marriage

За окном уже давно стемнело, и метро с минуты на минуту должно было закрыться, но Чонин вернулся с работы только сейчас - позднее, чем когда-либо прежде. Зайдя в прихожую, он устало стянул осеннее пальто, разулся и прямиком пошёл в освещённую кухню, где полагал застать Кёнсу за готовкой. Но Кёнсу нутром чуял нехорошее в опоздании мужа, поэтому заранее ретировался в спальню. С недавних пор он не дожидался прихода Кима, так как запах постороннего омеги всё же выбивал его из колеи. Уже в который раз Кёнсу лишал Чонина шанса спровоцировать очередную ссору, которой бы никак не удалось избежать, столкнись они лицом к лицу. Постояв в пустой кухне, Чонин разочарованно ослабил галстук, провонявший секретарем Чунмёном, и взлохматил тёмные непослушные волосы. Он ведь уже приготовился довести Кёнсу до слёз очередной изменой. А на плите его ждал котелок с тёплым тушёным мясом и попискивающая о готовности рисоварка. Чонин иронично хмыкнул: как бы Кёнсу ни относился к Чонину, он никогда не отказывался от своей роли. Ухаживал за Чонином, ездил с ним на ужины к родителям, не позволял орудовать на кухне, поскольку Чонин не имел к этому таланта. Даже декором новоприобретенного дома занимался, не отвлекая альфу от работы. Кёнсу однажды позволил себе иронию вслух, и Чонин навечно запомнил ту фразу: "Мы друг друга ненавидим, но на бытовом уровне отлично понимаем и хорошо уживаемся. Жестокая шутка судьбы". Каждый раз при виде ужина Чонин признавал, что они могли бы неплохо ладить, если бы не сватовство. Но Чонин не только не гордился Кёнсу перед друзьями, но вовсе отрицал надобность в нем. Особенно на ужинах в отчем доме. Пару месяцев назад его родители обосновались в дорогущем пригородном поселке, и лишь сейчас пригласили к себе. По пути туда Чонин с Кёнсу умудрились не рассориться, как это бывало обычно! Чонин не донимал омегу (расстроился, что недавно не удалось нарваться на ссору намеренно), а в спокойном состоянии Кёнсу не цеплялся в ответ. Так что альфа позвонил в родительскую дверь, преисполненный мирского спокойствия. Кёнсу в это время заправлял в джинсы помятую тёмно-синюю рубашку под расстёгнутым пальто. Вечер обещал быть приятным. Отцом Чонина был строго воспитанный альфа в возрасте. Рослый и смуглый, как сын. Дома он носил рубашки, держал осанку, расправив широкие плечи, и умел обозначить своё мнение так, что люди терялись в контраргументах. В строительном бизнесе о мистере Киме отзывались с таким уважением, что, видимо, человеком он был и правда надёжным и сильным. Когда он проявлял искреннюю симпатию к Кёнсу и ухаживал за ним, то Кёнсу это вгоняло в краску. Омеге нравилось, как серьёзный целеустремлённый мужчина превращался в вежливого, обходительного и по-джентльменски очаровательного седеющего тигра. Кёнсу всегда было легко в его компании. За четыре года брака он искренне привязался к родителям мужа. Папа Чонина был проще и полон жизни. Семья для него всегда стояла на первом месте. Яркий, худосочный и высокий, он единственный сомневался в необходимости сводить молодых против их воли, но с годами искренне полюбил низкорослого омежку и ныне не хотел отпускать из семьи. На ужине папа почти не притрагивался к еде, сидя за столом со всеми. Но со смаком подметил, что Чонин — точная копия отца и внешне и характером, затем припомнил, что Чонин шебутным проказником в детстве, очаровывал омежек внутренней силой, когда повторял за мистером Кимом. — Ты глянь, — Кёнсу дёрнули за локоть, чтоб взглянул на своего супруга, — у обоих черты лица резкие и подбородок упрямый. А скулы какие?! Один-в-один. Этот мелкий обормот годам к сорока красавцем станет как отец, морщины его украсят. Самое скверное в них как раз это, поверь моему опыту. Кёнсу с минуту глядел молодому альфе в глаза. Чонин действительно с возрастом становился краше. Это нельзя было отрицать. — Зато у Чонина улыбка ваша, — примирительно