Папаши

*** Было тихо-тихо, это Дамьен так же очень чётко запомнил. За окном было слышно как шумят машины и зеленщик из лавки напротив кому-то расхваливает товар. Кто-то из двоих онемевших должен был заговорить и, сделав усилие, Дамьен открыл уже рот, но его опередил Лейто. - Чт... Что ЭТО? - Шимпанзе. - Чт... Кто-о-о? - Обезьяна, Лейто. - О. Да. Прости. Просто, это было так… - Неожиданно. - Да. Они переглянулись. - Откуда ты знаешь, что это – шимпанзе, а не макака, например? Дамьен подивился такой избирательности в вопросах. - А откуда она тут взялась тебя не интересует? - Всё равно пока ответа мы на вопрос не получим, - резонно возразил Лейто. – Так почему именно шимпанзе? - Четырёхмесячный шимпанзе, - уточнил Дамьен и в ответ на окончательно изумлённый взгляд Лейто пояснил: – Ну, где я только под прикрытием не работал. Однажды мне пришлось внедриться в цирковую труппу, путешествовать с ними по всей Франции, так что – видел я таких. Это – точно шимпанзе. - Ты был человеком-пауком? Дамьен фыркнул. - Почти. Воздушным гимнастом. И не смей ржать! Да, эти обтягивающие дурацкие трико со звёздочками, голый торс и обязательный сценический макияж. - Я вообще-то ни о чём таком не думал, - деликатно отметил Лейто, поглядывая в сторону обезьяны в колыбели, - но после того как ты уточнил, хочу сказать, что судя по всему – у тебя большая практика перевоплощений. Не удивлюсь, если ты и на каблучках ходил. - Ходил. Как раз до сноса района, перед тем как меня подставили, у меня была операция, ммм, с переодеванием. - АААаааааааа!!!!! ИИИИиииии!!!!!! Оба заткнулись и одновременно посмотрели в сторону источника визга. - Смотри-ка, он не может выскочить, потому что по краям ему кто-то сверху привязал ленточку. Его как бы зашнуровали. Забавно. Эй, Лейто, ты что делаешь??? Лейто подошёл к колыбельке и решительно дёрнул красную ленточку, которая сковывала движения обезьянки и не давала возможности сбежать. Детёныш шимпанзе, словно только и ждал этого – тут же сам кинулся на руки и даже обнял Лейто за шею. - Всё хорошо, мелкий. - Как трогательно, - выдавил Дамьен. – Положи на место! Мы должны вызвать службу защиты животных! Должны вызвать кого-то из ближайшего зоопарка! Лейто! Положи животное, оно может быть со вшами и блохами. Лейто держал обезьянку и при малейшем её писке тут же принимался слегка потряхивать, вроде как укачивать. Шимпанзе утихомиривался и доверчиво прижимался всем тельцем к «няньке». Дамьен почувствовал себя явно лишним и смутился. - Лейто, ну, не дури, мы должны кого-то вызвать и сдать животное. Это я тебе говорю как офицер полиции. Лейто игнорировал все призывы к разуму, и Дамьен потрясающе быстро сдался: то ли от того, что его чрезвычайно умиляло зрелище Лейто и шимпанзе, то ли здравый смысл ему подсказал, что в таком случае друг будет присматривать за обезьяной, а не встревать в неприятности в порту. - Кажется, он голоден, - капитулировал Дамьен окончательно и, подойдя, попытался почесать обезьяньего детёныша за ухом. – УЙ! Он ОЧЕНЬ голодный! – воскликнул он, потрясая чуть было не откушенным пальцем. - Действительно – он, - пробормотал Лейто, разглядывая снова подобревшую обезьянку. – Не кусайся, Монтана. - Кто-о-о-о? – Дамьен забавно вытянул губы и сложил брови домиком, напоминая не то плутоватого фавна, не то садового гнома, после того как шаловливая рука соседского мальчишки прошлась по нему углём. – Кто-кто? Лейто улыбнулся и с гордостью слегка тряхнул явно расположенного к нему шимпанзе. - А похож ведь? Прямо как родственник. Кроме того, у всех у нас потомки одни. Будет – Малыш Монтана. Нужно же его как-то называть. Дамьен с подозрением посмотрел в вытаращенные глаза обезьяны, вздохнул и молча отправился дозаказывать пиццу, а потом на улицу, в ближайшую лавку – за фруктами и овощами. - Хм. Смотри, как