куроко застонал, пытаясь дотянуться до того места, которое впервые задел его бывший капитан. Так приятно, так хорошо, там так… напоминает об Акаши. Он представил его и отдался ощущениям. Однако в эту иллюзию ворвались грубые руки центрового. Атсуши вытащил пальцы Тецуи и пристроил свой член. Куроко открыл глаза, окунувшись в жестокую реальность. Сейчас его будет иметь Мурасакибара, а не Акаши. Член вошел легко и почти сразу благодаря тому, что Куроко слишком долго себя ласкал. Атсуши это оценил. Вид ласкающего себя Куроко не мог не возбуждать даже при всем при том, что Мурасакибара терпеть не мог этого мальчишку. Секс ради унижения, подчинения и… победы. Это намерение не Мурасакибары, это намерение каждого из Поколения Чудес. Именно к этому желанию взывал Акаши, вытаскивая его из глубин их истинных сущностей. На самой поверхности – лишь у Атсуши, который никогда не скрывал свою неприязнь к Куроко. Похоть и неудовлетворенность Реты – чуть глубже. Еще глубже – ревность Дайки к новому «свету». И уж совсем глубоко – стыдливо прикрытые садистские наклонности Шинтаро и его мануальный фетишизм. Разобраться с самим собой Акаши оказалось… легко. У него всегда было два «я», одно из которых ставило превыше всего победу, а другое… чувства к Куроко, с которых всё и началось. Куроко снова позволил себе окунуться в иллюзии, мешая пошлые стоны с мыслями об Акаши. Ему хотелось отдать себя ему в абсолютное пользование. Пусть даже это были фантазии и вместо Акаши его сейчас трахал Мурасакибара,… но разве это не желание капитана? Разве не его приказ? Разве отдавая себя им, он не отдает себя ему? Тецуя давно потерял ту нить, что связывала его с прошлым, он жил лишь тем, что происходило сейчас, эти несколько дней, которые составили целую жизнь. И эта другая, новая жизнь - жизнь, в которой он существовал на самом дне темной ямы. Туда всякий раз по прихоти властно врывался яркий свет. Свет от Кисе Реты. Свет от Мидоримы Шинтаро. Свет от Аомине Дайки. Свет от Мурасакибары Атсуши. И самый главный для него свет - от Акаши Сейджуро. Но разве тени не исчезают тогда, когда света становится слишком много? Куроко больше не думал о том, что хочет исчезнуть, он думал лишь о своем бывшем капитане, о самом ярком свете, который когда-либо сиял рядом с ним. Он кончил, вспоминая о прекрасном аристократическом лице. Мурасакибара кончал одновременно с ним, со всей силы вжав Куроко в кровать. От его рук на бедрах еще долго останутся лиловые синяки. Так, как Атсуши, в это тело не впивался никто. С ненавистью, вожделением и с по-детски глупым самодовольством. Сейчас он понимал, что ему не лень будет сделать это с Куроко хотя бы еще пару раз. Сил оставалось много. Он перевернул Тецую на живот и обхватил руками спину, которую тот тут же прогнул. Для центрового это было неожиданно и приятно. Дабы внести капельку боли в эту идиллию, он вошел в Куроко, с силой сжав его член рукой. Тецуя застонал и подался назад, одновременно насаживаясь на член Мурасакибары и пытаясь двинуться своим в его руке. Атсуши выпустил слегка затвердевший член Тецуи и снова вцепился в его бледные бедра, набирая темп. Он считал Куроко столь ничтожным, что свое вторжение в его тело казалось центровому чем-то вроде… одолжения. Мурасакибара наслаждался тем, что Тецуя стонет не только от удовольствия: пальцы впиваются в его тело слишком сильно, а быстрый темп толчков должны вызывать в теле Тецуи боль. Атсуши кончил еще раз. Не обращая внимания на Тецую, он остановился ненадолго, отдохнул, возбудил себя рукой и развратным видом измученного Куроко, а затем вошел снова. Иногда Мурасакибара