Eins. Hier kommt die Sonne.

Брекстад — город, пропитавшийся насквозь запахом рыбы и авиационного топлива. Это далеко не Северная Норвегия, однако скользкий, чешуйчатый, вонючий промысел к 2025 году процветает и здесь — удочки рыболовов к зиме уже начинают гнуться от длинных серебристых тел, цепляющихся к угловатым крючкам даже не по одному, а по две и по три. Приземистые домики больше похожи на места жительства эльфов и гномов, а не обыкновенных людей, а потрясающей красоты горы, окружающие Брекстад с двух сторон цепью заснеженных вершин так и манят любителей сноубординга оседлать их и покорить, со свистом разнося в стороны кипельный сверкающий снег. Однако на самом побережье, где о фьорды бьются суровые северные волны ледяной капризной Атлантики, временно проживает в рыболовецкой стоянке Никос Кристенсен — молодой мужчина тридцати трех лет с внешностью, более типичной для уроженца итальянских виноградных полей, а не как романтических норвежских гор. Никогда еще будильник не звенел так отвратительно. Звон этот отражался от тесных узких стен единственной комнаты в стоянке рыбаков, где также изредка останавливался и смотритель маяка побережья, однако кровать — холодная, промерзшая и сырая в районе ног — была тут только одна. Зато щелей над полом и в стенах было великое множество, брызги от волн во время особенно сильных штормов попадали туда, и тогда на клеенчатом полу растекались огромные лужи, которые нужно было постоянно вычерпывать, чтобы вода не протухла и не начала вонять рыбой и гнилыми водорослями. В те времена же, когда шторма не почитали своим присутствием этот несчастный домик, в щелях выл и свистел заунывный тоскливый ветер, поющий что-то о явно несчастной любви, снегах и пушистых бурых оленях, что топчут своими копытами мшистый ягель в тундре к востоку от Брекстада. Плед пошевелился, являя миру и тусклому солнцу взъерошенную голову с коричневыми, как перья воробья, волосами, и сильная крепкая рука в порыве чувств опустилась на будильник так, что он треснул, жалобно запищав и заткнувшись окончательно и бесповоротно. — Что, дозвенелся, мудак? — хриплым ото сна голосом проворчали из-под пледа, и Никос выполз наружу, ежась от сквозняка, идущего по полу, который он почувствовал руками, когда полез за непромокаемыми брюками под кровать. — Встал я, встал. Придется покупать новый. Он пил кофе в углу, отведенном под кухню, когда старенький телевизор с торчащими во все стороны тремя раздолбанными в хлам антеннами ожил, повинуясь пульту, и красивая черноволосая журналистка, стоявшая на фоне калифорнийских пальм, затараторила, сжимая в пальцах, закованных в кружевные перчатки, микрофон: «— И вот уже в который раз проводятся бои огромных роботов с момента основания этого бизнеса, спешите видеть! Юбилейный, пятидесятый турнир «Живая сталь», зимой этого года проведется в Сан-Франциско! До января наши претенденты в чемпионы мира будут тренироваться, чтобы получить уникальный приз: денежную сумму в три... Что? Нет, не может быть! Уже в четыре миллиона долларов! Четыре миллиона долларов, дамы и господа! Пять лет назад нашим победителем стал нынешний распорядитель и организатор турниров Чарли Кентон! И он сейчас здесь, со мной, напротив мэрии, стоит и ждет, когда же я, наконец, дам ему слово...» Эта журналистка страшно надоедала, но когда прозвучало имя человека, который для Никоса был фактически идолом, он отложил пульт, которым уже хотел переключить канал, и вперил взгляд карих глаз в экран, ловя каждое слово, звучавшее сейчас из зомбоящика. «— Анджела, на самом деле, я готов слушать ваш голос хоть целую вечность, клянусь», — рассмеялся Чарли. Этот мужчина в простой широкой футболке, кое-где даже покрытой пятнами от машинного масла, он совершенно не походил на человека, который держит за яйца целую систему рингов и боев. Его бороду посеребрила седина, однако глаза остались живыми, чистыми, цепкими, а обаятельная улыбка привлекала к себе внимание и расположение любого. Он, его сын, и их старенький «Атом»... Пять лет назад они сделали всех чемпионов, прошли везде и поднялись до таких высот, что становится по-настоящему страшно смотреть вниз. «— Я не любитель долгих разговоров на камеру... Честно говоря, я вообще больше механик, чем бизнесмен, однако в этом году я решил сделать особый подарок победителю. Я не буду сейчас раскрывать его суть, о нем узнают участники турнира уже после начала. Однако пожалеть о таком может только полный идиот. Вот я бы не пожалел.» После репортажа начался