наворачивает бананы. Что-то я не помню, можно ли четырёхмесячных этим кормить. У него зубки-то ещё не все прорезались. Лейто, ты его тискаешь и балуешь как родного. – В этот момент Монтана издал душераздирающий вопль и кинул огрызок в капитана Томассо, который ловко увернулся. – Хм, хорошо, что мальчик, был бы девочкой – пришлось бы Лолой назвать, потому что нянчишься ты как с ней, пылинки сдуваешь, а характерец у обезьяны - такой же несгибаемый. Лейто, добродушно качавший шимпанзе, тут же посерьёзнел и стиснул челюсти, всем видом демонстрируя нежелание развивать эту тему. Монтана объелся и принялся уютно «закукливаться» у него на руках, ткнулся носом в руку и вцепился пальчиками в майку. Дамьен снова почувствовал себя лишним. - Ладно. Вы оба отдыхайте, а я попробую поработать, кое-кому позвоню, выясню, что там у нас в отделе. - Ты не обижайся, - тихо и виновато сказал Лейто. – Лола, она… Понимаешь, мне больно за неё. Я… - Да всё нормально. - Дамьен тронул его ладонью за плечо. – Не хочешь – не говори. Прости, я зря сказал… - В том-то и дело, что хочу говорить! – почти яростно воскликнул Лейто и Малыш Монтана тут же распахнул свои выпуклые умные глазищи. – Я не могу. Я не знаю, как сказать и как ты это поймёшь. - Укачивай мартышку и пошли пить кофе, - распорядился Дамьен, пытаясь как-то либо сменить тему, либо наоборот дать шанс Лейто выговориться. «Мартышка» дрыхла без зазрения совести в своей колыбельке и Лейто, на всякий случай, воспроизвёл, как и ранее, хитросплетение ленты, чтобы обезьянка не выскочила, проснувшись. - Больно? – спросил Дамьен, ставя керамическую кружку с какао перед ним. Спросил он просто так, чтобы что-то спросить, чтобы завести пустячный разговор о ноющих рёбрах, царапинах, зубе. - Нет. Почти нет. Всё нормально. Рёбра немного побаливают. Пройдёт, не в первый раз. Хм, а где же кофе? Дамьен, кулинарное мастерство которого ограничивалось варкой кофе, какао и битой посудой, пожал плечами: - В пятом часу вечера – тебе вредно. У тебя и так организм измотан. Ты спать должен и чем больше – тем лучше. А потом, я слишком много купил молока для зверюги, надо же его как-то расходовать. Пусть будет какао. Лейто молча пил какао, а Дамьен изображал радушного хозяина: суетливо помахивал салфеткой, смахивая невидимые крошки, бестолково переставлял кастрюльку с какао с места на место и даже один раз заглянул в мусорный контейнер. - Я не должен такого говорить хотя бы потому, что вырос в самом демократичном районе, где всем по фиг какой ты национальности и цвета кожи. Дамьен так растерялся, что ограничился коротким: «О!» Откровенность Лейто дорогого стоила, поэтому он тут же перестал бесцельно мотаться по кухне и сел напротив. - Дамьен, Лола влюбилась и ушла. Нет, я понимаю, что это нормально – братско-отеческая ревность, ты мне тут можешь доводы эти не приводить, знаю я. Да, я был ей почти отцом и матерью, с двенадцати лет я был посвящён в платьица-лифчики-заколки-прокладки-симпатии к мальчикам. Когда у неё были длинные локоны, я научился плести косички и завязывать бантики. Когда были первые месячные - я ходил в аптеку за прокладками. Когда первая её любовь разбила ей сердце, она рыдала на моём плече. Чёрт. Дамьен, я знал, что когда-нибудь это случится, и она уйдёт. И я ждал этого, морально готовился, я же не могу её держать всё время подле себя, она сейчас совсем взрослая. Ну, ты видел. - Видел, - откликнулся Дамьен, вспоминая, когда в последний раз видел Лолу, похорошевшую и даже почти избавившуюся от мальчишеской угловатости. Он всё ещё пытался понять, куда клонит Лейто, но, не желая перебивать, только кашлянул и ещё раз сказал: – Видел. Лейто сидел молча, глядя в полупустую кружку. Вся его фигура свидетельствовала об отчаянии и каком-то отстранении от мира. «Вот тебя и несёт на доки, в порт и