Ядовитые камелии

      Тело обдало холодом, стоило услышать это имя. «Дерьмо» — бормочет он себе под нос и опускает голову. То, что произошло, да и происходит в последнее время, пугало до полусмерти. По шороху и звуку жахлой травы слышно, как за спиной топчется Мадара.        — Что случилось? — Саске оборачивается и бросает быстрый взгляд на него. И в голосе присутствуют ноты беспокойства. Иначе, с чего бы ему вдруг говорить об Итачи?        — Твой брат должен вот-вот вернуться. Не поедешь его встречать?        — С чего бы мне встречать его?        — Ну-у, — тянет он, — думаю, будь он на твоем месте, точно отправился бы тебя встречать, — тень насмешки?       Внутри разжигается гнев.        — С каких пор ты знаешь его лучше, чем я?        — Скорее всего, — сказал он, все так же равнодушно, — с тех самых пор, как ты перестал видеть то, чем он занимается. Компанию надо спасать, Саске, разве это будет под силу человеку, который сидит на колёсах?        — Что? Какие колёса? Что ты хочешь сказать этим? — Шепчет, смотря в горящие неприязнью глаза.        — Неужели ты не замечал никогда? — ухмыляется. — Видимо, не так хорошо ты его знаешь?       Чушь.        — Зачем отрицать очевидное? — продолжает он, уставившись на наглые карие глаза. На тонкие губы, что тот кусает от злости. На изящную черную бровь, что приподнимается, выражая удивление. — Перепады настроений, внезапная агрессия по любой мелочи, скажем, просто потому что ты уронил его документы. Что, неужели не было такого?       Бред. Он растерянно мотает головой, отрицая всё.        — Рано или поздно, что-то подобное должно было произойти. Его можно понять. Ведь слишком рано он был вынужден водрузить многое себе на плечи. Но очевидно же, что не может с этим всем справиться. И эта куча таблеток…        — Хватит, — отрезает хрипло. — Что такое ты говоришь? Он бывает резок, но Итачи не наркоман!        — Я этого и не говорил… пока что. Но, боюсь, к этому всё идёт. Он мне дорог так же, как и тебе, Саске. Поэтому, советую понаблюдать за ним и, на всякий случай, проверить его таблетки. И если я окажусь прав, то буду готов с тобой поговорить.       Вот оно — безумие. Оно охватывает всё тело, парализуя каждый его квадратный сантиметр. Он снова мнёт запястье, кисти руки. А ведь было же такое, прямо перед отъездом, прямо перед тем, как всё это дерьмо случилось. Итачи ронял какие-то таблетки, но память плохо воспроизводила картины до аварии. Что это были за таблетки?       Когда ушёл Мадара?       Зажигает сигарету, вдыхает. Огонёк на кончике пленяет взгляд. Еще больше злит чувство опасности, витающее вокруг. И этот ветер неизвестного происхождения, пробирающий до мурашек по позвоночнику.       Поймал такси и как-то добрел до дома. Тот момент, когда он выходил из машины и шел до своей спальни, каким-то образом вылетел из памяти, зато ощущение такое, что всю дорогу пешком проковылял.       Снова и снова в голове крутились слова Мадары, вселяя в сердце червь сомнения. Навязчивые мысли, вместо того, чтобы наконец-то прилечь и отдохнуть, заставляют пройти в его комнату и сделать то, что, будучи в добром здравии, вряд ли сделал бы.       «Всего лишь коробка с лекарствами», — шепчет он. Убедительно ли? Нет выбора.       Долго искать не пришлось. Нашлась в шкафу, в нижнем ящике, там же, где Итачи и так её оставлял. Неудивительно, что даже в этой коробке такой идеальный порядок. Рука сама потянулась за белой бутылочкой без какого-либо опознавательного текста. Наклейка, очевидно, сорвана, внутри глухо звенят таблетки. Их тут уже немного меньше половины.       Видел ли он это раньше? Навряд ли. Что здесь за лекарство — хрен пойми.       