marriage

Исин многое подметил в своем лучшем друге, но если изменения в Кёнсу охарактеризовать парой слов, то это прозвучало бы как «он стал нормальным омегой». Жизнь так долго и упорно его пинала, что Кёнсу уже не в состоянии бороться с ней. Да и беременность свои пять копеек внесла. Он больше не боец. Он мягок. Слаб. Стал бояться, искать нежности, сомневаться, как и положено омеге. И как любая омега, Кёнсу теперь нуждался в чьей-то защите. Он уступил бы этому человеку управление своим кораблём, лишь бы его берегли. Полгода назад Исин считал, что никто не справится с этим лучше Чанёля. Он многое сделал ради Кёнсу и в прошлом, и во второй раз, поэтому заслуживал подобного доверия. Однако Исин передумал, когда встретился с Кёнсу и Чонином. Ким сейчас больше подходил омеге, а еще они симпатизировали друг другу. Понимали это или нет — не важно. Пока что от ошибок их берёг старый неудачный опыт, но кто ж знает, как сыграет в рулетку истинность? Исин впервые встретился с такой историей. Когда омега уходил от бывшего, чтобы в итоге к нему потянуться, влюбившись повторно. Ифань на это фыркал и заявлял, что Исин явно болел за Чонина, а не Чанёля. Что немного странно, если учесть, что Чанёль и Чжан дружили с университетских лет. Теперь же Исин поддерживал Чонина советами, а звонил альфа постоянно. И вот опять. Первый гудок. Второй. Пятый. Уже полдень, почему никто не отвечал? Ан нет, на другом конце всё-таки приняли вызов. — Алло? — спохватился Чонин, он уже и не надеялся. — Исин? — Нет, — отозвался мужчина. Знакомая хрипота, тембр, китайский грубый акцент. В голосе слышна твёрдость, холодность и ревность, даже если угрозы Чонин не представлял. Всё как всегда. Горбатого могила исправит. Чонин уже привык. — Ифань? Здравствуй. Могу услышать твоего мужа? — Не можешь. Ему нездоровится, — Ифань примостился на край расправленной кровати, глянул на горку из двух одеял и тихо произнёс: — если дело не срочное, то перезвони через пару дней. Он ответит, когда оклемается. Ифаня пихнули пяткой по бедру в знак протеста, вытолкнув ногу из одеяльного комка. Ифань нахмурился, потом властно прижал к матрацу большую непоседливую «гусеницу» в коконе. Исин запротестовал активнее, планируя спастись, хотя это было бессмысленно — у его альфы дико сильная хватка. В трубке прокашлялись, чтобы как-то замаскировать конфуз, вызванный подслушанным вошканьем. Супруги были в спальне. Да ещё Исин так сопел… — Парни, простите, пожалуйста. Не собирался тревожить, просто... Ну... Я перезвоню, так будет лучше. Всего доброго, — Чонин стыдливо оборвал звонок. Ифань заблокировал смартфон с характерным щелчком айфона, вернул его на прикроватную тумбочку и убрал руку с Исина. Тот сию секунду стал искать выход из мягкого плена. — Фань, он же решит, что у меня течка и мы сексом занимались! Представь, как ему неловко сейчас, — пожурил Исин, как только убрал натянутое по самый нос одеяло. Вызволился-таки. Нахмуренное лицо, складка меж бровей, воробьиное недовольство. Когда Исин негодовал, то выглядел забавно и мило, а не серьёзно. Для Ифаня уж точно — его муж просто не умел нести в мир зло, пусть и ощущал его в себе. Ифань пропустил его возмущение мимо ушей, умильно пялясь на воробьишку. Да и какая разница, что там с Чонином. Ифань специально изъяснялся с ним так, чтобы его неправильно поняли, — вряд ли кореец перестал бы звонить, если б знал, что у Исина всего лишь голова болела. Пару суток подряд, впрочем, болела, но это бы не остановило Чонина. Он бы донимал доброго безотказного омегу глупостями. А так Ифань отвоевал пару дней тишины. Он приблизился к Чжану, медленно поцеловал его в лоб и так и замер губами на коже. — Фань, градусник надежнее бабушкиного способа, — Исин тихонько хихикнул, но подыграл, прекратив ёрзать ужом. От ласки альфы (а иначе чем ласку организм происходившее не воспринял) по телу поползли игривые мурашки, а в душе разлилось наслаждение и какое-то нетерпение. Хотелось закутаться в него и быть так вечность. — Тебе лучше? — Ифань звучал несчастно. Выглядел, кстати, тоже. Ему