Моя вторая тень

      Просыпаюсь среди ночи и долго лежу, глядя в потолок. Опять. Как и позавчера, и до этого, после каждой нашей встречи мне снится он. Будь я малолетней, да хоть бы и великовозрастной, дурой, начитавшейся и насмотревшейся всякой мистической или околонаучной чуши, точно бы решил, что меня околдовали, приворожили или загипнотизировали. Но это бред, ерунда! Но что тогда со мной происходит? Не могу найти рационального объяснения. И эти сны... Разные, непонятные, нелогичные, неправильные.       Один раз он мне приснился лежащим в постели, явно больной, с блестящими то ли от слёз, то ли от высокой температуры глазами.       В другом моём сне он заразительно смеялся вместе с моими младшими в нашем старом доме, как-то уютно, по-домашнему, как старый друг. Я что, когда-то настолько близко знал этого человека, что он даже бывал у нас и хорошо знаком с моей семьёй? Но тогда бы мой сверхобщительный кохай его бы наверняка помнил. А если знакомство совсем давнее, то почему Канако и Томоэ выглядели точно такими, как сейчас?       ...Солнечный день в университетском парке. Он, одетый почему-то не в свой обычный рабочий серый халат, а в белый лабораторный, с растрёпанной ветром причёской, жмурится на солнце, с мягкой рассеянной улыбкой отвечая на мои вопросы... Я помню, как это было, но рядом со мной тогда был мой кохай! Этот кретин умудрился переболеть прямо перед экзаменами, был слаб, бледен, вял и абсолютно не похож на себя. И хотя я велел ему не приходить — помощник из него в таком состоянии никакой, это бледно-зелёное подобие человека регулярно мозолило мне глаза. Приходилось делать большие перерывы и вытаскивать его в парк подышать и погреться на солнышке, делая вид, что это моя прихоть. А чтобы не терять время зря и не дать ему задуматься о причинах такого моего поведения, во время этих посиделок я нещадно гонял его по билетам. Ту сессию, помнится, он всё-таки сдал неплохо.       ...Высокий парень, зажимая плечо рукой, что-то яростно кричит мне. Из-под пальцев стремительно расползается красное пятно, на лице тоже кровь, бровь рассечена. Я здорово пугаюсь — столько крови, вдруг рана серьёзная? И плевать мне в этот момент на всех на свете бандитов, одна мысль в голове — быстрее к врачу этого идиота!.. Но этим идиотом был мой идиот, мой кохай, так какого чёрта во сне его место занял посторонний человек?       Сегодняшний сон иначе как кошмаром назвать нельзя.       ...Сильные руки толкают меня в тёмный закуток под лестницей. Почему-то я не сопротивляюсь, просто не в силах двинуть ни рукой, ни ногой. Тут полумрак, очки съехали на кончик носа, волосы упали на глаза. Не могу разглядеть черты лица, вижу лишь высокий широкоплечий силуэт с взлохмаченный шевелюрой. Тихий голос: "Один поцелуй. Только один поцелуй. Пожалуйста". Это его голос! Его руки. Его губы. Я уже и не хочу сопротивляться... Как? Как такое может присниться? Говорят, сны — это наши тайные желания. Но я не могу этого хотеть! Я и прикосновений чужих не терплю, не то что... Да ещё с парнем! Я! Это вообще невообразимо! Единственный неродной мне человек, которому я разрешаю дотрагиваться до меня, это мой кохай, он подравнивает мне отросшие волосы, иногда массирует плечи, доставляет домой моё тело, если я выпью лишнего. Но этот-то дуболом мне не чужой, он — моя «вторая тень»! А тут человек, которого я и видел-то всего несколько раз. И такое! Бред какой-то. Да, этот парень мне интересен, намного приятнее общаться с такими людьми, чем с нашей парочкой надутых мажоров. Успешный молодой человек, сделавший неплохую для его лет карьеру, образованный, умный, симпатичный, обаятельный... О чём это я? Какой бы он ни был распрекрасный, какого чёрта он делает в моих снах? И почему волнует наяву? Завтра, уже сегодня, я увижусь с ним. Конечно, он пригласил меня обсудить хозяйственные вопросы, но меня-то заботит совсем другое. Проклятье, я уже неделю не могу нормально спать! Ещё немного, и начну допускать ошибки в работе, помощник и так уже косится и язвит по поводу моей рассеянности. Но верхом идиотизма ведь будет спросить в лоб: «А зачем Вы мне снитесь, да ещё частенько на месте моего кохая?». Представляю выражение его лица! Вот уж тогда наверняка вместо «демона Тацуми» появится «чокнутый демон Тацуми», а то и «озабоченный чокнутый демон Тацуми». Но как, как мне выяснить причину этого безобразия, этого кошмара?       