Произнести мне не дано...

Глава 1. Прошло чуть более полугода со дня панихиды по убиенному королю Анри. Патрику и Альбине исполнилось по пятнадцать лет. Королева с удивлением заметила, что дети почти взрослые, и это принесло новые проблемы. Как всегда, летом королевское семейство пребывало в летнем замке. Однажды, солнечным июньским утром принцесса решила совершить верховую прогулку. Переодевшись в амазонку, Альбина вышла из своей комнаты и неожиданно встретила в коридоре Патрика. Молодой человек с восторгом взглянул на очаровательную принцессу, и почтительно поцеловал ей руку. - Составишь мне компанию? – спросила Альбина, и, увидав согласие в выразительных глазах юноши, принцесса приказала ему собираться. Когда Альбина и Патрик пришли в конюшню, они застали там короля. - Кого я вижу?! Дети, наконец-то и вы решили заняться серьезным делом! - обрадовался Теодор. – Давайте наперегонки от конюшни через весь парк по левой аллее, а затем вернемся к дворцу по правой. Обязательно проскачем и мимо беседки, где сейчас скучают дамы, - твоя мамаша и Оттилия. Ну как, согласны? - Вполне! – ответила Альбина. Когда все трое, выбрав себе лошадей, вышли из конюшни, король велел конюху прочертить на земле линию старта. - Теперь поди прочерти финишную линию напротив главного входа во дворец, - приказал король конюху, когда тот начертил первую линию. - Значит так: когда я скажу «вперед», тогда пришпоривайте лошадей. Не раньше! Понятно? – спросил его величество. Выстроившись в ряд вдоль линии старта, - король в центре, Альбина и Патрик по бокам, наездники ждали условного сигнала. - Раз, два, три! – воскликнул король, и, пришпорив коня, сорвался в галоп. Проскакав десять метров, он обернулся, и крикнул «вперед!». Его величество был весьма доволен своей шуткой. Впрочем, он был убежден, что даже если бы дети стартовали раньше него, он все равно обогнал бы их. Король был уверен в своем кавалерийском таланте. «А потом я скажу: - Учиться вам надо верховой езде, желторотые», - самодовольно думал он. «Ну, где там эта мелюзга?», - король хотел обернуться, но вдруг заметил, что сильно отстававшие в начале пути Патрик и Альбина почти догнали его. Выражение самодовольства на лице короля сменилось удивлением. «Ничего себе!» - подумал он, пришпорив коня. Но и это не помогло. Вскоре Патрик и Альбина значительно обогнали Теодора. Его величеству показалось, что рушится мир. С ужасом и недоумением он смотрел на уверенно скачущих впереди детей. Дистанция между ними и королем все увеличивалась. «Не понимаю, что происходит! Неужели эти сопляки лучше меня владеют искусством верховой езды? Ну, Альбина хотя бы моя дочь, но этот трус Патрик, который в детстве боялся лошадей?! Это уму непостижимо!», - думал король, который по своей глупости не мог понять, что лошадям намного легче нести двух хрупких подростков, чем высокого и грузного мужчину, - его величество, и раньше не отличавшийся стройностью, в последние годы очень сильно располнел. Соревнованию не суждено было завершиться: когда король проезжал мимо беседки, где сидели дамы, случилось невероятное, - лучший наездник Абидонии, ее король Теодор неожиданно упал с коня. Королева испуганно вскрикнула, Альбина и Патрик обернувшись, увидели, что король лежит в грязной луже, образовавшейся после вчерашнего ливня. - Папа! – закричала Альбина. Патрик, быстро развернув коня, поспешил на помощь королю. Подъехав к луже, где барахтался Теодор, юноша спешился, и подал королю руку, помогая подняться. - Спасибо, я сам, - проворчал король, впрочем, не отвергая помощи. – Черт раздери, не пойму, что такое? Как вы посмели обогнать меня? - Папа, ты невредим? – спросила Альбина, подъехав к отцу. - Я-то цел, только не пойму, что с седлом? А-а-а-а, подпруга лопнула! Все, отныне я на отечественных седлах не езжу! Возмутительно, какое барахло у нас делают! Надо будет заказать седла пенагонского производства. Хорошо, что хоть упал не на камни, а в эту изумительно мягкую грязь! Ха-ха-ха, на что я похож, - умора! Патрик, Альбина и королева дружно рассмеялись, глядя, во что превратился белый мундир короля. Оттилия тоже усмехнулась, но улыбка пропала, когда она заметила что смеется Патрик. В беззвучном смехе законного наследника престола Оттилия услышала злорадство, - но здесь она была неправа, ошибочно приписывая юноше свои собственные чувства. Никто не смог бы доказать Оттилии, что Патрик просто не умеет злорадствовать. - Ну, дети, возобновите соревнование вот от этой самой лужи, - я хочу посмотреть, кто из вас лучший наездник, - сказал король. – Ну, - раз, два, три, - вперед! – снова скомандовал он. Патрик и Альбина некоторое время после старта ехали рядом. Но затем Патрик стал обгонять принцессу. - Ничего не