прочие приключения, - подумалось Дамьену, - потому что крошка Лола валяет дурака, девушки у тебя так и нет, поэтому и ищешь ты приключений. Нечем тебе, балбесу, заняться. Хотя, мне тоже – нечем, раз в последнее время только и занимаюсь, что либо тебя о помощи прошу, либо сам спасаю». - Она влюбилась в еврея-хасида, - внезапно выпалил Лейто. - А? – не понял Дамьен. – Так это же хорошо. У Лолы налаживается нормальная жизнь, будет семья. Ну, в смысле, семья кроме тебя. Лейто сжал кружку и поднял глаза, и тут до Дамьена что-то стало доходить. - В еврея-хасида, - чётко артикулируя, повторил Лейто. - В сюртуке под горло, шляпе и пейсах? Лейто кивнул. - С Торой под мышкой, почти живущего в синагоге? Лейто сидел не шевелясь. - Подожди, но, насколько я знаю, она не может стать его женой! - Его семья тоже так считает, - тяжело вздохнул Лейто. – Но он её любит. В общем, его семья ест её поедом, он – зовёт замуж, а она – читает Тору и собирается переходить в его веру. Только Дамьен собирался спросить, какого вероисповедания придерживается сам Лейто, как тот резко вскочил, бросился к мойке, вылил туда остатки какао и принялся яростно драить кружку, вымещая на ней какую-то злобу. - Мне вообще плевать, что она решила принять иудейскую веру, мне плевать, что он любит её, а она его – это их, её дело. Но я не могу терпеть, не могу молча смотреть на то, как мою сестру обижает его родня, просто тиранит, зовёт, зовёт всякими неприличными еврейскими словами. Чёрт побери, Дамьен, если она выйдет за него замуж, она должна будет выбрить все волосы и всю жизнь носить парик! Моя Лола! Моя гордая Лола, которая с пушкой управляется лучше, чем с кастрюлями, Лола, которая никогда никому не спустит ни одного гадкого слова в свой адрес… Лейто осёкся, резко замолчал и несчастными глазами смотрел на друга. Дамьен в затруднении снова провёл по волосам – от такого не уболтаешь, не скажешь, что всё будет хорошо. Такое нужно принять, смириться или сразу – забыть о Лоле, чем, похоже, Лейто и занимался. - Нда. Лейто, что поделать, это её выбор – пройти через всё это, главное, она будет счастлива со... со своим избранником. Дамьен вложил максимум убедительности во фразу, понимая, что слова – бессильны. - Думаешь, она сама этого хочет? – Голос Лейто был устал, но в нём зазвучала какая-то надежда, что ли. – Она действительно всё это вытерпит и действительно будет ходить лысая? Дамьен развёл руками, переместился со своего конца стола поближе к другу, а потом и вовсе - сел бок о бок. Что-то нужно было сказать, он точно чувствовал, что-то, что немного снимет печаль Лейто как старшего брата и опекуна, но в этот трогательный момент раздалось адское: «Уууууууииииииии!!!!!» - из соседней комнаты. - Я тебя убью, - торжественно пообещал Дамьен, выпутывая из ленты Малыша Монтану. Шимпанзе полузадушено хрипел, Лейто бестолково мотался рядом. – Как ты вообще додумался завязать ленту в районе горла? Ты ребёнка чуть не убил! Иди ко мне, маленький. «Маленький» осатанело вцепился в Дамьена и тут же замуслявил ему майку. - Вот славно, мой мальчик. Всё хорошо. Я тебе сейчас кашки сварю. - С учётом того, что, скорее всего, твою кашку есть и свиньи не будут – её сварю я, - фыркнул Лейто и ушёл на кухню. Погремел там чем-то. Потом всё затихло, и Дамьен услышал чёткое: - Спасибо! – и снова что-то загремело. Вечер прошёл образцово-показательно, если не считать того, что шимпанзе, усыпив бдительность Дамьена посредством втирания к нему в доверие, а именно – страдальческого заглядывания в глаза и шлёпаньем ладошкой по его щеке, забрался на жалюзи, крепившиеся на окне, и навернулся вместе с оными. После чего перепуганный Монтана повис на самой высокой полке стеллажа с техникой и Дамьен молился, чтобы оттуда ничего не упало, а Лейто пытался подманить шимпанзе к себе. - Кто