***
Спустя пару месяцев наступил август. Мы переехали в новое жилье, познакомились с некоторыми соседями, обставили квартиру. Белые стены своей комнаты я обвешал старыми плакатами Дэвида Боуи и Sonic Youth, привезенными из старого дома. Старого дома... Не верится, что эта полупустая и равнодушная квартира теперь моя обитель. А место, где я провел всю жизнь, отныне стало лишь воспоминанием и старым домом. Взглянув на оконный пейзаж шестого этажа, я опустился на свою кровать. Она была чересчур твердой, неродной. Стерильно белые простыни испускали механический запах дешевого порошка и мятого хлопка. Я улегся на подушку. Темные волосы неровными штрихами таранили поверхность по-медицински чистой наволочки. Я открыл глаза и уставился в потолок. Штукатурные квадраты симметрично взирали на меня сверху. Каждый сантиметр моего пристанища был пропитан белизной, каждая крохотная лампочка тяжело нависшей люстры заливала пространство холодным и равнодушно-нейтральным светом. — Брайан, — позвала с кухни мама. В не до конца обставленной квартире ее голос эхом бился о стены. Я приподнялся и вошел к ней. Она поставила на стол две чашки чая. — Ну, как тебе на новом месте? — вкрадчивым тоном поинтересовалась мать. Честно? Да херово мне здесь. Меня оторвали от любимых мест и лиц. Меня лишили той самой артерии, поставляющей в сердце жизненно необходимую энергию. Я говорю о друзьях. Конечно, я буду приезжать к ним на каникулы, мы можем переписываться в интернете, звонить. Но, черт, как жалкие е-мейлы и живые встречи несколько раз в год могут заменить те беззаботные дни, когда мы гуляли по городу до рассвета, когда каждый вечер заходили в какую-нибудь забегаловку, чтобы выпить превосходного кофе и поглазеть на официанток... как, блять, могут они это заменить?! — Все в порядке, мам, — соврал я. А что ещё мне ответить? — Куда я буду поступать? — Можешь не беспокоиться по этому поводу, — улыбаясь, — я нашла замечательный колледж. Он ничем не хуже того, в котором ты собирался учиться. Буркнув что-то вроде "понятно", я вновь вернулся в свою комнату и повалился на кровать. Что будет дальше? Единственное, что волновало меня, что душило своей неопределенностью. Волнистая линия вопросительного знака обвивала мою шею и сдавливала ее. Я боялся. Боялся неизвестности и чего-то нового. Если меня не примут? Что может произойти в лучшем или худшем случае? Если будут издеваться? ...А издеваться было за что. Первой по важности причиной моих подростковых комплексов являлась внешность. Как-то я решил для себя, что если не могу быть красивым мальчиком, буду красивой девочкой. Перестал стричь волосы, носил одежду-унисекс. Вскоре я стал использовать косметику и красить ногти. Родители полагали, что это лишь некий подростковый бунт, протест, и спокойно относились к моим выходкам. Но даже к моим нынешним восемнадцати годам я не оставил эту андрогинную затею и продолжаю ежедневно подводить глаза и изредка подкрашивать губы. Меня унижали. Надо мной издевались. Это случалось не один раз. Я всегда был как будто за бортом, отдален и отделен. Всегда в стороне ото всех, эдакий "псих-одиночка". В моём гниющем царстве отстраненности, казалось, никогда не будет просвета в виде чужого общества. Но потом я встретил Стефана и Стива, и мое бесконечное одиночество нашло свой конец. И, повторюсь ещё раз, именно их у меня забрали. По словам мамы, моё новое место обучения ни капли не уступало запланированному, а в чем-то даже превосходило. Надеюсь, она права.***
Дни проходили быстро. Каждый день я понемногу окунался в город. Я дышал его широкими проспектами и тихими закоулками, смотрел на его обитателей. Общество было разномастным: среди смешения народа можно было выделить как роскошных дамочек в мехах, так и тощих и измученных бездомных; по хмурому асфальту стучали и тяжелые гады неформалов, и тонкие шпильки юных нимфеток. Выхлопные газы десятков разношерстных автомобилей витиеватой пеленой стелились по дороге. Я смотрел на все вокруг; я вдыхал каждую холодную частицу воздуха, каждая пылинка была просмотрена мною. Я погружался в него. Я погружался в этот город. Последние дни августа я коротал в обществе пары сигарет, чашки кофе и наушников. Моей главной спутницей была старенькая скамейка парка. Я приходил каждый день и усаживался на нее, устремляя взор на небольшой пруд, что находился ровно напротив меня. Кажется, в одиночестве была своя утонченная меланхолия, которая начинала мне нравиться. Вторым моим гостем в этом тенистом пристанище брошенных душ были назойливые мысли о новом колледже. Будто какое-то шестое чувство или интуиция подсказывала, что все это будет не просто так. Предчувствие заливало сознание идеей кого-то, кто сможет заменить мне все потерянное. Может, это и глупо, но я надеялся, что правда найду там кого-то - неважно, друга или вторую половинку. А может, и то, и то.