понимаю… - бубнил король. – Так боялся лошадей, - и на тебе! Но, кода дети сделав круг, возвращались по правой аллее, Альбина вдруг вырвалась вперед. - Браво, дочка! – захлопала в ладоши королева. – Все-таки наша дочь лучше владеет верховой ездой, чем Патрик. Но король, как опытный наездник, несмотря на свою глупость, лучше понял причину выхода принцессы вперед: - Что этот дуралей делает? Зачем он придерживает коня? Ведь победа была у него в руках! А-а-а-а, понятно! Мальчишка просто боится так же как я брякнуться с коня! Эх, ты, трус! Недаром я говорил, что тот, кто боится лошади, не станет хорошим наездником! - А я считаю, что здесь иная причина, - произнесла своим обычным ледяным тоном Оттилия. - Да какая же может быть иная причина? – возразил король. – Тем более что Патрик видел, как я только что свалился. Поспешим к линии финиша, дамы, - она перед дворцом! Стоя на мраморной лестнице, королевская чета с Оттилией ожидали завершения соревнования. Как и ожидалось, победила принцесса, а Патрик значительно отстал. - Браво, дочка! – закричали в один голос король с королевой, когда Альбина пересекла финишную черту. Через две минуты финиш пересек Патрик. Спешившись, молодой человек снял принцессу с седла, и, опустившись перед победительницей на одно колено, с восторгом поцеловал принцессе руку. Увидав это, Оттилия заскрипела зубами, а королева грустно улыбнулась, - сестры по разному отнеслись к происшедшему, но догадка осенила обеих, – детская дружба незаметно превратилось в пылкую юношескую влюбленность. - По моему, сестрица, тебе следует вмешаться, - твой воспитанник слишком много позволяет себе, - сказала Оттилия, вернувшись во дворец. - Ничего подобного, - возразила королева, – Патрик не нарушает рамок дозволенного. - Ты, должно быть, ничего не замечаешь, - язвительно усмехнулась Оттилия, - Патрик настолько нагл и испорчен, что не скрывает своих нежных чувств к принцессе. Как он только осмелился полюбить Альбину! По-моему, уже только за этот поступок его надо выгнать из дворца! - Сестра, ты забываешь, что любовь – это не преступление. - Патрик безродный, и не имеет права даже смотреть на Альбину! В этом случае любовь – непростительная дерзость! Ты должна хотя бы объяснить ему, что такое поведение недопустимо. - Почему же недопустимо? Разве есть закон, запрещающий любить? Принцессу может полюбить кто угодно, даже человек низкого происхождения. Это брак между ними недопустим, но любовь запретить нельзя. К тому же Патрик ведет себя очень тактично, он не позволит себе перейти определенные границы. Нет, я не стану вмешиваться в отношения детей, это их дело. - Со временем ты об этом пожалеешь, - зло ответила Оттилия. Королева пожала плечами. Не достигнув желаемого результата от разговора с королевой, Оттилия пожаловалась канцлеру. Но, к ее удивлению, граф не придал значения взволнованному рассказу жены. - Оттилия, не забивай мне голову чепухой. У меня сейчас столько важных государственных дел, а ты рассказываешь о чувствах безмозглых детей! - Но пойми, это же возмутительно! Эта любовь не имеет права… - Какая там еще любовь?! – сердито перебил канцлер. – Ты же умная женщина, как ты можешь серьезно говорить о подобных выдумках?! Ну, поиграют немного дети и забудут. - Поиграют и забудут? – с иронией спросила Оттилия. - Вот именно. Прошу тебя, не отвлекай меня по пустякам! Иронически усмехнувшись, раздосадованная Оттилия вышла из кабинета канцлера, громко хлопнув дверью. Вечером того же дня, застав королеву одну в гостиной, Патрик с низким поклоном вручил ей записку. Прочитав, королева с восхищением посмотрела на юношу. - Твоя жажда знаний приводит меня в восторг. Ты будешь таким же образованным человеком, как твой… неожиданно королева запнулась. Немного помолчав, она произнесла: - Хорошо, Патрик, я сделаю все, чтобы помочь тебе. На другой день королева в сопровождении Патрика отправилась в Клервилль, объяснив эту поездку своей благотворительной деятельностью. Но, оказавшись в столице, она вместе с юношей отправилась не в богоугодное заведение, а в Первый университет. Ректор университета профессор Морис был немало удивлен внезапным посещением королевы. - Чем я обязан вашему величеству, что вы удостоили чести посетить наш университет? У меня к вам просьба, господин профессор, - ответила Флора. - У вас просьба, ваше величество? Мне казалось, что скорее это я вас должен просить о чем-либо. Чем же смиренный служитель науки может помочь вашему величеству? - Возможно, вы знаете, профессор, что много лет назад я взяла на воспитание сироту. Сейчас Патрик – так зовут этого юношу, хотел бы поступить в ваш университет. Но здесь есть одна сложность: бедный мальчик немой, и, следовательно, не сможет сдать устные экзамены