A pill to make you numb A pill to make you dumb A pill to make you anybody else But all the drugs in this world Won't save her from herself "Coma White" Marilyn Manson
Харли торопливо цокает каблуками лакированных сапог по бетонному полу лечебницы. Быстро перебирает ногами, опаздывает, опять проспала. Пациенты уже ждут в общей комнате, где она проводит для них групповую терапию, поглядывают на часы, шушукаются между собой и строят догадки, что задержало мисс Квинзель. Она сворачивает к своему кабинету, быстро вскрывает ключом замочную скважину в двери, на которой красуется ее имя с гордой приставкой «доктор». Голова немного кружится от запаха свежей краски и штукатурки. Господин мэр выделил приличную сумму из городского бюджета на восстановление лечебницы. Всю присохшую кровь отскребли, замазали толстым слоем шпаклевки, вставили новые стекла взамен повыбитых, поменяли зеркало в дамской комнате, отдраили все закоулки, избавились от следов разыгравшейся здесь трагедии. Две недели спустя Аркхэм снова функционировал в нормальном режиме, словно ничего не случилось, никто здесь не умер, и не было никакого бунта. Почти всех психопатов, разбежавшихся по загаженным трущобам и темным норам острова Нероуз, поймали и водворили в родные палаты. Разумеется, кроме главных звезд этого кровавого шоу. Их давно и след простыл. Жизнь потихоньку возвращалась в привычное русло, оставшиеся сотрудники стремились поскорее забыть о «неприятном инциденте». Охрану усилили. Освободившиеся вакансии вскоре были заняты. Повышение заработной платы, обещанное мэром, обеспечило приток свежего мяса в Аркхэм. Люди, нуждающиеся в деньгах, готовые закрыть глаза на все ужасы, связанные со знаменитой лечебницей, нанимались на должности санитаров и медсестер. Вскоре больница была заново укомплектована младшим персоналом. Гораздо хуже дело обстояло с квалифицированными специалистами. Многие доктора уволились, их не остановили заманчивые посулы директора и его заверения в том, что усиленные меры безопасности исключат в будущем подобные происшествия. Люди были слишком напуганы. А тем, кто все-таки остался, на свой страх и риск, приходилось работать сверхурочно, перераспределять между собой пациентов. Харли работала на равных с остальными сотрудниками, оставалась на ночные дежурства, брала дополнительные смены, если Эддингтон просил ее об этом. Она не отказывалась, но и не проявляла большого энтузиазма. Надо - так надо. Рутина все больше затягивала и угнетала, дни сменяли друг друга, добивая своей серой монотонностью угасающий интерес к некогда любимой работе. Тем не менее, Аркхэм хоть немного помогал ей отвлечься и убить время в ожидании незнамо чего. Можно было назвать это предчувствием «грядущих перемен»… или надеждой на обещанную встречу. Но Джокер не давал о себе знать. Никак себя не проявлял. Харли не пропускала ежевечерних новостей, но… ничего. Ни единой зацепки. Наверное, нужно запастись терпением. С каждым прожитым днем становилось все тягостней. Ее отравляла затянувшаяся неопределенность. Харли не знала, что делать. Все потеряло смысл, кроме этого ожидания. Вязкая безысходность накатывала волнами, утаскивала на дно черной меланхолии. Квинзель потеряла интерес ко всему, что не имело отношения к ее бывшему пациенту. Беседы коллег казались скучными и глупыми. Окружающие раздражали ее своей мелочной суетой и ничтожными заморочками. Она сторонилась их, ходила букой, избегала любых разговоров, не заводила знакомств с новыми сотрудниками. Какое ей дело до них? Сеансы групповой терапии с приходящими пациентами, на один из которых опаздывала Харли, нагоняли тоску и желание применять насилие в качестве научной методики. Мужчины и женщины, которых по тем или иным причинам обязали посетить психолога, сейчас ожидали ее в общей комнате. Но большинство таких пациентов приходило по собственной воле, в основном, ипохондрики, начитавшиеся в интернете о различных психических расстройствах, с которыми они на самом деле не имели ничего общего. Одним словом, сплошная буффонада, бестиарий моральных калек, желающих заполучить свою толику внимания в этом равнодушном мире. Все чаще Харли ловила себя на мысли, что ей хочется просто встать и заорать, послать в задницу этих имбецилов с их убогими проблемами, уйти и хлопнуть дверью. Какого черта она должна тратить на них свое время? Какого черта должна выслушивать и утешать? Ей платят не за то, чтобы она отпускала воображаемые грехи. Все их надуманные «психозы» яйца выеденного не стоят. Но некоторые случаи ее откровенно веселили. Например, мужчина с тяжелой формой шизофрении, считавший, что в него вселился какой-то демон. В качестве доказательства этой бредовой теории, он цитировал Евангелие на латыни, коверкая окончания и путая ударения. Индивидуальную терапию он воспринимал как обряд экзорцизма, начинал кричать и плеваться, страшно закатывал глаза и рычал, браня санитаров. Сначала его вел Эддингтон, но пациент почему-то вообразил его священнослужителем и своим непримиримым врагом. Харли, узнав о таких сложностях, выпросила себе этот случай. Он показался ей забавным. Конечно, было достаточно проблематично найти общий язык с таким экземпляром, но Квинзель сумела выяснить, что корни болезни уходят в глубокое детство, что, несомненно, должно было помочь в выборе лечения. Этот человек воспитывался в строгой религиозной семье, посещал христианскую школу. Ничего удивительного, что это наложило такой отпечаток на его нездоровую психику. Все эти рассказы о Страшном Суде, ангелах, демонах и прочей ерунде, поглотили его рассудок. В миру его звали Йен Лиасс, но он, по большому секрету сообщив Харли свое «настоящее» демоническое имя, просил, чтобы она обращалась к нему только так. В общем-то, цирк, но это хоть немного скрашивало ее однообразные будни. Квинзель стянула верхнюю одежду, повесила в шкаф, достала белый халат и накинула на плечи. Папка с опросами и тестами, которые она должна была провести на групповой терапии, валялась на столе. Девушка подхватила ее, переложила телефон из сумки в карман, и покинула кабинет, снова оглашая длинный коридор дробным стуком каблуков. Как она и предполагала, в просторной заново отремонтированной комнате уже все были в сборе, заняли свои привычные места. Харли извинилась за опоздание, одарила пациентов дежурной улыбкой и присела на стул, в центре замкнутого круга, так, чтобы видеть присутствующих. Для начала она предложила рассказать, что нового случилось в их жизни за время, прошедшее с последней встречи. Первой слово взяла крупногабаритная женщина, посещавшая терапию по решению суда. Домашнее насилие. Заявление подал ее муж за то, что она, в разгаре семейной ссоры, оглушила его кастрюлей. Весьма суровая дама. Пока она трепалась о своем младшем сыночке, прогуливающем колледж, Харли черкалась на полях тетради и думала о своем. Ей было абсолютно плевать и на миссис Спенсер, и на ее обалдуя-сына. Когда женщина высказалась, слово взял нервный мужчина с большими залысинами. Один из тех ипохондриков, которых так возненавидела доктор Квинзель. Пока он блеял, делясь своими проблемами, Харли, едва сдерживая зевоту, машинально рисовала на полях ромбики и начальные буквы имени сбежавшего пациента. Ее вновь одолевала тоска по их интересным беседам. Черт, да она скучала даже по его рваной улыбке, хищному оскалу и грязным спутанным волосам, отливающим зеленцой. Он часто выводил ее из себя или ставил в неловкое положение, но это было гораздо увлекательней, чем выслушать глупости приходящих кретинов. Харли с нетерпением поглядывала на наручные часы, считая минуты до конца сеанса. После того, как все желающие высказались, Квинзель разбила группу на пары и заставила пациентов беседовать друг с другом. Ей не хотелось самой задавать им вопросы. Когда оставалось полчаса до завершения терапии, она раздала всем припасенные тесты. Это должно занять их еще на какое-то время. Пока все шуршали бумагами и вчитывались в хитро составленные вопросы, девушка сидела на стуле и флегматично рассматривала свои ногти, выкрашенные бордовым лаком. Как обычно, ее мысли вертелись вокруг Джокера. Харли уже убедилась, что попытки перестать думать о нем – провальны, она смирилась, пустив это на самотек. Иногда ей даже начинало казаться, что мир сговорился против нее, специально напоминая о Джокере самыми непредсказуемыми способами. Будь то клоун в витрине с игрушками или обложка романа Гюго*, на который она наткнулась в книжном магазине. Вероятно, Харли сама подсознательно выискивала все, что могла связать с бывшим пациентом. Конечно, она не удержалась и приобрела книгу, хоть и не была большой поклонницей французского романтизма. Она бы с радостью купила и игрушечного клоуна, но ее остановила предполагаемая реакция Кайла. Он мог утвердиться во мнении, что с его невестой не все в порядке. После того случая, когда Харли пресекла его попытки командовать, он смотрел на нее с большой осторожностью и подозрением, словно в любую минуту ожидал какой-нибудь сумасбродной выходки. Сначала ее это забавляло, но скоро начало раздражать. Не очень-то приятно, когда на тебя так пялятся, невольно начинаешь следить за каждым своим шагом. Это действует на нервы и навевает легкую паранойю. Когда минутная стрелка завершила круг, Харли поднялась со стула, собрала тесты и, мило улыбаясь, распрощалась с пациентами. У нее оставалось еще полчаса свободного времени до дневного обхода. Затем ее ждет сеанс с полюбившимся шизофреником. Но свободное время она планировала провести в кабинете, в компании своего дневника, в котором вела записи, будучи терапевтом Джокера. По пути девушка задержалась у автомата с кофе, купила капучино и вернулась на свое рабочее место. Закрывшись на ключ, чтобы никто ее не побеспокоил, она расположилась за письменным столом и, потягивая кофе из пластикового стакана, достала из сумки тетрадь. Она вооружилась ручкой и занесла ее над чистым листом. Над чем еще могла работать доктор Квинзель, когда объект ее исследований бесследно исчез? Эта тетрадь давно превратилась в личный дневник. Туда девушка записывала свои ощущения и мысли, связанные с пациентом. Харли вела пространные беседы с самой собой и своим воображаемым другом, рассуждая, что бы он сказал или сделал в том или ином случае, разбирала и раскладывала по полочкам все известные факты о нем. Таким образом, она смогла понять то, до чего не додумались полицейские. Она догадалась, как именно Джокеру удалось связаться со своими людьми, находящимися за стенами Аркхэма. Кларк Беннет здесь не причем, он всего лишь мелкая сошка. Харли верила в одну