marriage

Кёнсу доковылял до прихожей как раз тогда, когда Чанёль неуклюже запихнул туфли в обувной шкаф и поднялся с колен. Альфу слегка шатало, и он выкинул в стороны руки как канатоходец, чтобы удержать равновесие. Смотрелось нелепо и комично. Он вернулся чуть более пьяным, чем планировал. Чанёль бы с радостью вообще не ездил ни на какие корпоративы, но Кёнсу поместил в его ланчбокс маленькие круглые таблетки, намекнув, куда Чанёлю вечером вострить лыжи. Таблетки помогли не опьянеть вдрызг, но не уберегли так же эффективно, как отказ от мероприятия. С присущим ему старанием Чанёль пытался не наклюкаться, затем — протрезветь по пути домой. Своевременно прийти в себя он не успел и заметил любимого отнюдь не сразу. Омеге пришлось демонстративно кашлянуть и шагнуть вперёд. Тогда Пак смял в объятиях Кёнсу и спрятал виноватое, припухшее после соджу лицо. Икнул ему в ухо. Кёнсу был задумчивым и неулыбчивым, крепко обхватил альфу руками, ранимо прижался. Чанёля царапнула совесть: он имел наглость веселиться, пока его обожаемый был один в квартире. Подлец какой! — …прости. — Я не злюсь,— Кёнсу среагировал на извинение машинально, оглушённый недавними словами бывшего мужа. Кажется, он прослушал. — Было бы за что извиняться, Чанни. Тебе требовался отдых с коллегами. А то отстранился ото всех из-за меня. Альфа долго не выпускал его из рук, стоя в прихожей. Был напряжён и насторожен. Принюхался к Кёнсу, стиснул крепче, поводил ладонью под животом и ощупал влажными губами гладкую кожу там, где полагалось быть метке. Он изучал его тело. Будто за последние четыре часа забыл об омеге всё, что помнил и знал. Обведя языком кривой круг над ключицей, Чанёль оставил влажный след и вновь присосался губами. На этот раз ощутимо плотнее и прикусив кожицу до красноты. Обхватил обеими руками его ягодицы, направляя Кёнсу чуть вверх и на себя. Кёнсу сексуально охнул и прогнулся в спине. Чанёль осознал, что пытался провернуть, и вздрогнул: им воспрещено заниматься любовью, начиная с позапрошлого месяца. Весь пыл надо выпустить на простом засосе. — Ну почему тебя там не было, — ноя, Чанёль переместил ладони на пояс омеги, продолжив прятать взгляд и дыша в шею Кёнсу так, будто в лёгких вместо воздуха плескалась вода. — Ты мне был так нужен… — Тебя что, споили до тошноты? Чанёль помедлил и кивнул. И это тоже было. Помимо всего прочего. Его вывернуло наизнанку после «ёрша» из пива и соджу. Чанёль сомневался, пока в стакане вертелось маленькое торнадо. Сомневался, что выпить до дна ему так уж необходимо. Он был не самым стойким к алкоголю человеком, а тут ему подсунули сразу смесь из двух напитков. — Повелся «на слабо», — жалостливо признался Чанёль. — В результате, опростоволосился при начальстве. А ведь пятой точкой чуял, что не надо соглашаться на уговоры новичка! Так или иначе, вначале альфа имел в виду другое приключение, о котором так и не поведал. Но теперь шанса вернуться к теме не было. Чанёль наивно подумал: «в другой раз расскажу». Кёнсу помог ему протрезветь, заставил принять что-то мочегонное, засунул под холодный душ и отвёл в постель. Его действия оказались выверенными по времени и отлаженными до автоматизма. Спасибо Чонину. В прошлом тот так отчаянно рвался на руководящую должность, что не пропускал ни одной попойки, где были руководители. Чанёль спал крепко, периодически всхрапывая или кашляя, но в целом он ворочался реже, чем обычно. Скорее всего, он реально страдал и много переживал на корпоративе. А Кёнсу наоборот. В общей сложности он поспал три часа урывками. Ему не давали покоя воспоминания о Чонине, а затем взбрыкнул малыш: долго и сильно пинался, будто папины органы не заслужили своего места и должны находиться как можно дальше от плода. Пару-тройку раз Кёнсу вскрикнул от нестерпимой боли, подорвавшись на месте. Весь следующий день Кёнсу чувствовал себя так, словно из него выжали