бы мог подумать, что в четыре месяца они такие… живые, - сердито сказал Лейто. - Иди ко мне! Иди! – голосил Дамьен, пока не вспомнил приёмы из цирка. Он нашёл маленькое зеркальце и сначала попускал им зайчиков, а потом встал спиной к шимпанзе и принялся усиленно себя в нём рассматривать. Обезьянка была любопытной, сначала она издавала возмущённые крики со стеллажа, а потом спрыгнула прямиком на плечи капитана Томассо, который вцепился в Малыша Монтану полицейской хваткой и даже отвесил непедагогический и противозаконный подзатыльник. - Не бей его, - вступился Лейто. - Мне кажется, тебя в детстве мало били, и вот что выросло! Тот фыркнул: - Ну, я бы посмотрел на того, кто осмелился бы меня ударить. - Я бы тоже, - с удовольствием согласился Дамьен. Полночи им даже удалось поспать, но уже в три часа серое раннее утро было оглашено воплями. - О, Г-г-господи, - выдавил Дамьен и наощупь стал подбираться к обезьяньей колыбельке – открыть глаза было выше его сил. – Я понимаю, что Париж – город, который никогда не спит, но, поверь мне, мадам Марто, что живёт над нами, совершенно другого мнения. Не ори, разбудишь Лейто и весь дом разбудишь. Сначала всё шло хорошо, Дамьен забрал обезьяну-детёныша из его кроватки и даже уютно пристроил у себя под боком и задремал. Целый час сна ему удалось урвать, а затем он был разбужен тем, что Малыш Монтана крайне неблагодарно его описал. - Ух ты ж... жж… твою мать! – рявкнул Дамьен, уже не считаясь с тем, что кто-то спит. Впрочем, Лейто, судя по всему, спал крепко. – Ну-ка, марш в душ! В четыре часа утра, душ с ребёнком-шимпанзёнком – это было забавно, весь сон прошёл, Дамьен старался не сильно громко хохотать и кутать в полотенце вырывающегося Монтану. - Весело время проводите, - сказал сонный Лейто, выходя из комнаты. - Этот поганец меня разбудил. И описал. И вообще, буду кормить его, иначе - не знаю, как утихомирить. Лейто сонно кивнул и попытался сунуться в душ. - Куда! – грозно прикрикнул Дамьен. – С такими повязками – никакого душа, максимум – обтирание! Нянчись тут с вами обоими. Половина пятого утра, кухня, серый рассеянный свет, шимпанзе в полотенце, Лейто невыразимо сонный и рассеянный – Дамьен заподозрил, что всё это ему снится, потому что было слишком фантасмагорично и словно нарочито. - Его надо высушить насухо, - выдал Лейто. - Хорошо сказал, - одобрил Дамьен, - сушить насухо – отличная идея. Лейто заторможено смотрел на него, потом тыльной стороной ладони попытался протереть глаза, потом предложил: - Может, феном? - О, да, - согласился Дамьен, оглаживая себя по мега-коротким волосам. – Да-да, именно феном. Лейто сощурился, фыркнул: - О, неужели твои девушки, принимая душ, уходили с мокрой головой? Должен же быть. Фен всё же был найден и даже применён. Пять часов утра, фен, обезьяна – это потом капитан Томассо показывал вызванному полицейскому свои документы и уверял, что проводится важная операция и что он сам - «тоже из ваших», а вовсе не злостный нарушитель. Это потом полицейский недоверчиво косился на Лейто, что стоял в штанах, но с голым торсом, обмотанным бинтами, небрежно прислонившись к дверному косяку и изображающему из себя натянутую струну, готовую в любой момент сорваться и действовать-действовать. Эти все мелочи были потом, а сначала был шум фена, душераздирающий крик малыша-шимпанзе и не менее душераздирающий, хриплый вскрик Дамьена, которого Монтана удачно цепанул когтями аккурат по горлу: это было и больно и очень неожиданно. К семи утра Дамьен свалился спать дальше, оставив неуёмную обезьяну на Лейто. Проснулся Дамьен под запах чего-то вкусного, кажется, гуляша, и под тихий чей-то разговор. Он прислушался – говорил Лейто. - Глупенькая ты мартышка, ты зачем меня щиплешь? Давай я тебе пузико почешу, нравится? Ах, ты поэтому и щипал – хотел, чтобы я