непреложную истину – Джокер ничего не делает просто так, заранее не продумав. Его прогулка в морг, вырезание улыбок и цифр на трупах, показалось ей нелогичным, выбивающимся из общей картины. Может, она просто что-то упустила? И Харли, пораскинув мозгами, заинтересовалась, а куда же именно направляют аркхэмских покойников? Как бы невзначай спросив об этом одного из работников морга, она узнала, что их передают родственникам, если таковые имеются, либо перевозят в городской крематорий. Вероятно, изуродованные тела были чем-то вроде послания, которое нашло своего адресата. Скорее всего. Как бы дико это не прозвучало, но… доктор Квинзель отчаянно скучает по своему пациенту, нет смысла отрицать очевидное. Ей жутко недостает их общения. Поэтому она пытается восполнить пустоту, берется за ручку, изливая мысли на бумагу, жалуясь и сетуя, делясь своими проблемами. На страницах тетради она ведет пространные монологи, которые все больше напоминают «записки сумасшедшего». Харли понимает, что в этом нет ничего естественного, понимает, что давно вышла из возраста общения с воображаемыми друзьями. Но что она может с собой поделать? Это уже вошло в привычку. Стало сильнее нее. Надежда на встречу уменьшается с каждым днем. А жалобы разливаются черными закорючками по разлинованным в клетку листам. Чернила кое-где растеклись и поблекли, разъеденные солью пролитых над ними слез. О, Харли часто плачет в последнее время, закрывшись в кабинете или дома, в ванной. Там, где ее никто не увидит и не услышит. Она может дать волю своим настоящим чувствам. Она скатывается по наклонной в приветливые объятия тяжелой депрессии. Как девочка-затворница, общается со своим дневником, избегая живых людей. Как девочка-фанатка, мечтает о встрече со своим кумиром. Девушка понимает, что ее зацикленность переросла в своего рода манию, в помешательство. Только поздно беспокоиться об этом. Она и не пытается выбраться из ямы, в которую себя загнала. Зачем? Чего ради? Это даже интересно, наблюдать, как мозги превращаются в кашу. Тонуть и не звать на помощь. Аж дух захватывает, пробирает до костей. Ей, как психиатру, всегда было любопытно… А может, она просто слабачка и ищет себе оправдание. Харли смотрит на чистую страницу, грызет колпачок ручки и думает. Что она запишет сегодня? Будет ли снова жаловаться на скучных пациентов? Блондинка грустно улыбнулась. Конечно, настоящий Джокер не станет выслушивать подобные глупости. Ему не интересно. Но это всего лишь дневник, так почему бы чуточку не пофантазировать? Конечно, эти «игры разума» до добра не доведут. Она иногда теряет связь с реальностью, слишком углубляется в мысли и живое воображение заставляет ее поверить, что собеседник действительно здесь, внимательно слушает. Тогда она улыбается, шутит, смеется. Говорит ему все, что не успела сказать на сеансах. Задает вопросы, не боится. Должно быть, со стороны это выглядит совершенно безумно. Господи, да ей давно пора занять палату по соседству с мистером Лиассом. До чего доводит одиночество. Но Харли ни с кем не хочет делиться своими проблемами, слишком многое придется объяснять, а у нее нет подходящих слов. Придется оправдываться, наткнувшись на непонимание со стороны Мэг или того же Эддингтона, если она решится обратиться к нему за помощью. Она пустила все на самотек, наслаждается своим странным заторможенным состоянием, своими грезами и ночными кошмарами. Непонятный, бредовый мир, то поглощающий своей серостью и пустотой, бьющий в трещины подсознание, то рвущийся самыми яркими красками, взлетающий радужными мыльными пузырями. Она по нескольку раз на дню переживает перепады настроения – от чернейшей меланхолии до иррациональной радости. Зависит от того, удается ей убедить себя, что еще не все потеряно, что Джокер обязательно объявится, или же, наоборот, она отчаивается, понимает, что все бессмысленно. Даже если он взорвет весь Готэм, ему не будет дела до бывшего терапевта. Иногда Харли не может заставить себя сосредоточиться, «залипает» в одну точку, пока что-нибудь не выдергивает ее из этого состояния. Порой теряет нить происходящего, не понимает который час, забывает о своих рабочих обязанностях. Рассеянная и отчужденная. Харли засыпает искусственно, с помощью снотворных и успокоительных таблеток, которые глотает целыми пригоршнями. Бессонница, депрессия, потеря аппетита. Обсессия, безответная влюбленность и биполярное расстройство так похожи между собой на ранних стадиях. Какой бы диагноз себе поставить? Ее нездоровый образ жизни сказывается на внешнем виде. Девушка все больше походит на собственную тень. Бледная, хрупкая, с фиолетовыми кругами под глазами, которые не скрывает подобранный в тон кожи консилер. Румяна смотрятся неестественно ярко, матрёшечно. Эддингтон, который не мог не заметить, что с его подчиненной творится что-то неладное, предлагал ей взять отпуск, хорошенько отдохнуть, привести себя в порядок. Но Харли отказывалась. Она просто не представляла, чем будет себя занимать, если не придется ходить в лечебницу. Целыми днями сидеть перед телевизором или ноутбуком, в ожидании новостей? Нет, лучше уж так. Аркхэм, по крайней мере, помогает немного отвлечься. Как бы там ни было, сейчас она снова сидит в состоянии транса, выводит на бумаге сюрреалистические фигурки, чтобы чем-то занять руки. Давно пора совершать дневной обход, но Харли сидит в кабинете, погруженная в странные грезы. Из задумчивости ее вырвал негромкий писк телефона, оповестивший о пришедшем сообщении. Харли вздрогнула, дернула рукой, слегка размазав рисунок. Она взглянула на экран телефона и поспешно поднялась на ноги. Эддингтон, недовольный ее отсутствием, просил немедленно заняться дневным обходом. Девушка тяжело вздохнула и отправилась исполнять свои обязанности. Что еще остается делать? Тянуть время до конца рабочего дня и стараться держать себя в руках.***
Как и всегда, вернувшись с работы, Харли переоделась в потрепанные джинсы, майку на тонких бретельках и шерстяной кардиган, налила себе кружку горячего чая, устроилась на кухне, меланхолично просматривая записи в тетради. Последние две недели она только этим и занимается. Надо сообразить что-нибудь на ужин, наверняка Кайл вернется голодным, он ведь частенько пропускает обед на своей работе. Только сейчас у нее нет никакого желания готовить. Можно разогреть вчерашнюю итальянскую пасту, она еще вполне съедобна. Решив вопрос с ужином, девушка подошла к окну и настежь его распахнула, впуская в квартиру морозный декабрьский ветер. Он принес с собой колючие снежинки, припорошившие подоконник. Уже который день Готэм засыпает снегом. Харли любила зиму, ей нравилась эта холодная пустота, контраст черного и белого за окном. Под настроение. Она курила, поставив рядом банку с водой, которую использовала в качестве пепельницы. Кайл, смирившись с дурной привычкой своей невесты, просил ее дымить на балконе, но сейчас она игнорировала его просьбу. На балконе слишком темно, не разобрать черных букв, нацарапанных собственной дрожащей рукой. Отхлебывая чай, и зябко кутаясь в кардиган, Харли переворачивала страницы. Читая свои записи, она все больше убеждалась, что с ней творится что-то неладное. Ей становилось не по себе. Что это за бред? Зачем она вообще это пишет? Она даже в школе не занималась подобными глупостями. Делится чувствами с черно-красной тетрадкой, представляя, что говорит с Джокером. Это край. Наверное, ему было бы очень интересно узнать, как ее бесит миссис Спенсер и остальные пациенты. Ну да. Девушка брезгливо поморщилась. Ужасно глупо и смешно. Тошно смотреть на эту сублимацию. Что она творит? Какого черта? Исчеркать бы все это, вырвать и скомкать исписанные листочки, сжечь, чтобы никто никогда не увидел. И стыдно, и противно. Больно. Зачем она довела себя до такого? Жалкая, глупая Харли. Но она продолжает перечитывать свою писанину, с болезненным любопытством следит за ходом мысли, как на яву представляет воображаемые диалоги. Где-то в груди рождается то ли горький смешок, то ли очередной всхлип. Это бред, полный бред, никогда этого не будет, она ведь знает. Своими фантазиями она срывает коросты с незаживающих болячек, не дает им зарасти, ковыряет снова и снова, заставляет сочиться кровью. Получает моральное удовлетворение, терзая себя. Так она, по крайней мере, чувствует, что еще дышит. Не впала в летаргию, в которой провела большую часть своей жизни. Она снова чересчур увлеклась грезами, проговаривая вслух некоторые фразы. Самостоятельно придуманный остроумный ответ заставил ее рассмеяться. Харли нервно хохочет, заходится хрипловатым смехом, кашляет, поперхнувшись дымом, продолжает хихикать. Она не услышала, как в прихожей повернулся замок и домой вернулся ее жених. Кайл замешкался на пороге, удивленно прислушиваясь к одинокому смеху. С кем она там разговаривает? Наверное, болтает по телефону с Мэган. Мужчина снял ботинки и верхнюю одежду, прошел на кухню и остановился в дверях. Ну что за черт, она снова курит в квартире, он ведь просил ее… Но тут Кайл заметил, что телефон девушки лежит на столе, а она просто стоит у окна, держа в руках замызганную тетрадку, и заливается хохотом. Какого черта? - Милая, с тобой все хорошо? – подал голос мужчина, с беспокойством глядя на девушку. Харли вздрогнула от неожиданности, резко оборвала смех и повернулась к нему. - О, Кайл. Привет. Я тут просто вспомнила одну забавную историю, - невозмутимо улыбнулась она. – Как прошел день на работе? - Нормально, Харлин, - настороженно ответил Кайл. – А что это за забавная история? - Да так… один пациент начудил. На самом деле, ничего смешного, но ты ведь знаешь, у меня дурацкое чувство юмора, - хмыкнула блондинка, поспешно затушив тлеющий окурок. Она на мгновение повернулась к Кайлу спиной, захлопывая окно. В кухне остался легкий запах табака. - Не кури здесь, пожалуйста, - поморщившись, попросил мужчина. Ответ девушки немного его успокоил, мало ли над чем она может смеяться. Люди часто ведут себя странно, когда думают, что на них никто не смотрит. Он и сам иногда рассуждает вслух. - Сейчас разогрею ужин, - улыбнулась Харли. Она прижала к груди свой дневник и быстро покинула кухню. Мужчина вздохнул. Последнее время она не расстается с этой тетрадкой, таскает ее за собой повсюду, будто боится, что кто-нибудь прочтет ее заметки. Нет, иногда Кайла действительно подмывает узнать, что же такого важного в этом блокноте, но он одергивает себя. Это не его дело. Там она, скорее всего, ведет записи по пациентам. Врачебная тайна. Ничего интересного. Но зачем так дрожать над этим и прятать? Неужели она настолько