Дом2 по-арийски

— Ничего, — ответил Владимир, с улыбкой наблюдая за компанией, так мило устроившейся на, казалось бы, маленьком для двоих диванчике. Ну ладно, Максим худенький и не исключено, что йогой увлекается, только повода рассказать об этом еще не нашел. Но Прист-то куда? Вот она — сила чувств. Интересно, что там у него с Пернатым на этот раз вышло… До этого ведь он не бегал по городу в поисках Удалова, чтобы ему пожаловаться, например. Пару раз заваливался с бутылкой к Дубинину и выкладывал все, что накопилось, один раз к Петровичу приходил с тем же. Но там без обнимашек обходилось. Но чтобы явиться уже готовым, умолять, чуть не рыдать, потом рухнуть на пол, только поближе к Максу, а в ночи перебраться к нему на диван? Даже в виде бреда Владимир такое предположить бы не смог. Раньше не смог бы. Неужели Серого так тронул поступок Максима? Или так достал вокалист? При первом варианте это их положение вполне допустимо, пусть и дальше так отдыхают, возможно, у них уже что-то большее назревает. При втором же варианте над Пристом придется проводить воспитательные работы. Объяснять, что негоже так с друзьями поступать. Разругался с Артуром, так будь добр других в свои разборки не вплетай. Что делать с Беркутом? Да хрен его знает. Вот Удалов же попытался, так Прист его чуть с лестницы не спустил и убежал утешать своего ненаглядного. Возможно, и сейчас проспится — будет удивляться появлению ударника в своих объятиях, частично вспомнит случившееся прошлым вечером и побежит извиняться. Возможно, сильно извиняться. А Виталию с Владимиром опять ударника успокаивать, в чувства приводить. Найти бы того упыря, который впутал его в эти отношения. — Что значит — ничего? — удивился Виталий. — А как же они? — Обычно, — Владимир строго посмотрел в глаза Виталику. — Ты же не думаешь, что мы свахами должны у них работать? И вообще не рекомендую вмешиваться, дабы крайними не оказаться. — Но если не вмешиваться, он же опять Серому мозги запудрит… — Значит Серому нравится такая форма отношений, — Владимир потащил басиста в другую комнату. — Может, он только этого и ждет. — Да я ему рожу лично начищу, — Виталий отдернул руку. — Вчера так красиво пел… Извиниться, значит, пришел, на диван вон взобрался… — Стой, придурошный! — Холстинин насильно затолкнул разбушевавшегося басиста в комнату и закрыл дверь. — Зачем вмешиваться туда, где не разбираешься совершенно? — Ты, значит, разбираешься? Или не хочешь это делать? — Виталий недобро уставился на стену, проскочило желание побиться об нее головой. Так сказать, для лучшего понимания. Если разбираться подробно, то Холстинин как всегда прав. Даже обидно. Если не разбираться, то навесил бы Беркуту с Пристом по фонарю и закрыл в разных комнатах без права на возражения. Хотя нет… Вокалист сильнее косячит. Бесит! Бесит эта невозможность сделать так, чтобы всем хорошо было… — Виталь, — Холстинин погладил его по спине. — Что? Напрягаю? Так могу свалить, сам с ними разруливай. — Еще не легче. Я же тебя не гоню, только… — Да пофигу. Сам уйду, — Виталий толкнул дверь. — Прогуляюсь, подумаю. Сегодня ведь выходной? По поводу необходимости этого выходного Владимир сильно сомневался, но останавливать друга не стал. Проветриться ему точно не помешает. Через пару часов сам явится, или придется позвонить и пригласить поработать, подкупить чем-нибудь. Сам бы не отказался от прогулки, но оставлять гостей одних не самое правильное решение. Особенно в подобной ситуации. Вот и Прист проснулся. Видимо, поняв, что рядом еще кто-то, попытался встать, не разбудив соседа. Чувства? Скорее инстинкты. Стараясь быть максимально незаметным и неслышимым, добрался до санузла, где мелькнуло чувство, что квартира не его. Убедился в крайнем подозрении, когда на обратном пути встретился с Холстининым. Частично восстановились события