по истории и литературе. Разрешите ему в прядке исключения сдавать эти экзамены в письменном виде. - Разумеется, ваше величество! Я распоряжусь, чтобы преподаватели разрешили ему отвечать на вопросы письменно не только на вступительных экзаменах, но и на тех экзаменах, которые будут проводиться во время учебы. Смогу ли я увидеть этого молодого человека до вступительных экзаменов? - Он как раз приехал вместе со мной, и ждет меня в передней, - сказала королева. - Пригласите его сюда, - сказал ректор своему секретарю. Войдя в кабинет ректора. Патрик почтительно поклонился профессору, который с участием смотрел на юношу. - От ее величества я слышал, что вы хотите учиться, невзирая на ваш недуг. Похвально, что вы хотите получить образование, и быть полезным своей стране. Я думаю, что вы легко сдадите экзамены, ибо я знаю, что вас учили вместе с принцессой, и значит, вы получили неплохое начальное образование. Для нашего университета большая честь, что здесь будет учиться воспитанник королевы, ибо вы почти родственник королевской семьи. После этих слов королева вздрогнула от неожиданности, а Патрик лишь чуть побледнел. Профессор ничего не заметил. - Конечно же, для вас будет сделано исключение, и устные экзамены вы сдадите в письменном виде. - Я тоже благодарю вас, господин профессор, - сказала королева, - ибо ваш отказ был бы весьма огорчителен. - Не стоит благодарности, ваше величество, ваша просьба равносильна приказу, но, если бы на вашем месте оказалась обычная дворянка, или супруга влиятельного горожанина, я бы тоже не огорчил ее отказом. Желание молодого человека учиться для меня – свято. Когда королева и Патрик ушли, профессор крепко задумался: «Придется принять его в университет даже в случае провала вступительных экзаменов, - не стану же я огорчать королеву, - это может мне дорого обойтись. Хотя, думаю, Патрик все успешно сдаст, - я знаю его учителей, - все хвалили мальчика, говоря, что он способней и прилежней к учебе, нежели принцесса. Странно, почему он хочет учиться, - не смотря на отзывы преподавателей, я считал мальчика избалованным, и ленивым, - ведь его будущее все равно обеспечено… Как в такой семье, как королевская, мог вырасти столь умный юноша? Боюсь, что мне не разгадать этой загадки…». Через день королева вернулась в летний замок, а Патрик остался в столице готовиться к экзаменам. Домашним королева объявила, что Патрик пожаловался ей на плохое самочувствие, - у юноши постоянно кружится голова от избытка свежего воздуха, и для него будет лучше остаться в городе. - Еще бы, - усмехнулась Альбина, - он весь день бродит по парку, сочиняя стихи, а ночь напролет читает. Так не только голова кружиться будет, так можно совсем с ума сойти, хотя, наверное, Патрик уже давно «того»! Больше о Патрике не заходило речи вплоть до конца лета. Осень в этом году наступила рано, конец августа был дождливым и унылым, и, не дожидаясь начала сентября, королевское семейство вернулось в Клервилль. Патрик встретил королевский кортеж во дворе замка. - Ну как ты, Патрик? – спросила королева, когда Патрик поцеловал ей руку. – Все ли у тебя хорошо? Патрик с улыбкой взглянул королеве в глаза. - Ты поступил? – негромко, чтобы не слышал канцлер, спросила королева. Патрик весело кивнул в ответ. - Вот и хорошо! – ответила Флора. – Поздравляю! - Ой, Патрик, ты здесь? – с наигранным удивлением спросила Альбина. – А я почти забыла о твоем существовании! Летом в замке на озерах было так весело! Патрик печально взглянул на принцессу. Несмотря на то, что юноша был занят вступительными экзаменами, он все равно скучал по Альбине. Одинокие вечера в пустом дворце были очень грустны, и Патрик, вспоминая принцессу, считал дни до ее возвращения. Юноша надеялся, что Альбина изредка вспоминает его, и хоть немного, но скучает по нему. Как больно слышать, что любимая «почти забыла о твоем существовании»! К пятнадцати годам принцесса стала очень жестокой, и, заметив, что Патрик любит ее, принялась отвечать насмешками на все знаки внимания юноши. Еще подъезжая к столице, Альбина придумывала слова, которые могли бы ранить Патрика как можно больнее, и это ей вполне удалось. С наступлением сентября канцлер заметил, что в первой половине дня Патрик отсутствует во дворце, возвращаясь лишь к пяти, а то и к шести часам вечера. Канцлер не-медленно приказал лысому лакею проследить за Патриком. Рано утром Патрик, как обычно, отправился в университет. Погруженный в свои мысли юноша не заметил, что вслед за ним из дворца вышел завернутый в плащ человек, который следовал за ним на некотором отдалении до самого университета. Вернувшись во дворец, лысый доложил канцлеру о результатах наблюдения. - Все ясно. Мальчишка поступил учиться, - спокойно