было невыносимо трудно бездействовать, пока омега болел. В последнее время Исину от любой яркой эмоции было дурно. В висках что-то откликалось глухой болью. Вроде бы не особо опасно, но недавно это переросло в перманентное недомогание. Исин сегодня взял отгул, когда организм ответил подскочившей температурой и общей слабостью. Ифань не знал, что делать с недомоганием Исина. Ведь омега всего лишь отзывался на резкие перемены погоды, а такое можно было только пережить. Чжан тоже строил улыбку и отмахивался, мол, бывало и хуже. — Да, мне лучше, — ответил Исин на беспокойство мужа. — Езжай на работу. Со звонка Чонина прошло полдня, затем две его трети. Ифань кое-как отсидел в университете, где когда-то учил корейский язык, а сейчас преподавал страждущим базовый китайский. По окончании Ифань пулей помчался домой. Сначала осведомился состоянием Исина, а следом занялся домашними делами. Исин после ужина дрых без задних ног. Ифань улёгся рядом около полуночи. Крепко обнял, пропустив ладони по красивой талии. Протиснул кончики пальцев (только кончики! Он не домогался больного омежки, нет!) под резинку пижамных штанов. Наконец, прекратил ёрзать и глубоко вдохнул аромат омежьего тела. — Син, я соскучился, выздоравливай поскорее, мне не хватает тебя, — промямлил Ифань опечаленно. Исин неожиданно завозился, развернулся лицом к нему и расплылся в улыбке — ему приятно услышать такое. Его взгляд был осознанный, проницательный, чуть счастливый — выходит, омега очнулся незадолго до этого, но решил не выдавать себя. Поцеловав сухие губы Ифаня в благодарность, он вдруг отказался продолжать и исказился в лице. — Я опять чувствую табак, Фань. — Я бросаю, но со срывами. Нервное. — Ты волнуешься обо мне, но снова куришь? Ты смолишь еще больше, чем обычно. Две пачки в день, я считал. — Я понимаю свою ошибку, Син. Прости. Возьму себя в руки. А теперь спи. Ифань вздохнул, когда муж буркнул «спокойной ночи» и выбрал удобную позу подальше от альфы. Исин недоволен им. — Сладких, мой мальчик, — проигнорировав обиду, пожелал Ифань. Пусть Чжан злится, нежели узнает правду. Если Ифань признается, что закурил не сейчас, а три месяца назад (когда они узнали о смерти ребёночка), то Исин поймёт, что Ифань передумал заводить детей. Ему будет больно. Очень. Раньше иметь детей альфе хотелось даже больше Исина. Исин до слёз проникся его мечтой, когда услышал впервые. Долго-долго говорил, как любит своего мужчину, как рад, что встретил его. А потом затащил Ифаня в постель, оседлал и соблазнительным шепотом произнёс: «заделай мне детей, У Ифань. Сначала альфу, потом омегу, прямо вот сюда», после чего шлёпнул себя по попе. С мокрыми от счастья глазами и озарённым личиком. Да Ифань давно бы занялся этим, если б Исин позволил в университетские годы трахаться как кроликам. А то вечно «не стоит прерывать учёбу академом». Или «нам негде, пока мы живём в разных общежитиях». В постели Исин напоминал Ифаню гибкого ласкового котика, поэтому иметь юношу хотелось двадцать четыре на семь. Он был пластичным, тонким, соблазнительным и ласковым. Был таким же, как дошкольники, которых он учил танцам: искренне наивным, но возбуждающе взрослым. Грубый или частый секс казался грехом. Неширокие плечи Исина просили поцелуев, позвонки — пересчёта пальчиками. Его накаченные вечными тренировками ягодицы и бедра — крепкой хватки. А сам Исин ластился разгоряченной светлой кожей к Ифаню так, будто танцевал по нему. Ифань не имел права оплошать, поэтому научил себя выдержке. Терпению. Сдерживал самца внутри, так что секс был прекрасным и запоминающимся, но надёжным и безопасным для Чжана. А теперь Ифаню хотелось сберечь Исина не от своей жадности, а от очередного несчастливого зачатия. Вряд ли Исин когда-нибудь поймёт его беспокойство. Для него будет существовать одна правда: муж не намерен заводить с ним детей. А значит, смолчать о трехмесячной привычке — лучший вариант. Утром Исин подскочил ни свет ни заря и чуть было не оставил внутренние органы в туалете из-за сильнейшей тошноты. Его