На грани правды

— Слушай меня сюда, уебок, если ты тронешь её хоть пальцем, ты об этом реально пожалеешь. — Вадим сжимает в руке телефон, стараясь не сорваться на крик. Этот привкус жестокости и ненависти. Единственное, о чем он сейчас жалеет, что позволил ей пойти это. «Вика, чертова феминистка, надеюсь с тобой ничего не случиться». — Ты бы меньше пиздел, она ведь у меня. И что мне сейчас мешает выебать её или выстрелить в ногу, например. — Крюк безумно близко сидел на корточках возле девушки, что со связанными руками сидела на матрасе, на грязном бетонном полу, в каком-то складе. И все, о чем она сейчас мечтает, это как следует врезать ему. — Че тебе надо? — Приезжай, поговорим. На склад, где мы разгружали раньше товар. — Дай Вике трубку. Крюк тянет телефон девушке, та смотрит на него униженным до уровня плинтуса взглядом. Каждая клеточка её тела умоляет прекратить это, все что делает её слабой и беспомощной. — Вадик? — Виктория слегка улыбается тому, насколько она рада будет услышать его голос. — Малая, ты как? — Будет, ты ведь помнишь, что я тебе сказала? — Хорошо, я понял… — Крюк забирает телефон с пренебрежением. Его карта ложится как надо. — Все хватит, если ты притащишь за собой кого-то ещё, твой милый адвокат ощутит резкую головную боль. Сечешь тему? Парень кладет трубку, поворачиваясь к девушке. В нем есть что-то безумное и больное, словно он потерян и одновременно властвует над всем миром. В таких случаях ясно понимаешь, что чем больше ты пускаешь зло себе в душу, тем больше оно грузнет, поглощает тебя изнутри. Словно чёрная плесень разрасталась внутри, и ты летишь вниз медленно, постепенно и неотвратимо. И все, что у тебя остается — это прогнившая душонка и никому ненужное тело. — Мне вот чисто любопытно, а на что ты надеешься? — Девушка пытается сесть как можно удобнее, и при этом не скривиться от отвращения. — А тебе какое дело? — Крюк поднялся и немного отошел от девушки. Ему, как и всем интересно почему, такая как она осталась в этом мире. Зачем она собственно влезла в это? — Ну, ведь это я сижу связанная на каком-то грязном матрасе с самонадеянным психом. — Виктория пожимает плечами, немного крутит затекшими запястьями. — И все же твой поганый ротик пиздит слишком много. — А что мне надо делать? Умолять тебя не трогать меня? Или как ты себе это представляешь? Парень слегка ухмыльнулся такому нахальству. То, как девушка смела с ним разговаривать, иногда раздражало, а иногда приносило истинное наслаждение. Но все же главное оставалось то, что он ещё не отомстил за разбитый нос. — Как минимум. Но суть вот в чем, ты слишком много о себе возомнила. А на самом деле ты просто девчонка, и сейчас твое борзое поведение меня лишь заводит. А ты ведь не хочешь, чтобы я разозлился? Он наклоняется ближе, касаясь её колен. Нежно поглаживает большим пальцем, и ей кажется, что сердце вот-вот вырвется сквозь хрупкие ребра, оставляя подыхать тело от унижения. Сейчас как никогда начинает понимать, что она просто девушка со сломанными крыльями. И вот через секунду рухнет на холодную землю, ломая до громкого хруста кости и собственную душу. — Я пережила столько, что твой микроскопический мозг не то что понять, даже осознать не сможет. Я, мальчик мой, твоих угроз не боюсь. Мне чисто все равно. — Да шо ты не говоришь? А если я буду делать так, — парень касается края майки, поднимая её вверх, скользит такими противными ей пальцами по горячей коже, — нравится? А если сделаю так, — крепко хватает сзади за шею девушку, притягивая её к себе, и почти что без единственной эмоции целует её. Все что может крутится в голове у девушки в этот момент — это ненависть и отвращение. Виктория нервно в попытках вырваться из его хватки, бьёт его связанными запястьями в грудь. Крепче сжимает губы, не пропускает его язык себе в рот. То насколько сильный рвотный рефлекс сейчас у неё невозможно описать. Он пробирается руками глубже под