Размышляя, я незаметно для самого себя проваливаюсь в очередной сон. Но как-то не до конца — чётко осознавая, что это всего лишь сон, я как будто смотрю кино изнутри другого Тацуми Соичи, вижу его глазами и слышу его ушами, ощущаю его чувства, но не могу повлиять на его слова и действия.       Мы у меня дома. Он не в костюме, как я привык его видеть, а в какой-то яркой молодёжной футболке, какие носит мой кохай, и в его же синем фартуке. Как, когда, где я мог видеть его таким, не представляю, но во сне это так естественно, как будто не в первый раз. Опять он подменяет собой моего оболтуса? Но такого момента я не помню... Моет посуду, я вытираю. Посуды этой очень много, явно больше двух приборов, что тоже очень странно, мы с соседом сразу договорились — никаких посторонних в нашей квартире. Разговариваем о чём-то, не могу разобрать слов, лишь вижу его печальные глаза и грустную полуулыбку, рвущую мне душу. Почему меня это так волнует? Слушаю голос, смотрю, как шевелятся губы. А потом чувствую вкус этих губ, почему-то очень знакомый... Значит, и это не в первый раз?! Невозможно, невероятно! Он целует меня ещё и ещё раз, и, о ужас, я не только не сопротивляюсь, я отвечаю ему! Как такое может быть, пусть даже во сне? Я целуюсь с чужим парнем, и мне это нравится! Это отвратительно! Но и чертовски приятно, так приятно, что... нас прерывает какой-то звук, и я просыпаюсь.

***

      Телефон? Кто это в такую рань?       — Охаё годзаймас*! — весёлый голос. Голос, который я только что слышал во сне. Откуда он узнал мой номер? Почему звонит мне в такое время? Ничего не понимаю.       — Моринага-сан? Охаё годзаймас... — и имя как-то сразу вспомнилось, хоть не опозорился, только вот голос со сна хриплый, каркающий. Что он обо мне подумает?       — А почему так официально? — весёлое удивление тут же сменяется паническим причитанием: — Семпай, Вы что... Вы там не один?! Вы у кого-то... или... в наш дом?! Не молчите, скажите что-нибудь! Вы можете говорить? Семпа-а-ай...       А меня откидывает на подушку волна огромного облегчения. Это всё был дурацкий сон! Вот уже вторую неделю вместо старого пня завхозом у нас тощая грымза средних лет, и нет и никогда не было абсолютно никаких молодых улыбчивых помощников, копий одного знакомого мне человека... Очень хорошо знакомого. Такого, каким он стал сейчас... Приснится же бред! Чтобы я так переживал из-за кого-то?! Из-за кого-то другого... и одновременно его же самого? Чтобы я... Чушь! Полная ерунда! Он и в единственном числе волнует... доставляет мне немало волнений. Он, Моринага, мой непутёвый кохай, мой беспокойный сосед, мой... тот самый, что нервно сопит сейчас в трубку. Вот что с ним будешь делать? Ох уж и паникёр!       — Моринага, — так мягко, как только могу, — прекрати истерить, пожалуйста. И послушай...       — Семпа-а-а-ай, — в голосе уже явно слышны слёзы, — а что Вы со мной, как с чужим? Вас там рядом кто-то слушает, да? Вы...       Ну идиот, ну какой же идиот! Как с таким нормально разговаривать? Собираюсь с силами, рявкаю что есть мочи (интересно, микрофон выдержит?):       — Да заткнёшься ты наконец, кретин ревнивый?! Дай мне хоть слово сказать!       Подействовало, затих. Можно продолжать уже почти спокойно:       — Я тебе, идиоту, сколько раз твердил, заруби наконец ты себе на носу... — и тут уже сам не выдерживаю, срываюсь: — В конце-то концов, это я должен волноваться, что ты там улыбаешься всем направо и налево!       — Семпай...       Что за тон? Похоже, я опять ляпнул что-то не то, и этот лисий сын опять нашёл повод поиздеваться.       — Семпай, неужели Вы... — от его вздоха, наверное, в Хамамацу сейчас тайфун зародится. — Правда? Тогда почему?..       — Не зли меня, придурок! Мне просто приснился дурацкий сон, как будто я... — эх, проговорился, надо как-то выкручиваться, — будто ты стал большим начальником.       — Я Вам приснился, честно? Вы тоже видите меня во сне?       Этот недоумок всегда слышит только то, что хочет услышать! И что я должен ему сказать?        «Да, ты мне приснился, и я, похоже, во сне влюбился в тебя». Так, что ли?!       Что сказать? «Я всё больше начинаю волноваться, что ты скоро закончишь учёбу, а место твоей будущей работы неизвестно. А если это будет не Нагоя? Я не хочу остаться без тебя!»       Что сказать? «Я всё яснее понимаю, что ты для меня не просто мальчишка-кохай, ручной идиот, «моя вторая тень», а нечто большее, настолько большее, что в моём сне этого хватило на двоих. И один из этих двоих, тот, другой, новый, почти незнакомый, меня очень интересует. И привлекает — во всех смыслах, чего уж греха таить...»       — Ты звонишь в такую рань для того, чтобы пожелать доброго утра и узнать, какие сны мне снятся? Для этого надо было меня будить?       — Семпай, да ладно Вам! — прямо вижу его укоризненную улыбку. — Вы только что выключили будильник, я же слышал. Я разбудил Вас всего лишь на пару минут раньше, и незачем так сердиться. А звоню, чтобы спросить: Вы сможете завтра пораньше освободиться? Я всю неделю очень старался, и если я сегодня добью программу недели до конца, а завтра отчитаюсь, то Тамура-сан обещал отпустить меня с обеда. Если всё сложится удачно, я смогу приехать на трёхчасовом Кодама!       — Может, мне вообще работу бросить и ждать тебя, сидя у порога? Не мели чушь! Не дёргайся, не торопись с отчётом, потом спокойно пообедай и поезжай в четыре или полпятого. Потратишься опять на Нозоми, прибью, так и знай! И в лабораторию не пущу, нечего делать. К пяти я постараюсь освободиться, раньше вряд ли. Хорошо хоть, заранее предупредил, а не как в прошлый раз.       — И будете ждать меня дома? — в голосе сумасшедшая надежда. Каков нахал, свет таких не видывал! Но моё невероятное облегчение от того, что вся та чушь была всего-навсего дурным сном, требует выхода, просто давит необходимостью сделать ему что-нибудь приятное. С другой стороны, хочется проучить наглеца.       — Нет, дома я тебя ждать не буду, много чести, — в трубке разочарованный вздох, прямо-таки вижу его погрустневшие глаза и вытянувшееся от огорчения лицо. — Встречу на вокзале, у меня дела в том районе. Сходим вместе, потом зайдём куда-нибудь поужинать, а то в холодильнике почти пусто. Заодно и отпразднуем твоё возвращение.       Зачем я сказал про холодильник? Там ещё достаточно припасов. А, ну да, чтобы был повод поужинать вне дома... Под радостные вопли и тарахтенье в трубке лихорадочно соображаю, куда девать оставшуюся наготовленную им еду. Так, завтракать сегодня и завтра вопреки обыкновению придётся плотно, это раз, а два — буду брать с собой, скормлю Тадокоро. Точно, отличная идея! Мики сейчас нет, я немного побаиваюсь её наблюдательных глаз и острого язычка, а простоватый парень даже не задумается, чем я его кормлю и откуда это взялось. И время сэкономим, придётся хорошенько потрудиться, чтобы всё успеть.       — До встречи, семпай! С нетерпением жду завтрашний день! Я люблю Вас!       — До встречи, д-д... — но привычное «дубина» почему-то не получается, выходит только тихое: — Да...       Да, идиотина, да, я тоже его жду. Я тоже... ----------------------- *Охаё годзаймас — «Доброе утро». Вежливая форма приветствия. Тацуми обычно говорит Моринаге просто «Охаё».