все силы. Физически ему было ужасно некомфортно в собственном теле, но он не придал этому значения, поскольку на таком сроке подобное испытывали многие беременные. Ему приснился он сам. А ещё Чонин. И Чанёль. Между ними не произошло ничего серьёзного, просто три силуэта всё время рядом стояли, не говоря и не двигаясь. Кёнсу всё утро гадал, к чему это. Но безуспешно. К концу недели омеге стало хуже из-за нехватки отдыха. На почве усталости сновидение обрело динамику. Статичные силуэты научились контактировать друг с другом, передвигаться, испытывать эмоции. Хмурились друг на друга. Правда, Кёнсу так и не понял смысла сна. Из-за недосыпа он волновался за ребёнка и накручивал себя. Ему неделю удавалось прятать от Пака собственную усталость и психологическую слабость. Когда Чанёль подловил его и вывел на чистую воду (он заметил, что дыхание До затруднилось, а лежать на боку стало невыносимо даже с подушкой между колен), то они вызвали скорую помощь. Уже в больнице Исин торчал рядом с койкой друга и причитал, какой вред организму можно нанести, терпя. Он примчался, как только лечащий врач позволил посетителям навещать Кёнсу. Кёнсу это дозволение пошло на пользу. Он оживился и смирился с тем, что пришлось-таки пережить госпитализацию. Как бы он ни улыбался, осталась заметной степень его замотанности: он был бледен, утомлён и расстроен. Врачи утешали, мол, это пережили многие, кто готовился рожать первенца в возрасте «старше двадцати пяти». Но у Кёнсу на душе кошки скребли. — Эта сорочка тебе не идёт, — признался Исин и переступил с ноги на ногу, но нывшим одеревеневшим пяткам легче не стало. Он был очень вялым и безжизненным. У Кёнсу сердце на мгновение замерло: без этого внезапного визита Исину было бы гораздо легче, да? Он бы восстановил силы, вернувшись в свою тесную любимую квартирку. Подбоченился под одеялом к любящему Ифаню, отвёл душу и выспался, как следует. Кёнсу мог предложить только одно: — За твоей спиной удобное кресло, присядь туда. Наверное, удобное. Не пробовал, не знаю. Чанёль часто там свою тощую задницу пристраивал. Полагаю, не просто так. Давай, давай, хён, нужно делать перерывы. Я из кровати никуда не денусь. — Нет, спасибо, — Исин не шелохнулся. — О чём ты хотел поговорить наедине? Накануне они спровадили Чанёля поужинать в больничном кафетерии. Чанёль сначала не понял, зачем ему спускаться на два этажа вниз, коли можно и тут булочки поточить тайком. Потом возмутился, что омеги скрытничали. Едва за помрачневшим альфой закрылась дверь, Кёнсу приготовился обсудить сон с Исином. Китаец наверняка найдёт в бестолковых картинках больше, чем тот, кому они снились. И поделится своими соображениями. Но Кёнсу не осмелился начать, так как Чжан моментально изменился в лице. К коже прилипли глубокая печаль и растерянность. Он стоял без дела и не менял положения, хотя было некомфортно держаться на ногах после изнурительного рабочего дня. — Что случилось? — Кёнсу поймал его за локоть той рукой, которая была свободна от капельницы. Исин ощутимо вздрогнул и замотал головой, якобы всё в порядке. При этом морщил лоб и весь сжался, будто он улитка, которую выковыривали из защищающего панциря. Однако Кёнсу дружил с ним не первый год и знал, что вскоре какая-нибудь гадость сделает Исину хуже, потому что ком проблем разрастётся до размеров вселенной. Кёнсу жил по такому же принципу, и это привело его к болезненному расставанию с Чонином и больничной койке. Он считал, что лучше бы Исину выговориться. — Что такое? Исин, — Кёнсу насторожился и нахмурился. — Умоляю, не таись. — Ты выбрал неудачное время. Пока ты в больнице, тебе нельзя… — Что нельзя? Беспокоиться за лучшего друга? Знать твои проблемы и помогать тебе с ними? Исин, это бесчестно, в конце концов, — не доверять мне так, как я доверяю тебе, — Кёнсу сделал голос тише. — Дружище? Вздохнув, Чжан уступил, не вынеся