Беглый взгляд

      Как всегда, адмирал отдаёт приказ в размеренной, неторопливой манере, присущей только ему, и Парк почти без сил опускается в сочную траву пряного ночного леса.       Траун осёдлывает его, всей своей тяжестью опираясь на пах, и слишком чувствительную кожу мягкого члена царапает сукно армейской формы. Траун об этом прекрасно знает.       Парк приподнимается и хочет обнять любовника за шею, и целовать благодарно, но тот выпрямляется, неприятно ёрзая, и в темноте видно, что белоснежный китель расстёгнут. И рубашка тоже.       Чисс почти лениво поглаживает себя по обнажённой груди, пощипывает сиреневый сосок. Глаза его закрыты, дыхание – медленное и глубокое, будто в медитации. Когда Парк, впечатлившись, пытается засунуть пальцы за пояс брюк, он получает чувствительный шлепок по руке, и кровь в ушах начинает гудеть в унисон с оглушительным стрекотом насекомых, доносящимся с дальних озёр.       Тонкий проблеск малинового света появляется в лице Трауна, когда он искусно, не тратя ни одной лишней секунды, отпирает застёжку брюк и приспускает их вместе с бельём. Он ловит взгляд человека щёлками прищуренных глаз, и в том, как он себя поглаживает, каждое движение выдает: это напоказ. В темноте на самодовольном лице отчётливо поблескивает полоска безупречно белых зубов, и Парк с горечью понимает, что эта сволочь ещё и улыбается.       Он усилием воли заставляет себя отвести глаза от дивного зрелища, расслабленно откидывается на свою травяную постель и закладывает руки под голову. Над ними с тихим гулом ловят сырой ветер вырезные кроны деревьев, сквозь листья на землю глядят солнца иных миров. Нирауан живёт, он полон жизни, и Парк сейчас полон жизни вместе с ним.       Траун опускается на него, заставляя раздвинуть ноги, и начинает тереться членом о голую кожу живота, целуясь уже грубо. Несмотря на то, что он досуха выжат этим талантливым ртом, Парк чувствует желание присоединиться, просовывает руку между их телами, и начинает медленно ласкать обоих. Его любовник усиливает напор, постанывая ему в губы, и Парк прижимает темноволосую голову к своему плечу. Тихо выщелкивает на чеунх те слова, что приличные чиссы не произносят. Ногами обхватывает бедра Трауна, сплетаясь с ним телами. И в тот момент, когда Траун уже бесконтрольно тычется в его ладонь, слепо и беспомощно, будто утратил разум, Парк ощущает, что живёт, и чувство это яркое, как никогда.