ему не доверяет? Кайл покачал головой и отправился в комнату, чтобы сменить свой деловой костюм на домашние джинсы и футболку. Тем временем Харли спрятала тетрадь в сумку, вернулась на кухню и принялась греметь сковородками, напевая себе под нос какую-то популярную мелодию. Вскоре квартиру наполнил аромат итальянской пасты под мясным соусом. Молодые люди расположились за столом, друг напротив друга. Пожелав Кайлу приятного аппетита, девушка уткнулась в телефон. Она переписывалась с Мэгги. Харли не чувствовала голода. Несмотря на то, что весь дневной рацион ограничился тремя стаканами капучино и пачкой скуренных сигарет, есть ей совершенно не хотелось. Порция пасты на тарелке уменьшалась очень медленно. Харли, практически не ощущая вкуса, машинально жевала, накручивала спагетти на вилку, не сводя глаз с дисплея телефона. Она не обращала никакого внимания на сидящего напротив нее мужчину. А он, между тем, внимательно за ней наблюдал и думал. В последнее время Кайла начинало беспокоить необычное поведение невесты. Он не мог понять, что с ней происходит. Нет, конечно, она ведет себя вполне адекватно, больше не проявляет никакой агрессии, но иногда она словно отключается, выпадает из реальности. Бывает, ему хочется поговорить с ней, узнать, что нового происходит у нее на работе или как поживает Мэган, но Харлин смотрит куда-то сквозь него, будто и вовсе не видит. Отвечает односложно, не стремится поддержать разговор. Она всегда жаловалась, что он не уделяет ей должного внимания. И вот, когда он пытается это исправить, она ничего не замечает. Словно ей все равно. Она отгородилась стеной невозмутимого равнодушия. И это его задевает. Разве он заслужил? Сейчас, глядя, как она медленно ест и переписывается с кем-то по телефону, он снова почувствовал укол непонятной ревности. Как так получилось, что она больше не обращает на него внимания? После того бунта в Аркхэме она сама не своя. - Харлин, милая, как у тебя дела на работе? – Кайл попытался завязать разговор, с надеждой глядя на девушку. Харли, не отрывая глаз от смартфона, коротко ответила: - Все хорошо, дорогой. Брентон разочарованно вздохнул. - Ты с Мэг переписываешься? – через некоторое время спросил он. - Угу, - буркнула Харли. - А это обязательно делать за столом? – не сдержав в голосе обиды, произнес мужчина. – Детка, может, ты уберешь телефон и спокойно поешь? - Ага, - машинально кивнула девушка, по-прежнему не поднимая головы. Кажется, она даже не услышала, что он ей сказал. Или просто проигнорировала. Кайл, поджав губы, поднялся на ноги, чтобы поставить свою опустевшую тарелку в раковину. Включив электрический чайник, он вернулся на место. Нет, какого черта она его игнорирует? Мужчина, чтобы привлечь внимание своей невесты, протянул руку через стол и перехватил ее запястье. Девушка слегка вздрогнула и наконец-то подняла на него глаза. - Что такое, Кайл? – спросила она, не выражая ни удивления, ни каких-либо других эмоций. Мужчина замер, с недоумением рассматривая Харлин, словно впервые ее увидел. Она показалась ему чужой, какой-то неживой… Тусклый, стеклянный взгляд голубых глаз, бледное лицо, бескровные губы. Словно механическая кукла, у которой закончился завод. Она смотрела на него, растянув рот в ничего не значащей полуулыбке. Кайл почувствовал, как вдоль позвоночника пробежал странный холодок. Ему вдруг стало не по себе. Что, черт возьми, с ней творится? Может, она приболела? - Дорогая, ты хорошо себя чувствуешь? Ты выглядишь немного бледной, - осторожно произнес он, нежно сжимая ее тонкое запястье. - Со мной все в порядке. Все хорошо, Кайл, - она монотонно повторила свою успокаивающую мантру. Аккуратно высвободив руку из его пальцев, девушка поднялась на ноги и, забрав со стола тарелку с недоеденной пастой, вытряхнула остатки еды в мусорный контейнер. - Тебе приготовить чай? – окликнул ее мужчина. - Нет, не хочу. Спасибо, - отрешенно ответила Харли и, забрав с собой телефон, ушла в гостиную. Кайл услышал, как она включила телевизор. Сейчас снова засядет смотреть новости. Он тяжело вздохнул, наливая в кружку кипяток. С Харлин, определенно, что-то не так. Этот пустой безразличный взгляд…. Брр. Пробирает до мурашек. А тем временем, как и подумал Кайл, девушка устроилась на диване, достала из кармана вишневую жевательную резинку, засунув в рот сразу половину пачки, и переключилась на GCN. Она бездумно пялилась в экран, вертела в руках смартфон. Надувала большие розовые пузыри из жвачки и лопала их со звонким щелчком. Мужчина тоже вернулся в гостиную, держа в руках кружку ароматного «Эрл Грея». Он расположился за письменным столом со своим ноутбуком. Нужно просмотреть кое-какие строительные чертежи, мистер Бриггенс просил его детально изучить проекты. Но Кайл никак не мог сосредоточиться на работе. Ему не давало покоя поведение Харлин. Телевизор, громко вещавший о какой-то автокатастрофе в центре Готэма, сильно раздражал. А еще это проклятое щелканье. Мужчина нервно оглянулся, смерив недовольным взглядом жующуюся блондинку. Она не смотрела на него, уставилась в экран, словно загипнотизированная. Кайл глубоко вздохнул, возвращаясь к чертежам. Надо взять себя в руки, успокоиться и перестать обращать внимание на посторонний шум. Ах, если бы это было так просто. Начался прогноз погоды, Харли разочарованно вздохнула и, наматывая жвачку на палец, потянулась за пультом. Она машинально переключала каналы, дожидаясь выпуска криминальных новостей. Может, сегодня в городе случилось что-нибудь интересное? Пока диктор болтал об ограблении какого-то супермаркета, девушка, со скучающим видом, вернулась к переписке с сестрой. Она надула большущий пузырь, щелкнувший особенно звонко. Лопнув, он прилип к кончику носа. Харли принялась его отдирать. Кайл поморщился и, не выдержав, снова повернулся и посмотрел на девушку. - Харлин, прекрати это! – сердито воскликнул он. Блондинка оторвалась от своего занятия и с недоумением уставилась на мужчину. - Что? - Хватит лопать эту чертову жвачку, тебе не пять лет! – с раздражением ответил он, устало потирая лоб. - О’ке-е-ей, - протянула она, удивленная его недовольством. – Извини. - Сейчас с нами на связь выйдет наш специальный корреспондент, Колин Вейс. Прямой репортаж с места событий, - вещал, тем временем, диктор. – Привет, Колин. - Привет, Дэн, - на экране появился журналист, стоявший рядом с небольшим магазинчиком, в котором произошло ограбление. Он начал рассказывать о преступниках, скрывшихся до приезда полиции, и упомянул, что ему удалось взять интервью у владельца магазина, ставшего свидетелем этого происшествия. Замелькали отснятые ранее кадры, на них репортер беседовал с желчным дерганым типом. Пострадавший был очень зол и, не стесняясь в выражениях, ругал полицейских. Кричал, что он честный налогоплательщик и копы должны защищать его собственность от всяких ублюдков в клоунских масках. Харли вздрогнула и резко повернулась в сторону телевизора. Кайл только возмущенно фыркнул, снова обделенный ее вниманием. А между тем, репортер и диктор спорили между собой, имеет ли Джокер к этому отношение. Всем известно, чьи люди носят резиновые клоунские маски. В СМИ давно просочилась информация, что опасный преступник сбежал из лечебницы Аркхэм. Но до сих пор он никак себя не проявил, его местоположение оставалось неизвестным. Напряжение нарастало с каждым днем, все чувствовали, что это лишь временное затишье перед грядущей бурей. Поэтому, услышав о банде клоунов, ограбивших магазин, все в первую очередь подумали о Джокере. Девушка, слушая спор двух журналистов, снова задумчиво лопнула пузырь. Она вся обратилась в слух, чуть наклонилась вперед, к экрану, и, затаив дыхание, жадно ловила каждое слово. Когда диктор упомянул о Джокере, она почувствовала, как защемило под ребрами. Ею овладели противоречивые чувства, какая-то болезненная радость, смешение непонятного тягучего страха и щенячьего восторга. Сердце тут же заколотилось в ускоренном темпе, Харли и сама удивилась, что слова репортера произвели на нее такой эффект. Но счастье было недолгим, мозг тут же начал лихорадочно обрабатывать информацию и пришел к неутешительному выводу. Девушка ощутила укол разочарования. Прогорклого, словно гнилой миндаль. Нет, Джокер не станет размениваться на подобную мелочевку. Не его масштаб. Он играет по-крупному, особенно, если рассчитывает на публику. Если он предполагает, что его преступление должно попасть в СМИ, то он устраивает шоу. А если не хочет привлекать к чему-то внимания, будьте уверены – никто никогда не догадается, чьих рук это дело. - Ты болван, Колин, если бы мистер Джей решил ограбить магазин, он бы выбрал что-нибудь покрупнее, а не круглосуточный супермаркет. Это всего лишь жалкие подражатели, - вслух пробормотала она, обращаясь к журналисту, болтавшему по телевизору. Кайл, который все это время с раздражением наблюдал за девушкой, удивился такому комментарию. Ему показалось, что он ослышался. О ком она говорит? Что за черт? Какой еще «мистер Джей»? Харли же, презрительно выпятив нижнюю губу, снова взяла в руки телефон и начала яростно давить на сенсорные клавиши. Вид у нее был обиженный и одновременно беспомощный, как у ребенка, у которого забрали любимую игрушку. Казалось, еще чуть-чуть, и она расплачется. - Что случилось, Харлин? – решил спросить Кайл. Почему она так расстроилась? И… презрительный тон, которым она произнесла эту странную фразу о «мистере Джее», заставил его насторожиться. Неужели она говорила о Джокере? Да, судя по обрывкам фраз репортера, которого он слушал вполуха, речь шла о сбежавшем преступнике и его людях в масках клоунов. Ее бывший пациент… Не о нем ли она ведет записи в рабочем дневнике, который повсюду с собой таскает? Эта мысль посетила его голову совершенно внезапно. Кайл вспомнил, что как-то раз, Харли оставила тетрадь открытой на кухонном столе, и он мельком успел прочитать прозвище известного на весь Готэм преступника. Джокер - «мистер Джей»… Ну надо же. Звучит… как-то странно. Слишком… фамильярно, что ли. Словно они старые приятели. - Что? – безразлично взглянув на мужчину, недовольно переспросила Харли. Она хмурилась и кусала губы, было заметно, что она нервничает. Не из-за его вопроса. Вероятно, она даже не расслышала, о чем он ее спросил. Снова витает где-то в облаках. Кайл задумчиво смотрел на свою подругу. В душе пробудилось какое-то смутное беспокойство, предчувствие чего-то дурного. Он продолжал размышлять над ее странной фразой и еще более странной реакцией. Она действительно выглядит огорченной, очень расстроенной. Ответ возник сам собой, когда