укора. — Я потерял ребёнка. — Ты… что? — обомлел Кёнсу и невольно разжал пальцы, которыми вцепился. — Постой. Нет, это как? Ты был в положении? Когда ты?.. — На Рождество. Вы разъехались рано, помнишь? Ифань пошутил тогда, что это будет чудо, если в такую ночь у нас, наконец, получится. И у нас действительно получилось, — Исин не справился с собой и всхлипнул. Возобновить разговор он смогли не сразу: Исина прорвало, и он беззвучно плакал, опустив голову, ссутулившись и комкая край одеяла, которым был укрыт Кёнсу. Он мазал слёзы по щекам, чтоб не пачкать ими ничего, но они срывались на пододеяльник и впитывались в накрахмаленную ткань. Он трагично молчал около часа, потому что губы и язык не могли произнести ни одного слова. Кёнсу чувствовал его горе как своё. — На каком сроке ты был? — Седьмая неделя. Узнал на двенадцатой. Они назвали это з-замершей беременностью, — Исин завозил по опухшим глазам носовым платком, который уже был влажным, когда его достали из рюкзака. — Я не сразу заметил, мы до этого ни разу не выслушивали сердцебиение малыша на осмотрах. Доктор сказал Ифаню, что нельзя узнать, п-почему плод п-погиб. Для любого нормального омеги такая новость — это трагедия, с которой трудно ужиться. Конкретно для Исина это был удар смертельный. Они с Ифанем несколько лет подряд пытались зачать ребёнка. Завидовали другим семейным парам и всегда доводили дело до сцепки, иначе секс не был сексом. Исин до сих пор чувствовал то неприятное ощущение от выскабливания. Морщился и кутал себя в тысячу чёрных толстовок. В нём поселилось жуткое чувство одиночества, пустоты и вины перед мужем. А главное, нелюбовь к себе и множество претензий. — Тебе тяжело в присутствии меня, да? — догадался Кёнсу, натянув одеяло по самые плечи. Он-то тут имел наглость жаловаться, что залетел не от того человека. — Прости, если б я знал, то ни за что не позвал сюда. Было очевидно, что Исину не нравилось торчать в этом отделении больницы. От одного вида беременных омег или колясок с новорожденными его бросало в слёзы. Он чудом не дал слабину в первую же секунду. — Исин, почему вы не позвонили нам? Мы бы помогли отвлечься, поддержали бы. Такое нельзя переживать в одиночку. — Кёнсу бережно взялся его за ладошку. — Ифань разбит, и ему не нужны свидетели. Он боится планировать вторую попытку. Даже слышать не желает. Рассказывать о первой ему еще страшнее, тем более он… В коридоре раздался глухой стук об стену, напугавший Исина. Тем временем Чанёль прижал Чонина к стенке. В их ногах валялись пластиковые контейнеры и рассыпавшиеся ингредиенты салатов из кафетерия. Из-за головной боли и страха за здоровье любимого Пак впервые в грубой форме дал понять Киму, насколько недоволен его присутствием близ своего омеги. И насколько невзлюбил Чонина на самом деле. Его глаза горели отвращением и злобой одновременно. Чонин опешил от неожиданности и не сразу отодвинул от своего горла руку Чанёля. Выходит, прошлые встречи не заканчивались плачевно благодаря бесконфликтности Чанёля и его умению держать кулаки при себе. Пак не был хиляком, он выстоял бы в драке. Просто врождённое миролюбие его останавливало. — Внешность обманчива, — пробубнил Чонин шокировано. Освободившись от давки, он ощупал нывший затылок. Грязно, но тихо ругнулся, — достаточно жестко приложился головой и лопатками. К счастью, ничего опаснее ушиба он не заработал, но и нынешней боли не жаждал. — Не приставай к нему, — предупредил Чанёль агрессивно, наступив кроссовком на опустевший контейнер. Чонин преисполнился ответной неприязни к Чанёлю. Свёл брови к переносице и заскрипел желваками. Эка дерзость! Этот высокий офисный клерк не имел права указывать Чонину. Только Чонин будет распоряжаться и решать, когда и как скакать вокруг своего истинного. — Основание? — холодным тоном уточнил он, введя Чанёля в ступор неожиданной сдержанностью. Чонин определённо пошёл