Влекомый

...А потом навалилось. Костя уже мирно спал в моей постели. Я в одних трусах оттирал ковер в кухне. Было тихо, и пели сверчки за окном. Так же, как и вчера, и позавчера, и неделю назад, когда его еще не было в моей жизни. Мне было мерзко. До тошноты, до озноба, до еле сдерживаемого крика. Если я когда-то и чувствовал себя настолько глупо, позорно и попросту хреново, то я успел об этом забыть. Царапины, заново поврежденные Костей, синяки, за которые он безудержно хватался, и губа, снова развороченная до безобразия, только усугубляли мое настроение. С другой стороны, боль придавала мне обреченности. Возможно, поэтому я не орал, не бил стекла, не расчленял Костю и не вышвыривал его части из окон. И все же здесь, на кухне, на этом проклятом неоттираемом ковре, наследил другой мужчина. Мужчина, которого оттрахал я. Не кто-нибудь. Не порноактеры, не мифические забугорные гомосексуалисты, в существование которых я толком и не верил, и не "какие-нибудь извращенцы", как собирательно называла моя последняя бывшая всех людей с сексуальными отклонениями. Я. И не они с рычанием впивались членом в крепкий мальчишеский зад моего друга. И не они в порыве страсти оставляли на его шее засосы. И не они громко и хрипло стонали, пытаясь избавиться от невыносимого, слишком яркого удовольствия, не способного полностью вместиться в человеческое тело. Я. И не было рядом никого, кто мог бы меня остановить. Не было ничьих укоряющих взглядов, не было смешков и шепотков за спиной - тех самых, что обязательно поползут потом. Не было в этой квартире никого, кроме нас двоих - Кости и меня. Двоих парней. И самое обидное, что если бы не его влюбленность, мы бы просто здорово провели время. Не было бы этого дикого секса. Не было бы этого наркоманского кайфа, после которого так паршиво, но и без него потом не жизнь. И самое страшное, что будь я нормальным гетеросексуальным парнем - я бы его отшил и отправил домой. Как бы мне ни хотелось в тот момент любви и ласки. Да что там, года три назад я бы так и поступил. Но все последние неудачи, проблемы на работе, одиночество, отсутствие перспектив (да, может, я их просто не увидел, но все же), эти глупые девушки, которые клеились ко мне только затем, чтобы потом уйти, сославшись на мой характер, или грубость, или еще бог знает что... Во мне что-то надломилось, я перестал верить в жизнь. И все это время жил как-то на автомате, не замечая ничего вокруг. Я жаждал доказательств. Хотел убедиться, что еще живу. Потом рядом появился Костя. А теперь - это тяжелое, мерзкое чувство, будто кого-то предал. Откуда? Кого я мог предать? Здесь не было никого, кроме нас. Себя? Не я ли был так счастлив, прижимая его к полу, видя его улыбку, слыша это его "люблю тебя", такое тихое и робкое, но такое сильное и горячее? Нет, себя я не предавал. Просто оказался не таким, как предполагал. Что послужит лучшим доказательством моего существования и подтверждением меня, чем парень, спящий в моей постели, и это чувство? А для большей убедительности можно еще и разбудить его. Спросить, было ли что-то между нами. Только это уже тянет на садомазохизм. Достаточно просто заглянуть в мусорное ведро, где поверх картофельных очистков бесстыдно покоится использованный презерватив. Ничего аморального я не сделал. Ни-че-го. Нам было хорошо. Обоим. Небеса не разверзлись, гром не прогремел, и молния не ударила мне в макушку. Никто не объявил несчастного ебаря Ярослава нечестивцем и растлителем и не поволок на костер. Толпа не собралась под моими окнами, скандируя "Педик! Педик!" (на всякий случай я все же выглянул на улицу, чтобы не быть голословным), а в правительстве не созвали совет, призванный немедленно искоренить источник порчи мальчишеских задниц. Меня не отлучили от церкви, и, похоже, даже родители Костика со всем их сверхъестественным чутьем на чужие фотки под подушкой так и продолжали спокойно спать, пока их сын с криком кончал на мой ковер. Но чего же мне так паршиво сейчас? Неужто очко жмет продолжать? Раньше еще можно было сослаться на то, что я "не такой" и выставить его за дверь. Но я и тогда этого не сделал - жалко было пацана. Себя, видимо, тоже. А сейчас? На что мне его менять? На кого? На свою серую прежнюю жизнь? Не хочу. Я закончил с ковром, мельком посмотрел на диван в гостиной, а потом плюнул и залез в свою постель. К Костику, который уже успел скинуть одеяло и теперь сквозь сон пытался укутаться в простыню и мою подушку. Подушку я отобрал и укрыл нас обоих. Парень шевельнулся, что-то буркнул насчет холода и прислонил ко мне ледяные пятки. А потом и весь перебрался на мою половину, уткнулся головой в плечо, мелко задрожал, отогреваясь. По-хозяйски сунул руку в трусы. Рука была холодная, и я ее убрал. Он не возражал, похоже, сразу уснул, оказавшись в тепле. Я еще немного посетовал на свое бешеное подсознание и плавно, но быстро вырубился.