он сложил два этих наблюдения. Ну конечно. И почему он раньше не догадался? Все странности начались после бунта в лечебнице. Она ходит, словно в воду опущенная, замкнулась в себе. Он-то думал, все дело в пережитом шоке, который она испытала, узнав об убийстве своих коллег и побеге опасных заключенных. Этого тоже нельзя исключать, но… что, если все дело в одном конкретном человеке? Ее пациенте. Джокере. Она ни разу не заговорила о нем с момента побега, словно нарочно избегая этой темы. Но каждый вечер смотрит новости, словно чего-то ждет. А может, она просто боится? Боится маньяка-пациента, оказавшегося на свободе? Пока Кайл сидел за столом, вытаращив глаза, пораженный своими неожиданными выводами, блондинка нажала кнопку пульта, выключила телевизор и поднялась на ноги. - Я в ванну, и спать, - отрывисто произнесла девушка, покидая гостиную. Харли вышла в прихожую, где стояла сумка, в которую она обычно прятала тетрадь. Вытащив дневник и ручку, она отправилась в ванную комнату. Ей захотелось получше обдумать происшествие, связанное с бандой клоунов. А вдруг она ошиблась, и это все-таки его люди? Включив воду, девушка присела на бортик ванны и положила тетрадь на колени. Мысли кружились в голове, будто стая вспугнутых черных дроздов. Так сложно сосредоточиться на чем-то конкретном, когда мозг разрывается на части, распадается на нейроны, каждый из которых стремится выкрикнуть свой вопрос громче остальных. Еще и сердце отчаянно колотится, зашкаливает пульсом в висках. Так не пойдет, сначала она должна успокоиться, угомонить шквал нахлынувших эмоций. Упоминание о Джокере по GCN слишком сильно ее взбудоражило. Такая вот нездоровая реакция. Неизлечимая. Она чересчур зависит от своего ожидания. Нет ничего хуже, это сводит с ума. Иногда ее охватывает самая настоящая паника, ей начинает казаться, что Джокер, как и Бэтмен, просто покинул Готэм. Оставил свой город на произвол судьбы, отдал на растерзание преступникам-любителям и коррумпированным копам. Нет, нет и нет. Он не мог. Откуда она это знает? Не знает, просто уверена, что иначе и быть не может. Он где-то здесь, затаился до поры до времени, готовит что-то масштабное, чтобы вернуться во всем блеске своей ужасающей «славы». И этой теории противоречит сегодняшнее происшествие. Конечно, это не его люди. Зачем ему грабить супермаркет? Не хватило пары баксов на пачку сигарет? Чушь, какая чушь. Это не он. И, прежде чем на нее снова накатит болезненное разочарование, она должна успеть накачать себя успокоительным. Нужно сделать вид, что ей все равно. Довести себя до состояния спасительного равнодушного отупения. Ее таблетки – антисептик для заразы, загнездившейся в сердце. Обезболивающее и снотворное. Таблетка, чтобы забыть, чтобы уснуть и не видеть кошмаров. Чтобы стать кем-то другим. Чтобы избежать панических атак, если подсознание все-таки решит прогуляться во сне по коридорам лечебницы, забрызганным мозгами и кровью. Харли высыпает на ладонь по таблетке из каждого оранжевого пузырька с приклеенной маленькой этикеткой. Привычным жестом отправляет в рот, запивает водой из-под крана, глотает, чувствует, как холодная вода стремится вниз по пищеводу, прямо в желудок. Скоро таблетки всосутся в кровь, и она вздохнет с облегчением. Слезы, висящие на кончиках ресниц, высохнут, искусанные покрасневшие губы приобретут нормальный оттенок. Мертвенный, в последнее время. И все будет хорошо. Очень хорошо. Вполне терпимо. И Харли встряхивает головой, улыбается и мурлычет себе под нос заевшую легкомысленную мелодию. Лезет под душ, мусолит тело мочалкой, размазывает белую пену по худым плечам и выступающим ключицам. Гель для душа с ароматом малины. Харли сплевывает воду, продолжает напевать. Главное – вытрясти из мыслей сегодняшние впечатления, иначе она не уснет, не помогут даже таблетки. Будет вспоминать всю ночь и зажимать рот ладошкой, чтобы Кайл не услышал ее всхлипов. Ей надо разучиться думать, отключить голову. Отвертеть бы ее от шеи, да убрать в тумбочку. Все равно ведь она ей без надобности. Смыв остатки пены и растекшийся по лицу макияж, она почистила зубы, вылезла из ванны. Кутается в полотенце, насухо растирает руки и ноги, чтобы не мерзнуть. Переодевается в ночную сорочку, завязывает халат. Снова берет в руки тетрадку, улыбается, гладит по корешку. Качает, словно котенка. - Спокойной ночи, Джей, - шепчет себе под нос и выходит из ванной. Снова прячет дневник в сумку, застегивает на молнию, ей кажется, так надежней. Мысли под замком, никто не увидит. Идет в спальню через гостиную, Кайл сидит к ней спиной, уткнулся в ноутбук, просматривает какие-то малопонятные схемы. Чертежи, наверно. Харли желает ему доброй ночи, мужчина бурчит что-то в ответ, она не прислушивается, исчезает за порогом спальни. А Кайл повернулся и смотрит ей вслед. Все думает, не может избавиться от своих подозрений. Ему кажется, что это похоже на бред, как такое вообще могло прийти в голову? Вроде бы все с ней в порядке, с его Харлин. Тогда почему так щемит под ребрами? Что это – ревность? Непонимание? Это мешает спокойно работать, не дает сосредоточиться. Небывалый случай, должно быть, он и вправду сильно переживает. Он вдруг вспомнил ее мертвенный взгляд, на который наткнулся за обеденным столом. Снова пробрало до костей. И зачем он себя обманывает? Зачем твердит, что с ней все в порядке? Видит же, что это не так. Это какой-то психоз, медленное помрачение рассудка. Или апатия? Депрессия? Что-то более серьёзное? Он ведь не врач, он не знает. Понимает только, что нормальные люди так себя не ведут. Нет. Он видит, что она стала другой. Он должен выяснить причину. Ради ее же блага. Кайл снова задумался над своей догадкой. А что, если в процессе лечения, Джокер каким-то образом нанес непоправимый ущерб ее психике? Возможно такое? Черт, этого он тоже не знает. Ему нужно с кем-нибудь поговорить об этом, посоветоваться. Может статься, он вообще зря паникует, это временная хандра, которая скоро пройдет, мало ли с чем это может быть связано. Но он должен знать наверняка, пока не стало слишком поздно. Любой бы на его месте забеспокоился. Мужчина поднялся на ноги, ему вдруг снова захотелось увидеть ее, взглянуть на свою малышку. Просто убедиться, что он зря себя накручивает. Кайл, стараясь не шуметь, на цыпочках прокрался в спальню. Харли забыла погасить ночник, стоящий на тумбочке рядом с кроватью. Мягкий ворс ковра заглушил тяжелую поступь мужчины, он склонился над девушкой. Харли уже спала, светлые прядки волос беспорядочно разметались по подушке. Дыхание глубокое, едва различимое. Грудь медленно вздымается и опадает. Кайл рассматривает лицо спящей, согнулся чуть ниже, внимательно изучает. Харли морщится, словно ей это не нравится, чувствует, что на нее смотрят. Она забормотала и перевернулась на другой бок. Кайл прислушался. Ему показалось, или она опять помянула какого-то Джея? Нет, не ошибся. Зовет его во сне. У мужчины на мгновение сбилось дыхание. Он никогда не испытывал таких сильных эмоций. Глухая злость, необъяснимая удушающая ревность завладела всем его существом. Чудовищное подозрение. Лежа в его постели, она зовет кого-то другого? Уму непостижимо! Наверное, он тоже слегка не в себе. Катится за ней по наклонной. Что она сделала с ним? Он никогда не чувствовал подобного смятения. Не знал что делать. Он, Кайл Брентон, не знает, что предпринять! Как ему реагировать? Что, черт возьми, вообще происходит? А как бы любой другой поступил на его месте? Он должен проверить свою догадку! Избавиться от подозрения или удостовериться. Он не станет мучить себя неизвестностью, не станет себя обманывать. И ей не позволит. Кайл, смерив недоверчивым взглядом хрупкую фигуру спящей девушки, решительно развернулся и вышел из спальни. Он знал, где она держит свой чертов дневник. Видел много раз, как она украдкой прячет его в сумку. Такое поведение говорит о том, что ей есть что скрывать. Он не идиот. Мужчина, воровато оглянувшись, бросил взгляд на приоткрытую дверь спальни и потянулся к сумке, стоящей на нижней полке этажерки. Он, стараясь действовать бесшумно, медленно расстегнул молнию и запустил руку в одно из отделений. Его пальцы без труда нашарили твердый переплет красно-черной тетради. Он вытащил ее и, снова оглянувшись, вернул сумку на место. Кайл отправился на кухню, собираясь приготовить себе чай. Его ждет длинная ночь. Он с комфортом устроился за столом, поставив рядом кружку любимого «Эрл Грея», и приготовился к чтению. Правда, до того, как открыть первую страницу, он ощутил легкий укол пробудившейся совести. Он поступает не слишком хорошо по отношению к своей невесте. Может быть, для начала стоило поговорить с ней, а не бросаться читать ее личные записи? Но его разбирало какое-то совершенно нездоровое любопытство, мстительное желание уличить, поймать ее с поличным. Он злился на нее, сильно злился. Если подозрения не подтвердятся, то он ничего ей не скажет, она даже не узнает, что он брал тетрадь. Но если он все-таки прав… Что ж. Кому-то очень не повезло. В конце концов, он оказывает ей услугу. Это для ее же блага. Кайлу не составило большого труда убедить себя в этом. Он открыл тетрадь и углубился в чтение. Почерк вполне разборчивый и понятный. Пока ничего интересного. Записи о каких-то пациентах, фамилии которых он смутно припоминал. О, вот она пишет о том старике, который покончил с собой, его звали Джонатан Стрейт. Хм, Кайл и не подозревал, что Харлин так переживала из-за его смерти. Без особого интереса пробежав глазами еще несколько страниц, мужчина наконец-то наткнулся на первое упоминание Джокера. С этого места он начал читать более внимательно. Чай в кружке давно закончился, а Кайл, у которого начинали подрагивать руки, впервые жизни задумался над тем, чтобы начать курить. Он не отобразил, сколько времени прошло, пока он был занят чтением. Бросив взгляд на светящийся циферблат микроволновки, он понял, что уже половина четвертого утра. Мужчина только нервно усмехнулся, невидящим взглядом уставившись на черные буквы, нацарапанные рукой его невесты. Его милой Харлин. Его так увлекла ее писанина, что он даже забыл о времени. Что ж… Он не ошибся насчет «мистера Джея», или просто «Джея», как называла своего пациента доктор Квинзель. А что делать с остальными открытиями, он просто не представлял. Последние записи он смог разобрать с огромным трудом, буквы очень неровные, неразборчивые, пляшут во все стороны. Еще и какие-то странные размытые потеки, половина текста закрашена, исчеркана с такой силой, что кое-где бумага прорвана насквозь. Но и того, что он