Захватив с собой, направляется в гостиную.       Где-то здесь стояла дорогая сердцу бутылка.       Берет эту бутылку со стаканом и плюхается на диван. Прополоснув горло приятно обжигающей жидкостью, смывает, наконец, этот едкий вкус лекарства во рту. Темнеет, и уже становится немного зябко, но руки не тянутся зажечь камин. Кто знает, возможно, как раз и благодаря виски кажется, что хотя бы зябко.       А говорят ещё: «Не пей».       Комната постепенно погружается во тьму. В слабом свете из окна видны уже только очертания предметов. Так и не зажженный камин, расплывчатые перила лестницы, диван напротив, стеклянный стол, бутылка и баночка с таблетками на нём. Стакан в тонких пальцах. Шум редких машин, проносящихся по дороге, звуки сирены, проезжающей скорой. Возможно, в этот момент чья-то жизнь нуждается в спасении…       Снова берет свободной рукой пластиковую хрень с таблетками и продолжает бесцельно блуждать по ней взглядом. Одна мысль о том, что Мадара может быть прав, сводила с ума.       Очередной глоток.       Дверь в прохожей хлопает, и через минуту сзади появляется шуршание, звук шагов, и, наконец, включается свет. Саске замирает, и граненный стакан так и остается возле губ.        — Эй, ты чего сидишь в темноте?       Господи, этот голос…       Он бросает сумки и стремительно приближается.        — Я чуть с ума не сошел, переживая, — говорит он, а голос от волнения срывается на шёпот. — Я так рад, что ты цел! — вздыхает. — Саске?       Тот поворачивает голову и неохотно поднимается. Глаза красные, в них пустота, сам исхудал, побледнел ещё больше, что аж скулы выпирают.        — Что с тобой? — Итачи стоит и непонимающе смотрит на него.        — Скажи мне, — произносит Саске, протягивая ему таблетки. — Что это такое?        — Лекарство. Откуда это у тебя? — Он тянется забрать, однако Саске отдергивает руку, не давая возможности это сделать.        — Что это за лекарство? — хрипло спрашивает он.        — Зачем ты это взял? — произносит резче, в глазах беспокойство.        — Что будет, если я выпью это лекарство? — спрашивает он, делая нажим на последнем слове.       Он играет?        — Это от мигрени.        — Значит, ничего не случится, если я проглочу парочку, — освободив вторую руку от стакана, он поворачивает крышку и без труда открывает бутылочку.        — Нет, — произносит он и выхватывает ее из рук Саске, — этого ты не сделаешь!       Тот даже не успевает среагировать, когда таблетки оказываются в руках Итачи. Взгляд Саске все такой же потерянный, опускает, чтобы скрыть горечь внутри. Все чувства уже смешались и, вперемешку с алкоголем, бьет сильно в голову. Но разбираться сейчас за эти таблетки не было сил.        — Слушай, — хмыкает он сухо, отворачивая взгляд. — Прости меня.        — Эй, — Итачи подается вперёд, запускает руку в его волосы, забирает в горсть пряди на затылке, поворачивает к себе и прижимает к плечу. — Всё хорошо.       Ох, не за таблетки Саске просит прощения…       Снова этот родной аромат больно сжимает сердце.        — Камелии, — шепчет Саске, имея в виду скорее всю парфюмерную композицию, — я так их люблю.       Он кажется ребенком. Всё таким же юным.        — Я навестил его… могилу, — шепчет с горечью. — Господи, если бы и с тобой что-нибудь произошло, я не смог бы выдержать этого, — голос снова срывается в всхлип.        — Это из-за меня, — выдает Саске. — Он погиб из-за меня…       Итачи осторожно отпускает брата и с ужасом смотрит на него. В глазах печёт. Растерянность, смешанная со смятением и обидой, приправленной болью… Самый главный компонент, который придает чувствам особую горечь.        — Что ты такое говоришь? — дергает за руку, пытается заглянуть в глаза. — Эй, даже не думай так говорить. Ясно?       