почесал? Умница, умница. Давай с тобой походим, видишь, я тебя держу, тебе не надо лазить нигде, а то дядя Дамьен проснётся и будет ругаться. - «Дядя Дамьен» уже проснулся, - буркнул Дамьен и поморщился, оцарапанная шея саднила. – Вы так хорошо общаетесь, что я начинаю думать, что ты обезьяну понимаешь лучше, чем меня. - Возможно, он просто умеет составлять более осмысленные фразы, - съязвил Лейто. - Ну, если смысл фразы «ААаааааа!!!» тебе более понятен, чем мои слова – тогда точно – родичи, - заключил радостно Дамьен и резво вскочил, потому что Монтана кинул в него книжкой, которую успел стянуть с полки. – Э! Следи за ребёнком! К полудню вымотаны были оба, даже Лейто, у которого хоть и была практика общения с маленькими детьми в виде сестры, но никак не с шимпанзе и нервным партнёром в виде Дамьена. - Он себе голову разобьёт, - мрачно сказал Томассо, глядя, как Монтана в очередной раз вскарабкался на стену и теперь висит на элегантном панно. – Хотя, скорее, нам, - передумал он тут же, после того, как шимпанзе кинул в него чем-то блестящим. «Что-то блестящее» оказалось любимым диском Дамьена, после чего тот страстно начал желать, чтобы Монтана голову себе действительно расшиб. - Никогда не хотел женитьбы с последующим воспроизводством маленьких шалопаев, - вещал к вечеру капитан Томассо и ещё начинал рассказывать о том, вот какая у него чудесная карьера, как он её успешно делает, служа на благо общества, что вот это – главное, а женитьба дело двадцатое. – Вот обрати внимание, что обезьяний ребёнок, что обычный – головной боли столько же. Осторожно, умник, ты себе сейчас пальцы прищемишь! Последнее относилось к шимпанзе, который, сидя на руках у Лейто – тот его очень крепко держал – притянул к себе декоративную шкатулку и теперь хлопал её крышкой. Лейто отмалчивался, фаза «ворчливого папаши» ему была знакома, когда за общим бурчанием и видимым недовольством, тщательно скрывается беспокойство об опекаемом. - У меня «нервы», - сдался Дамьен. - Пойду прогуляюсь в супермаркет и куплю что-нибудь съедобное, чтобы из съедобного сделать вкусное. Лейто, на такой диете - имени тебя – я же прибавлю в весе и буду слоном. В общем, мне нужно отвлечься. Если они думали, что прошлая ночь была беспокойной, то они жестоко ошибались – это было всего лишь репетицией. Ночью шимпанзе принялся орать. Орал Монтана серьёзно, вдумчиво, не сильно громко, но плаксиво и монотонно. - Животик болит? – строили предположения «папаши» и на всякий – влили в шимпанзе «эспумизан». Малыш Монтана грустно смотрел на них и орал. К часу ночи он утомился и принялся просто ныть. Но легче от этого не стало. Лейто укачивал и убаюкивал шимпанзёнка и пытался понять причину его печали – безрезультатно. Наконец, он сам утомился и лёг на кровать, шепча на ухо Монтане какие-то утешительные глупости. Дамьен провёз ладонями по лицу и сел рядом. - Всё-таки, думаешь, у Лолы всё будет хорошо? Дамьен не ожидал такого вопроса и, чтобы не перекрикивать обезьянье нытьё, растянулся рядом. - Хочешь, я тебе банальность расскажу? Ты только не перебивай. Хочешь? – Лейто кивнул молча, и Дамьен продолжил. – Когда я был маленьким, я мечтал о «королевском шаре», для игры в шарики. У вас в районе в такое играли? Игра старая, сейчас уже мало кому известная, но когда мне было шесть – мы ещё играли. Я страшно экономил на карманных деньгах, и за год мне удалось скопить нужную сумму. Смехота, как сейчас вспомню – пара франков казались уймой денег. А вот моему соседу, Жанно, родители в нём души не чаяли, этот шарик был предоставлен по первому требованию. Когда я получил свой вожделенный шарик, я был бережен с ним, я его любил всей любовью, на которую был способен к тому времени уже семилетний пацан. А сосед, сосед быстро шарик поцарапал, расколол, ну и вот. А у меня был мой шарик. Лейто