— О боже, она смотрится… — сидя на кровати, я внимательно рассматриваю чужую пятую точку, отвергая всяческие мысли о приличиях, — она смотрится… — я стараюсь тщательно подбирать слова.
— Господи Иисусе, просто скажи уже, Перси, — Тэрон устало бурчит, но продолжает поддерживать свою футболку, чтобы она не мешала мне глядеть. Я немного прищурилась, в надежде, что так голова сообразит быстрее.
— Она выглядит довольно реалистично, — и тут я не соврала.
— То, что нужно, — сказал Тэрон довольным голосом, натягивая серые домашние штаны.
— Тебе можно принимать душ или, — я стала размышлять какие еще есть способы уничтожения этого творения и взглянула на его поношенную одежду, — или носить штаны?
— Мастер сказал, что они продержаться на мне еще несколько месяцев, — присаживаясь на край кровати, сказал Тэрон. — Конечно, мне нельзя тереть ее щеткой, или что-то типа того.
Я стала рассматривать его временную татуировку на левой руке, края которой выглядывали из-под рукавов. При тусклом свете моей любимой лампы, новая стрижка Тэрона, выглядела совсем странной. Его уши словно стали меньше, а лоб больше. Дерзковатое выражение не покидало его лица, а сам он ходил понурый уже несколько недель. Это выражение выглядело чужим, отстраненным и грубым. «Это все для роли» говорил он мне. «Это все для роли» успокаивала я себя.
— Значит, ты теперь плохой мальчик?
— Видимо, да, — глубокий вдох. Тэрон откинулся назад, достав головой до холодной стены и скрестив руки на груди. Выглядел он в этот момент совсем недружелюбно. Я смотрела на него с некой досадой и в то же время с пониманием. Казалось, что Тэрона закрыли глубоко в его голове, а на смену пришел скромный, но готовый в любую секунду взорваться, Эсбо. Атмосфера вокруг удручала меня еще больше — искры, отлетающие при каждом его слове, готовы были разжечь огонь, способный спалить все вокруг. Раздражение и агрессивность, так мастерски скрываемые им, чувствовались мной особенно четко. С новым чётко поставленным южно лондонским акцентом, которого требовал сценарий, Тэрон вставлял в свою речь новые словечки типа bruv и doncha*. Разумом я осознавала, что сама согласилась на подобное, впустив Тэрона в свою жизнь, поэтому совсем не удивилась, когда это произошло. Но сердце хотело спросить о том, все ли по-прежнему здесь, внутри.
Дело не изменилось, когда я заметила сигареты, собранные в жестяную банку у его входной двери. Никотиновый запах пропитал его одежду, оставив за собой кислый привкус чего-то чужого. Я готова была вытерпеть все это, но только не уголки его губ, опущенные вниз, поэтому старалась говорить что-то странно-смешное. Тэрон громко смеялся, радовался как дитя, а затем, спустя некоторое время, я встречалась с его стеклянным взглядом пока он сидел в кресле.
— Все в порядке? — вырвалось у меня.
— Да, милая, все в порядке, — Тэрон не совсем понял и мне пришлось повторить.
— Все в порядке? — он словно вернулся ко мне через этот туман, совсем такой же как прежде.
— Да, я просто не хочу, чтобы ты думала, что это из-за тебя, — на слове «это» Тэрон указал на себя.
Долгие три месяца мне пришлось выживать от выходных к выходным, между станциями метро и сиренами пожарной машины на заднем фоне немногочисленных коротких телефонных звонков. Тэрон не смог присутствовать на Рождество и мне пришлось приехать к родителям. Сказать, что это было худшее Рождество в моей жизни — выразиться очень очень не точно. Мама расспрашивала меня о моем таинственном парне, вероятно замышляя проверить не является ли он выдуманным, раз я не получила поздравительного звонка во время традиционного семейного ужина.
— Он работает, — сухо ответила я, поедая курицу, которая застревала у меня в горле. Жаль, что я не могла выпить это вино залпом, протолкнув еду и не слушая этот бред про нынешних актеров и моем сценарии.
— Кстати о сценарии, Персефона, сколько они заплатили тебе за идею? — прозвучал аристократичный голос моего отца, эхом отражающийся от стен.
— Достаточно, папа, — его тон показался мне совсем чужим, не таким, каким он был, когда рассказывал мне про путешественников и рыцарей в сияющих доспехах. За это время он изменился не меньше меня, но спустя мгновение, я поняла, что не эти воспоминания вызвали во мне неприятные чувства. Положив вилку на место, я сделала глоток воды, из стакана, стоящего рядом. За оживленной беседой мама с папой даже и не заметили, как попросив прощения, я удалилась в ванную комнату.
Дотронувшись мокрыми холодными руками до своих щек, я ощутила пульс в своей шее. В отражении зеркала в ванной, обрамленного в позолоту, я увидела раскрасневшуюся копию себя, с щек которой стекали на платье капли воды. Я смогла упереться дрожащими руками о края раковины, думая о причинах моего плохого самочувствия. Конечно, компанию моих родителей нельзя считать самой хорошей и самой приятной в мире, но вызвать подобное не должна, я надеюсь. Обтерев лицо салфетками в виде рождественской елки, я уже собралась выходить, как внезапный порыв застал меня врасплох. Меня вырвало в горячо любимую мамой гостевую раковину, которую сдавали в использование только по праздникам. Спазмы живота не давали выпрямиться и мне стало еще хуже, когда из кухни донесся запах отцовского пирога с абрикосами — так феерично сработало мое обоняние. Этот факт испугал меня настолько, что я стала считать дни, когда в последний раз мы были близки с Тэроном.