надавливал на его спину, чтобы Куроко сильнее прогибался и член мог входить глубже. И Куроко поддавался… мгновенно, совершенно не сопротивляясь. Среди вздохов полных похоти и страсти Тецуя повторял: «Акаши». Сначала тихо… затем чуть громче. Мурасакибара расслышал его не сразу, однако когда во время оргазма Куроко громко и четко произнес это имя, Атсуши остановился. - Ака-чин к тебе больше не придет, - сказал он, нагнувшись прямо к лицу Куроко. Его член был по-прежнему внутри, и Мурасакибара сделал несколько особо резких и сильных толчков, а затем кончил. - Нет… ты… врешь, - почти в панике задыхаясь, ответил Куроко. - Я не вру! – с раздражением ответил центровой, вытаскивая член. – Он так сказал… ты ему больше не нужен. Не нужен? Куроко испытал нечто сильнее страха, сильнее боли, сильнее отчаяния, сильнее всего того, что он уже успел испытать. - Ты врешь, Мурасакибара-кун… Врешь… – Куроко не кричал, ему лишь хотелось кричать. Его голос был слишком слаб и измучен, чтобы сказать это громко. Однако Мурасакибаре хватило. - Мелкий Куро-чин, - зашипел он сквозь зубы, краснея от злости. Атсуши всегда говорил то, что думает, а значит, не врал. Он говорил правду, и от ложных обвинений у центрового начинала вскипать кровь. Мурасакибара встал и в один шаг приблизился к тумбе. Достал оттуда веревку. Куроко, все еще лежавший на кровати, попятился назад. Его и раньше оставляли связанным, прежде чем уйти, но в этот раз что-то было не так… Атсуши приблизился почти мгновенно, перевернул его обратно на живот и завел назад руки, но вместо того, чтобы связывать, снова прижал их своим коленом. Куроко застыл, не зная чего ожидать. Тело тут же заболело под давлением центрового. Мурасакибара схватил его за волосы и оттянул голову назад. Когда шеи коснулась слегка шершавая поверхность веревки, Тецуя, наконец, очнулся. - Нет! Нет! Стой… что ты… делаешь… - хриплые крики, похожие больше на стоны. - Ты шумный, заткнись, - сказал Мурасакибара, завязывая сзади узел. Получилось туго, и Куроко тут же стал задыхаться. Заметив это, Мурасакибара ослабил веревку. – Так нормально? – решил поинтересоваться он. Тецуя открыл рот и жадно вдохнул. - Зачем… это… - выдохнув, прошептал он. Мурасакибара не ответил. Он дернул веревку, проверяя, как хорошо у него получилось её завязать. Петля больше не затягивалась, узел был статичен. Все так, как его учил Акаши. - Подожди, - с этими словами Атсуши привязал длинный конец веревки к перекладине в изголовье кровати. Куроко не мигая смотрел, как Мурасакибара одевается. Тот тоже непрестанно следил за ним, однако, в отличие от центрового, в голове у Тецуи было много вопросов. Почему Акаши так сказал? Почему Куроко ему больше не нужен? Почему в этот раз его привязали как… собаку? Может быть он уже собака? Домашний питомец, который приносит своим хозяевам радость и кучу забот, но совершенно бесполезен… И игрушка, и живое существо. А может быть все это потому, что его скоро выпустят отсюда? Если он надоел самому главному, самому важному здесь человеку, то зачем тогда ему тут быть? Если его не желает Акаши, то Куроко не нужно и дальше отдаваться Поколению Чудес. Все закончено. Он свободен. Слабая улыбка коснулась бледных губ, но тут же исчезла. Тецуя был не в состоянии понять, чего желает больше: выйти отсюда или остаться хотя бы ради еще одной встречи с капитаном. Он не хотел нуждаться в Акаши, но уже нуждался, не понимая, как это случилось и почему. Куроко мучился, пытаясь выбрать новую иллюзию, и никак не мог. Он был растерян настолько, что даже не знал, куда на этот раз ему выпадать из жестокой реальности.