состояние определённо ухудшилось за ночь. На щечки обрушился нездоровый румянец, организм ослаб и держаться на ногах было трудно, а зрение резко размыло. Ифань сидел позади на корточках, гладил беднягу по спине теплой сухой ладонью и был испуган как никогда. Лохматый со сна, бесполезный, обеспокоенный. Впервые его муж так остро реагировал на погоду. Если вообще в этом было дело — альфа уже не уверен ни в чём. — Исин, ты должен пойти к врачу. Омега не подал виду, продолжив дрожать над туалетом. Его пальцы постоянно соскальзывали с белоснежной поверхности, в которую он упирался. Это бесило. — Тебе стало хуже. Нам надо туда, понимаешь? Исин помотал головой и поднялся с колен, нажав кнопку смывания. Замер он у раковины. Слишком резко браться за пасту казалось ему опасным — вдруг голова закружится. А уж повернуться к Ифаню, услышав окрик, и подавно. — Исин, — повторил Ифань, повысив голос. — Не вынуждай тащить тебя силой. Ты знаешь, что я обязательно так сделаю, если откажешься идти добровольно! На горбу своём туда приволоку. Вся регистратура на уши подскочит. А потом я обязательно шум подниму и заставлю каждый сантиметр тебя от хвори спасти! Исин зажмурился и ссутулился, сжав кулаки, и альфа осёкся. Он не собирался говорить громко, пугать или приказывать, поэтому виновато погладил омегу по волосам. Те знатно отросли и доставали Исину до плеч, занавешивая лицо. Наверное, если их собрать в высокий хвост, они не рассыпались бы. Исину такая причёска подходила; он носил похожую на втором курсе университета, а самцов к нему так и тянуло. Но теперь эта красота служила щитом. Ифань привлек мужа к себе, погладил по голове, поцеловал в макушку: аргумент, используемый в ситуациях, когда на Исина невозможно было влиять иначе. Омега взбунтовался и забарахтался, чтобы его оставили в покое, разозлился по-настоящему. Но бунт сошёл на нет, когда Ифань дал понять, что не отступит: его объятия стали стальными и ранящими, если в них биться. Наконец, омега сдался, плаксиво спрятал лицо, уткнувшись альфе в грудь. По Чжану было видно, что он согласен с больницей, возможно, и сам задумывался о скорой помощи, но ему страшно из-за диагноза, а еще стыдно за детское упрямство. Ладно бы себе хуже сделал, так еще и другого человека довёл! А потом его накрыло, и он заново припал к туалету. Постоянно извинялся, икая, морщил от обиды нос, дрожал и ругался. «Всё будет хорошо, — думал он, — просто сейчас не время для этого. Слишком рано. Надо подождать». Когда тошнота отступила, Ифань напоил холодной водой, скормил ему таблетки, потащил переодеваться. — В пути расскажешь мне, что случилось, — заявил Ифань, подбирая Исину комплект одежды. Прям сама невозмутимость. — И не округляй глаза, я тебя насквозь вижу. Что-то произошло, и лучше бы тебе не таиться от меня. Альфа еще с минуту поковырялся на полках. Отошёл от шкафа с добытыми вещами и подал их Исину. И всё бы ничего, но он коснулся большим пальцем нижней губы омежки, похожей на капельку. Ифань попробовал завлечь в глубокий поцелуй, и Чжан сразу поддался. Разомкнул губы, подрагивая, юркнул язычком в рот Ифаня и смачно начал. Его повалили на кровать, мягко прижав сверху. Исина обласкали руками ниже пояса, по бокам, по внутренней стороне бёдер. Слишком бессистемно и не так, как У делал обычно. — Син, я всегда рядом не для того, чтобы тебе было с кем переспать, — дыхание альфы сбилось, но говорил он строго и уверенно. Значит, это было показательным выступлением. — Я твой муж, твой защитник. Не пренебрегай моей заботой. Никогда, слышишь? Это обесценивает меня рядом с тобой. Ифань затяжно поцеловал ошарашенного Исина, встал с него и кивнул на стопку одежды, от которой отвлёк. — Одевайся и выходи в коридор. Я сам соберу твои документы. Исин проводил его взглядом, а потом взялся дрожащими пальцами за футболку, которая лежала сверху. Большая, непрозрачная, прячущая много голой кожи Исина. А брюки — несомненно ореховую попку и сильные бёдра. Ифань не считал одеждой ни одну майку Исина. Кутал его так, чтобы не позарились. Исин уже