обдумал сказанное, но все, же решился спросить: - Какова связь между твоими детскими страданиями и моей сестрой? - Я к тому, что выстраданное, вымученное – оно слаще, чем с неба свалившееся. Она будет счастлива, Лейто. Она будет ценить то, что у неё есть. И Лейто улыбнулся. Открыто, совершенно по-мальчишески. Лучики морщинок побежали от глаз, а глаза – сияли. Дамьен улыбнулся в ответ, а про себя подумал: «Правда, мне было скучно играть тем шариком, я боялся его повредить, а потом и вовсе – забросил, надоел он мне, да и вырос». А Лейто по-прежнему улыбался и… - Дамьен, эй, ты ничего не слышишь? - Ничего, - озадачился Томассо. - Вот именно, - таинственным шёпотом продолжил Лейто, и до Дамьена дошло – шимпанзе молчал и даже, о чудо, спал! Стараясь не дышать, Дамьен потихоньку сполз со своей половины кровати и так же ползком по гладкому полу, стал двигаться по направлению к двери. - Уууууыыыыы, - тут же раздалось с кровати. - Вернись, - тут же скомандовал Лейто. – Он затих, как только мы легли сюда. Очевидно, ему холодно, и мы его как бы греем с двух сторон. - Не хилые такие грелочки, водящие знакомство с президентом Республики, - пробурчал Дамьен, в душе не веря, что это поможет и надсадный, возобновившийся вой вновь умолкнет. Только после третьей попытки и третьему часу ночи, Дамьен принял решение. - Погоди, сейчас своё одеяло принесу. Двигайся, чего лыбишься. Тоже мне, грелки. Ему просто спать одному скучно. Тебе не бывает спать скучно одному? - Ему четыре месяца, что соответствует, кажется, почти годовалому человеческому ребёнку, и вряд ли ему скучно спать одному, - сообщил Лейто и цыкнул: – Давай уже быстрее, он опять ноет. Утром, в семь, Дамьен крадучись отполз и, чувствуя себя предателем, свалил на работу. Обезьяны – обезьянами, но отпуск ему никто не давал. - А мы думали, вы в отпуск ушли! – радостно приветствовали его на работе. Капитан Томассо скрипнул зубами и прошествовал к своему столу, идеально чистому. - Капитан Томассо, вас вызывает шеф, - ласково улыбаясь, пропела Кароль, секретарша. - Почему дети по ночам нормально не спят? – на ходу спросил её Дамьен, пребывая в беспокойных мыслях о том – как там Лейто и шимпанзе. - У вас появился маленький? – удивлённо распахнула глаза Кароль, но Дамьен её уже не слышал. - Капитан Томассо. - Спасибо, я постою. - Хорошо. Коротко: вы не хотели бы в отпуск? Дамьен обдумал предложение – было такое ощущение, что все сговорились. Кроме того, тут же природная подозрительность взяла своё, и он быстро отрапортовал: - Никак нет. - Просто, понимаете, я обязан был задать вам этот вопрос, дело в том, что в последний раз вы были в отпуске… - Три года назад! – браво отчитался Дамьен. - Вы путаете, - мягко отозвался начальник. – Три года назад был не отпуск, а спец-операция «Под солнцем Сан-Тропе», а отпуска у вас, капитан, не было уже восемь лет. В общем, имейте в виду, стоит вам только попросить об отпуске, вы его получите немедля. Дамьен вышел от начальника со смешанными чувствами: с одной стороны, отпуск был необходим – вдвоём они бы справились с дурными выходками шимпанзе, а потом – что-нибудь придумали бы или у Лейто наконец-то закончились бы отцовские чувства и терпение; с другой – работа была убежищем от шимпанзе, как ни стыдно было это признавать. - Поздравляем! – гаркнули бравые парни и Кароль, дирижирующая ими. - Ребята… - ошарашено сказал Дамьен, - вы всё не так… Договорить ему не дали, всучили букет, мягкие игрушки, среди которых был огромный медведь и шампанское. - Открывай, папаша! - голосили все. - Вы не так поняли. Это... это не мой ребёнок! Это… мне его прислали, тьфу, меня попросили понянчиться с племянником. Да что же за дурдом такой. - Дамьен? - Ничего не говори. На, отдай Монтане, пусть порадуется. Монтана действительно порадовался – с визгом