сообщил Кёнсу, чтоб омега не куксился так явно. — Он когда улыбается, то сразу расцветает на ваш манер. Ему идет. Папу это умаслило, и он потрепал Кёнсу за плечо, благодарный за добрые слова в свой адрес. Чонин тем временем скрыл удивление: он не ожидал подобной нежности в голосе Кёнсу. У Кёнсу не было ни одной причины отзываться о муже положительно. После прогулки по новому, более просторному дому затеялась беседа на диванах перед камином. Кёнсу с удовольствием принял в ней участие, скромно выразив свои мысли, но сделав это так искусно, что мистер Ким признал его точку зрения, хотя та разнилась с его собственной. Кёнсу понял кое-что: он нравился всем в семье, кроме Чонина. Чонин считал своим долгом растоптать сердце омеги, довести его до слёз или показать, что Кёнсу для него не дороже полового коврика в коридоре. Провожая молодых в обратный путь, папа шепнул, что мистера Кима печалило отсутствие внуков. Всё-таки четвертый год к концу подходит, Кёнсу скоро двадцать семь исполнится... Этот удар взял на себя Чонин. И правильно сделал, его ведь родители. Он умело перелил слова из пустого в порожнее. Пообещал всерьез обдумать столь важный шаг перед ближайшей течкой Кёнсу и обнял папу крепко-крепко. Кёнсу молча наблюдал за мужем. — Точно не останетесь? — спросил старый омега. — Увы, нет. Кёнсу утомился, нам надо к себе. С призраком былой улыбки Кёнсу поцеловал в щёку старого омегу на прощание и неохотно поплёлся за Чонином к автомобилю. Уезжая, он удивился, что родители поверили лжи своего сына. — Что думаешь? — уже в машине спросил Чонин. Они выбрались из поселка в кромешной темноте. В шелковом низком голосе Чонина звучала обеспокоенность. Кёнсу отнял руку от магнитолы и потрясённо уставился на альфу. Собрался было ответить, но воздержался. Да чтоб этот кремень реально детей хотел? Пфф. Уж явно не от Кёнсу — омега ему поперёк горла был. — Полмесяца до твоей течки осталось. Они потом обязательно выведают по телефону, что да как. — Съезди в командировку, ты ведь еще не оправдывался таким способом, верно? — предложил Кёнсу полусонно. Он в последнее время быстро уставал, что бы ни делал. — Я назову тебе дни, скатаешься куда-нибудь. Чонин нахмурился, но омега с закрытыми глазами развил мысль дальше: — Попрошу Исина за мной последить, он не откажет в просьбе. А мистеру Киму, так уж и быть, в этот раз я совру. Всё обойдется. Поездка как нельзя лучше подходила для оправдания, но Кёнсу настаивал на реальной командировке и встал в позу «хочу, чтоб тебя не было». И было непонятно, с чего вдруг. Четыре года предохранялись, и этого было достаточно. Зачем Кёнсу чудил теперь? Чонин согласился уехать, чтобы отдохнуть от него. В понедельник выклянчил у начальника разрешение отправиться в Тэджон с пятидневной проверкой погибающего филиала, а в пятницу подтвердил заказ такси до аэропорта. Всю неделю Кёнсу был напряжен и рассеян одновременно, потому что течка опережала график на день. Чонин, к счастью, уловил это изменение и стал настороженнее. При удобном случае обходил стороной омегу или как-то иначе держал дистанцию. Спящим он изредка терял контроль и обнимал Кёнсу так крепко, что у того кости скрипели, после чего поутру справлялся со стояком в ванной. А разок даже переспал с омегой. Чонин был одурманен древесно-пряным ветивером, который слышал отовсюду: от Кёнсу, от постельного белья, от стен и потолка, от себя. Его вдруг потянуло поцеловать омегу в шею, а Кёнсу почему-то смягчился и позволил. Секс получился ранимо-нежным, неспешным и очень сладким благодаря предовуляционной слабости Кёнсу. В день отъезда Кима Кёнсу перехотел его отпускать. Крутился под ногами, как осиротелый бедняга. Правда, потом брал себя в руки и одергивал. Кусал сухие губы, лишь бы не просить альфу остаться. Он даже представил себе, как возвращал красивого представительного Чонина, целуя в мягкие сочные губы. В полдень альфа сел в