прошлого вечера и ночи. — С добрым утром! — хриплым с утра едва слышным голосом сообщил Сергей. — Сам-то в этом уверен? — уточнил Владимир. — Мне вот так не кажется. — Петрович, не начинай, — Прист состроил мученическое лицо. — И так хреново. Я знаю, что я вчера говном был, и сейчас не сильно лучше выгляжу. За базар извини, если где перегнул… — Значит, все-таки перегнул? Поняв, что так просто от Холстинина он не отделается, Попов решил попытаться вспомнить причины, по которым он оказался у гитариста дома и как он это аргументировал. Судя, по выражению лица Владимира, аргументы те ему пришлись не по душе. Но ничего подобного не вспоминалось. Крайнее, что сохранилось в памяти это посыл Беркута и бар. Еще ступеньки, но очень смутно. — Можно я лежа повспоминаю? — попросил Сергей. — Попробуй. Добравшись до дивана, Сергей увидел, что там занято, но удивился не сильно. Что-то подсказывало, что уже такое видел и на тот момент это его не смутило. Спал же как-то… Присмотревшись повнимательнее, признал Удалова. Вспомнил, как в темноте вскарабкивался на этот диванчик. Не представляя, как умудрился уместиться на нем, еще и с Утконосом, решил повторить этот подвиг. Если уж вспоминать, то от обратного и с максимальной достоверностью. От этих движений Удалов проснулся и открыл глаза. Он-то прекрасно помнил все поползновения Приста. Но пьяного Серегу он не боялся, да и нечего было. Тот ведь обнял его и заснул сразу. А что сейчас? Неизвестность. Ночью Серега был под действом коктейля, именуемого ершом, или это был «Дьявольский напиток», замешанный непосредственно в желудке. А под влиянием этих смесей взгляды на жизнь и происходящее решительно меняются, вот и полез обниматься, извиняться «за всё», ладно хоть не изнасиловал. Хотя он не смог бы. Хищный Беркут превратил дикую гордую пантеру в маленького покорного котенка, которого можно и носом в косяки потыкать, и… Это он на публику пытается гордость и независимость изображать, только в эту игру и дети не поверят. Даже не смог Пернатого отшить нормально. Прикрывается тем, что сам решает, но в итоге вообще ничего не решает. На романтику он не ведется, видите ли… Сейчас вот память к нему полностью вернется, так разорется, матом обложит и Холста не постесняется, уползет перед Артурушкой извиняться (зачеркнуто), побежит за экстримом и садо-мазо развлечениями, забыв про все. А то ведь послал, наверно, вчера грубым словом, еще и изменил с другим, почти. Да и фиг с ним. Сам ведь это выбрал. — Макс, прости! — Сергей сгреб его в объятия, крепко прижал к себе. — Если сможешь, конечно. Я ведь не головой думал, когда накричал на тебя. Почему по морде мне не надавал? — Я же не садист, чтобы… — Прости. И спасибо, что мозги мне вправил, — Сергей хотел поцеловать Утконоса, но заметил, что за ними наблюдает Холстинин. Строгий взгляд начальства заставил выпустить из объятий Максима и проследовать в кухню для дальнейшего восстановления событий прошлого дня с последующим выносом мозга. Максим же задумался над крайними словами гитариста. В то, что ему удалось-таки вправить мозги Присту, верилось слабо. Интересно чем? — Вов, я серьезно в этот раз, — виновато опустив голову, сообщил Сергей. — Допустим, — Владимир предложил другу присесть за стол и сам занял свободный табурет. — Но давай начнем немного издалека. Например, с того, кто втянул Удалова в эту вашу историю? — Сам втянулся, — серьезно ответил Сергей. Но взгляд Петровича убедил его, что этот вариант, будь он хоть трижды правдой, без дополнительного пояснения не проканает. Особенно в сложившейся ситуации. — Мы с Михеевым так увлеклись разборками, что не заметили его. Он, видимо, не сразу понял, в чем дело. Когда понял, было уже поздно. Ну и я там ему лишнего ляпнул. Под впечатлением был. — Прист вновь посмотрел Холстинину в глаза, пытаясь понять его