Семейное дело

Солнце стремилось за горизонт. Джейн медленно и расслабленно передвигался, закинув пиджак на плечо, и жевал травинку, подставив лицо ветру. Уходящее солнце, верхушки деревьев виднеющегося вдали леса, прочерчивающих небо одной ровной линией, странным образом вернули ему ощущения дороги и воспоминания детства. Ветер, солнце и пыльная дорога, чаще всего ее полное отсутствие, какая-нибудь речка возникшая по пути, запах трав, пыли, лошадей, пота. И всегда — предвкушение, ожидание чего-то нового, другого, чем вчера, позавчера, чего-то удивительного и зовущего. Наверное, именно тогда он научился радоваться мелочам и смотреть вперед. Если светит солнце, а ветер запутался в кудряшках — все не так ужасно, и если сейчас все плохо, то завтра точно будет новый день и новая надежда, какая бы непроглядная мгла не была вокруг сегодня. Время всегда куда-то уходит, исчезает с каждым ударом сердца. Будущее становится настоящим, настоящее — прошлым, а прошлое теперь называется памятью обо всем, что было, чего не было, что могло быть совсем иначе. Джейну нравилась та точка, в которой он находился последние 8 лет. Хорошо бы сейчас оказать дома, сидеть на веранде, глядя на озерцо, пить чай и смотреть как Лисбон пьет свой крепкий и горячий только что сваренный кофе крошечными глоточками, боясь обжечься, и забавно морщит нос. Он бы дразнил ее, мимолетно прикасаясь, с улыбкой — смесью вызова и провокации, облизывая свои пересыхающие губы. Какое счастье, что им не надоели эти игры. Джейн представил, как солнечный луч бродит по ее упавшим на плечи волосам, запутывается в них, а от ее улыбки в душе наступает покой и счастье. Интересно, как он мог столько лет быть так близко и так далеко от нее, быть таким идиотом? Событие, ради которого они притащились на этот конец географии всколыхнуло собственные воспоминания. Ночь перед свадьбой они решили, как добропорядочные граждане, провести каждый в своем доме. Ну это у Лисбон был дом, в ту ночь окруженный полицейскими патрулями. Окончательно свихнувшийся серийный маньяк, бродивший неведомо где, не совсем подходящий свадебный подарок. Джейну было проще — его дом был вполне мобильным и легко перемещался вместе с хозяином. Он перегнал свое серебряное ведро в ее дворик, мотивируя тем, что охранять их по отдельности нет смысла, да и не доверяет он никакой охране, а если эта идея Терезе не по душе, что ж, он готов наплевать на достигнутые ранее принципиальные договоренности, как бы тяжело это не было, и провести последнюю ночь свободного мужчины в спальне любимой женщины. Лисбон закатила глаза еще в начале его эмоционального монолога, явно не собираясь пускать сладко улыбающегося кота в свою постель в эту ночь, и предсказуемо согласилась на вторжение серебряного корытца в ее владения. Все как обычно: главное, правильно обрисовать перспективы и не лишать выбора. На самом деле, она не меньше Джейна переживала и волновалась за его безопасность, так что хитренькая манипуляция работала в обе стороны. Находясь почти рядом, они находились каждый в своем пространстве, давая друг другу в эту последнюю ночь возможность подвести черту под своими прошлыми жизнями. У них была длинная история, и каждому нужно было поставить свою точку наедине с собой. Джейн вспомнил, улыбаясь, как слонялся по трейлеру, натыкаясь на все углы, потирая ушибленные места, снова на что-то натыкаясь, а потом замер, растянувшись на диванчике. Сон не шел, да он уже отвык спать без ее тепла рядом. Пару раз приходила веселая мысль прокрасться к ней в спальню и соблазнить невесту в ночь свадьбы, но здравомыслие шептало, что не стоит лихачить за полчаса до счастья. Джейн волновался так сильно, что никакие дыхательные упражнения не помогали справиться с эмоциями, да он