такси с очень недовольным выражением лица и отбыл, наконец, в аэропорт. — Что это с ним? — полюбопытствовал Исин, закрыв за ним калитку. Кёнсу молчал, неуверенно держась на слабых ногах. Вряд ли он признается, что чониново нутро не хотело бросать свою пару сейчас. Исин бы понял сразу, что эти двое истинные. Вспомнив их отношения, пожалел бы друга. Посочувствовал. Утешил. А Кёнсу обижался, когда с ним так сюсюкались. В этой пресловутой предначертанной любви не было смысла, а сказки про истинность... Кёнсу ненавидел их всей душой. В древности истинность не гарантировала идеальных отношений альфы и омеги, она притягивала их друг к другу ради случки и крепкого потомства. Удачные резус-факторы, сильная генетика, легкое зачатие. Остальное выдумали писатели периода романтизма, существенно исказив смысл истинных пар. Несколько раз Кёнсу безуспешно доказывал это своим знакомым омегам, но сдался. Люди отказывались верить, что истинные могут друг друга не любить. Кёнсу тяжело вздохнул, проглотив заученную тираду поглубже. Успокаивающе похлопал Исина по плечу, мол, не бери в голову. — Мы повздорили маленько. — Неужели? — задумчиво протянул Исин. — А выглядит так, словно он бросать тебя не хочет. Поначалу Чонин был недоволен, что его выставили из дома. В самолете он яростно костерил Кёнсу и бубнил проклятия с таким самозабвенным старанием, что пассажир рядом с ним попросил тишины. Заселившись в отель, Чонин принял контрастный душ, проветрил голову и к вечеру вроде бы успокоился. Он не имел представления, почему разозлился настолько сильно. В полночь с незнакомого номера Исин прислал приветственное сообщение, где обещал делиться новостями. Чонин тотчас зашёл на второй круг адской злости. Только он способен помочь течной омеге! Это доподлинно известно многие века, и какими бы классными ни были таблетки, они лишь замена. Не самая лучшая к тому же. Но нет, Чонин прозябал вдали из-за того, что мужу моча в голову ударила! — И ведь ему одному херово, не мне, — взбесился альфа, всплеснув руками. Он нарезал круги по комнате, разгневавшись окончательно. — А могло быть вкусно и хорошо! К утру Чонин был выжат как лимон. В ванной он с трудом привёл себя в порядок, без энтузиазма позавтракал в кафетерии отеля и вернулся в номер, чтобы надеть строгий костюм и захватить рабочие документы. Но опухшие сонные глаза все равно выдавали его усталость. По пути на работу он постарался более трезво вспомнить, что ему было известно об Исине. Кажется, это замужний омега года на три постарше. Бледнолицый, гибкий и симпатичный. Он пах чем-то лесным, чистым, прозрачным. Значит, хороший человек. То ли сонбэ с музыкального факультета Кёнсу, то ли просто друг с тех времен. Но общались они вот уже — Чонин загибал один палец за другим — лет шесть, если не больше. Чонин присвистнул и проникся к Чжану неподдельным уважением. Кёнсу значительно урезал круг друзей после свадебной церемонии, но Исина это не коснулось. Более того, Исин выдерживал тяжелый характер Кёнсу, словно милостивая Мать Тереза. Чонин наверняка знал и терпел своего мужа хуже, чем этот человек. Исин писал нечасто, но стабильно. Рассказывал, когда что-то менялось или требовалось его личное вмешательство. «И правда Мать Тереза» - фыркнул Чонин себе под нос. Ему стоило признать, что Исин безумно отзывчив, а его отчеты успокаивали Чонина и позволяли наблюдать за омегой. Ближе к концу течки Исин признался, что кое с чем не так уж просто справиться. Таблетки не сработали как надо, зато спровоцировали побочные эффекты, из-за которых Кёнсу часто падал в забытье между приступами вожделения. А в среду Исин плюнул на мольбы омеги промолчать о неурядицах, дождался удобного момента и позвонил Чонину. Звонок пришёлся на обеденный перерыв, пока альфа затаривался в магазине неподалеку от офиса. — Сколько дней у твоего мужа обычно длится течка? В голосе Исина звенело что-то странное, непривычно