футболку, притягивая девушку ближе к себе. Где-то сквозь истерику, сквозь нахлынувшие слёзы, ей удается отодвинутся от него. — Не делай этого… Пожалуйста. — Девушка краснеет от того насколько убитый и хриплый её голос. — Что и требовало доказать. Твой поганый ротик может издавать, что хочешь, но то насколько испуганные твои глаза не скроешь. Она лишь обреченно выдохнула, пытаясь успокоить свои нервы и не выглядеть такой испуганной. Хочется стереть со своего лица этот румянец и по крайней мере провалиться сквозь землю. Не так все должно быть, не так. — Ты слишком самонадеянный. — Да ты шо? — Крюк улыбается и медленно опускает футболку в прежнее положение, от чего девушка краснеет ещё больше. — Это ведь ты корчишь из себя… — Знаешь, что? Какую бы гадость ты бы сейчас не изрыгнул, заглатывай обратно. То, что ты и твои касания мне противны, это не означает, что я слабая. Возможно, да, я с какой-то стороны и слабая, но я и не считаю нужным девушке в такой ситуации оставаться равнодушной. Ты связал меня, вёз в багажнике, а сейчас пытаешься запугать. Я должна быть спокойной? Да нормальный человек бы уже в панику сто раз впал. Но я ещё пытаюсь с тобой хоть как-то разговаривать. Поэтому, заткнись и жди своего великого провала. Мне больше нечего тебе сказать. — Адвокат немного нагнулась к нему, но все же пыталась оставаться как можно дальше. — Теперь я могу понять Вадика. Следующие полтора часа они провели в тишине, что время от времени нарушали люди Крюка. И как бы девушка не пыталась отогнать от себя навязчивые мысли они все же залазили ей в голову. Наглые и циничные мысли. Например, о том, а что будет если Вадик не справится? А что будет если его убьют? А что будет если её убьют? Что будет? Несколько раз от таких мыслей у неё сводило желудок, бросало в жар. Никогда раньше так не переживая. Ни за отца, так как ничего не предвещало беды, ни за Грома потому что она всегда знала, как его вытащить. И точно за себя так ещё не переживала. Возможно, один раз было что-то похожее, когда в её похитили в 16 и сделали то, о чем бы ни одна девочка не пожелала даже самому заклятому врагу. Скрежет колёс и громкая музыка, в склад ворвалась точно такая же машина, как и у девушки, но только красного цвета. В этот момент захотелось увидеть его, и чтобы он забирался к чертям собачим отсюда, и лучше всего вместе с ней. — Я тут подумал, а что если твой лучший друг намутил хуйни, подставил тебя, а потом возомнил себя до хуя шутником и похищает твою бабу? — Вадик выходит из машины все в тех же очках, с ехидной ухмылкой. Вальяжной походкой проходит в глубь склада, оглядываясь вокруг. — Плохой друг, наверное, был. — Виктория улыбается парню, слегка маша связанными запястьями. — Ну, фу так с дамой обходится. — Блондин кривится и снимает очки, подмигивая девушке. Его взгляд переключается на Крюка, что мирно наблюдал за всей этой картиной, сложив руки на груди. — Если бы она так не брыкалась, может и не связал бы. Но мне как-то чисто похуй на твою дойку. — Сука, ты мне ещё смеешь ко мне так базарить? — Парень делает рывок к своему «другу». На лице у Вадима читается злость, что перерастает в ярость. Если бы девушке пришлось с чем-то сравнивать его выражение лица, то она бы и не смогла этого сделать. Редкое сочетание предательства и злости, обиды и гнева. Но больше всего удивило то, что он явно наслаждается происходящим. — Ну, да, а че мне терять, то? — Резонно. Вот только, — его голос все такой же спокойный и если бы не эмоции на лице, можно было бы сказать, что ему все равно, — ты знаешь, что сейчас либо ты меня, либо я тебя? Другого варианта не дано. — И тут точно тебя. Парни, заберите у него все оружие. — Ты только что и можешь заставлять других делать за тебя, а как насчет самому подойти? — На понт берешь? — Да если и так? Но сначала Вику освободи, она к твоему предательству отношения не имеет. — Парень подходит ещё ближе к Крюку, даже не