сказал канцлер, но вслед за этим он гневно отбросил перо, которым писал в своем дневнике: - Почему они не спросили меня? Почему все в этом замке делается без моего на то разрешения?! Как можно было допустить такую оплошность?! Это грозит королевской семье весьма печальными последствиями! Этим вечером Патрик вернулся во дворец в шесть часов. Занятия заканчивались в четыре, но Патрик задержался после учебы в университетской библиотеке. В вестибюле дворца его ожидал канцлер. - Как прошли занятия? – ядовито спросил граф Давиль юношу. Патрик с вызовом посмотрел на еле сдерживавшего гнев канцлера. - Это вы ради поступления в университет уехали из летнего замка? И вам не было стыдно лгать, что плохо себя чувствуете? Впрочем, у меня нет времени бранить вас за столь неудержимое желание учиться. Об этом я поговорю с ее величеством, - королева, по крайней мере, хотя бы может мне ответить! Через час, за ужином, канцлер дал волю своему негодованию. - Ваше величество, что же вы никому не рассказываете об успехах Патрика? Ведь ваш воспитанник учиться теперь в университете! - Никого, кроме меня не волнуют его успехи, - вот я и молчу, - спокойно ответила королева. Альбина поперхнулась и закашлялась, а король, не понимая, о чем разговор, с глупым видом хлопал глазами. Оттилия, узнавшая эту новость от мужа еще утром, наблюдала за всеми с ядовитой улыбкой. - Мама, у него точно, с головой не в порядке! – воскликнула, наконец, Альбина. - Сумасшедший здесь не Патрик, а моя сестрица, раз она разрешила, и даже, как я выяснила, посодействовала его поступлению в университет, - изрекла Оттилия. - Вы хоть понимаете, ваше величество, какой опасности подвергли вы всех нас, разрешив Патрику учиться? – спросил канцлер. - Когда же вы перестанете видеть опасность везде и во всем? – со вздохом спросила королева. - Вы не задумались, что может натворить Патрик! – закричал канцлер. – Он расскажет о нашей семье то, о чем не следует говорить! Студенты – это отъявленные бунтовщики, и тогда нам не миновать нового восстания! - Свояк, постойте, я что-то не пойму, что такого опять натворил Патрик? – вдруг спросил король. - Он поступил учиться в университет! – ответил канцлер. - Ничего себе! – удивился Теодор. – Мальчик-то умен, оказывается! Я это подозревал с той поры, как он в четыре года научился читать. Вот видите, как я хорошо разбираюсь в людях! - Вы понимаете, какая в этом таится опасность? – спросил канцлер. - Какая там еще опасность? Что вы всегда за столом аппетит портите? - беспечно ответила король. - Не боитесь лишиться короны? – глухим голосом спросил канцлер. Альбина негромко засмеялась. - Племянница, здесь нет ничего смешного! – оборвала ее Оттилия. - Принцесса, вы еще многого не понимаете, поэтому вам не стоит так веселиться, - сухо сказал канцлер. - Ах, так! По-вашему, я совсем дурочка?! – воскликнула Альбина, с негодованием отбросив столовый прибор. – Вот прав папа, говоря, что вас за стол нельзя сажать! - вскочив с этими словами, принцесса вышла из столовой, с грохотом захлопнув за собой дверь. После ее ухода скандал разгорелся со страшной силой: - Вы понимаете, что Патрик расскажет всем своим однокурсникам, что он – принц Абидонии?!! – закричал канцлер. - Ха-ха-ха! Патрик расскажет? Да у вас кслероз, канцлер, - не помните, что Патрик – немой! – расхохотался король. - Он, по крайней мере, грамотный! – воскликнул канцлер, - да и остальные студенты умеют читать! Вот расскажут об узнанном своим родителям, тогда всем станет не до смеха! Ворвутся однажды сюда разъяренные дворяне, и нас всех перережут! Не думаю, что король Патрик VII оставит жизнь свергнутому королю Теодору! - Успокойтесь, канцлер, Патрик ничего не расскажет, - произнесла королева. - Ты за него ручаешься, сестрица? – иронично спросила Оттилия. - Бедный мальчик ни с кем не дружит. Вернее, это студенты не хотят общаться с Патриком. Они его боятся. Все считают его полностью преданным нашей семье, отношение к которой в обществе оставляет желать лучшего, - вы же сами говорили мне об этом. Вам не о чем беспокоиться, - к сожалению, у Патрика не будет друзей. - Если бы я был уверен, что так будет и дальше, - то я бы сказал, - к счастью, у Патрика не будет друзей! – ответил канцлер. - Прошу вас, не запрещайте мальчику учиться! – взмолилась королева. – Это ведь единственная радость в его жизни! - Его радость может обернуться большим несчастьем для нас – холодно ответила Оттилия. - Хорошо. Пусть пока учится. Но если я что-либо о нем узнаю… - голос канцлера стал страшным, но еще страшнее стало молчание, наступившее, когда граф Давиль не закончил фразу. - Ну, ладно, хватит о нем! – воскликнул король, - давайте ужинать, пока ужин не остыл! Услышав это, канцлер и