разобрал, вполне хватило. Это ужасно. Уму непостижимо. Просто не укладывается в его голове. Если бы он лично не увидел этих записей, сделанных ее рукой в ее же дневнике, он бы ни за что не поверил. Он и сейчас все еще пребывал в сомнениях. Может, он просто не понял? Разучился читать и понимать смысл слов? Потому что все это похоже на дурной сон. Может, он свихнулся и видит то, чего на самом деле нет? Если так, то довольно странные у него галлюцинации. Кайл машинально сжимал и разжимал кулаки, тер костяшки пальцев, до боли впиваясь в кожу ногтями. Он усиленно моргал, пытаясь осознать прочитанное, как-то справиться с первоначальным потрясением. Его невеста бредит Джокером. А психопат-убийца, оказывается, спас ее от бойни в Аркхэме. Такого поворота он уж точно не ожидал. Но даже не это так сильно взволновало Кайла. Нет. Осознание того, что Харлин втихомолку сходит с ума, медленно и неотвратимо скатывается в пучину черного безумия, поразило его до глубины души. Ей нравится этот маньяк. Да она просто без ума от него. Нет, откровенных признаний в любви он нигде не заметил… но, нужно быть абсолютным идиотом, чтобы не догадаться. Ее обожание, восхищение, помешательство пропитало последние страницы. И Кайл не знал, что ему делать. Как реагировать? Он в смятении. Он просто-напросто поражен. Это самый сильный, сбивающий с ног удар под дых, какой только могла нанести ему глупая девчонка. Он просто не ожидал. Он не был готов ни к чему подобному. Даже в самом страшном сне он бы не смог увидеть того, что предстало перед ним в реальности. И с этой ужасающей реальностью нужно что-то делать. Он должен что-нибудь предпринять, нельзя этого так оставить. А вдруг это она помогла бежать Джокеру? Господи… Может быть, стоит пойти в полицию? Принести им этот дневник в качестве улики, и попросить завести дело на его невесту? О, черт. Это полный бред, у него нет доказательств. В тетрадке ничего не говорится об этом, только то, что он ее спас. Спас. Джокер, мать его, спас Харлин. Кайл подскочил на ноги и начал мерить кухню шагами. Хватался за голову, запускал пальцы в коротко остриженную шевелюру, пытаясь физически сдержать и упорядочить разбредающиеся мысли. Какого черта происходит? Нет, серьезно. Что ему делать? Он остановился как вкопанный посреди кухни. В голову пришла совершенно неожиданная идея. Он должен показать этот гребаный дневник кому-нибудь из ее коллег. Должен поговорить с настоящим психотерапевтом. Нет, конечно, идея не менее безумная, чем все происходящее вокруг, но… Почему бы нет? Кажется, она чаще всего упоминает некоего доктора Эддингтона, нынешнего начальника, сменившего на посту Николаса Солвэйта. Может, стоит поговорить с ним? В конце концов, это его сотрудница… Он должен что-нибудь знать обо всем этом. И мужчина, недолго думая, сорвался с места и направился в спальню. Наверняка у нее есть номер коллеги. Нужно переписать его. Да, черт возьми, он сделает это. Кайл, прихватив свой телефон, на цыпочках вошел в комнату, где спала Харли. Надо же, у нее такое невинное, умиротворенное выражение лица. Как у ангела… И какие черти у нее в голове. Она и не подозревает. Ну, ничего, скоро он пресечет это безумие. Он ей поможет, раз она сама не в состоянии. Это его долг. Сделать все, что в его силах, чтобы уберечь свою глупую малышку от падения в бездну. Вот ведь идиотка. Мужчина обошел кровать, замер возле тумбочки, на которой лежал ее телефон. Быстро разблокировав его, он открыл список контактов. Найти нужное имя не составило большого труда. Он списал номер мобильного Эдварда Эддингтона и сохранил в своем сотовом. Что ж, осталось договориться о встрече и передать ему этот дневник. Кайл, словно вор, прокрался мимо кровати и покинул спальню. Он вернулся на кухню с чувством выполненного долга. Утром он свяжется с доктором, все будет хорошо. - Глупая девчонка. Вечно вляпывается в какое-то дерьмо, - пробормотал он себе под нос, присаживаясь на краешек стула. Мужчина снова включил чайник. Ему сегодня все равно не уснуть. Поработать тоже не удастся, он просто не в состоянии. Что он завтра скажет мистеру Бриггенсу? Придется солгать. Придумать оправдание впервые в жизни. И Кайл, заварив чай, принялся мусолить страницы злосчастной тетрадки, все сильнее утверждаясь в собственной правоте. Он принял верное решение. Скорее всего, Харлин будет недовольна. Но, черт возьми, она должна понять, что он делает это только ради нее! Он хочет помочь, ей это совершенно необходимо. Кайл, ослепленный своим рвением, забыл, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями. Ему и в голову не могло прийти, что он поступает неправильно. Ведь он всегда прав. Это аксиома, в которую он свято верит.***
Харли снова умудрилась проспать. Не услышала будильник, который надрывался над самым ухом. Очевидно, вчера вечером немного переборщила со снотворным. Зато чувствует, что выспалась. В кои-то веки. Странно, что Кайл не разбудил ее, обычно, они вместе собираются на работу. Ну, кто знает, может, пришлось уехать пораньше, его босс любит устраивать незапланированные совещания по утрам. Взглянув на время и убедившись, что в любом случае не успевает к началу смены, даже если выйдет прямо сейчас, в одной сорочке, Харли решила, что нет никакого смысла торопиться. Она безнадежно опоздала. Эддингтон так и так будет ее отчитывать, если заметит. В конце концов, она сможет что-нибудь придумать, очередную отговорку. В этом она поднаторела, последнее время только и делает, что оправдывается. Многие из ее коллег недовольно поджимают губы и неодобрительно качают головой, глядя на то, как девушка, запыхавшись, несется по коридорам, опаздывая к началу рабочего дня. Но, если уж говорить откровенно, ее это мало волнует. Да, она стала халатно относиться к своим служебным обязанностям, но выслушивать лекции о том, какая она плохая, Харли не собирается. Для каждого, кто надумает ей что-нибудь сказать, у нее есть два средних пальца, по одному на каждой руке. Разумеется, к Эддингтону это не относится. Но пусть тоже идет к черту со своей дисциплиной. После вечернего коктейля из седативных пилюль соображается очень туго. Еще и настроение преотвратное. Хочется накрыться одеялом и тихонько сдохнуть. Харли со стоном отскребла себя от постели и направилась в ванную, по пути протирая глаза и отчаянно зевая. Нет, надо завязывать с этими таблетками, однажды можно просто не рассчитать дозу и вообще не проснуться. Так себе перспектива. После бодрящего душа, она проследовала на кухню, где обнаружила записку от Кайла, лежащую на столе. Он извинялся, что не может отвезти ее на работу, ему пришлось уехать раньше, дела не ждут. Но вечером он обязательно заедет за ней в лечебницу. P.S. Удачного дня. Как мило. Девушка только вздохнула, скомкала записку и зашвырнула в мусорный контейнер. Решив, что кофе можно выпить и в кабинете, Харли пошла собираться. С утра у нее нет никаких сеансов, только бумажная работа, то есть, фактически, до обеда она свободна. Главное, создать видимость занятости. Натянув свитер и узкие черные брюки, девушка собрала волосы в пучок на макушке. Прихватив с собой телефон и наушники, вышла в прихожую. Сумку она не разбирала со вчерашнего дня, значит, все должно быть на месте. Сегодня никаких каблуков, к черту, нет настроения. Да и для кого ей наряжаться? Зашнуровав ботинки и намотав шарф поверх куртки, она вышла из дому, заперла за собой дверь и спустилась вниз на лифте. Девушка взяла курс на автобусную остановку, там можно было попасть на транспорт, следующий прямым маршрутом до острова Нероуз. Нужный автобус прибыл как по заказу, не пришлось долго мерзнуть. Погода была довольно солнечной для середины декабря, но шквалистый ветер пробирал до костей. Харли, которую жутко раздражала женщина, болтавшая рядом с ней по телефону, быстро заткнула уши гарнитурой и включила музыку. Оставшуюся часть пути она дремала, приткнувшись головой к окошку. Остров Нероуз конечная остановка, она ее не пропустит. Через сорок минут девушка была на месте, заперлась в своем кабинете. Ей повезло не попасться Эддингтону на глаза, и она преспокойно устроилась за письменным столом, делая вид, что уже давно изучает отчеты по пациентам. Заставив себя прокорпеть над бумажками целых полтора часа, Харли решила, что заслужила небольшой перерыв, тем более, свой обычный утренний кофе она так и не выпила. Вернувшись со стаканом любимого капучино, купленного в автомате, девушка потянулась к сумке, намереваясь, по привычке, поделиться мыслями со своим воображаемым другом. Харли сильно удивилась, не обнаружив тетради. Куда она умудрилась ее засунуть? Несколько раз тщательно осмотрев сумку и ящики письменного стола (мало ли, вдруг успела выложить дневник и забыть), девушка ощутила, как в душе зарождается беспокойство. Гаденькое ощущение, будто ее поймали с поличным. Прокрутив в уме вчерашний вечер, она вспомнила, что перед сном, как обычно, спрятала тетрадь в сумку. Утром она туда даже не заглядывала. Вроде бы. Кажется, память начинает ее подводить. Может, она на автомате выложила ее? Харли не могла припомнить. Она снова начала нервничать. Нет, куда мог подеваться дневник? Это уже совсем не смешно. Взять себя в руки и успокоиться - нет сил. Ни физических, ни душевных. Она не может самостоятельно побороть тревогу. И Харли снова выбирает легкий способ. Выдвигает ящик стола и достает припрятанный пузырек с таблетками. На сей раз – антидепрессанты, выписанные ею на имя одного из пациентов. Маленький фальшивый рецепт с ее подписью, ни от кого не убудет, верно? Девушка приняла лекарство, запила его остатками капучино. Надо подождать, пока начнет действовать. Черт, она чересчур дергается из-за этой тетрадки, в ней слишком много личной информации, не дай бог, она ее потеряла или где-то оставила. Если кто-нибудь прочитает… От этой мысли резко захотелось курить. Харли пытается убедить себя, что волнуется понапрасну, скорее всего, тетрадь дома, в целости и сохранности. Но страх крепко вцепился в горло, душит своими склизкими пальцами. Ее преследует дурное предчувствие. Интуиция подсказывает, что все это не к добру. И почему она чувствует себя нашкодившей собакой, застуканной хозяином на месте преступления? На чем она могла проколоться? Так. Стоп. Прекрати себя накручивать. Харли, как же ты любишь волноваться по пустякам. Все в порядке, просто возьми себя в руки. Эта чертова тетрадь обязательно найдется. Нужно отвлечься пока не подействуют антидепрессанты. Можно сходить покурить. Решив сразу перейти от слов к делу, девушка поднялась на ноги, набросила куртку поверх рабочего халата, положила в