вцепился в плюшевого зайца и принялся кусать его и щипать. - А это – тебе, - мрачно сказал Дамьен и всучил слегка остолбеневшему Лейто медведя. – Резвись. А ещё – покормите меня, я умираю с голоду. - Не мудрено, - пожал плечами Лейто, поправил лямку майки. – Ушёл в восемь. Пришёл – в восемь. - Я хотел заняться простой текущей оперативной работой, но то-сё, потом я забыл пообедать... - Потом поужинать, - подхватил Лейто. – Что это – шампанское? - Да-а, недоразумение вышло, в общем, даже бутылочка осталась. Бутылочка от недоразумения. Лейто, давай ты не будешь сварливой жёнушкой и не будешь меня пилить, а просто покормишь? - Да я – слова не сказал, - фыркнул тот. – А у меня только курица с черносливом – под шампанское вряд ли пойдёт. Дамьен от благодарности уже ничего не мог молвить, потому что прямым ходом отправился на кухню – воздавать дань кулинарной подготовке Лейто. Вечер прошёл удачно: Монтана разодрал зайца, и Дамьен смотрел на свою некогда уютную холостяцкую квартирку, усеянную ныне клочками синтепона и ещё каких-то загадочных внутренностей игрушки. Лейто рассказывал, что сегодня он, оказывается, позвонил сестре, и они поговорили. Как выяснилось – впервые за год. Она передавала приветы Дамьену и по-прежнему была готова перейти в иудейскую веру и выйти замуж. Спать они уже пошли, не сговариваясь, вместе. Монтана был паинькой, и Дамьен, не вникая в особенности сна мира животных, просто вырубился, напоследок перед сном подумав, что, кажется, надо бы всё-таки этого паршивца куда-нибудь сдать. Режим, установленный обезьяной, дал о себе знать: в три часа ночи, словно заговоренный, Дамьен открыл глаза и понял, что он не заснёт. Он поворочался, потом сел на своей половине и прислушался к мерному дыханию Лейто. Сон не шёл, хоть убейся. Он подумал и решил, что стоит прокрасться на кухню и сделать себе мятного успокаивающего чая. Потом решил, что и вовсе – надо себя ещё горячим душем побаловать, может, организм разомлеет и решит заснуть. Проделав всё, что запланировано, Дамьен почувствовал неожиданный прилив сил и разозлился – половина четвёртого утра, сна ни в одном глазу. Он снова прошёл на кухню, где с изумлением узрел спящего шимпанзе, прикорнувшего в обнимку с кофе-машиной. Спать всё равно не хотелось, поэтому, совершенно не боясь разбудить хвостатого проходимца, Дамьен взял его на руки и потащил укладывать куда положено – в колыбель. Словно в насмешку над ним, шимпанзе сладко почмокал губами и не проснулся. Дамьен просто не знал куда себя деть и снова вернулся в постель, в надежде, что может быть уютное, «налёженное» место возобладает надо всем и своей волшебной силой утащит его в объятия Морфея. - Ты тоже не спишь, - прошептал Лейто, когда Дамьен устроился поудобнее под одеялом. - Я … Чёрт, Монтана же дрыхнет у себя, а я уже на автопилоте пришёл сюда, - пробормотал смущённый Дамьен. – Не сплю, да, и уже светает. Тот сонно что-то сказал и умолк. Наступила тишина, которую нарушало снова только размеренное дыхание Лейто. Дамьен побоялся покрутиться для того, чтобы устроиться поудобнее, только бы не разбудить, но добрыми намерениями вымощена дорога в Ад, поэтому, стараясь осторожно перебраться ближе к своей стороне кровати, он неудачно потянул одеяло и стащил его с Лейто. Тот сразу проснулся, утренняя дрёма легка. - Тебе своего, что ли, мало. Дай сюда. Чёрт. Дамьен имел «счастье» созерцать, как его друг в попытке восстановить справедливость и вернуть себе своё одеяло, неудачно дёрнул его и в следующую секунду загибался от боли. - Ну-ка, что такое? Дай, посмотрю. Солнца как такового ещё не было, была серая муть, и в этой мути Дамьен сунулся к Лейто, посмотреть – что там с повязками на рёбрах. Он быстро пробежал пальцами по груди, по бокам, проверил, туго ли фиксируют бинты, а потом получил шлепок по