Оттилия, переглянувшись, тяжело вздохнули. После ужина канцлер вызвал к себе лысого лакея. - Проследи завтра за Патриком после окончания занятий. Что-то он слишком поздно возвращается во дворец. Посмотри, куда он пойдет, выйдя из университета, а главное, в какой компании. Не верю я в то, что у него нет друзей! И с этого дня не спускай с него глаз в пределах дворца. Я должен узнать, замышляет ли этот мальчишка что-либо против его величества или меня. Следи за ним, как в свое время следил за его родителями, будь они прокляты! На следующий день к четырем часам дня лысый подошел к университету. Завернувшись в плащ, он спрятался за большим облетевшим деревом, росшим возле университетских ворот, и стал наблюдать. Вскоре занятия окончились, и студенты стали покидать университет. Лысый во все глаза смотрел на дверь, ожидая, что скоро из нее выйдет Патрик. Но шло время, а Патрик не появлялся. Постепенно иссяк поток студентов, и из университета стали уходить преподаватели. Было уже около пяти часов вечера, дул северный ветер, и начал моросить дождь. Лысый с ужасом спрашивал себя, сколько же еще ему придется ждать. Продрогнув до костей, лакей, наконец, решил, что либо он не заметил Патрика в толпе студентов, либо хитрый воспитанник королевы вовсе не приходил сегодня на занятия, отправившись вместо учебы куда-нибудь еще. А может быть, Патрик остался сегодня во дворце и не выходил из своей комнаты, – в такую погоду болезненный юноша мог простудиться. «Ну, точно, его нет сегодня в университете, - подумал лакей, - а я, как дурак, жду. Вернусь я лучше во дворец». Приняв это мудрое решение, Лысый вышел из своего укрытия, и, не оглядываясь больше на дверь университета, отправился во дворец. Проходя мимо университетских ворот, он чуть было не столкнулся с Патриком, только что вышедшим за ворота. Патрик, не скрывая отвращения, смерил лысого долгим презрительным взглядом. Лакей тоже разгневанно посмотрел на юношу, по вине которого мерз два часа под дождем. - Ваша милость, что же вы так поздно? – ехидно спросил лысый. Патрик ответил ему вопросительно-насмешливым взглядом. - А я как раз тут прогуливаюсь, - ответил лысый, поняв вопрос юноши. – Тесен мир, не правда ли? Во дворце каждый день видимся, и даже в городе чуть было не столкнулись. А я и не думаю лгать! – неожиданно воскликнул лысый, прочитав недоверие в выразительных глазах Патрика, - молодой человек, казалось, произнес: «Ты лжешь, негодяй!». Презрительно усмехнувшись, Патрик отвернулся от лакея и поспешил во дворец. Лысый следовал за ним на некотором расстоянии. Вернувшись во дворец, лысый рассказал канцлеру о неудавшейся слежке. Как и следовало ожидать, канцлер выбранил лакея. - Тебе что, трудно было проявить немного терпения? – сухо спросил он. - Ваша милость, я решил, что Патрик не был сегодня в университете, к тому же на улице слишком холодно, я продрог до костей… - Одеваться надо теплей! – ответил канцлер. – Теперь ты каждый день будешь стоять около университета, и хоть два, хоть три часа ждать Патрика. Разумеется, прячься лучше, чтобы он не заметил тебя. - Всю жизнь, ваша милость? То есть все время, пока Патрик будет учиться? – с ужасом спросил лысый, представив себя мерзнущим не только под осенним дождем, но и на морозе. - Пока я не отменю приказ! – жестко ответил канцлер. - Слушаюсь, ваша милость, - покорно ответил лакей. На другой день Патрик, выходя из университета, внимательно оглядел улицу. Несмотря на то, что юноша не заметил лысого, внутренний голос подсказывал, что лакей находиться где-то поблизости, и следит за ним. Пройдя половину пути до дворца, Патрик резко обернулся, и в тридцати шагах позади себя увидел лысого, который тотчас надвинул шляпу на глаза, и, развернувшись, пошел в противоположную сторону. Патрик догадался, что лысый получил приказ канцлера ежедневно следить за ним. Несколько дней юноша думал, как избавиться от шпиона, но вынужден был признать, что не нашел способа отделаться от столь неприятного человека. Единственное, что Патрик мог сделать, - слегка проучить лысого. Выйдя как обычно из университета, и убедившись, что лакей по-прежнему следит за ним, Патрик неожиданно для лысого свернул в небольшой переулок, и, дойдя до ближайшей арки, вбежал во двор. Лысый поспешил за ним, но так как он следовал за Патриком на некотором расстоянии, то войдя во двор, лакей никого там не обнаружил. Впрочем, под аркой был выход в соседний двор, и лакей поспешил туда, но и там Патрика уже не было, зато была такая же арка, ведущая в следующий двор. Рассудив, что Патрик мог уйти отсюда только через эту арку, лысый поспешил за юношей, надеясь его догнать. Дальше следовал вход в еще один двор – все дворы в этом квартале были проходными, и соединялись