требовательное. Словно Чонина проверяли. Если он не ответит достойно, то его лишат важной информации, которой Исин владел. Впрочем, если ответит, то тоже не факт, что всё расскажут, ведь они обсуждали Кёнсу, который не делился с посторонними своими бедами. — Четыре дня, — отчитался Чонин и услышал, как по бумаге завозили карандашом. — Когда ты возвращаешься? Чонин забрал у кассира сдачу и пакет с продуктами. — В пятницу утренним рейсом, — послышался еще один мазок грифеля. Скорее всего, отмечали дни в календаре для наглядности. Чонин напрягся. — Исин-хён, что происходит? — У Кёнсу удлинилась течка. Ничего страшного в этом нет, такое случается время от времени, поверь. Но к твоему прибытию она вряд ли закончится, а это уже нехорошо. Твое присутствие в такое время нежелательно. Чуть что не так, и проблем не оберетесь. Полагаю, отбыть с предприятия ты должен день в день? Позже не позволят? Жалко, — Исин смолк, пока высчитывал что-то. Сделал он это быстро и качественно. — Советую лететь домой вечерним рейсом и заночевать у друга. К утру будем ждать. Исин молчал, постукивая ластиком и крутясь на кухонном стуле в чониновом доме, еще раз посчитал дни и угукнул сам себе. Все верно. Нигде не ошибся. Он с глубоким выдохом расправил плечи, которые сдавило что-то невидимое и грузное, и позвал Чонина по имени. — Что? А, да. Сделаю, как просишь, если это необходимо. — Вот и замечательно. До скорого. Пока Чонин доедал сухие бутерброды, вернувшись в офис, его не покидало ощущение, что природа издевается. Будто бы в отместку за побег альфы она продлила муки Кёнсу. Так что к приезду Чонина его муж по-прежнему жаждал жесткой случки с самцом. Можно было обвести вокруг пальца всех, но не природу. Ей важно, чтобы пара произвела потомство. Действительно, таблетки — как мертвому припарки, и любой омега, тративший на них деньги, идиот по определению. Чонин вытерпел короткий перелет обратно, переночевал у Чондэ и попал домой без чего-то там десять утра. Отпер дверь своим ключом, так как на звонок никто не откликнулся. Заозирался, будто впервые оказался здесь. Ему до глубины души не понравилось состояние комнат: везде были зашторены окна, плодилась тишина и воняло так, что не продохнуть. Чем-то таким, чему альфа не мог дать названия. Сквозь густой аромат Кёнсу, который альфе нравился, пробивалось… Отчаяние? Оно самое. Чонин побоялся вообразить, как Кёнсу мучился днями напролет, но то, что он мучился, — это факт. Ким насторожился, поднявшись по лестнице в спальню. Он застал Кёнсу измученным. Чонину не следовало идти у омеги на поводу. Надо было остаться тут, сыграв на абсолютном праве главы семьи. В крайнем случае, оттягивать отъезд до последнего, а там бы омегу накрыло желание и он вряд ли просил свалить, поэтому всё закончилось бы совсем иначе. Едва Чонин оторвал взгляд от кровати и распахнул окно настежь, практически обнажённый омега беспокойно дёрнулся во сне. Он нахмурил брови и перекинулся с одного бока на другой, после чего задрожал в ознобе. Минутой позже вскочил, как будто его больно ужалили хлыстом по голой спине. Сначала Кёнсу был растерян: почему Чонин здесь? Сон? Почему собирает с пола его одежду как ни в чём не бывало? Почему такой обеспокоенный и злой одновременно? Поняв в чём дело, он подтянул к себе одеяло, хотя сделал это скорее для проформы. Вряд ли оно его спасёт, когда Ким кинется на Кёнсу. Да, точно. Оно не спасёт обессиленного измождённого юношу, одетого лишь в плавки, от существа, которое просилось из альфы. Чонин приблизился к кровати. Его неприятно кольнуло в сердце. Он никогда прежде не видел на лице Кёнсу столько боли. На мгновение желание беречь бледного субтильного омежку одолело похоть, и существо попятилось. Ведь издавна альфы берегли тех, кто родит им отпрысков, не насиловали и не держали в неволе. Но нет, извините, Чонин был не железным, и жажда вытрахать омегу взяла своё.