Джурджевдан

Марии двенадцать – она сидит и вышивает на светлой террасе. Крестики ложатся ровно, один к одному, и она улыбается. Из комнаты доносятся голоса – братья играют. - А теперь выдвигаю драгун вот здесь, - выговорил Дмитрий. – Они под прикрытием пулеметов…Володя, что ты делаешь? Ты растягиваешь фронт, их сейчас же побьет вражеская артиллерия. Не трогай гусар! Вообще ничего не трогай! Опустив пяльцы, Мария заглянула в комнату: ну конечно же – надутый Дмитрий упрямо переставляет солдатиков, а разочарованный Владимир, сунув пальцы в рот, грустно следит за его действиями. - Бодя, - мягко окликнула она его. – Пальцы. Он отдернул руки моментально и спрятал их за спиной – от греха подальше. Но вид у него по-прежнему был самый несчастный. - Володя, а я солдат рисовать хочу. Поможешь мне? Мальчик кивнул и, поднявшись на ноги, побежал к ней. Дмитрий нахмурился, провожая брата пристальным взглядом, и усмехнулся – «девчачьи забавы». Оправив матросский костюмчик Володи, Мария повернулась к столу и, вытащив лист, принялась за работу. - Будем папиных гусар рисовать, да, Бодя? – поинтересовалась она. Владимиру пять и стол для него высоковат – ей приходится подвинуть стул, чтобы он уселся рядом. – Или Государевых? - Папиных. - Отлично. И на бумаге появляются очертания человеческой фигуры, потом знаки гусарских отличий - кивер, ментик, доломан, расшитые чакчиры. Мария рисует шнуры, шашку, плюмаж на шапке. Уставший от сидения, Владимир уже висит у нее на плечах. - Усы, - напомнил он нетерпеливо. - Наш будет безусый. - Так не бывает! - Что же, это и у тебя будут усы, когда гусаром станешь? - Конечно. – Мальчишка гордо вскинул голову, будто они уже есть. – Длииинные. Сестра взглянула на него со скепсисом. В комнате, не желая смеяться, фыркнул Дмитрий. - Кто же тебя целовать тогда будет? Уж я точно не буду. - Совсем? – растерянно спросил Володя. - Конечно. Когда папа целует это щекотно, а твои длинные и вовсе исколют. Нет, определенно – мама тоже не будет тебя целовать. Никто не будет. - Маришенька, я не буду очень длинные. Я разве что только как у папы. - Ладно, - благосклонно согласилась княжна. – Посмотрим. Она достала краски, чтобы раскрасить получившегося служаку. Володя воскликнул в ужасе, когда ее кисть в красной краске коснулась доломана. - Нет же, Мариша! Зеленый! - Не может быть. - Зеленый! У папы зеленый! – настаивал он. – Это царский красный! Девочка закусила кончик кисти и задумалась. - Неужели я ошиблась? - Да! - Ну, Бодя, тебе я поверю. Если ты говоришь, то наверняка правда – ты же умница в этих делах. Мальчик порозовел от гордости, с удовольствием следя за ее движениями. - Даже ребенок знает, что Гродненский полк носит зеленые доломаны, - глухо отозвался Дмитрий. – Рисовала бы ты платья и не совалась в непонятные тебе дела. - Потому я и взяла в помощь знатока. Если хочешь, можешь присоединиться. - Вот еще. - Как хочешь. – Мария безразлично пожала плечами. – В чакчирах не ошиблась? - Нет. А шнуры должны быть серебряные. - Как скажете, Владимир Павлович. Гусар закончен, и княжна, слегка затемнив плюмаж на кивере, отложила кисть. - Ну как? - Красиво, - улыбнулся Володя. Поджав губы, он крепко обнял сестру за шею и прижался к ее щеке. – А ты казаков нарисуешь? И Митиных гренадеров? - Если только ты поможешь. - Владимир! – долетел до террасы голос шефа Фанагорийских гренадер. В нем чувствуются ревность и плохо прикрытая обида: ему, конечно же, не по вкусу потеря общества хоть и маленького, но все же партнера по играм. – В конце концов, я не могу командовать всей конницей в одиночку. Если ты не хочешь, чтобы я вывел твоих гусар из боя, то вернись уже, наконец. - Иди, - разрешила Мария вконец растерявшемуся братишке. - Я могу нарисовать их, а раскрасить когда вы закончите сражение. - Только не крась без меня, а то снова сделаешь неправильно. - Конечно же нет. Ступай. И он убежал, чтобы снова присоединиться к бою, устроенному братом. ************************* Уже семнадцать Дмитрию, а Владимиру одиннадцать, и игры усложнились. Оба придумывают какие-то мудреные стратегии, будто уже сейчас готовятся в главнокомандующие. Дмитрий важничает, возвращаясь с учения в форме, но все же сдается под натиском брата, умоляющего поиграть с ним. Он весь показательно безразличен к затее, убеждая всех, что делает это лишь ради Володи, но через четверть часа забывает обо всем – его глаза сияют. И Мария с неизменной вышивкой с удовольствием следит за ними, лишь изредка отвлекаясь на колыбельку со спящей сестрой. Жаль, что они оба появились в их с Дмитрием жизни так поздно, а будь они хотя бы года