прогноз погоды: на западном побережье Норвегии обещали шторм, и Никос торопливо выехал из-за стола, заправляясь бутербродом с сыром и вареньем из морошки. Утерев черную щетину, он быстро натянул шерстяной свитер и куртку поверх, застегивая ее под горло и останавливаясь перед зеркалом. В ровной поверхности отразился мужчина с широкими плечами, крепкими и очень сильными руками и торсом, в чьих глазах застыла несбыточная мечта о турнире «Живая сталь». Несбыточная, потому что этот мужчина восседал в неслышно жужжащей инвалидной коляске с широкими огромными колесами, которые он вертел дома сам, и лишь снаружи переходил на самокатность. Паралич обеих ног в десять лет — смертный приговор на живущего рыбной ловлей парнишки, эмигрировавшего в Норвегию из солнечного Сан-Марино. Чтобы ходить снова, в современном мире нужны очень большие связи и очень крупные вложения, ведь инвалиды этому обществу больше не нужны. Турнир мог бы стать прекрасным, прекрасным выходом... Но для турнира нужен робот. Для робота нужны деньги, для денег — ноги. Замкнутый круг: нет ног — нет денег — нет робота — нет турнира — нет денег — нет ног... Говорят, Чарли Кентон отыскал своего механизированного бойца на свалке, но это везение, а не система. Тем более, теперь роботы на строгом учете, они стали больше, их размеры могут достичь пяти, а то и семи, а то и десяти метров — чтобы было зрелищнее, опаснее, чтобы нервы щекотало лучше. Никос отъехал чуть назад, открывая дверь, а затем скатился вниз по мосткам на галечный узкий пляжик, выше которого начинался город. Его дом, в котором он пережидал всегда зиму, находится в Тронхейме, гораздо выше этого места, однако Северная треска и креветки мигрируют именно зимой, проходя эти места, и Никос всегда дожидается самых нестерпимых холодов, чтобы наловить как можно больше. Лишь потом, позже больная спина гонит его наверх, в дом, где он пережидает последние месяцы холодов и сырости... Вынырнув из размышлений, Кристенсен направился к качающейся у пристани яхты с широкой крытой палубой и высоким белым парусом. Ветер попутный — это радует. Хоть что-то радует... Замерев у штурвала, Никос привычными, отточенными движениями оживил лодку, и она зафырчала, тепло завибрировав. Отличная лодка, с мощным двигателем, с усовершенствованной тягой, с парусом на случай, если в Нике всколыхнутся романтические позывы. Последние средства на неё потратил. — Давай, «Ланселот», проверим ловушки для креветок и наши сети, — рассмеялся мужчина и включил полный вперед, предварительно проверив на скане, нет ли засоров в турбинах. Таковых не обнаружилось, и лодка выплюнула белый гейзер из движка, устремившись в открытый океан, рассекая носом волны. Первую ловушку креветки облепили практически полностью, не оставив на решетке живого места. Никос закрепил коляску на специальные тяжки на палубе и принялся ссыпать улов в герметичные коробки с водой. Аккуратно запечатав контейнеры, Кристенсен откатился назад, держась руками за крючья и стропы — яхту неплохо так качало, и ледяные брызги от каждой волны так и хлестали по капюшону куртки. Вторая ловушка, к его глубокому разочарованию, оказалась пуста — ее сорвало с троса, и весь улов выплыл через открывшуюся дверцу. Теперь она качалась где-то в отдалении от буйков, и ее нужно было достать. Никос в раздражении поджал губы и, подведя «Ланселота» поближе, полез в трюм за багром. Перегнувшись через борт и вцепившись в поручень, он с трудом дотянулся до дрейфующей клетки и подцепил ее, притягивая к себе и поднимая на поверхность. Замечательно, это минус треть всей выручки. Никос издал тяжелый вздох, подкрутил винты и наполнил ловушку приманкой вновь, цепляя ее покрепче и кидая в серую пучину. То, что в сетях что-то есть, он понял сразу — по поверхности воды мелко плескались белесые тресковые тела, взбивая хвостами волны в пену. Осторожно обойдя концы, чтобы они не намотались на турбины, рыбак понемногу стал поднимать их — здесь очень близко к скалам, и нужно соблюдать огромную осторожность, иначе... Иначе последствия будут, мягко говоря, неприятными. — И всё-таки, нам везет сегодня, — довольным тоном произнес Никос и отцепил первую рыбину. Когда и с этим было покончено, мужчина стал забрасывать сети по линии течения обратно в океан, пристальным взглядом бывалого рыбака вглядываясь в седые волны. Как же красиво, кто бы знал. Эти гребни, опасные и бесконечно завораживающие своей опасностью, обманчиво хрупкие, когда бьются о черную скалу... Никос вздохнул, когда сеть