реакцию. — Ладно. Давай с подробностями и в лицах. — Избавь, терпеть не могу мелодрамы и порно. — Холстинин наморщил лоб, — и чтобы в рабочее время я ваши шашни больше не наблюдал. — И не будешь, — уверил Сергей. — С Михеевым у меня все кончено. Довел вчера окончательно. Слышал бы ты, что он про Макса говорил и про… — Не надо. И Максу не вздумай ляпнуть. Увижу его грустным, ты первым подозреваемым будешь, — пригрозил Холстинин. — И приведи себя в порядок, смотреть страшно. — Так точно, — отдав честь, Прист строевым шагом отправился в ванную. — Клоун, — буркнул Владимир, открыв холодильник. Не зря вот вчера вечером Дубинина в магазин выгнал, хоть тот и причитал, что устал, а им двоим еды хватит. Удалов ведь ест как дюймовочка. Целое зернышко — уже скандал и спортивный зал. Но Прист диетами себя не мучает, да и Макс вопреки крайнему заявлению про дюймовочку, как-то косо поглядывает в сторону кухни и желудок у него поет не хуже Кипелова. Тьфу ты, опять нечисть всякую вспомнил. — Все равно с Михеевым надо что-то делать! — сообщил прямо в ухо внезапно вернувшийся Виталий. — Похоже, ты и со мной решил что-то сделать, — не оборачиваясь, ответил Холстинин. — Извести, например. На фига так в ухо орать? — Прости. — Виталий сам вытащил из холодильника коробку яиц. — Я тут подумал, пока гулял… — Звучит угрожающе, — гитарист полез за сковородой. — И какая бесстрашная мысль тебя посетила? — Ха-ха. Я серьезно вообще-то. Я верю Присту. А Пернатый может опять все испортить. — Гнев в отношении вокалиста Виталий решил сорвать на яйцах. Чуть сильнее бы удары, и яичница могла получиться либо со скорлупой, либо на стене. — Согласен с этим заявлением. Но делать с ним ничего не надо, — Владимир решил приготовить салат и сейчас со спокойствием удава расправляется с огурцом. — Артур у нас мальчик умный и сам придумает, что с собой сделать. Он ведь Беркут, а не дятел какой-нибудь или попугай… — Страшно представить, что он там придумает, — басист полез за тарелками. — И точно не с собой… Вов, нельзя это так оставлять. — А я говорю — расслабься, — Владимир добрался до зелени. — Сам же сказал, что Попову веришь. Значит, нечего бояться. Наблюдай и получай удовольствие. И бутерброды сделай. — Помочь чем-нибудь? — предложил, заглянувший в кухню Максим. — Пахнет вкусно. — Еще бы, — Виталий уступил ударнику приготовление бутербродов, — Это тебе не сельдерей один грызть… Из ванной вернулся Прист, похожий на человека, а не на плохо пахнущее огородное чудище. Как раз друзья закончили с приготовлением завтрака и уселись за стол. После завтрака все поехали в студию, где, как выяснилось, их уже заждался вокалист. Начал было выступать, что ждет здесь с самого утра, и хоть бы предупредили, что можно так безответственно относиться к работе. Но Холстинин рявкнул, что начальство не опаздывает, а задерживается, и вообще вольно поступать так, как ему вздумается. Тема закрылась сама собой. Вопреки логике Беркут даже не попытался подойти к Сергею, ни одного взгляда в его сторону. Прист спокоен внешне, но дико рад тому факту, что от него отвалили. Холстинин спокоен. Хотя нет. Холст напряжен и явно хочет кого-то стукнуть. В чем причина? Никаких отношений в рабочее время? Так их и нет, даже в отношении Удалова. На гитару его запрет не распространяется. Чего? Беркут нагло повис у Дубинина на плечах и смачно поцеловал его в губы. Камикадзе хренов! Естественно, после этого он отлетел к стене и с грохотом рухнул на пол. Далее все услышали речь басиста, в которой цитируемыми были только предлоги и названия птиц. Но Артур ведь сам нарвался, а меры к нему Холстинин просил не применять. Обороняться, но не нападать и ждать… Ждать пришлось не долго. Уже на следующее утро Беркут торжественно заявил, что желает уйти из группы. Еще бы на стульчик встал. А вот левые причины мог бы и не придумывать.