на четыре моложе…. Но мальчики счастливы – они как раз такие, какие и нужны друг другу. Маленький младший брат для Дмитрия – почти игрушечный солдатик, которого можно поставить, подвинуть как захочется. Постоянные одергивания, придирки – это настоящая тирания, но Бодя счастлив: не у всех старшие братья, которым не наплевать. Неприкрытое восхищение братом можно сравнить разве что с обожанием к самой Марии, у Дмитрия к нему оно и вовсе безграничное, почти пользовательское. Владимир – его собственность, и он не признает притязаний на него от других. Ворча о «маленьком надоеде», он, кажется, спит и видит, когда маленький князь наденет форму – ненавязчивые, осторожные намеки на то, что «Боде очень нравится гренадерская шапка», уже не редкость. Это ложь – мальчик влюблен в доломан, хотя, конечно, Дмитрию об этом никогда не скажет. С веранды видно остановившийся у дверей экипаж, и Мария, конечно же, узнала его – он принадлежал тете Элле. Она изменилась сильно после смерти дяди Сергея, но неприязнь к новой семье деверя осталась неизменной. Оставив вышивку, она осторожно прокралась к отцову кабинету: раз гостья прошла, значит, дело серьезное. - Это хорошая партия, Павел, - выговаривает тетя за дверью. – И ты знаешь, что со шведами династия связана слабо. - И почему это должно волновать меня? - Даже не видя отца, Мария знала, что он пожимает плечами. – И главное – почему это должно волновать ее? - Ей восемнадцать. Все плохо – похоже, речь идет о замужестве. Задумавшаяся под дверью девушка вздрогнула от неожиданного появления мачехи. - Я… - начала оправдываться она, но женщина приложила палец к губам и также приникла к двери. - Но не тридцать, - не уступал отец. – Я даже не видел этого принца, что уж о ней говорить. - Вот, пожалуйста, смотри. Можешь показать ей, а мне нужны ее снимки, чтобы отослать в Стокгольм. Я могла бы сделать эта сама, но решила спросить твоего разрешения. - И правильно сделала. Что ж, посмотрим… Оба князя появились в коридоре неожиданно, с недоумением смотря на мать и сестру в компрометирующей ситуации. Снова палец на губах и у дверей уже горка: Ольга Валерьяновна, опустившаяся на пол, что удобно для того, чтобы еще и заглядывать в скважину, над ней Мария, Владимир и самый высокий Дмитрий. Не хватает лишь маленьких сестер и слава Богу – наверное, если бы малютка Наталья могла бы выбраться из колыбели, она бы тоже пришла послушать, что же тут такое происходит, Ирина же под строгим присмотром. - Мариша выйдет замуж? – возмущенным шепотом спросил Володя. – За шведа? - Еще ничего не решено, - успокоила его княгиня. – Дождемся, что скажет отец. - А если он скажет «да»? – Дмитрий вспыхнул. - Значит, нам придется подумать над тем, как переубедить его. - А если не сможем? - Всегда есть запасные пути.- Ольга Валерьяновна задумалась. - Напишем императрице, императору, попросим Ольгу Константиновну похлопотать. Я думаю, мы сможем решить это в свою пользу. - Хоть бы, - прошептала Мария, вновь прижимаясь к прохладному дереву двери. Отец все еще мучительно долго рассматривал фото шведского принца. - Что ж, он не плох, - констатировал он, наконец.- Высок, строен, и, похоже, неглуп. - Так я могу послать снимки? – похоже, обрадовалась тетя Элла. - Нет. - Нет? Отчего же? - Это решит Мария. Я покажу ей портреты, и она решит, по душе он ей или нет. Если понадобится, я готов отвезти ее Швецию или принять здесь принца – это совершенно не проблема. - Но, Павел… - Она не выйдет замуж за принца со снимка. Пока она не перекинется с ним минимум полусотней фраз и не скажет мне, что безусловно будет счастлива, я и слышать не хочу ни о каких помолвках. - В тебе говорит твоя жена, Павел. Думаешь, я не знаю, что это она воспитывает в детях постыдное своеволие? - Не вижу в этом ничего постыдного. Я рад, что они смогу постоять за себя, когда меня не станет. - Они великие князья! - Они великие князья, – строго повторил отец. – Царь, Бог и присяга – все, что может поколебать их решимость. Дмитрий рано или поздно станет генералом, и что ты ему прикажешь, бегать советоваться со мной в каждом вопросе? - Таким образом воспитывали целые поколения блестящих военных, и только Дмитрию отчего-то это повредит. Но Мария! Девочка должна быть послушной и скромной! - О, она очень послушная. То, что Ольга считается с ее мнением, не значит, что она нахалка. Мари – взрослая девушка, и имеет право получать те вещи, которые нравятся ей, а не нам. - Порой мне не верится, что вы с Сергеем братья. Что ж, это твое решение, мне давно пора. Не смею более отвлекать тебя от твоих важных дел. - Останься, Элла, - Голос князя смягчился. – Я не хочу с тобой ссориться больше. Я сейчас прикажу накрыть к чаю. - Нам пора, - шепотом приказала Ольга Валерьяновна, быстро вскакивая на ноги. Проводивший гостью и зашедший на террасу Павел Александрович нашел свое семейство чинно занимающимся каждый своим делом. - Мари, подсядь-ка ко мне, - позвал он, присаживаясь на кушетку.