и забыл, когда в последний раз выходил в лёгкой одежде в общество. «Я твой защитник», — пронеслось эхом. Ифань как всегда жесток, если поучает. Но до дурного прав. Исину пора научиться принимать чужую помощь, а не замыкаться. Иначе очередной стресс закончится худшим. Ифань вновь спас от заноса. Жаль, правда, что кусочек долгожданных Исином ласк служил исключительно этой цели — поучающей. Исин истосковался по занятиям любовью и ощущению наполненности. — Готов? — Ифань постучался и приоткрыл дверь в спальную. — Поехали. Исину пришлось спешно вдеваться в брюки и футболку. В автомобиле альфа оттаял, когда почувствовал прикосновение к своей руке, которую держал на рычаге переключения передач. Он знал: Исин извинялся за то, что вынудил повысить голос, просто у него не было подходящих слов. Так что в регистратуре Ифань не выплеснул злость на сотрудников. Он знатно волновался, нервничал, но не дышал огнём на невиновных. Не хамил и не торопил их. Хотя хотелось, чтобы шатавшегося Исина поскорей пустили к врачу. Врач, не церемонясь, дежурно выписал направления на стандартные анализы и оформил Исину больничный лист. Всего-то. Исин в очереди и то дольше простоял. — И тебя не госпитализируют? — неверяще спросил Ифань и зыркнул в сторону кабинета. — Тебя мутило и шатало же! — Сейчас уже не мутит и не шатает, так что оснований нет. Сказали обращаться к ним в момент, когда мне плохо. А не когда отпустило. Ифань развёл руками. — Эти докторишки в общественных больницах никогда не волнуются, — прорычал он. — То ли дело частные поликлиники! На лечение положат, жопу вылижут, объяснят всё до мелочей. Иногда полезно быть богатым До Кёнсу — наблюдаешься у лучших и бед не знаешь. — У нас нет на это денег, — напомнил Чжан примирительным тоном. — Что тебе надо пройти? Исин вперил взгляд в бумажки в своих руках, разбирая невнятный почерк корейца. Перед глазами уже не плыло. — Г...гур... гормоны, общий анализ крови, УЗИ... Похоже, гинекологию подозревают. — Тц, сколько можно. — Теперь это моё слабое место, Фань. Пошли на первый этаж, нужные нам кабинеты там. Они вляпались в бесконечный медицинский бюрократический круг. Очереди, множество листов, процедуры. Но Исин храбро везде побывал и всё-таки притащил терапевту результаты анализов на следующий день. Его направили к узкоспециализированному врачу, а Чжан обрадовался и испугался одновременно. На приёме омега долго ждал, пока новый врач ознакомится с его историей и свежими данными. Дядечка был тучный, низенький, беззлобный, сипло дышащий, с возрастной проплешиной на затылке. Но добрый до ужаса. Он периодически хмурил брови, долго размышлял над отдельными страницами и постукивал по виску в задумчивости. Заговорив, он певче тянул гласные. — Как я вижу, однозначного ответа о причинах замершей беременности так и не дали. Исин заёрзал на стуле. — "Резус-конфликт плода и папы", — прочитал мужчина, приблизив медкарту к самому носу. Затем отложил её вбок и начал работу с омегой. — Исин, милый, расскажите, как вы выздоравливали? Что вам порекомендовал ваш прошлый врач? Если б не уважаемый возраст мужчины, Исин бы поставил его на место за вопрос, который не должен произноситься специалистом. В карте же всё написано! — Ну, он сказал, что эта, как её, чистка схожа с абортом. Поэтому внутри что-то механически повреждается. Так что надо подождать около полугода, типа два цикла, чтобы поверхность задетых органов восстановилась. Хотя половую жизнь разрешил начать сразу. — И как скоро вы с альфой начали её вести вновь? — радушно уточнил доктор. Он сцепил пальцы в замок, а потом опёр на него двойной подбородок. — Простите? Для меня корейский — не родной. Я правильно вас понял? «Как скоро»? Не «начали ли вы?» — Именно, — мужчина ткнул толстым морщинистым пальцем в медкарту. — Как скоро вы начали? Исин пожал плечами, мол, точной даты не назову. А на самом деле перепугался. — Занимаясь любовью с мужем (кстати, мальчик красивый, я видел мельком его, вы счастливец), вам психологически не было трудно? Мне кажется, вы сделали это