карман сигареты и покинула кабинет, направляясь к лестнице, ведущей во внутренний двор Аркхэма. После ремонта в лечебнице Морриган снова запретил курить в здании. Новые охранники строго следили за соблюдением этого правила. Распахнув тяжелую дверь центрального входа, Харли чуть не потеряла равновесие от порыва налетевшего ветра, стремившегося эту самую дверь закрыть. Хорошо, что ее придержал стоявший на крыльце мужчина, иначе она бы захлопнулась вместе с девушкой. Харли благодарно улыбнулась расторопному охраннику. Он и его напарник прохлаждались на крыльце, должно быть, сами только что вышли подымить. Она прошла мимо мужчин, развернулась лицом к стене, доставая зажигалку, и попыталась подкурить, прикрывая пламя от ветра. У нее никак не получалось. Обычная дешевая зажигалка со слабым огоньком все время гасла. Харли процедила сквозь зубы тихое ругательство, с маниакальным упорством продолжая высекать искры. - Помочь? Девушка подняла глаза на подошедшего к ней мужчину. Опять этот охранник. Ее сегодняшний герой. Выручает второй раз за последние пять минут. Она приняла протянутую зажигалку, одарив ее хозяина милой улыбкой. Потертая Zippo с дурацкой эмблемой футбольной команды «Питтсбург Стиллерз». В голове мелькнуло какое-то смутное воспоминание, ей показалось, что она уже где-то видела такую. Харли нахмурилась, подкуривая свою многострадальную сигарету и тщетно напрягая память. Долгожданная, сбивающая с ног затяжка. Первая за утро. Девушка чувствует, что губы сами собой складываются в расслабленную улыбку. Она вернула зажигалку мужчине, пробормотав слова благодарности. - О, не за что, - широко улыбнулся парень, продемонстрировав идеально ровные белые зубы. Что он здесь делает? Ему бы в рекламных роликах сниматься. Статный, высоченный блондин. Харли задумчиво рассматривала охранника. Судя по всему, он новенький. Раньше она его здесь не видела. Вроде бы. Хотя его лицо кажется очень знакомым. Разве она с ним сталкивалась? А мужчина, между тем, успев оглядеть девушку с ног до головы, протянул ей руку для знакомства и, продолжая улыбаться, представился: - Барри Уилсон, к вашим услугам, мисс Квинзель. - Барри! – тут же воскликнула девушка. Господи, конечно! Как она сразу его не узнала? Вот ведь черт! - Что ты здесь делаешь? – растерянно спросила Харли, хотя ответ был вполне очевиден. Но она совершенно не ожидала встретить в Аркхэме своего бывшего бойфренда. Они не виделись сколько? Лет пять или шесть? Кажется, шесть. - Видимо, работаю, - ухмыльнулся парень, продолжая беззастенчиво рассматривать свою старую знакомую. – Уже без малого неделю. Устроился сразу после того бунта. - Да-а? - вежливо протянула Харли, не зная, что еще сказать. Эта встреча ее огорошила. Вот уж действительно – как тесен мир. - Ага, - поддакнул Барри, исключительно довольный завязавшейся беседой, – Харли, я так рад тебя видеть! Как узнал, что ты здесь в должности психотерапевта, все искал возможности с тобой встретиться, но никак не получалось. Я случайно услышал твою фамилию от мистера Кэша и жутко удивился. Не думал, что ты станешь работать в таком местечке как Аркхэм. - Ну… Я бы про тебя тоже никогда такого не подумала, - хмыкнула девушка. – Но, как видишь… - она пожала плечами и сделала глубокую затяжку. - О, это точно, - согласно закивал парень. – Я бы ни за что сюда не пошел, если бы не нужда. Взял тачку в кредит, а моя Стейси умудрилась расколошматить ее на первом же повороте. Тупая сучка, - выругался он, сплевывая на крыльцо, - Представляешь, теперь выплачиваю кредит за кучу металлолома. Мне даже страховку не выплатили, уроды. А с этой идиоткой развожусь в следующем месяце. Она уже пытается стрясти с меня половину нажитого в браке имущества. Даже адвоката присылала, - пожаловался здоровяк. Харли только вежливо улыбалась и молча курила. Черт, да когда он уже заткнется? Зачем он рассказывает ей о своих проблемах? Неужели считает, что ей это может быть интересно? Господи, шесть лет прошло, а Барри как был придурком, так и остался. Хорошо, что они разбежались. - А как ты поживаешь, Харли? Как у тебя дела? – заметив, что собеседница потеряла интерес к его рассуждениям, мужчина решил сменить тему. Он с любопытством ее рассматривал и все так же лучезарно улыбался. - А… я? Да неплохо, - слегка заторможено ответила девушка. – Я проходила в Аркхэме интернатуру и в итоге решила здесь остаться. Мне нравится моя работа, это довольно интересно, - улыбнулась она. - О, не сомневаюсь, - вдруг иронично ответил мужчина, - тут ведь собраны самые опасные психопаты со всего Готэма. Слушай, а это ведь ты лечила Джокера, до того как он удрал? - блондин вопросительно приподнял брови, глядя на девушку с самым искренним любопытством. Харли тяжело вздохнула. Это разговор нравится ей все меньше. - Да. Но я его не «лечила», как ты выразился, я пыталась поставить диагноз. - И как? Чем же он болен? – тут же заинтересовался Барри. - Он просто ненавидит тупиц и болтунов, - растянув губы в милую улыбку, пропела Харли. – А в остальном, он вполне вменяем. Она сделала последнюю затяжку, стряхнула пепел и выбросила окурок в урну. - Ладно, Барри, мне пора. Еще увидимся. Была рада с тобой поболтать, - Харли отсалютовала ему напоследок и, быстро развернувшись, направилась к дверям. Поднимаясь по заново отремонтированной лестнице на второй этаж, девушка рассуждала о превратностях судьбы и непредсказуемости жизни в целом. Нет, серьезно, она абсолютно не ожидала встретить в Аркхэме Барри Уилсона. Да еще и в должности охранника. Что ж, она надеялась, что такое положение вещей никак на ней не отразится. Ей бы очень не хотелось, чтобы он, по «старой дружбе», проявлял к ней повышенное внимание. Нет, конечно, сегодня он оказался ей полезен, но поток бессмысленной информации, который последовал вслед за этим, не вызвал ничего, кроме раздражения. Он не очень-то изменился с момента их последней встречи, а вот она – да. Предаваясь своим размышлениям, девушка брела вдоль коридора, по направлению кабинета, как вдруг, из-за поворота показался Эдвард Эддингтон. Он беседовал с медсестрой, одной из новеньких. Хрупкая, невысокая блондиночка, очень молодая. Харли хотела поздороваться и прошмыгнуть мимо, но когда Эддингтон поравнялся с ней, он остановился и, одарив девушку странным изучающим взглядом, обратился к ней: - Доктор Квинзель, я вас искал. Подождите меня у кабинета, сейчас я освобожусь. Мне нужно с вами поговорить. - Хорошо, - растерянно кивнула Харли. Она проводила взглядом доктора и медсестру, которые направились куда-то в сторону западного крыла лечебницы, и, подчиняясь приказу начальника, вернулась к его кабинету. Она замерла у двери, чувствуя нарастающее беспокойство. Что нужно от нее Эдварду? Может, кто-то настучал, что она снова опоздала? Харли искренне надеялась, что это единственный ее проступок, но интуиция твердила обратное. Взгляд, которым одарил ее Эддингтон при встрече, был чересчур подозрительным. Где еще она успела напортачить? Девушка терялась в догадках, не зная, что думать. Наконец Эдвард показался из-за поворота. На этот раз он был один, и выражение его лица было очень и очень хмурым. Харли судорожно сглотнула, чувствуя, как напрягаются мышцы, тугими узлами затягиваются нервы. Словно она готовится к физической атаке, ощущает реальную угрозу и собирается ей противостоять. Ее лицо кажется невозмутимым, она прилагает все силы, чтобы не выдать своих настоящих чувств. Эддингтон подошел к ней, молча отпер дверь, и жестом пригласил следовать за ним. - Присаживайся, пожалуйста, - устало произнес он. Харли подошла к уже знакомому ей креслу. Она уселась, закинув ногу на ногу, скрестила руки на груди и выжидающе уставилась на доктора. Эдвард обошел свой письменный стол и расположился напротив. Харли успела заметить, что мужчина почему-то избегает ее взгляда. Он смотрел куда угодно, только не на нее. Собственные часы вдруг показались ему необычайно интересными. Девушка не понимала, почему он так себя ведет. И это ее беспокоило. - Эдвард, что стряслось? О чем ты хотел со мной поговорить? – не выдержав, подала голос блондинка. Она настороженно наблюдала за своим коллегой. Мужчина тяжело вздохнул, снял очки и потер глаза. Должно быть, он пытается собраться с мыслями. Такое ощущение, словно он хочет что-то сказать, но никак не решается. Или не может подобрать нужных слов. Харли это не нравилось, ой как не нравилось. Она снова начала себя накручивать, лихорадочно обдумывая реальные и мнимые проступки, за которые Эддингтон мог ее отчитать. Кроме чертовых опозданий и фальшивого рецепта на антидепрессанты ничего в голову не пришло. Она просто не понимает. А Эдвард, который, наконец, принял решение, потянулся к ящику своего стола, отпер его и что-то достал. Харли почувствовала, как ее брови поползли на лоб, когда он поднял руку и показал ей тетрадь в твердом черно-красном переплете. Разумеется, девушка сразу ее узнала. Но… как?! На ее лице отобразилось сильнейшее потрясение. Вот что называется - удар ниже пояса. Она совершенно не ожидала ничего подобного… Черт побери, откуда у Эддингтона ее дневник?! Неужели она выронила его где-то в лечебнице? Разве такое могло произойти? Дьявол… И что ей теперь делать? Судя по выражению лица, он прочитал записи. Девушка ощутила, как ее накрывает ледяной волной самой настоящей паники. Внутренности скрутило, сердце бьется у самой глотки, становится трудно дышать. Пальцы непроизвольно дрожат. Она сцепила их в замок, чтобы Эдвард ничего не заметил. Харли во все глаза смотрит на злосчастную красно-черную тетрадку, мысленно проклиная собственную глупость. Она попалась. По уши в дерьме. Теперь не отвертится. - Ну, и как ты это объяснишь? – холодно спросил мужчина. Теперь он смотрел на нее в упор, прожигая самым инквизиторским взглядом на какой был способен. Да уж… Дело дрянь. Девушка почувствовала, как что-то оборвалось в ее сердце. Пульс сбился с ритма, скачет то быстро, то медленно. Она молчит. Думает. А в груди закипает самая настоящая ярость. Она должна объяснять ему свои записи? Должна рассказать о своих чувствах, так что ли? На что он, черт возьми, рассчитывает? Ждет, что она будет каяться и посыпать голову пеплом? Не дождется. Харли, уже вне себя от злости, ощущала, как обычные эмоции, характерные для такой ситуации - страх, волнение, стыд, - отходят на задний план. Не осталось ничего, кроме мертвой звенящей пустоты и ледяной ярости, сковавшей мысли. Ее дневник. Рваные лоскуты души, пришпиленные на бумагу. Слезы, пролитые над черными строчками. Он прочитал. Беззастенчиво заглянул в ее сердце… и еще требует каких-то