и не сильно старался. Ему нравились эти эмоции, от которых сердце плясало такой рок-н-ролл, что стоило подумать не подхватил ли он аритмию, а тело не находило себе места. Он заварил чай, впал в задумчивость, и чуть было не сварил губы в кипятке. Хорош был бы завтра жених, целуя невесту покалеченным ртом. Еще немного послонявшись, Джейн принял очередной душ, стараясь расслабиться и не думать ни о чем, снова улегся, даже задремал, а около 3-х ночи вскочил, вглядываясь в темноту ее дома и надеясь, что Терезе повезло больше, и она сладко спит в предрассветный час, который французы прозвали часом между собакой и волком. Сна снова как ни бывало, вместо него пришла идея, срочная необходимость удостовериться, что он не будет выглядеть дураком в костюме и галстуке на своей последней в этой жизни свадьбе. Особенно напрягал галстук, в последние лет десять с эти предметом отношения у них как-то не сложились… Вспоминая обо всем сейчас, Патрик радовался, что Тереза не видела последующее представление, не без оснований полагая, что Лисбон дразнила бы его много лет, улыбаясь, прикусывая губу и фыркая каждый раз, когда он сражался с пуговицами на рубашке. Уставившись на себя в зеркало немного стеклянными глазами, менталист Патрик Джейн, по общему мнению — человек, умеющий владеть собой в любой ситуации, судорожно напяливал приготовленную для торжества рубашку, путался в пуговицах дрожащими пальцами, застегнув, в результате, немного наискось, прилепил на шею галстук, криво затянул узел и отчего-то успокоился, вглядываясь в свое отражение. Всклокоченные кудряшки, стоящие дыбом от его бурной деятельности, пропущенные пуговицы, съехавший на бок галстук, делающий его немного старомодным, потрясающе гармонировали с трусами и босыми ногами. Он снова посмотрел на этот гротеск, пошевелил пальцами ног, добавляя комизма, и улыбнулся… За окном начинался рассвет новой жизни, и Джейн встречал новый день с ощущением абсолютного счастья. Запах свежескошенной травы стоял одуряющий, и Патрик остановился. Он вдыхал его полной грудью и улыбался. Рауль — ни минуты не сидится парню на месте — успел скосить добрую половину огромного газона, результат выглядел слегка сюрреалистично и забавно: лужайка словно побывала у свихнувшегося парикмахера, одна ее половина была идеально подстрижена, а вторая так и осталась заросшей. Воспоминания, пыль и готовящееся уйти за горизонт солнце — это было прекрасно, но вот кто так некстати убил этого прохвоста? Почему именно сейчас? Или мишенью был не он, а Бэт, чью свадьбу свеженький труп, отправленный на небеса, похоже, кем-то из близких, явно не украшал? Своеобразный подарок на торжество… Мистер Линн даже в виде трупа был проблемой и загадкой. В учебниках по криминологии, которые Джейн почитывал еще в КБР, таская их у Лисбон со стола, говорилось, что в подобной ситуации либо у жены иссякло терпение и она навсегда поставила жирную точку в их своеобразных отношениях, либо, снова во всем виноваты деньги. Только вот Оливия мужа не убивала, Патрик мог поклясться в этом, могла, возможно, хотела убить, но не убивала. С деньгами тоже было не ясно, точнее, не очевидно. Наследство? По сравнению с тем, чем владел каждый из Карлайлов, наследство мистера Линна — сущие гроши, странно было пачкаться из-за столь ничтожной суммы. Летиция врет, и решила приговорить компаньона по не совсем законным сделкам к скоропостижному убытию из дела? Представить королеву, бьющую Линна по голове бутылкой было возможно, но королева, взваливающая на себя внушительную тушку и транспортирующая ее до бассейна, отправляя в последний круиз — это уже комикс о супергероях. Хотя, чего в жизни не бывает, не стоит зацикливаться на стереотипах. Летиция сильная дама, а сила, помноженная на ярость, может