арками. Лысый пробежал еще два двора, пока не увидел выход на улицу. Решив, что Патрик выбежал на улицу, лысый поспешил туда же, но, внимательно оглядев улицу, лакей не заметил там человека, хотя бы отдаленно напоминавшего Патрика. Вернувшись обратно, лысый вошел в следующий двор, - но там его ждало разочарование – из этого двора были два выхода на соседние переулки. Внезапно лысый заметил, что под одну из арок вошел Патрик. Лысый бросился за молодым человеком, держась на расстоянии, чтобы юноша не заметил его. Пройдя через несколько улочек, Патрик остановился в небольшом дворе. Из двери дома вышла миловидная девушка. - Жаннетта, радость моя! – воскликнул молодой человек, и лысый похолодел от ужаса, - он перепутал Патрика с похожим на него фигурой и одеждой другим юношей. Осмотревшись вокруг, лысый понял, что он, к тому же заблудился, - спеша за мнимым Патриком, он не запомнил дороги. Мысленно проклиная Патрика, лысый долго искал выход на одну из главных улиц. В темноте он чуть не свалился в канаву, а затем его из окна окатили помоями. В конце концов, лысый вернулся в замок к половине девятого вечера. Но и Патрику тоже пришлось несладко: пробежав через несколько дворов и оказавшись во дворе с двумя выходами, он, предполагая, что скоро здесь будет лысый, вбежал под одну из арок, тогда как лакей, чуть позже придя во двор, прошел под другой вслед за юношей, которого перепутал с Патриком. Не зная этого, Патрик опасался, что шпион скоро настигнет его, и, вбежав в переулок, поспешил свернуть в следующий, а затем, на перекрестке свернул на другую улочку. Только там Патрик обрел уверенность в том, что лысый не догонит его, но радость вскоре сменилась испугом, - в свою очередь, Патрик тоже осознал, что заблудился. Возвращаться обратно Патрик не хотел, опасаясь встречи с лакеем, а как выйти отсюда на одну из центральных улиц, он не знал. «Вот так, Патрик. Не рой другому яму, - сам в нее попадешь!» - в отчаянии думал юноша. Положение осложнялось тем, что Патрик не мог спросить у встречных дорогу. Проклиная свою беспомощность, Патрик наконец-то вышел на один из крупных проспектов, оказавшись при этом довольно далеко от королевского дворца. Все закончилось тем, что Патрик вернулся во дворец в восемь часов вечера, - на полчаса раньше, чем лысый лакей. В коридоре верхнего этажа топила печь старая Жанна. Озябший Патрик остановился у печи, пытаясь согреться. - Мальчик мой, наконец-то ты пришел! Я уже боялась, вдруг с тобой случилось что! – воскликнула Жанна. – Сейчас принесу тебе ужин, ведь ты, наверное, очень голоден! Вернувшись с ужином, и передав поднос Патрику, Жанна, смеясь, сообщила юноше: - Лысый-то пройдоха, ну, тот, который учит тебя фехтованию, сейчас вернулся весь в грязи, и залитый помоями, - можешь себе представить?! Неужели к любовнице ходил, старый черт?! Вот, наверное, ее муженек окатил его, - а может и самой даме надоела его гнусная физиономия? Патрик закрыл лицо руками, пытаясь сдержать смех: он считал безнравственным смеяться над пожилым человеком, пострадавшим по его вине. Лысый тем временем жаловался канцлеру: - Это сверх моих сил, ваша милость, за негодным мальчишкой невозможно следить: он вбежал в какой-то двор, я за ним, ну и заблудился, упал в канаву, ноги чуть не переломал, и вот еще помоями облили, - посмотрите, на что я похож! Избавьте меня от этой обязанности! - Меня не волнует, на что ты похож, - ответил канцлер, - либо ты продолжаешь следить за Патриком, либо вылетаешь из дворца вон и не получаешь пенсии! - Вы не оставляете мне выбора, ваша милость, - ответил лакей. Он продолжил дальше следить за Патриком, пока в начале зимы не простудился. В тот день из-за болезни преподавателя была отменена последняя лекция, и Патрик вернулся во дворец раньше обычного. Юноша вышел из университета в половине третьего, и, решив прогуляться, вернулся во дворец другой дорогой, пройдя через городской сад, - вернее, через то, что осталось от сада в правление короля Теодора. Тем временем лысый, придя к университету к четырем часам дня, ждал Патрика на морозе до половины восьмого вечера. Когда в здании университета погасли огни и сторож запер дверь на висячий замок, лысый понял, что дальнейшее ожидание бесполезно. «Сегодня уж точно Патрик не приходил сюда», - подумал лысый, возвращаясь во дворец. Первым, кого лакей увидел во дворце, был Патрик, только что вернувшийся из сада, где он прикрепил к дереву кормушку для птиц. - З-з-здравствуйте, ваша милость, были ли вы сегодня в университете? – спросил, стуча зубами, промерзший до костей лысый. Патрик, как и следовало ожидать, ответил ему презрительным взглядом. После этого случая лысый слег с высокой температурой на две недели, и канцлер отменил слежку за