Саске растерянно кивает, сжимая его холодные пальцы. Наверняка и сам весь замерз.       Глупый. Глупый.       Едкая горечь застревает в горле. Как сказать ему, что это он убил Дейдару? Еще слово, и всё рухнет. Нет. Нет сил. Внутри бесконечно что-то беззвучно ломалось, лопалось, выливаясь на сердце ядовитыми обжигающими каплями. И сейчас он больше похож на нескладного подростка, с копной растрепанных волос и испуганным взглядом, нежели на парня своего возраста.        — Пойдём, — глухой шёпот. — Перекусишь. Проголодался, небось, с дороги.       Тот поплелся за ним следом, молча и, как обычно, бесшумно. ***       Саске тупо уставился на тлеющий кончик сигареты, наблюдая за тем, как на нем постепенно собирается пепел.       Итачи ещё утром выбежал на работу, суетливо собрав какие-то бумаги. Наверное, стоило бы и самому туда явиться, но это самое последнее, чего желала душа.       От созерцания этого нехитрого процесса его оторвал посторонний звук. Телефон?       Его он купил еще утром, пришлось теплее одеться, когда выходил из дома. Хотя все равно холодный ветер бил в лицо, отчего конечности, вместе с лицом, ужасно коченели.       Покидал потом нескольким людям сообщения, оповещая о том, что я вновь на связи, а то мало ли.        — Эй, — отчего-то неуверенно потянул голос в телефоне, — я видел сегодня Итачи. Всё беспокоился, как всё прошло?        — Нормально, — слукавил он почему-то. Как ещё могло всё пройти? — Как-как? Я не смог ему сказать. Вот так прошло.        — Ничего, — выдохнул Наруто. — дай ему время. Всё будет хорошо.       Это вряд ли. В свете случившихся событий, хорошо могло быть только у кого-нибудь другого.        — Не будет, — сухо бросил Саске, подходя к окну. Нужно больше воздуха. — Мой брат подсел на колёса.       За окном накрапывал мерзкий холодный дождь, привычно шумела трасса, на которую как раз его окно и выходило.       Наруто, кажется, даже присвистнул от удивления, когда тот выложил всё, что случилось. Да это ничего. У самого, вон, до сих пор пальцы от нервов трясутся.       Внизу едва слышно щёлкнула дверь.        — Ты, всё-таки, дай ему немного времени. Как-никак, он близкого человека потерял, да и ты чуть себя не угробил.       Бесшумные шаги по лестнице.        — Да, — вздохнул Саске, облокачиваясь на подоконник. Внутри паршиво. — Итачи так любил его.       Едва пройдя мимо комнаты брата, Итачи остановился, услышав свое имя.       Послышалось?        — А… он ведь не знает о твоих чувствах, верно? — вновь неуверенно потянул Узумаки.        — Разумеется Итачи не знает, — раздраженно бросил он. — И не узнает. Как бы ты сам отреагировал, если бы твой брат признался тебе, блять, в чертовых чувствах?       Шорох за спиной заставил Саске резко обернуться. От неожиданности он едва не подскочил. Наверное, то, как он дернулся, со стороны выглядело очень по-идиотски.       Блять. Что угодно, только не это.        — Лучше скажи, — проигнорировав вопрос, продолжает тот. — Ведь шок облегчит боль.       А Саске его не слышит, смотрит с ужасом на стоящего с таким же выражением лица брата, зрачки сузились так, что был виден лишь силуэт Итачи и эти глаза… точно такие же, как и свои.       Ох, не к добру…        — Иди к черту, — говорит он Наруто и бросает трубку. — Что? — бесцветно спрашивает уже у Итачи, засовывая телефон в задний карман джинсов.       А он стоит, нахмурив брови, и один чёрт знает, о чем он думает. Именно в этот момент Саске внезапно осознаёт всю глубину своего падения.       Черт бы всё побрал.        — Что ты только что сказал? — Скорее говорит, а не спрашивает.       Что ж. Вот тебе, мать твою, и шок.