оправданий? От нее?! - А что конкретно я должна тебе объяснить, Эдвард? – спокойно спросила Харли. Ее голос не выражал никаких эмоций. Она обуздала свои чувства, справилась с паникой. Доктор хочет прижать ее к стенке? Что ж… посмотрим. - Харлин, это твой рабочий дневник, я правильно понимаю? – повертев рукой, с зажатой в ней тетрадкой, уточнил Эддингтон. - Да. Откуда он у тебя, Эдвард? – вкрадчиво спросила девушка. Этот вопрос очень сильно ее интересовал. У нее появилось подозрение, которое необходимо проверить. - Это не имеет значения, - раздраженно вздохнул мужчина. Ах, вот как? - Очень даже имеет. Откуда у тебя мой дневник, Эдвард? – нарочито спокойно повторила свой вопрос Харли. Она чуть подалась вперед, сложив локти на стол перед собой, и в упор уставилась на своего собеседника. Очевидно, ее поведение не соответствовало тому, чего ожидал мужчина. Он казался немного растерянным. - Сегодня утром мне позвонил Кайл Брентон. Мы договорились о встрече, он передал мне эту тетрадь, - с расстановкой объяснил Эддингтон. Он с удивлением заметил недобрый огонек, вспыхнувший в голубых глазах девушки, после того, как он произнес имя ее жениха. Она хмурилась, нервно кусала губы и барабанила пальцами по поверхности стола, очевидно, пытаясь сдержать охватившие ее эмоции. В принципе, Эдвард прекрасно понимал ее негодование. Она могла расценить это как самое настоящее предательство, особенно сейчас, когда не может проанализировать ситуацию со стороны. Ведь, скорее всего, она считает, что ей не требуется помощь. Иначе, давно бы сама пришла к нему, не стала бы ждать… Но что, если этот Кайл ошибся и ввел его в заблуждение? Эдвард до последнего сомневался, что его подчиненная – доктор Квинзель, может всерьез увлечься маньяком. Ведь это совершенно немыслимо! Не было никаких внешних проявлений ее помешательства. Вот же она – сидит перед ним, вполне нормальный, здравомыслящий человек, с обычной человеческой реакцией. Как так? - Харлин, он волнуется за тебя. И я его понимаю, - успокаивающим тоном заговорил мужчина. – Мистер Брентон настоял, чтобы я ознакомился с записями и высказал свое профессиональное мнение… И… Харлин, я должен тебя спросить, - он на мгновение умолк, дожидаясь, пока девушка поднимет на него глаза. В их глубине все еще мерцали приглушенные всполохи охватившей ее злости, но в целом, лицо было очень спокойно, практически невозмутимо. Она прекрасно себя контролирует. Быстро справилась с потрясением, наверное, он бы так не смог. Харли внимательно смотрела на Эдварда и ждала его вопроса. О, эта невозмутимость, на которую обратил внимание мужчина, стоила ей огромных усилий. Сердце разрывалось на части от охватившей ее жгучей ненависти. Кайл… Чертов ублюдок. «P.S. Удачного дня». Сука. - Харлин, ты действительно написала все это? На полном серьезе? – наконец, спросил мужчина, пытливо глядя на девушку. – Я… я просто не могу до конца в это поверить. Блондинка едва заметно ухмыльнулась. Чуть кривая саркастичная улыбка. Едкий ответ, готовый сорваться с кончика языка. Но она не успела ничего сказать, Эдвард перебил ее: - Твой жених высказал опасение, что это ты помогла Джокеру с побегом. Я постарался разубедить его в этом. Но… честное слово, я и сам уже ни в чем не уверен. Теперь я сомневаюсь, - он смотрел на нее с самым искренним беспокойством в глазах, - Харлин, ты понимаешь, что может произойти? - Что же, Эдвард? Что может произойти из-за исписанных мною листочков? А? – спросила она, холодно глядя на мужчину поверх своих круглых очков, - Ты ведь прочитал? И что? Ты обнаружил какие-то тайные планы, схемы электропроводки Аркхэма? Пароли и явки? – усмехнулась Харли. – Ты сам-то понимаешь, как абсурдно звучит твое предположение? Я уже общалась на эту тему с комиссаром полиции и, насколько мне известно, - она уже ничего не могла подделать с сарказмом, сквозившем в голосе, - Джеймс Гордон не выдвинул против меня никаких обвинений. Девушка выпрямилась и, скрестив руки на груди, приподняла брови в вежливом недоумении. - Признаться, я крайне удивлена, что ты так серьезно воспринял эту писанину. Кайл, знаешь ли, не блещет особым умом, но ты… - она покачала головой, - Я думала, ты догадаешься. Харли умолкла, равнодушно глядя на мужчину. Эддингтон снова поразился этому спокойствию, беспрецедентному для нее хладнокровию. Он никогда бы не подумал, что она может так хорошо владеть собой. Или она действительно ничего не боится? Значит, ее совесть чиста? Об этом он и должен был догадаться? Квинзель сбила его с толку. Он ожидал совсем другой реакции. Может, он просто плохо ее изучил? Харли же, чувствуя себя самой настоящей актрисой, наслаждалась произведенным эффектом. Она действительно ничего не боялась. Чувствовала свою безнаказанность и лгала напропалую. Серьезно, чем он может ей угрожать? Да ничем. Это всего лишь записи на страницах тетрадки. Никто не посмеет обвинить ее в содействии побегу, основываясь на этих бумажках. Скажут, что она невменяема, что она некомпетентна? Да плевать она на это хотела. Репутация – это просто слово. Пуф! И нет его. Эдвард попросит Морригана уволить ее? Ха. Да она сама с радостью сбежит отсюда. Аркхэм ей наскучил. Без Джокера – здесь нечего делать. Следовательно, она вообще ничего не теряет. - О чем я должен был догадаться, Харлин? – наконец, после повисшей паузы, произнес мужчина. Блондинка словно ждала этого вопроса. Она тут же подвинулась ближе и, ткнув пальцем по направлению тетради, которую Эддингтон положил на стол перед собой, ответила: - Ты прочитал наработки для моей будущей книги, Эдвард, - ее голос звучал совершенно искренне. – Ты что, серьезно думал, что это мой личный дневник? - она недоверчиво улыбнулась, как бы говоря – «ты ведь не настолько глуп, верно?». Мужчина смотрел на нее во все глаза. Сказать, что он был удивлен – ничего не сказать. Такое объяснение просто не могло прийти к нему в голову. - Вот скажи, разве люди ведут дневниковые записи в форме диалогов? Это просто наброски, Эд, - ласково улыбаясь, продолжала рассуждать Харли. Она понимала, что ее отговорка шита белыми нитками, но ничего лучше девушка не смогла придумать. Сейчас все зависит от того, сможет ли она убедить в этом Эдварда. О, она сможет. Конечно, черт возьми, сможет! - Но… Харлин… Ты не шутишь? Диалоги с Джокером? – оторопело произнес доктор. Он был потрясен. - А почему бы нет? – невозмутимо возразила Харли. – Я думаю, такая известная личность вызовет интерес и привлечет внимание. В своей книге, как ты, наверное, уже понял, я хочу рассмотреть некоторые психологические вопросы на примере своей героини. Например, меня очень интересует, конечно, с научной точки зрения – способен ли человек пойти на сознательное разрушение своей личности ради любви? Способен ли пойти на преступление, переступить через свое «я»? Может ли человек вообще принять что-то, изначально совершенно ему чуждое? И как далеко это может зайти? В общем, примерно так, если вкратце, - выдав эту тираду, девушка умолкла, исподтишка наблюдая за своим собеседником. Поверил или нет? Поверил? Эдвард смотрел на нее и никак не мог понять – то ли она так нагло лжет ему в лицо, то ли говорит правду? Он не мог прочитать ответ в ее голубых непроницаемых глазах. Если это всего лишь наброски для книги… - Харлин… Ты сказала мне правду? – сдался он. Девушка утвердительно кивнула. Кажется, все так складно, но… почему же он ощущает это странное беспокойство? Ему кажется, да, кажется, что она с ним играет. Он не может до конца поверить во всю эту нелепость. И, кроме того, этот Брентон, ее жених, говорил, что ее поведение заставляет его волноваться. Теперь он тоже это почувствовал. - Квинзель, послушай, - вздохнул он, - я хочу тебе верить, видит бог, правда хочу. Но не могу. Последнее время ты ведешь себя странно. Все твои опоздания, небрежное отношение к своим обязанностям… - Я просто устала, Эд, вот и все, - пожала плечами Харли, - Возможно, ты был прав, когда предлагал мне взять отпуск. Если это предложение все еще в силе, то я хочу им воспользоваться, - вздохнула она, подперев щеку кулаком. – Мне нужно хорошенько выспаться. - Как пожелаешь, - наконец, сдался Эддингтон. Он не избавился от своих подозрений, у него просто иссякли аргументы. Да и что он мог возразить на все это? Упираться рогом, пытаясь вывести ее на чистую воду? Надо ли ему это? В конце концов, может она и не лжет. Это вообще не его проблема. Он решился на этот разговор, только поддавшись на уговоры ее жениха и ознакомившись с записями. Но если она утверждает, что это всего лишь наброски книги… Он умывает руки. Мужчина протянул девушке тетрадь. - Забирай. И в следующий раз будь осторожней. Не разбрасывайся такой информацией. Если бы твой Брентон пошел не ко мне, а к кому-нибудь другому, твоя репутация могла бы серьезно пострадать. Это останется только между нами, Харлин. Я искренне надеюсь, что ты рассказала мне правду, ради твоего же блага, - менторским тоном напутствовал ее Эдвард. Харли тотчас схватила свой дневник и весело улыбнулась. - Спасибо тебе, Эд! – пискнула она, подскакивая на ноги. - Как напишешь заявление на отпуск, принеси его ко мне. Я подпишу, - чуть поморщившись, добавил мужчина. От этого разговора у него разболелась голова, он чувствовал, что идет на соглашение с совестью, но не мог ничего с собой поделать. Да и зачем? В конце концов, это действительно не его проблема. Он выполнил просьбу мистера Брентона. Отработал деньги, лежащие в белом конверте в ящике его стола. Остальное его не касается.***