смотря на девушку. Он знал, что ему делать, он знал, на что именно подписался. За несколько минут пререканий и громких ругательств, после того как каждый выговорился, девушку все же развязали, но её крепко держал один из людей Крюка. Так или иначе, уже было проще, Вика видела, насколько уверен в себе Вадик. И понимала либо он совсем дурак, либо у него есть план. И хотя оба варианта хороши все же она была уверенна, план у него есть. И в этом плане точно задействован Гром и депутат. Но как бы она не была уверенна, как бы не был уверен Вадим, эти самые назойливые мысли остались при ней. «Ну, же не подведи меня». — Знаешь, Игорь, — Вадик обратился к Крюку по имени, впервые она услышала настоящее имя этого человека, — я долго думал после того, как Вика мне сказала, что это ты меня подставил, — парни стояли на расстоянии вытянутой руки один от одного, —, но как бы я не старался понять, почему ты это сделал никак не получалось. — Ты просто зазнавшийся пиздюк. Я не понимаю че тебя держали так долго, как тебя ещё не убрали. — То есть ты тупо завидовал? — Ну, раз ты и так уже почти дохлый могу тебе сказать. У меня всегда был план по тому, как от тебя избавится, но тут подкатила такая удобная возможность. Я решил, почему бы и не сейчас. Но ты оказался живучим. Девушка стояла, почти задыхалась от безысходности. Хотелось хоть на мгновение потеряться в своих собственных мыслях, забыть, что происходит вокруг тебя. Чтобы все бесконечные силы вдруг испарились и оставили её наедине с истинными чувствами. С чувством страха и волнения, даже, пожалуй, присутствовала неизбежная паранойя. Она смотрела на Него, и в правду говоря, молила, чтобы он хоть на секунду взглянул на неё. Пусть он увидит, насколько она верит во всё происходящее, и насколько ей важно, что он пришел. Тихая мольба срывается с уст и уверенна, и ему это тоже безумно важно. Важно почувствовать хоть каплю взаимности. Потеряв на несколько секунд концентрацию, потеряв нить происходящего, девушка слышит громкий крик Вадика: «Сейчас!». Словно темнота утаскивает в опасное безмолвие, эмоции окутывают с головой. Она видит, как в складе появляются люди в масках и с оружием. Виктория ощущает, как хватка её «смотрителя» слабнет, и он сам валится на землю и маленьким кровоточащим отверстием в животе. Ей удается лишь тихо всхлипнуть и прикрыть рукою рот, чтобы не издать такой ненужный никому плач. Вернее, назвать это даже не плач, а крик от паники. Девушка немедля вытаскивает пистолет из кобуры человека, который только что держал её. Она не знает на чем сосредоточить свой взгляд, бегая от одного края к другому, и наконец останавливается на Вадике, что крепко схватил за кожанку Крюка и орет так, что ещё немного и потрескаются все возможные стекла в этом убогом складе. — Ты знаешь, какая на самом деле ты тварь? — Крюк почти выплёвывает эту фразу в лицо Вадика. — Да, твое мнение никому нахуй не упало. Такого скота, как ты надо ещё поискать. Если бы… Он не успевает закончить фразу, как острое лезвие ножа, словно сквозь бумагу, врывается в плече. Его громкий рык и опять же всхлип Виктории. Блондин больно впивается пальцами в руки «друга», пытаясь при этом подавить такой животный вой. Адская боль и слова: «Ты не представляешь, как долго я ждал, чтобы увидеть твой предсмертный взгляд». От боли он почти, что теряет способность здраво и чисто мыслить. Но то, что он увидел, было предельно понятно. Выстрел. Крюк отпускает рукоятку ножа и громким, глухим звуком валится на землю. Виктория с пистолетом и дрожащими руками, все ещё наставляет на него дуло. Последний взгляд Крюка, перед тем как он полностью отключился. Взгляд на девушку, что также удивлена, как и все. Этот вроде и обреченный взгляд, но явно кричащий о том, что он всегда знал. В ней слишком много смелости и слишком мало здравого смысла. Ведь выстрелить в ногу не так уже и сложно, но в таких ситуациях пользуешься вариантом «как можно быстрее». Она дрожит, не понимая всего того, что случилось. Ей хочется закричать и одновременно вернуть время назад. Но она уверенна, что поступила точно также. Ради него, ради Вадика. — Вадим… — Наконец она поднимает взгляд от тела Крюка и смотрит на того, ради кого она все это сделала. Его одна рука крепко держит нож, а другая прижимается к ране, сдерживая кровь. И глубина этих ультрамариновых глаз, что так и просят её подойти, зарыться в его объятия. — Вик, Вик, смотри на меня, — он делает шаг к ней, грубо морщась от боли, — делай вдох, выдох. Все в порядке, слышишь? Ты меня спасла. Её робкий взгляд, опускает пистолет и подходит вплотную к нему. Волнение, страх, паника, возбуждение, почти, что переходят в лихорадку, как только она оказалась возле него. Ощутить сладкий привкус его парфюма, упасть в эту горячую то ли похоть, то ли страсть. — Тебе больно? — Она слегка проводит рукой по груди, поднимая свои уже далеко не светлые от перевозбуждения глаза. Тонет в их собственной энергетике. — Да, будет с меня. Подлатают и буду, как новенький. Только умоляю, приди в себя. Ты дрожишь. — Парень выпускает с руки рукоятку, и нож с громким звоном летит на грязный бетон. Притягивает Викторию ближе к себе, к здоровому плечу. Не замечает, как вокруг них суетятся люди, как убирают сдавшихся людей Крюка, как внутрь склада вошел Гром. А главное, не хочет замечать слёз, что словно по команде, начали катиться по розовым щекам. — Я ведь убила его. Я! — Так-то оно так, но, Вик, думай об этом, как о моем спасении. Если бы не ты, люди Грома не успели бы, у них приказ был убрать угрозу со стороны. Ты единственная, кто мог это сделать. — Девушка лишь крепче и как можно нежнее прижалась к нему. Ничего не ответив, забыла, не хотела, не нужно было. Как хотите, но она услышала от него все возможное с его стороны успокоение. И теперь кроме как горячих, крепких мужских рук и размеренного дыхания, не может дать ничего. Примерно через два часа после того случая. После того, как подлатали Вадика, после того, как Виктория уже обсудила все с Громом и он, прекрасно зная, что при таком говорить, растерялся, словно ребенок. «Цветаева, я должен был уберечь тебя от этого. Стоп, знаешь, что? Ты герой. Блять, правда, герой. Не каждый на твоем месте смог бы даже за своего выстрелить в человека.Осознай, насколько ты была сильной до этого, и насколько сильнее ты стала теперь». Они с Вадиком сидят в его клубе в его кабинете, что она некогда занимала. Теперь удобно расположившись на маленьком диванчике, они оба пили виски, не зная, что при этом нужно говорить. Ей бы хотелось объяснить, почему собственно она вообще осталась с ним? Но, пожалуй, пусть этот вопрос остаётся риторическим. — Почему так сложно это принять? — Девушка нарушает такую долгую тишину и поворачивает к нему голову. — Это никогда не было легко. — Знаешь, я чувствовала некую ответственность за тебя. Не могу объяснить, я словно должна была тебе помочь. Ты ведь пришел туда из-за меня. И дать тебе умереть, я бы себе не простила. — Я ведь не мог тебя там оставить. — Его голос немного хрипит, очевидно, что каждое слово ему дается с большим усилием. — Почему? — Она почти шепчет, руки начинают опять дрожать, и она отставляет в сторону опустошенный стакан, поворачиваясь удобнее к Вадику. Изучает каждую деталь этой ситуации, пытается понять где и как она позволила себе надломится в его честь. — Ты попала туда потому что помогала мне… — обламывает речь, даже не пытается закончит. Так, как сам прекрасно понимает, что не это главная причина. — Да? Так ли это? — Она позволяет себе немного улыбнутся и подарить эту улыбку ему. — Думаю тебе не понравится, как это сейчас прозвучит. Уж слишком собственнически, но попытайся перевести на свой язык, там романтичнее или как. — Ну. — Мое по определению никто трогать не имеет права. Самоуверенно? Слишком. Нагло? Чересчур. Понравилось ли ей? Возможно.