макушке. - Дамьен, меня оцарапал сегодня Монтана, видишь - плечо. Я им провёз сейчас по подушке. Всё нормально, отец Тереза, оставь уже в покое меня. Всё нормально. Дамьен чуть было не обиделся, хотел сказать, как ему дорог Лейто, ведь не просто же так он будет беспокоиться, но, подняв голову и вглядевшись в сумрак, он увидел, как тот спокойно и даже не насмешливо улыбается, затем перехватывает его руку у своего бока и крепко держит её. - Нормально всё. Дамьену подумалось, что, наверное, Лейто может посчитать его пульс, потому что держит крепко и не отпускает, держит своими потрясающе длинными пальцами, которые словно обвиваются вокруг запястья. И как только ему это подумалось, тут же он сообразил, что пульс, наверное, очень быстрый, потому что жарко, и он сам, кажется, задыхается. А ещё, в сумерках не видно, но зато угадывается свежий шрам на скуле Лейто, и Дамьену кажется, что тот кровоточит. Он мучительно закрывает глаза, пытаясь избавиться от наваждения, но заканчивается всё тем, что, не веря ничему, Дамьен придвигается ближе, чтобы разглядеть – что там такое. А потом он по-идиотски промахивается, - но он готов поклясться, что ему помогли ошибиться, - слишком близко придвигается к Лейто, и вот уже касается губами его щеки. Щека – горячая. Пальцы на его запястье размыкаются, и Лейто упирается рукой в его грудь, словно желая оттолкнуть, но, не отталкивая, она просто лежит там. Дамьен чувствует себя идиотом, кретином, но, кажется, Сонья ушла от него недели две назад и с тех пор… да, ему было скучно спать одному. «Интересно, - отстранённо думает Дамьен, - когда последний раз Лейто спал с кем-нибудь?» А потом ему вспомнилась Лола, та Лола, почти двухгодичной давности, что, когда они прощались перед стеной, смело взяла его лицо в свои ладошки, притянула и поцеловала. В общем, здесь было всё: тоска от одиночества, жалость к Лоле, жалость к себе самому, к Лейто, нежность к чёртовой обезьяне, недосып двух суток – Дамьен притянул Лейто за подбородок и поцеловал. Он никак не мог понять, что это – так жарко на улице или у Лейто такая горячая кожа, а может, просто переглючил обогреватель, взбесился и включился сам. Оказывается, у Лейто все плечи в царапинах из-за обезьянки, а руки мозолистые и очень осторожные, а татуировки, некоторые, оказывается, так давно, что немного затёрлись и потеряли чёткость. А ещё, Лейто очень здорово целуется. Хотя думать об этом совершенно не было времени, потому что глупо как-то. Потому что сам Дамьен к тому времени просто подмял под себя Лейто, жадно целуя и скользя рукой по его руке, стаскивая одеяло, а вместе с ним и трусы. Лейто дёрнулся, боднул его головой и скинул с себя. - Рёбра, идиот! Пока ошалелый Дамьен пытался понять, про что он, Лейто сам оказался сверху, так же придавив его к постели, как он сам секунду назад и так же жадно поцеловал его. Всё было горячно, и в сером утреннем свете Дамьен толком больше не о чём не думал, только о том, что рядом упругое тело, брызжущее желанием и страстью. Они целовали друг друга, кусали, ладонями проводили по коже снова и снова, словно просто хотели запомнить каждый изгиб чужого тела, чтобы оно стало своим, знакомым. Кажется, они стонали, Дамьен просто задыхался от нахлынувших эмоций, и мысль, время от времени скользившая по поверхности разума была: «Мы делаем это!». Прибедняться на тему: «Мы делаем это, как это стыдно» - он не собирался, точнее – потом, не сейчас. Сейчас была одна реальность – серого утра, крепких рук на его бедре и твёрдых, цепких губ. Дамьен снова порывисто вздохнул, досадуя на то, что воздуха ему так и не хватает и сжал руку на члене Лейто. Тот прижался крепко-крепко, всем телом, словно хотел вдавиться в него, стать одним целым, большим и непонятным. Всё было лихорадочно, но абсолютно реально и отдавало лёгким словом «прикольно».