в папу, раз перед большим бумом был спокойнее удава. — Озвучь мне основание, согласно которому я не имею права быть рядом с Кёнсу. — Я — это основание. Склонив голову набок, Чонин для приличия притворился, что задумался. А потом помотал головой, что этого недостаточно. — Не убедил. Не стерпев, Пак снова пригвоздил Чонина к стене, пережав ему горло предплечьем. Куда правильней было бы схватить Чонина за лацканы. Так бы альфы не привлекли к своей потасовке охранников. Однако Чанёль представлял угрозу для жизни Чонина и, возможно, напугал некоторых пациентов, блуждавших по коридору. Охранники сдвинулись с постовых мест, готовые разнимать драчунов. — Повторяю, — процедил Чанёль агрессивнее, чем когда-либо, — не приставай к нему. Он хочет от альфы того, что ты никогда ему не дашь. У тебя нет шансов. Сгинь в туман. — Обойдешься, — Чонин вернул ему улыбку-оскал и мощно оттолкнул от себя. — Из нас двоих именно ты занял чужое место. Будь добр, освободи его без лишнего шума. — Да ты б хоть спросил мнения Кёнсу, прежде чем… — Эй, а ну разошлись, — послышалось откуда-то справа после дверного скрипа из ближайшей палаты. — Исин-хён… — Разошлись немедля, — повторил Исин стеклянным голосом, который сломался на последнем слоге. Не в его стиле было повелевать, так что Чанёль застыл от удивления. — Совсем стыда лишились, бестолочи? Вы что устроили в стенах больницы? Если решили выяснять отношения, то хотя бы не под дверью его палаты. Ему и без ваших тёрок плохо. Чанёль, отпусти пацана. Кому говорю, отпусти. А ты, — он зыркнул на Чонина и поманил его в палату. Уступив ему дорогу, позволил войти внутрь и запер дверь со стороны холла. Чанёль тут же насупился. Его сердце заколотилось в диком ритме из-за нахлынувшего адреналина. Хватило бы легкого толчка в спину, чтоб заставить его ворваться к тем двоим и раскидать всё, что попалось бы на пути. Зато охранники расслабились. Им совсем не хотелось разнимать ревнивых мужиков и вносить потасовку в отчёт. Ведь приёмные часы почти подошли к концу. Исин сделал им одолжение, когда вмешался в разборки и всё уладил. — Не волнуйся, — Исин обратил внимание на раскрасневшегося Чанёля. — Да прям!! — взбеленился тот. — Ты хоть знаешь, что мне сейчас этот заявил!?! Что вернет Кёнсу себе! Как он смеет заявлять такое в отношении живого человека? Кёнсу не вещь, у него тоже есть желания! И к нему он не хочет, он охладел к бывшему!! — Прекрати фонить, Чанёль. — Но!.. — Ты меня слышишь? — уточнил Исин, подняв покрасневшие глаза на него, и вопрос возымел эффект: Чанёль покорился. — Не волнуйся. Кёнсу расставит все точки над «i», чтоб наверняка отвадить Чонина. — Эту твердолобую скотину так легко не отвадишь. Он слов не понимает. Поэтому ровно через десять минут я зайду в палату, и мне будет плевать, успели они договориться или нет. За шкварник Чонина выволоку. Так и знай. — Твоё дело, — Исин устало глянул на испачканный продуктами пол и нехотя поплёлся в сторону медицинского персонала с извинениями. Омега Чжан Исин — золотой человек. Взял всю вину на себя, хотя много кто видел, что это не его рук дело. Несмотря на трудности, он остался порядочным, не поставил свои переживания и интересы выше всеобщего спокойствия. Чанёлю стало совестно за то, как он повёл себя перед хёном. Поэтому сидел тише воды ниже травы те десять минут, о которых заикнулся. По их истечении он медленно поднялся с металлического сидения, галантно подав руку Чжану. Впустил его первым в палату и шагнул сам, выждав пару секунд и собравшись с духом. Если бы он попал в палату первым, то застал бы тот смачный глубокий поцелуй, который случился между его омегой и Ким Чонином. (По несчастию или счастью) Паку довелось увидеть лишь то, как Кёнсу водил по красным губам тыльной стороной ладони. А Чонин облизывался, с вызовом глядя на вошедших. — Я его не принуждал, инициатором был он, — добил он окончательно.