Влекомый

Костя плакал и плакал. Наверное, ему и правда там крепко досталось. Потом зазвонил домашний телефон. Странно, он почти все время молчит, и мало кто знает его номер. Я и сам, признаться, все время его забывал. - Да... - Ярослав, ты? - строго спросил мужской голос. В голове всплыл образ его обладателя - крепко сбитого, властного мужичка невысокого роста. Мужичок был, вообще-то, душевен, но временами излишне суров, а также, кажется, когда-то служил военкомом. - Здравствуйте, Васильборисыч, - поздоровался я. - Костю подзови-ка... Доехал он? - Ага, доехал, щас позову... - После Кости подойдешь, говорить будем. Я без всякого энтузиазма заверил, что подойду, и заорал на всю прихожую: - Костя, иди сюда, это твой батя! Васильборисыч ругнулся на меня из трубки. Парень прибежал почти сразу, испуганный, с красными опухшими глазами. Сделав мне знак молчать, отогнал от трубки, схватил ее, как драгоценное сокровище, и отвернулся к стене, сделав бравую стойку. Он даже не всхлипывал, между прочим. И голос сделал бодрый и энергичный. А ведь только что плакал... - Да. Да, пап. Понимаю. Ко... - он покосился на меня, - конечно, здоров. Еще как обиделся! Нельзя же так на собственного сы... сына, - Костя всхлипнул. - Нет, я не простужен! Волос в нос попал. А, хорошо. Все в порядке, я рад, что ты позвонил. Маме с сестрой привет. Ярик, на. Костя протянул мне трубку. Он буквально сиял. Голос его отца в этот момент тоже сложно было узнать. Куда-то исчезли командирские нотки, разом спала вся суровость и строгость. А слова - так и вообще выпали из привычной схемы. - Ты уж позаботься о нем, - попросил Васильборисыч. - А то у него голова горячая... - Знаю, - сказал я. - Позабочусь. Пауза. - Сам-то ты... вроде девочка у тебя была, как так? - Да я и сам не понял, - признался я, глядя на Костю. Он опять улыбался, иногда беззвучно всхлипывая. - Вы его тоже не обижайте, он же вас любит. - Отставить разговорчики, - рявкнул Васильборисыч. - Спокойной ночи вам. - И вам доброй ночи. Я положил трубку, и Костя прыгнул на меня, едва не повалив и принявшись трепать меня за бока. - Он извинился, Яр! Сказал, что все нормально, и они меня пустят обратно, если что! Я рассмеялся. - Даже и не сомневался. Блин, щекотно! Костя только усилил воздействие. Я сполз на пол, брыкался и, кажется, снес ногой что-то большое и тяжелое, потом перешел в наступление - и вот уже Костя катался по прихожей, вопя и прося отстать. Потом он попал мне локтем по челюсти, а сам с чудовищно громким звуком уебался головой о тумбочку, и игрища пришлось прекратить. Я склонился над ним, опасливо глядя в район левого виска и ожидая увидеть трещину в черепе. Костя весело косил на меня глазом и больным совсем не выглядел. Я завис. Стоял на коленях и одной руке, смотрел на него, веселого и раскрасневшегося, с опухшими от недавних слез глазами. Если бы я мог запомнить этот миг - "щелкнуть", как на фотокамеру, и возвращаться к нему в самые трудные моменты своей жизни - я бы это сделал. Если бы я мог нарисовать его с такого ракурса и из такого положения, вложив все свои чувства - я бы это сделал тоже. Но я просто смотрел. И он смотрел. И мы оба улыбались. А потом он вдруг сказал: - У тебя сейчас лицо такое глупое... - Ага, - сказал я и поцеловал его. Его рука скользнула мне на спину, надавила, а когда я уперся, требовательно хлопнула по лопатке. Я послушно лег на него, вжал в пол. Костя закрыл глаза, замер. - Хочу тебя. Я нашарил его ладонь, легонько сжал. Я его тоже хотел. И, уверен, для него это не осталось незамеченным. - Я тебя тоже. Только... не сейчас. Он не стал задавать дурацких вопросов. Понял, наверное. Кивнул мне в плечо. - Ты мне нужен, Кость. Я очень скучал... Я чувствовал щекой, что он улыбается. И снова плачет. Слезы были теплые и мокрые. Какими же им еще быть... Вот ведь неземное существо. Все одновременно. Костя всхлипнул. - Прости. Я так счастлив сейчас... Я тебя очень люблю. - И я тебя люблю. - Яяяр... - протянул он. - Что? - Ты в первый раз мне в любви признался. - Костя... - Что? - Я тебя люблю. - Второй. Встань, ты тяжелый. - Фигушки. - Ярииииииик... Яяяяяяриииииииииик! Я выпустил его, встал сам, потянулся. - Пойдем поедим - и спать. Костя согласился. И мы радостно ели холодную курицу на кухне, улыбались друг другу и кидались куриными косточками, два идиота, а потом я в одиночестве их убирал. У Кости на голове тем временем возникала огромнейшая шишка от тумбочки.