— О, нет, нет, нет… — шептала я на фоне льющейся из-под крана воды, — черт подери, твою мать.
— Персефона, все в порядке? — прозвучал голос мамы за дверью.
— Да, в полном, — сказала я, уткнувшись себе во влажные ладони. В сумочке прозвучала вибрация.
— С Рождеством! Целую, Тэрон. — Спустя несколько секунд пришла еще одна СМС. — Я буду послезавтра.
***
Лондон после Рождества выглядит еще унылее, чем после Хэллоуина. Все краски и цвета словно выкачали из пестрых гирлянд и свечей. Люди, еще неделю назад спешащие купить подарки, теперь спешат выбросить мусор после вечеринки, а я, спрятав побритую по бокам голову в красную шапку, возвращаюсь по столь родной тропе к девушке, которая терпела меня все это время.
— Это ты, мерзавец! — неожиданно услышал я вместо слов приветствия. Хотя после всего этого времени, подобное может показаться наиболее подходящим. Долгие дни Персефона ждала от меня вестей, но я физически не мог выносить разговоров с ней. Она начинала обижаться на то, как я с ней говорю. На то, что говорю, и даже на то, что я молчу. Так что сейчас самое время объяснить ей почему я так поступал.
— Да, да… прости меня, — сказал я, достав из кармана такой же батончик, который когда-то увела у Перси Кэтрин.
— Ты еще и чертов Вилли Вонка**? — пропищала Перси, стукнув меня кулаком в плечо.
— Впусти, — улыбнувшись, сказал я, на что Перси не ответила, продолжая смотреть злобным взглядом. — Впусти меня, Перси, — она сдалась.
Мы сели напротив друг друга за обеденный столик. Я не стал снимать с себя куртку, но все еще надеялся, что она не прогонит меня прочь. Достав шоколад из кармана, я положил его ровно между нами, дав понять, что готов к разговору. Персефона, неожиданно грязно выругавшись, потянулась за ним.
— Ненавижу этот гребанный шоколад, — прозвучал ее голос, пока она откусывала первый кусок.
— Да, я вижу, — пошутил я.
— Твои татуировки пропали? — похоже, поднят белый флаг и мы больше не по разные стороны баррикад.
— Тебе интересно?
— Да, черт подери, мне интересно. Я не видела тебя три месяца, — она откусила второй кусок, — мы с тобой едва ли час проговорили в сумме!
— Прости, я не мог позвонить или приехать не потому что не хотел, — пришлось снять верхнюю одежду. — У меня не было возможности, я просто… просто знал, что тебе тяжело слышать меня таким.
— Я ведь все понимала! Как ты мог так поступить?
— Да, я понимаю, — я глубоко вздохнул, пытаясь собраться с мыслями. — В этом и заключается моя работа, кто как ни ты должна это понимать!
— Должна понимать? — эти слова ее особенно задели. — Я не сказала тебе ни слова, пока ты сидел здесь целыми днями уткнувшись в одну точку с таким лицом, будто тебя под дулом пистолета сюда привели! — почти прокричав это, Персефона кинула в меня остатки шоколада. — И я по-твоему не заслужила того, чтобы слышать твой голос чаще, чем раз в неделю?
Кровь прилила к моему лицу. То ли от злости на себя, то ли от стыда.
— Я повел себя эгоистично.
— Это не самое ужасное, что ты мог сделать, но достаточно ужасно для того, чтобы я продолжала кричать на тебя, — сказала она более спокойным тоном, чем раньше, но от этого становилось еще ужаснее.
— Это не самое плохое, что мне придется делать, если я хочу заниматься тем, чем должен.
— Что ты имеешь в виду? — ее глаза наполнились слезами. Через секунду, закрывшись ладонями, Перси стала рыдать.
Я встал со стула и резким движением потянулся руками к ней. Ее разгоряченная кожа обожгла мои ледяные руки, но я надеялся, что моя холодная одежда хоть как-то облегчит ее жар.
— Прости меня, Тэрон…
— Нет, милая, тебе не за что извиняться, — сказал я, целуя ее в лоб. Мои колени коснулись кафельного пола, а одна нога зацепилась за ковер, который так не вовремя стал скользить. Ухватившись за стул, я почувствовал как ее руки проникли ко мне под куртку, держась за спину, будто это она падает. Пальцами она сжала мой свитер, словно карабкаясь наверх, а слезы согрели прохладную кожу на моих плечах.
— Я ждала, пока ты вернешься.
— Да, я знаю это, детка, — мои руки гладили ее плечи, пытаясь успокоить рыдания. Вдруг Перси отодвинулась от меня, взглянув в глаза.
— Я думаю, что беременна.
***
Его зрачки мгновенно расширились, руки перестали гладить мои плечи, остановившись на одной точке, а лицо не выражало никаких эмоций.
— Я… я не уверенна, поэтому купила тест и ждала тебя, чтобы не оказаться в этот момент одной, если… — я запнулась.
— Да, я понимаю, — отстранившись, Тэрон присел на пол, глядя куда-то в сторону. — Мне нужно сказать тебе что-то перед тем, как ты, — он сделал небольшую паузу, но не взглянул на меня, — как мы сделаем это.
— Хорошо, — лившийся поток слез я стала вытирать рукавами своего свитера, которые уже стали мокрыми.
— Я получил роль, — Тэрон наконец поднял свой взгляд. — Большую роль.
— Большую роль?
— Да, Перси… — Тэрон прижал руки ко лбу, стараясь осмыслить нынешнее положение. — У Мэттью Вона***.