дать весьма неожиданный эффект. Мистер Линн умел вызывать разрушительные эмоции. И у королев всегда есть верные слуги, делающие грязную работу. Хмм, доктор Харт остался неохваченным, как-то не удалось пообщаться поближе. Макс Харт — Максвелл? Максимилиан? Черт его знает. После набега родственников в спальню королевы парень засел у себя в комнате, не показываясь наружу. Вряд ли это было вызвано смущением — взрослый мужик в столь тесной дружбе со зрелой дамой стеснялся как школьница, застуканная на месте первого секса? Нонсенс… Стоит поболтать с доком, что-то тут не так. Как-то неуверенно он вел себя у бассейна, слова-то он говорил вполне правильные, но вот слишком прямой взгляд не убеждал, скорее, наоборот. Док переигрывал, изображая честного парня, и Лисбон мгновенно почувствовала его фальшь, насторожившись, как хорошо обученная поисковая собака. Сомнительный комплимент для нормальных людей, но Тереза оценила бы… Кстати, о Лисбон — скоро им устраивать свое маленькое представление. Она гораздо меньше него раздражает хозяйку замка, ей стоит приглядеть, чтобы королева выполнила свою часть сделки. Летиция — опасный противник, сложный и опасный, даже когда находится почти в отчаянии и просит помощи. История учит, что королевы слишком часто оказываются вероломны. Кусты закончились, и на ровном пространстве перед домом Джейн обнаружил шепчущихся на скамейке поодаль Бэт и Лисбон, Стейси с книжкой на соседней скамье, а у в хода в дом, рядом со стыдливым античным парнем примостились Вайли и Мелисса. Издалека дама была особенно похожа на сестру. Забавно, когда дамы находились рядом сходство не было столь очевидным. Одной хотелось целовать руки, дарить цветы и драгоценности, совершать безумства в ее честь, цепляясь взглядом за почти совершенные пропорции и королевскую осанку. Не то, чтобы Джейну лично хотелось припасть к холеной ручке, все чисто теоретически, но эта женщина умела покорять мужские особи одним взглядом. Возможно, какую-то другую даму с разрушительными данными Летиции и потянуло бы назвать в приступе обожания потрясающей стервой, но вот Летиции это не шло, скорее — породистая женщина. Смысл тот же, но было как-то неуместно обидеть королеву даже словом. На груди Мелиссы потянуло бы всхлипнуть от жалости к себе в какой-нибудь совсем неудачный день. Стоило подумать о том, как содержание влияет на форму, но, кажется, это было не ко времени. Мелисса, как приунывшая райская птичка, склонила головку на бок и что-то щебетала Вайли, который, судя по его сосредоточенному лицу, воспринимал из потока примерно каждое пятое слово. Птичка выглядела подавленной: плечи вниз, губы в линию, взгляд, как у мороженой рыбы. Но энергии и твердой жизненной позиции даме было не занимать — костлявый пальчик менторски подчеркивал значимость ее слов, и Джейн почти пожалел Вайли, кивающего в такт движения пальца как механическая кукла. Патрик подмигнул Лисбон и получил в ответ улыбку. Алекс задумался над шахматной партией, словно желая спрятаться, отгородиться от всех за маленькими фигурками. Он выглядел одиноким и каким-то неприкаянным, хотя костюмы умел носить потрясающе.  — Алекс…  — Патрик, присаживайтесь. Хотите сыграть? Я — слабый игрок, вечный аутсайдер. У вас есть шанс победить, но без боя не сдамся, — мистер Карлайл, казалось, был рад компании. Искра дружелюбия в глазах, попытка улыбки: парень был обаятельным, материнские гены доминировали.  — Попробуем… Странная характеристика себя. И вам никогда не хотелось стать альфа-самцом?  — Вы лихо перевели тему на Джоша. Они обычно плохо заканчивают — лежать в морозильном ящике — пошловато, не находите?  — Трагично, скорее, но конец незавидный — ни слез, ни сожалений, ничего… Хотя, если тебя уже нет — зачем тебе чьи-то сожаления, когда и при жизни не больно нуждался в человеческих эмоциях?  — Джош был сложным. Сложной скотиной, точнее. Хотя, у него бывали проблески великодушия. И он умел быть полезным, не вертеться вокруг с идеями, раздражая неуемностью, а действительно решать проблемы.  — И создавать их, насколько я понял. Кто его убил, как вы считаете?  — Не знаю. А вы на кого думаете? — взгляд, искренний до идиотизма, словно мистер Карлайл и впрямь ждал ответа на свой вопрос. Словно опомнившись, он смутился, отвел взгляд и забормотал. — Как это отвратительно — двигаем фигурки и рассуждаем, кто из присутствующих убийца. Смерть всегда ужасна. Вы когда-нибудь теряли, Патрик, теряли того, кто был вашей жизнью, дыханием, всем, ради чего вы открывали глаза утром? Джейн приподнял брови и уставился на Карлайла, ожидая продолжения. В его планы задушевный разговор о потерях как-то не вписывался. У каждого — своя боль, ее не взвесишь, не измеришь рулеткой. Прошло столько лет, он научился справляться со своей, даже забывать иногда о ней. Бывали и плохие дни, но хороших последние восемь лет было на порядок больше. Его личным мужеством было не размахивать оружием и стрелять без промаха в любую цель, а просто жить: улыбаться, смотреть на белокурых девочек без желания убежать и забиться в свою скорлупу, не свихнуться от ненависти к себе и невозможности хоть что-то изменить в течении времени. Его личным мужеством было не разложиться заживо. Не дать пожрать себя своей навязчивой идее, а потом не удавиться от тоски, достигнув почти невозможного. Просто продолжать жить. В каждом пункте, объясняющем почему он выжил и остался собой присутствовала хрупкая женщина с зелеными глазами, несгибаемой волей и верой в справедливость. Не случись их любви, взаимного притяжения, ну если совсем напрячь фантазию и представить, что его Лисбон оказалась бы серьезной дамой в летах, обремененной мужем и парочкой очаровательных отпрысков, будь они друг другу просто друзьями — все равно он стал бы другим, совсем другим. Но судьба дала шанс, подарок — и Тереза Лисбон оказалась такой, какая она есть. Женщиной, которая сводила с ума, заставляла его сердце стучать где-то в горле, любить так, что он даже со своей фантазией не мог представить, что подобное возможно, и быть при этом лучшим другом, быть его Лисбон. Джейн сочувствовал Алексу, но парень его раздражал. Тот словно упивался своим горем и был поразительно равнодушен к своим детям. Джейн загрыз бы любого, кто только посмел обидеть Чарли. А Лисбон, с огромной долей вероятности, пристрелила бы полу-труп порванного клыками Джейна обидчика, чтобы не мучился. Если бы его девочка была жива, она не сидела бы с дурацкой книжкой, окруженная равнодушием, не ломала себя, пытаясь довериться постороннему, случайному, по сути, знакомому, ища у него защиты, она бы всегда знала, что не одинока и любима. Бесплодные мысли, как известно, могут свести с ума. Патрик перевел взгляд на Стейси, которая была погружена в свою книгу. Такая же одинокая, как ее отец, с тем же фамильным гордым профилем. Это было так ужасно: отец и дочь, сидящие друг от друга в паре метров, словно находились на разных материках.  — Я не хочу больше терять, я не могу больше никого терять, хотя мне почти нечего терять. И мне все равно, кто его убил — если на этот мешок цинизма и подлости не накатил пьяный приступ раскаяния и он не утопился от ужаса, поняв, наконец, что он монстр — то мне все равно… Я не хочу знать. Мне наплевать на Джоша, но тот, кто его убил — не заслуживает наказания. Он сделал то, что каждый из нас хотел сотни раз. Хоть у кого-то хватило смелости пересечь черту.  — Я вижу, что вы боитесь… Вы думаете, что это кто-то из девочек?  — Вчера — да вы сами там были, после этой безобразной сцены, когда мы ушли, я хотел поговорить с дочерью. Я давно не видел ее. Бэт встречается с ней, слава Богу, они ладят, а я… плохой отец. Но вчера мне надо было поговорить, я знал, что должен. Я стучал в ее дверь, но там было темно и тихо… Ее не было. Мне было бы жаль, если бы именно она совершила что-то глупое, отчаянное и бессмысленное. Если это она — я найду лучшего адвоката, моя девочка не должна платить за чужие ошибки и подлости. Я — ужасный отец, Патрик.  — Неверная формулировка. Вы — отвратительный отец, Алекс.  — Вы очень великодушны… Но это правда, как бы жестоко ни звучало…  — Вы любите дочь, так какого черта сидите здесь, двигая эти бессмысленные фигурки, а не говорите с ней? Несколько слов, всего лишь дать ей понять, что она — не одинока, любима, что нужна вам… Это жестоко. Едва ли не более жестоко, чем смерть Линна.  — Когда моя жена умерла, я, наверное, умер вместе с ней. Знаете, мне стало неинтересно жить. Абулия. Полное безволие. Да и какой смысл что-то делать, если… Знаете, это ужасно, но мои дети так похожи на своих матерей. Одну я любил до потери себя, и смотреть на Бэт бывает просто больно. К другой женщине я был совершенно равнодушен, и мне стыдно, что так и не смог полюбить свою дочь. Странно, что я все это говорю, словно оправдываюсь. Алекс уставился на доску, избегая взгляда Патрика, внимательного и холодного.  — Вы поразительный эгоист. Даже не представлял, что бывают подобные экземпляры. Бездействующий, ленивый, прикрывающийся своим горем. Интересно, вас-то чем держал Джош? На какой крючок отловил? Вы же — стоячее болото, разложившееся много лет назад. Кажется, Алекс обиделся. Одно дело ныть, обвиняя себя и вызывая жалость, и совсем другое, когда тебя обвиняют, лишая сочувствия. Лицо Карлайла стало жестким.  — У него не было крючка на меня, меня давно как бы нет в этой жизни. Присутствует оболочка, всего лишь… Все мои грехи — такая мелкая глупость: пьянство в одиночку, пара-тройка встреч со шлюхами в месяц, карты, небольшие долги. Странно, у меня давно мертвая душа, а тело все еще хочет женщины, тепла, иллюзий… Патрик, вы когда-нибудь оставались в такой кромешной непроглядной тьме, совсем один? Вряд ли вы поймете… Джош был полезен матери в делах — она слишком много взвалила на себя и не такая железная, как кажется, но никогда не просила помощи, а Линн — юркий и совсем без совести, но умел прикинуться приличным человеком, если хотел… Оливия вцепилась в это ничтожество мертвой хваткой и не желала его терять, измучив себя до полу-сумасшествия… Знаете, мы же росли с ней в этом доме. Все утро сегодня вспоминали наше детство. Она удивительно смеялась. Так заразительно и весело, что нельзя было остаться безучастным. Мы хохотали целыми днями над всем подряд. Ей будет нелегко без Джоша, да и матери будет сложно без него вести дела.  — Вы знали, что он покидает фирму?  — Он никогда бы не ушел. Если уж он что-то проглотил, то будет переваривать до конца, и снова глотать, пока не слопает все. Это Джош Линн, для него все средства хороши. А его уход — мечты матери, не стоит относиться к ним серьезно. Он был невыносим, но без него ничего не клеилось. Зак — муж Мелиссы, прекрасный бухгалтер, но ему интересно копаться в бумажках. Он не видит людей. А Джош по одному намеку строил целые стратегии и выигрывал. Вчера вы видели самодовольного дурака, он не церемонился и не утруждал себя маской, да и переборщил с кокаином, но он мог быть кем угодно, если видел выгоду. Хотя, даже я не знал, каким он был настоящим…  — Вам все равно, что он сделал с вашей сестрой?  — Нет, но все, что я мог — набить ему морду, да и набил, когда она потеряла ребенка. Но это ничего не меняло. Нелепо говорить об этом, но я — абсолютное ничтожество, механизм с элементами самоуничтожения. Не в моих силах что-то менять в чужих жизнях.  — Знаете, я — противник физического насилия, но сейчас даже у меня чешутся руки дать вам в самодовольный породистый нос.  — Эмоции, слишком много эмоций, Патрик. Вчера ваша жена разделалась с Линном красиво и мощно, и без рукоприкладства. Вы счастливы? Я не о жене, это — очевидно. Ваш взгляд на нее — в нем столько любви, до самозабвения. Вы же не очень хороший человек, простите, но с вашим-то умом трудно им быть… Хорошие люди — они простые, правильные, черное-белое, можно-нельзя — соблюдай правила и вся забота. А когда, как вы, видишь всю изнанку, всю грязь… Трудно быть хорошим, Патрик?  — Это возможно, если есть цель.  — Но это же — игра? Маска? Желание соответствовать ожиданиям? И вечный страх, что не простят, если что-то пойдет не так. Если ты выходишь за границу чужих правил — это почти предательство?  — Мне жаль вас… вы сами себя лишили дыхания и желания открывать глаза.  — Когда ничего нет, ничего не может причинить боль, не правда ли?  — Спорно. Можно пытаться жить, даже когда все ужасно. Простите, Алекс, но я должен прервать игру — моя жена зовет меня. Но обещаю, что обязательно выиграю чуть позже. И знаете, продолжайте разлагаться с вашим скучным цинизмом. Это — лучшее, что вы можете сделать.  — У меня хорошие шансы на победу, посмотрим, Мистер Джейн, — Алекс погрузился в созерцание фигур, обдумывая свой ход. Улыбка Джейна была широчайшей и ослепительной, но ему безумно хотелось смыть этот одуряюще бессмысленный односторонний сеанс эксгибиционизма потоками теплой воды. Парень выглядел честной амебой, или хотел ею выглядеть. Смущало лишь, что он постоянно смотрел влево, задумываясь и отвечая на вопросы. К ним, улыбаясь, шла Лисбон. Она чуть покачивала бедрами, обтянутыми длинным струящимся к полу платьем, держащимся на ней каким-то мудреным переплетением лямочек и завязочек, и он был уверен, что она проклинает высоченные каблуки. Алекс улыбался Терезе, открыто и, пожалуй, чрезмерно радостно. Джейн хмкнул, притянув ее за плечи, почти прижав к себе. Тереза покачнулась на каблуках.  — Становится прохладно, дорогая, стоит что-то накинуть на себя. Это была кодовая фраза, после которой Лисбон должна уйти в дом и еще раз вместе с Летицией устроить последний быстрый прогон их пьески, и заодно объяснить приме, что не стоит менять текст в самый неподходящий момент. Джейн наклонился, поцеловал ее в щеку, скользя пальцами по прохладной оголенной коже плеча. Это было отсебятиной и к кодовой фразе не имело ни малейшего отношения. Но он соскучился, ужасно соскучился без нее рядом. Да и Алекс смотрел на нее слишком по-мужски. Обнявшись, они двигались к дому, Лисбон была задумчива.  — Что?  — Ничего. Бэт. Она нервничает. Мы, если ты помнишь, приехали сюда не ловить призрачного убийцу очаровательного проходимца, а на свадьбу нашего друга. Вот со свадьбой, кажется, будут проблемы. Джейн присвистнул, но улыбался ободряюще.  — Все невесты нервничают перед свадьбой, даже такие сильные, как ты. Ты же нервничала? — он заглядывал ей в глаза, стремясь прочитать ответ раньше слов.  — Я спала, Джейн, сладко и счастливо. Меня вымотал безумный предыдущий день и… я думала, как скажу тебе про Чарли. Думала, думала и заснула. Сеанс воспоминаний был снова немного неуместен, Джейн погладил ее запястье, переплетая свои пальцы с пальцами Терезы, надеясь, что она поймет: он с ней. Он мог быть только рядом с ней, какие бы глупости он не творил в пошлом, борясь со своими демонами и страхами. Он мог быть где угодно — Земля большая, но лишь при условии, что она будет рядом.  — И что Бэт? — лучше было вернуться в реальность.  — Ложь, знаешь, такой маленький кровожадный палач — однажды солжешь, или промолчишь, и все катится, как снежный ком, норовя задавить тебя. Ну, не тебе это объяснять, ты в курсе. Бэт боится, что Вайли не будет ей доверять, узнав вчера ее историю с Линном, думая, что это она затеяла аферу с картиной, или участвовала в ней, и рассказала не все. Покойник-то на то и покойник, чтобы молчать. А теперь Вайли не сможет быть уверен в ней, но у него не хватит духу расстроить их свадьбу, уйти, и дальше — классический вариант — жизнь превращается в ад, и там, где люди всего несколько часов назад любили друг друга, поселится недоверие, разрушая все, что было.  — Он не дурак, и понял, что Бэт была слишком молода, озабочена своей карьерой, местом под солнцем. Амбиции победили разум, ее провели, и не кто-нибудь, а матерый и ловкий аферист. Она — жертва в этой ситуации, и вынесла хороший урок. Ей нечего бояться. И Вайли поймет. Не идиот же он…  — Но она не сказала ему про ребенка. А сейчас, если он сомневается в ее честности, говорить, что беременна — выглядит дамской манипуляцией.  — Это выглядит бурлящими гормонами у будущей мамы. Ты тоже не спешила делиться своей потрясающей новостью, насколько я помню. Они — большие дети, разберутся. Все это — гормоны, Тереза. Помнится, ты тоже переживала и, кажется, даже плакала, сидя в саду у Эббота в этих потрясающих вениках от Сильван…  — А ты романтичен — назвать восхитительные стильные букеты вениками.  — О, они были прекрасными, лишь удивительно неуместными, безвкусными и кричащими. А в остальном, ты, как обычно, права, милая — они великолепны. Лисбон засмеялась и стукнула его по руке, Джейн обиженно засопел, но хмыкнул и снова прижал ее к себе, теперь покрепче. Их тандем как раз достиг места пытки Вайли, Мелисса приветливо заулыбалась, продолжая безостановочно говорить, но Джейн не дал втянуть себя в пустую болтовню и обратился к Джейсону:  — Прохладно, может, стоит чего-нибудь выпить? Это была вторая кодовая фраза. Вайли сорвался со своей гарроты и закивал лохматой головой. Он постоял секунду, раздумывая, и, приняв решение, твердой походкой направился в сторону Бэт. Краем глаза Патрик видел, как он протягивает невесте руку и, повторив его собственный недавний жест, обнимает ее за плечи сильно и властно. Бэт не возражала. Кажется, жизнь налаживалась.  — Давненько не видно нашего друга доктора. Думаю, тебе стоит пригласить его спуститься вниз, хочу с ним поболтать, пока не стемнело. Лисбон кивнула и исчезла за стеклянной дверью. Время неумолимо приближалось к точке х. Тереза прислушалась, замерев у лестницы второго этажа. Голоса Летиции и Оливии слышались отчетливо, кто-то засмеялся, кажется, Оливия. Это был хороший знак. Пара минут ушли на то, чтобы привести себя в соответствующий задаче вид — ненавистные туфли полетели в комнату прямо от двери, джинсы, блузка, беретта, засунутая за пояс, и сверху все это прикрыто платком — легким и невесомым, привезенным из волшебного Бейрута. Город был великолепен, по-восточному сладок, пах специями и кофе, но еще лучше были воспоминания о словах Джейна, сказанных очаровательной наглой стерве: «Я люблю Лисбон!» И, как последний аккорд в дурацкой пьесе стонущего от боли режиссера, так вероломно поджаренного шокером, возникшем в нежной ручке его коварной подруги, беретта Лисбон пристально вглядывающаяся дулом в очаровательно-растерянное лицо Эрики Флинн. Той хватило ума понять, что Лисбон выстрелит, сотвори Эрика хоть что-то. Она бы и выстрелила. Приятные воспоминания, чего уж там. А сейчас оставалось прокрасться в комнату Харта и выманить затворника поучаствовать в спектакле. Тереза вежливо постучала, удивившись, что дверь приоткрылась от ее прикосновения, и переступила порог. Харт сидел за столом, навалившись крупным телом на столешницу и не реагировал на ее появление.  — Доктор, все собрались внизу. Ждут только вас… Уже договаривая фразу Тереза поняла, что все, кто ждал доктора, никогда его не дождется. Стеклянные мертвые глаза уставились в стену, искаженное судорогой лицо, пена у рта. Черт, черт, дьявол… Профессионализм включился автоматически, отмечая детали. Пришлось наклониться почти к лицу жертвы и понюхать. Легкий, едва уловимый запах горького миндаля, на доступных взгляду участках кожи уже появлялись красноватые трупные пятна, зрачки глаз неестественно расширены. Черт, только отравителя им не хватало. Признаки, что тут баловались с цианидом были налицо… Вечер переставал быть томным. Среди живых убыло, среди трупов — прибыло. Интересно, в доме найдется еще один свободный холодильник? Доктор Харт, как все-таки звали-то этого беднягу? Тереза аккуратно раскрыла бумажник, приютившийся на краю стола и порылась в содержимом, отыскав визитку. Максвелл Харт, стоматологическая клиника… дальше шел адрес и бесконечные цифры телефонных номеров. Что ж, пациентам доктора придется искать другого целителя для своих клыков. Недопитый стакан крепкого спиртного, доктор не отказывал себе в болеутоляющем. В чем же ты был замешан, любитель самодостаточных дам в возрасте? На столе привлекал внимание открытый ежедневник с вырванной страницей, которую, похоже, позже сожгли в массивной пепельнице, не оставив целого клочка. Доктор написал предсмертную записку, но не был удовлетворен стилем подачи материала и решил уйти молча, по-английски? Чертова нелепица мозолила глаза, и Тереза вглядывалась в следующий за криво вырванным листом. Никаких следов, ничего, абсолютно ничего не отпечаталось на девственно чистой бумаге. Кто-то решил сделать вид, что доктор ушел сам, забыв попрощаться? Самоубийство? Парень убил за каким-то дьяволом Линна, или здесь замешана дьяволица? Убил, ужаснулся, понял, что ему не выкрутиться и решил умереть? Стакан с остатками виски на краю стола, початая бутылка на полу. Маловато выпито, чтобы дойти до раскаяния парню с такой внушительной массой. Лисбон пролистала ежедневник: фамилии, номера телефонов. Бесконечные цифры, хороводы цифр, детальные подсчеты. Зубы, помноженные на время давали неплохие деньги. Где-то доктор ошибся? Вырвал коренной без анестезии? Маловероятно. На фоне очередного покойника Летиция и ее семейство выглядели все более зловещими. Задерживаться в комнате в компании с трупом не имело смысла, на первый взгляд, доктор покинул этот мир пару часов назад и помочь ему не могло и чудо Пора было ускользать, желательно, незаметно. Тереза поискала взглядом ключи, тихо закрыл тяжелую дверь, спрятав ключ в карман, и спустилась по задней лестнице. Оставалось сообщить новость Джейну и решить, что делать дальше. Джейн в компании Вайли пил вино, о чем-то негромко с ним переговариваясь. Одного взгляда на Терезу ему хватило, чтобы понять, что все планы летят к чертям. Джейн вопросительно поднял брови и ждал.  — У нас проблемы. Он мертв минимум пару часов. Кто-то угостил его цианидом, намекая, что парень ушел сам. Вайли молча таращил глаза. Одно дело трупы и убийцы на работе, и совсем другое, когда они становятся личным делом, срывая свадьбу, появляются в твоем, ну почти твоем, доме, мимикрируя под безутешных родственников жертвы. Осознание этого требовало времени и определенных усилий. Джейн думал всего несколько секунд, вглядываясь в наступающие сумерки, улыбнулся и вынес вердикт:  — Не будем отступать от плана, о свежем покойнике пока поиграем в молчанку. Оставалось надеяться, что Летиция не выкинет какой-нибудь неожиданный фортель.  — Дамы и господа, вино прекрасное, не хотите присоединиться? — Патрик Джейн обращался к публике в партере, любуясь на выход королевы к подданным в обнимку с дочерью. Представление начиналось.