Харли сидела на кухне и стряхивала пепел с очередной сигареты. Перед ней стояла банка, доверху полная свернувшихся окурков. В коридоре поджидала громоздкая дорожная сумка на колесиках. Туда она собрала необходимые вещи. Их должно хватить на первое время, потом, по мере надобности, она докупит остальное. Это не проблема. Девушка, мрачно поглядывая на наручные часы, поджидала своего жениха. Он скоро вернется. Что ж, его ждет маленький сюрприз. Блондинка меланхолично улыбнулась своим мыслям, выдохнула сизый дым, взвившийся над ее головой. Вся кухня провоняла этим едким запахом. Уже и горло саднит. Она кашляет и сплевывает, но все равно курит. Харли предупредила сестру, что поживет у нее несколько дней, пока не снимет себе квартиру. О причинах своего неожиданного переезда она не стала распространяться, Мэгги еще успеет ее допросить. Харли расскажет ей правду. Не всю, конечно… Всю ей лучше не знать. Сейчас, досиживая очередной час своего затянувшегося ожидания, девушка размышляла над тем, что произошло с ней за последние два месяца. Все это кардинально изменило ее жизнь, перевернуло с ног на голову привычный мир, казавшийся таким устойчивым и незыблемым. Все трещит по швам. На деле оказалось, что все это время она жила под стеклянным куполом. Первый удар дал трещину. Затем еще и еще, пока тонкая стекляшка не хрустнула и не осыпалась на нее. Маленькие острые осколки впиваются в ее кожу, причиняют боль. Это неизбежность. Зато теперь она видит мир таким, какой он есть. Без искажений. Она подмечает каждую трещину, каждый изгиб, каждое яркое пятно. Это ощущение сбивает с ног, заставляет дышать на пределе возможностей и, вместе с тем, дает ей силы. Скрытый потенциал, который она похоронила в себе прежде времени. Сегодня она поняла, что может запросто лгать людям в лицо, не опасаясь никаких последствий. Просто потому, что ей плевать. Последствия? Для нее их нет. Она не дорожит ничем таким, что они могли бы отнять. Она совладала со своей яростью. Ей больше не хочется схватить что-нибудь тяжелое и размозжить Кайлу голову. О, нет. Зачем? Это слишком глупо и недальновидно. Слова могут ранить гораздо больнее. Слова не оставляют улик. Она просто хочет спросить его – зачем он это сделал? Разве она в чем-то провинилась перед ним? Разве заслужила? Она не давала ему повода. Не успела. Ей не в чем себя упрекнуть. Так какого черта? Неужели он настолько труслив, что не решился сам поговорить с ней об этом злосчастном дневнике? Зачем понадобилось впутывать Эддингтона? О чем он вообще думал? Может, это месть? Решил показать кто тут главный? Довольно глупый способ. Он приревновал ее к дневнику? Харли перебирает все возможные варианты. Уже голова пухнет от вопросов. Это не укладывается в ее понимании. Он предал ее. Просто взял и сдал со всеми потрохами абсолютно чужому человеку. Ладно, хоть не пошел в полицию, наверное, стоит поблагодарить его за это. Просто верх идиотизма. С такими придурками она еще не встречалась. Кайл сумел ее удивить. Как бы там ни было, скоро он вернется. Ей уже надоело ждать. Почему он задерживается? Или он специально тянет время? Знает, что его ждет неприятный разговор и медлит. Боится отвечать за свои поступки? Это просто смешно. Телефон на столе коротко дребезжит. Харли смотрит на экран – сообщение от Мэган. Сестра интересуется, когда она приедет и все ли у нее хорошо. О, Мэгги, все просто замечательно. Наконец, девушка услышала, как в прихожей заскрежетал замок. Она почувствовала знакомое внутреннее напряжение, подобралась, словно сжатая пружина, готовая выстрелить в любой момент. Ненависть, углями тлевшая в глубине души, вспыхнула оранжевыми искрами. Однако внешне, она казалась очень спокойной и хладнокровной. Злость, полыхавшая в сердце, замерзала, разливаясь по венам. Рассудок абсолютно ясный. Она бесстрастна. У нее было время подготовиться к разговору. В прихожей послышался вздох удивления, шаги замерли. Должно быть, Кайл увидел собранный чемодан. Ну что ж, ее выход. И Харли, остервенело вдавив окурок в донышко банки, поднялась с насиженного места, потянулась, разминая спину, и набросила на себя куртку, висевшую на соседнем стуле. Не хочется тратить ни минуты лишнего времени. Она просто поговорит – и сразу же уйдет. Он не сможет ей помешать. Девушка вышла в прихожую и остановилась. Мужчина, до этого с недоумением смотревший на чемодан, поднял на нее глаза. - Харлин, что это? – с удивлением спросил Кайл. - Дорожная сумка, - хмыкнула девушка, давая очевидный ответ на очевидный вопрос. - Я вижу, что сумка. Что ты задумала? – нетерпеливо мотнув головой, перефразировал он. - Я ухожу, - просто ответила блондинка. В этот момент она не сводила глаз с лица своего жениха, наслаждаясь всей гаммой эмоций, которые отобразились на нем. В его серых глазах вспыхнуло раздражение и непонимание. - И куда же ты уходишь? – едко спросил он. - Это уже не твое дело, - спокойно ответила Харли. Она сохраняла самообладание и получала удовольствие, наблюдая за тем, как бесится ее экс-жених. - Значит, не мое дело, да? Куда ты собралась, я тебя спрашиваю?! Ты никуда не пойдешь! Я тебе запрещаю! – рявкнул он, экспрессивно взмахнув руками. - Серьезно? Я слышала, что рабство давно отменили, - не удержавшись, ухмыльнулась Харли. Его бессильная злоба начинала ее веселить. Кайл глубоко вздохнул, пытаясь вернуть себе контроль над разумом. - Харлин, может, ты хотя бы объяснишь мне, в чем дело? – уже более спокойно спросил он. – Это из-за твоего чертового дневника, да? - Как ты догадался?! – всплеснув руками, Харли наигранно изобразила удивление. - Не смешно, - раздраженно отрезал Кайл. - Ну, разумеется, не смешно. Мне сегодня было совершенно не до смеху, когда Эддингтон вызвал меня в кабинет, и я увидела на его столе свой дневник. С личными записями. Какого черта ты это сделал, Кайл? Если у тебя возник когнитивный диссонанс после того, как прочитал их, ты мог бы поговорить со мной о своей проблеме. Я, знаешь ли, психотерапевт, - Харли уже откровенно издевалась над ним, но ничего не могла с собой поделать. Она знала, что он не сможет ей помешать. Она снова чувствовала свою абсолютную безнаказанность и просто отрывалась за все унижения и обиды, которые ей довелось пережить по вине этого человека. Она столько терпела, столько прощала… И ради чего? Ради того, чтобы он просто взял и в один прекрасный день воткнул ей нож в спину? Нет уж, увольте. С нее хватит! Пусть идет к черту! - Так зачем ты это сделал, м? – уперев руки в бока, подытожила Харли. - А тебе не приходило в голову, что я могу за тебя беспокоиться? – сердито воскликнул мужчина. – Эти… эти записи… Ты сама понимаешь, что с тобой происходит?! Ты ведь сумасшедшая! Помешанная! - Оу-у, серьезно? – девушка удивленно приподняла брови. – Тогда какого черта ты ко мне привязался? Может, я заберу свой чемодан и просто исчезну? Я не хочу, чтобы ты лишний раз проявлял такую заботу. Это, знаешь ли, чревато последствиями. И не самыми приятными. - И куда же ты пойдешь?! – окончательно выведенный из себя, закричал Кайл. – К своему психу-убийце??? И как долго ты протянешь, а? Нет, Харлин, я никуда тебя не отпущу! Ради твоего же блага! Ты одумаешься и поймешь, что я прав! – с этими словами мужчина подскочил к ней и, прежде чем девушка успела что-либо предпринять, схватил ее за руку и потащил в гостиную. Харли принялась упираться и отбиваться по мере сил. Но ее ноги скользили по паркету. - Отпусти меня! Черт! Кайл! Немедленно отпусти! - Нет! Не отпущу! Ты мне еще «спасибо» скажешь, идиотка! Этот урод убьет тебя!!! Он и так превратил тебя в невменяемую психичку! – орал Кайл, продолжая тянуть ее в комнату. После таких слов терпение девушки лопнуло. Она извернулась, высвободившись из его хватки и, прежде чем сообразила, что делает, с размаху залепила ему пощечину. Секундная пауза, они смотрят друг другу в глаза. По лицу Кайла медленно расползается краснота от удара. Харли, потрясенная тем, что сделала, опрометью бросилась в прихожую, хватая в одну руку чемодан, а во вторую свои ботинки. Благо, Кайл не запер дверь, иначе, она бы просто не успела выскочить до того, как он погнался за ней. Но девушка оказалась проворней, она выбежала на лестничную площадку и захлопнула дверь прямо перед его носом. Вставив свой ключ в замочную скважину, она заперла его в квартире и, чтобы он не смог ее преследовать, оставила ключ в замке. У нее не было времени обуться, крики и ругань, тяжелые удары в дверь подгоняли ее, заставляли бежать изо всех сил. Она, все еще пребывая в состоянии легкого шока, помчалась по лестнице и сбавила шаг, когда достигла первого этажа. Тяжело дыша, стараясь не обращать внимания на боль в правом боку, она толкнула подъездную дверь и оказалась на улице. Ноги в тонких носках тут же промокли и замерзли. Девушка решила надеть ботинки, все-таки, бегать по снегу практически босиком – это слишком. Даже для нее. Обувшись, Харли направилась вдоль тротуара в сторону пересечения двух широких улиц. Только начинает темнеть, она успеет поймать такси. Ноги слегка дрожат в коленях, сердце все еще бьется у самого горла. Всплеск адреналина кружит голову. Да уж… Такого она точно не ожидала. Ей нужно успокоиться. Девушка, убедившись, что отошла на достаточное расстояние от своего бывшего дома, остановилась под козырьком какого-то невысокого здания. На улице снова начинался снегопад. Из-за тяжелых свинцовых облаков, сыплющих на землю свое белое крошево, темнело раньше времени. Ладно, хоть ветра нет. Харли трясущимися руками извлекла из кармана помятую пачку сигарет. Осталась всего одна штука. Она все скурила, пока ждала этого ублюдка. Зажав зубами пропитанный ментолом фильтр, она чиркнула зажигалкой и затянулась. Едкий дым драл раздраженное горло. Харли тут же снова закашлялась. Перхает, словно собака, да продолжает тянуть сушеный табак. Затяжка за затяжкой. Глаза покраснели, слезятся от дыма. Могла бы просто принять свою белую таблетку, витаминку от скорби, но морщится, не хочет. В задницу эти крошечные пилюли. Пошли они вместе с Кайлом. Зачем ей теперь притворяться кем-то другим? Зачем сдерживаться? Пошло оно все! И Харли, расстегнув боковой карман своего чемодана, быстро вытянула аккуратно упакованные оранжевые пузырьки. Зубами оторвала крышечку от снотворного. Вытрясла все содержимое на тротуар, в мокрый снег. К черту. Лучше бессонница или цветные сны, чем холодная летаргия. Она жива, живее всех живых, мать его. За снотворным последовало успокоительное, растрясла все, раздавила тяжелой подошвой своих ботинок, истерла в пыль, смешала со снегом и грязью. Вот так! Так-то лучше! Харли, выбросив опустевшие баночки, весело ухмыльнулась и, выбежав из-под козырька крыши, запрокинула голову, радостно хохоча в бездну черного готэмского неба. Снежинки падали на лицо, она ловила их ртом и губами, чуть не хлопала в ладоши, ощущая какой-то необузданный, невероятный душевный подъем. Словно сбросила с плеч многотонный груз, смогла свободно вздохнуть. Прощай, Кайл! Прощай навсегда! Девушка искренне радовалась тому, что случилось. Давно пора было сделать это. Она наконец-то решилась. И она почти счастлива. Запоздалые прохожие подозрительно косились и обходили стороной веселящуюся девушку. Но Харли было плевать. Она ни на кого не обращала внимания. Из приступа эйфории ее выдернул телефон, запищавший в боковом кармане. Харли, взглянув на экран, снова увидела сообщение от сестры. Мэг всерьез забеспокоилась, готовилась сорваться из дома и ехать за непутевой младшей. Девушка только усмехнулась и, быстро отправив ответ, вернулась к своему чемодану, схватила его за ручку и покатила вслед за собой вдоль дороги. Осталось только поймать такси.