раньше, чем были готовы. Омега с минуту молчал. Как можно узнать, что они с Ифанем это начали? Анализы такой информации не давали. Но врач был убеждён в своей правоте, более того, был прав, так что омега поддался ему окончательно. — Да, я не был готов. Переживания мешали. — А сейчас вы переживаете о потерянном ребёнке, если с мужем спите? — Не так остро, как поначалу, но да. Я воспринимаю себя убийцей, такое быстро не проходит. Исин явно не понимал, зачем так досконально знакомиться с психикой нового пациента. — Видите ли в чём дело, милый. Для новой беременности очень важно, чтобы ваше тело выздоровело. Но и вы должны быть готовы к ней. Не бояться повторения, не страшиться неизвестности. Потому что переживания могут спровоцировать плохое, даже если к этому не было предпосылок. Срок лечения в полгода — это оптимально, но омеги собираются с силами год-полтора. А ваши переживания износили организм. — То есть все эти головокружения с температурой — результат нервного срыва? Тогда зачем я в этом отделении? — Плохо вам не из-за стресса. Если быть точным, стресс довел организм до ручки, но первопричина недомоганий другая. Поэтому я взял на себя смелость начать психологическую беседу, чтобы понять, насколько вы готовы к новой беременности. — Погодите. Как мое психологическое здоровье относится к тому, что меня к вам направили? — Мальчик мой, ты в положении, — врач тепло взглянул на него. Исин обомлел. Наверное, у него и челюсть отвисла.Хотя это нормальная реакция на такое заявление! Ифаня бы вообще током прошибло. — Но это невозможно! Полгода ещё не закончились! — Я понимаю, но тут ничего не попишешь. Вы разучились с альфой осторожничать, и в результате сцепки получилось то, что получилось. Полагаю, вы решили, что в вашем случае все равно не произойдет зачатие. А зря. Хотя я не могу вас обвинить, вы и правда имели право так рассуждать. Вы ведь много лет пытались родить ребенка. — Но ведь это плохо, — понурив голову, произнес Исин. — То, что мы так рано. А вдруг?.. — Милый, ты бы не сотрясал воздух предположениями. А то еще сбудутся. У нас все будет хорошо. От такого никто не умирал. А срок в полгода свойственен лишь нашей стране, в Европе разрешают спустя три месяца пытаться вновь. Да и я кое-что умею, не абы почему тридцать лет в белом халате. Таких, как ты, в моей практике было достаточно, чтобы я сейчас пообещал тебе, что все сложится правильно. Ты, конечно, помучаешься после тридцатой недельки знатно, но, поверь, с твоим малышом ты встретишься. Поэтому не волнуйся. Давай ты поработаешь над своими мыслями и страхами, а я буду наблюдать вас двоих. Так что? Приступим к осмотру? Исин не поверил произошедшему с ним. Еще одна беременность спустя несколько месяцев после первой. Слишком неожиданно. Слишком шокирующе. И слишком опустошающе. Вечер он планировал провести с Ифанем. Рассказать ему за чашкой чая и печеньками насчет Кёнсу и Чонина. Спросить Ифаня, по какой причине на Кёнсу может быть мало запаха Чанёля. Но придется посвятить это время серьёзному разговору. И это отчасти страшно, потому что Исин не может представить реакции Ифаня — муж одновременно хотел и не хотел сына. Он способен обрадоваться и рассердиться в равной степени. Доктор пообещал Исину, что всё будет хорошо. Теперь долг Исина — убедить в этом же любимого. И он справился! Сначала альфа не поверил услышанному. Его и правда будто молнией поразило. Потом он освежился на балконе. Вернулся в гостиную. Сел рядом с Исином, взяв его руку в свои. — С тобой не соскучишься, Син! Зачем меня так испытывать! Его глаза искрились. Тьма из них ушла. — Так и надо жить, любимый, — омежка сам напросился в объятия мужа. — Надо проходить через трудности, долго-долго работать и стараться,чтобы в конце концов почувствовать всю сладость секунды счастья, понимаешь? Ифань кивнул, сильно стиснув Чжана. Раз уж счастье длится недолго, то лучше побольше прочувствовать и впитать его каждой клеточкой. Чтобы долгие тернистые девять месяцев не опускать руки ради еще одной секунды счастья, у которого будет имя.