- Тетя Элла приезжала, хотя ты слышала, разумеется. Ты хорошо расслышала причину ее визита? - Папа, я не подслушивала, - сказала Мария честно. – Я подошла к двери и тут же ушла, когда услышала, что вы разговариваете. - Хорошо. Ольга, ты, надеюсь, не будешь настаивать на своей неосведомленности? - Не буду. – Княгиня отложила шитье. – Позволишь взглянуть на этого принца? - Буду счастлив узнать и твое мнение тоже. Князь протянул снимок жене. Дмитрий, потянувшись, взял другую фотографию, и усевшийся на подлокотник его кресла Владимир тоже вгляделся в лицо шведа. - Он длинный, - констатировал мальчик первым. – Как Гавриилушка. - Он приходится каким-то родственником вдовствующей императрице? – поинтересовалась Ольга Валерьяновна, держа у глаз лорнетку. - Если и приходится, то не близким. А почему ты спрашиваешь? - Нужно знать, грозит ли нам недовольство императора, если Мари откажет принцу. - Его мать - старинная приятельница Эллы, - проговорил Павел Александрович, снова рассматривая снимок. – Ей эту идею подсказала Ирена, так что, возможно, у нас будут неприятности с Аликс. - Это и вправду неприятности. - Я попрошу тетю Аликс не отдавать Марию за шведа, - вмешался Дмитрий. – В Швеции неприятный климат, а этот принц еще и моряк. Зачем нам моряк – мы все кавалеристы? Великий князь опустил фотографию, с улыбкой смотря на сына. - Нам рассматривать исключительно кавалеристов из южных стран? - Я беспокоюсь о ее здоровье. - Дмитрий надулся, сердясь. - У Мари наверняка морская болезнь. - Какая досада – все греки ее кузены. Очень жаль, Мари, твой брат только что заметно урезал список твоих женихов. - Не знала, что он существует, - отозвалась девушка. - Конечно. Ну, что скажешь? Мария еще раз взглянула на фотографию. Высокий, худощавый, с удлиненным лицом, пожалуй, северного, «холодного» типажа. Нисколько не противный, довольно обаятельный, в его выражении не было жесткости. Быть может, он и вправду хороший… - Простите, папа. – Она протянула снимок отцу. – Он чудесный, пожалуй, но я не чувствую в себе сил полюбить его. - Быть может, пригласить его в гости? – предложил Павел Александрович. – Говорят, Вильгельм умен и недурно держится в обществе. Может, познакомившись с ним поближе, ты изменишь свое решение. - Я не хочу давать ему надежду, ведь это куда более жестоко, чем отказ. Он найдет себе невесту лучше меня, я уверена. – Девушка поджала губы. – Мы оба заслужили, чтобы нас любили. - Хорошо, - кивнул великий князь, но в его тоне послышалось разочарование. - Я сообщу тете Элле твое решение. Впрочем, она вряд ли ждала другого ответа. Он встал, собирая снимки принца, и поднялся к себе в кабинет. Переглянувшись, вышли из комнаты братья, Ольга Валерьяновна, взглянув на падчерицу с сожалением, последовала за мужем, оставляя Марию одну. На самом деле одну – непонятую, вдруг ощутившую себя потерянной и одинокой. И, вскочив княжна понеслась по лестнице, в свою комнату, где, едва переступив порог, расплакалась. Вильгельм сейчас ей стал просто отвратителен, а ведь только что она считала его вполне привлекательным…. - Мари. – Рядом с ней, упавшей на кровать, присела Ольга Валерьяновна. – Не плачь, что ты. Отец не хотел тебя обидеть. - Он надеялся, что я соглашусь, - всхлипнула девушка. – Он хотел этого. - Он хотел, чтобы принц понравился тебе. Он достойный человек, и отец, понимая, что шведская династия крепка и надежна, подумал, что для тебя это будет хорошей партией. - Там холодно! - Дмитрий преувеличил, разумеется – там едва ли прохладнее, чем в Петербурге. – Княгиня погладила ее по голове. – Он конечно же не хочет с тобой расставаться. - Они лютеране! Я не хочу принимать лютеранство! - Тебе бы и не пришлось. Мария Александровна и Вера Константиновна же не принимали. Вздохнув, Мария поднялась усаживаясь на кровати. - Мама… - Ты не хочешь, я понимаю, - перебила ее Ольга Валерьяновна. – Ничего и не будет. - Но отец… - Отец все понял и оставил эту мысль. Он уже послал телеграмму Елизавете Федоровне и сообщил, что ты отказалась. Ты же слышала – он сказал, что не примет никакого решения без твоего ведома, а ты свой выбор сделала. Забудь об этом принце. – Княгиня вытерла глаза падчерицы и поцеловала в лоб. – Их будет множество на твоем пути. Это не стоит слез.