вертикально встала, влекомая грузом внизу и буем наверху, в затем вдруг прищурился. Одна волна была вовсе не серой, а ярко-алой, словно там был сгусток огня под ней. Отогнав морок, Кристенсен припал грудью к поручню и понял, что это не волна красная, а то, что под ней отражается от поверхности воды и окрашивает ее в алый цвет. — Это еще что такое... — пробормотал он и спустился по трапу на нижнюю палубу, затормозив у кромки воды. — Какого черта... Очертания чего-то под водой похитили его внимание окончательно и бесповоротно, и Никос, взяв багр, измерил глубину в этом месте. Мда, даже не касается дна... Однако любопытство мужчины было окончательно разбужено, и он, чувствуя внезапный прилив сил, покатился в трюм, доставая термокостюм для плавания в холодной воде, схожий с тем, что используют космонавты. Старенький рюкзак-джетпак для ускорения в той же воде угнездился на спине Никоса, и тот осторожно сполз с коляски, тяжело переваливаясь через борт. Вода обожгла ледяными иглами лицо и незащищенные ладони, он вдохнул поглубже — легкие работали на ура — и ушел вниз, на дно, делая длинные, мощные гребки и помогая себе джетпаком. Ноги болтались мертвым грузом, но, в принципе, не мешали ему, и совсем скоро Никос был уже у камней, широко распахнув глаза, защищенные стеклами очков. — Черт побери, — булькнул он, не сдержав эмоций. Сердце колотилось как бешеное, пока Кристенсен созерцал распростертое прямо под ним металлическое тело примерно семи или даже семи с половиной метров в высоту среди водорослей. Робот! Робот! Робот! Красный, убийственно-красный цвет корпуса, такой яркий, будто пламенный... Лица из-за ряби видно практически не было, однако Никос был готов поклясться, что у этого странного существа под ним человеческие его черты. Лишь когда в глазах помутнело от недостатка кислорода, мужчина вынырнул, затем вновь опустил лицо под воду. Отсюда робот казался не слишком большим, однако вода — среда обманчивая... Детский восторг наполнил его, а неверие в такую удачу не отталкивало, а лишь разжигало радость. Не может быть! Не может! Робота надо поднять на поверхность — это Никос понял моментально и через пять минут уже вновь нырнул с тросом в руках, зависнув прямо над ним и раздумывая, куда бы его прицепить. Внезапная деталь привлекла внимание мужчины — за спиной робота широко раздавались в стороны два огромных, широких крыла. На его памяти, такой декоративной особенности еще не было ни у одного робота, что когда либо участвовал в турнире. За них?.. Однако повреждать эту необычную красоту Никос не решился и вместо этого зацепил робота за выступающий сегмент брони у основания шеи, другой конец троса закрепив на катушке уже на самой палубе. Несмотря на холод, пот градом тек с него — все эти манипуляции выматывали похлеще суток в тренажерном зале. Утерев лоб рукой и пыхтя как загнанный конь, Никос забрался на свою коляску и дернул рычаг катушки, с удивлением проследив, как она прогнулась и натужно заскрипела. Сколько же он весит? Обычно эти роботы не были тяжелыми ради того, чтобы их можно было транспортировать в пикапе, но с этим точно будут проблемы. Если он вообще работает... Несмотря на трудности, вскоре роскошные крылья показались над поверхностью воды, и Никос направил чуть притопшего «Ланселота» к берегу, с тревогой глядя на чернеющий горизонт. Будет буря... Несмотря ни на что, оптимизма рыбака уже ничего не могло уничтожить, даже если с небес сейчас упал бы метеорит. Движок был готов задымиться от натуги, когда парень подвел «Ланселота» к пристани и пришвартовался, разворачивая его так, чтобы родная сестра-инерция вынесла робота на галечный берег. Пока он раскрывал брезентовый навес на пляже, оставляя за собой следы колес, прошло довольно много времени, к этому моменту робот успел уже обсохнуть. Достав из кармана мобильник, Никос набрал знакомый номер, рассматривая с ног до головы алый корпус. Подъехав к самому шлему робота, парень вгляделся в темное лицо. Очень странно... Лицом он похож на человека куда больше, чем все остальные. Прямой, острый нос; красивый изгиб губ; выключенная сейчас и, похоже, закрытая чем-то, вроде диафрагм оптика; шлем, из прорезей выступов которого текли маленькие водопадики. Никос коснулся теплой гладкой поверхности крыльев, и тут в трубке после серии коротких гудков раздался женский голос: — Да? — Привет, Агни. Да, да, я в порядке. Слушай, ты не поверишь, что я сегодня обнаружил, приезжай на западный берег, покажу. Ты охренеешь, я клянусь. Ты о-хре-не-ешь...