воспитанником королевы,- все равно, три месяца наблюдений не дали результатов, - Патрик всегда выходил из университета один, и сразу же шел домой, лишь изредка заходя в канцелярскую лавку за бумагой, перьями и чернилами. - Будешь теперь следить за ним раз в месяц, по моему особому распоряжению, - сказал канцлер лакею. – Похоже, королева была права, - друзей у Патрика нет, и значит, нам нечего опасаться. В первое учебное полугодие Патрик, не обретя друзей, был совсем одинок. Студенты, считавшие Патрика членом королевской семьи, боялись юноши, и держались от него в стороне. При нем никто никогда не отважился нелестно отозваться о короле и крепко обругать канцлера, ибо все были уверенны, что все услышанное Патрик в этот же вечер передаст его величеству и графу Давиль на листе бумаги. Впрочем, открытой неприязни к юноше никто не выказывал, боясь его обидеть. Патрик не знал, что в первую неделю учебы, утром перед началом занятий ректор зашел в аудиторию, где уже собралась половина курса, на котором учился Патрик. Самого Патрика там еще не было. - Послушайте меня внимательно, - обратился к студентам профессор. – Вместе с вами учится немой Патрик. Несмотря на свое низкое происхождение, он является воспитанником королевы. Слышите? Сообщаю это тем, кто еще не знает. Надеюсь, у вас хватит ума и тактичности, чтобы не обидеть его. В противном случае, последствия будут весьма печальными – вам не избежать гнева ее величества, а возможно, и самого короля! Вам понятно? – ректор сделал паузу. – Это все, что я хотел сказать вам сегодня, - после этих слов профессор покинул аудиторию. - Он что, дураками нас считает? – спросил однокурсников Оноре, – смелый молодой человек, ставший впоследствии лидером курса. – Мы держимся в стороне от немого с самого начала! Оноре был сыном графа Огюста, готовившего восстание против короля, и отравленного в подземелье дворца пять лет назад. Вместе с ним в университет поступили и его друзья, - Луи и Поль, - сыновья друзей Огюста – барона Дени и графа Мишеля. Крепкая дружба отцов словно была передана по наследству их сыновьям. Оноре, Поль и Луи не помнили дня, когда они познакомились,- это было в раннем детстве. Дени, Огюст и Мишель женились в один год, и женитьбы не помешали их дружбе, - напротив, вскоре дружить стали три молодые семьи. После гибели мужей Камилла Диана и Сюзанна продолжали дружеские отношения. Овдовевшая раньше всех Камилла помогала Огюсту и Мишелю организовывать новую попытку переворота. К счастью, канцлер не заподозрил вдову в причастности к заговору, - он считал ее слишком глупой для политических дел, - равно как и всех женщин, исключая свою супругу. После провала переворота Камилла укрыла у себя в поместье Аделу, которая была объявлена в розыск. Но через два года полиция перестала искать бывшую няню принца, и Адела, теперь носившая имя Софи, вернулась в столицу вместе с Камиллой, которая решила, что ее сын должен привыкать к городской жизни и получать начальное образование в пансионе для детей из благородных семейств, в котором учились его друзья Оноре и Поль. Камилла не настаивала, чтобы Адела возвращалась в Клервилль, подвергая свою жизнь опасности, но Адела не хотела жить в одиночестве в поместье своей благодетельницы. - Я буду следовать за вами, куда бы вы ни пошли, госпожа баронесса, - торжественно поклялась Адела. - Но, оказавшись в столице, вы подвергаете вашу жизнь опасности, - возразила Камилла. - Я думаю, что про то дело уже давно забыли, сейчас арестовывают лишь тех, кто сегодня вызвал гнев канцлера. Я слышала, что преступников, давно объявленных в розыск, совсем не ищут. К тому же, меня сейчас трудно узнать, - слишком сильно я постарела после смерти мужа. В розыске Адела-Луиза, а меня теперь зовут Софи. Я не буду появляться в людных местах, занимаясь лишь домашними делами. Ну а в ваш дом, баронесса, доносчики не вхожи. Забегая вперед, скажем, что Адела была права – канцлер забыл о ее существовании. У него всегда было слишком много государственных дел, чтобы помнить о бывшей няне Патрика, и последние три года Адела вместе с детьми спокойно жила в столице в доме Камиллы, не опасаясь ареста. Этим летом Луи, Оноре, и Поль успешно сдали экзамены, поступив в Первый университет, - самое престижное учебное заведение, где учились молодые дворяне. Но если Оноре и Поль поступили учиться под своими фамилиями, то Луи предъявил ректору поддельные документы, где вместо фамилии, унаследованной им от отца, была указана девичья фамилия его матери, - Камилла боялась, что в университет не примут сына заговорщика. Оноре и Полю было намного проще – второй заговор, который организовали их отцы, не получил широкой огласки, Огюст и Мишель были отравлены, потому что их вина осталась недоказанной. Но барон Дени публично выразил открытый протест против коронации полковника Теодора, и возглавил памятное всем восстание. До сих пор барона называли «главой мятежников», а его сыну были закрыты многие двери. Подделки документов приемная комиссия не заметила, и Луи без труда поступил учиться вместе со своими друзьями в лучший университет Абидонии. Будь течение абидонской истории иным, – избежал бы гибели король Анри и его супруга, то Луи, Оноре и Поль уже давно были бы представлены ко двору и стали друзьями принца Патрика. Но роковые выстрелы в Кабаньем логе, унесшие жизнь короля, поломали судьбы молодых дворян, и те, кто могли стать придворными в свите принца, были теперь всего лишь сыновьями заговорщиков. Тем не менее, судьба предназначила им стать друзьями принца, и даже трагическая гибель короля Анри не смогла отменить ее решения. Оноре, Луи и Поль стали друзьями Патрика, к которому они в первое время испытывали лишь неприязнь. Преподаватель, руководивший курсом, рассадил студентов по своему усмотрению. В результате Луи оказался соседом Патрика. В первое время молодой человек лишь вежливо здоровался с воспитанником королевы, и благодарил судьбу за то, что немой Патрик не сможет заговорить с ним. Но через две недели, присмотревшись к соседу, Луи не смог не заметить доброжелательности Патрика. На его сдержанные приветствия воспитанник королевы отвечал такой искренней и доброй улыбкой, что Луи невольно проникся симпатией к Патрику. Однажды, когда Луи долго мучился с тупым пером, Патрик протянул ему перочинный нож, а в другой раз дал переписать конспект лекции, которую Луи пропустил вместе с друзьями, - несколько дней назад молодые люди, катаясь в лодке по озеру, умудрились перевернуться, а так как стоял уже конец сентября, неудивительно, что они простудились, и несколько дней не посещали университет. - Луи, зайди сегодня ко мне, перепишешь пропущенную лекцию по истории, - нам с Полем дал переписать ее Антуан, во время той лекции, когда профессора срочно вызвал к себе ректор, - сказал Оноре, возвращаясь в тот день из университета. - Благодарю, но мне все лекции дал переписать Патрик, - ответил Луи. - И ты не отказался? – возмутился Оноре. - Нет. А зачем отказываться? Покажи лучше то, что ты переписал у Антуана. - Вот, - Оноре протянул конспект Луи. - И это все? Ты считаешь, что лекция может быть столь коротка? Да этот Антуан всегда ушами хлопает, а не конспектирует. - Согласен, маловато. Но если ты столь привередлив, можно переписать и у Рауля, - не обязательно с Патриком связываться. Зачем ты у него конспект попросил? - Я ничего напросил, он сам дал мне переписать. - Надо же, какой он добренький! – съязвил Оноре. - По-твоему, я не должен был принимать от него помощь? - Как ты не понимаешь, - вмешался молчавший до сих пор Поль, - он, наверное, хочет войти к тебе в доверие. - Да зачем это ему? – удивился Луи. - Чтоб подружиться с тобой, узнать твои мысли о короле, да и о канцлере тоже, - донести им, и упрятать тебя в подземелье! – ответил Поль. - Да ладно… Не может этого быть… - Как ты не понимаешь, что Патрик послан сюда, чтобы доносить на всех нас, если услышит наши нелицеприятные высказывания о королевской семье! – возмутился Оноре. - Возможно, ты прав, но мне Патрик показался неплохим человеком, - сказал Луи, - и я не мог думать о нем столь дурно, как ты. - Давно хотел сказать тебе, Луи, - ты очень наивный, а Патрик – хитрый, как и все немые. Если ты начнешь с ним дружить, то твои дела будут плохи. - Послушай, Оноре, что ты такой шум поднимаешь из-за того, что я всего лишь переписал конспекты у Патрика? Это еще не означает, что я стал его другом до гроба. - Ну-ка, покажи мне конспект, - сказал Поль. – Ого, ничего себе! Антуану так не записать! Луи, дай мне переписать, а то, если выучу урок по конспекту Антуана, мне несдобровать! - И этот туда же! – воскликнул Оноре. - Да ты посмотри, как подробно Патрик все законспектировал! - И смотреть не хочу! И переписывать не буду, - лучше умру, чем принять помощь от этого! – разозлился Оноре. Но на следующий день Оноре пришлось пожалеть о своем решении, - молодой человек не смог ответить на вопрос профессора по пройденной теме, - оказалось, что конспектируя лекцию, нерасторопный Антуан упустил самое важное. - Ну, что, упрямец, говорил тебе, что надо было переписать конспект у Патрика! – упрекнул друга Поль. - Я же сказал, что никакой помощи не приму от немого! – упрямо повторил Оноре. Так продолжалось всю первую половину учебного года. Оноре старался не замечать Патрика, Поль изредка здоровался с ним, как с малознакомым человеком, Луи иногда выказывал знаки дружеского расположения. - Я тебя предупреждаю, Луи, ты рано или поздно пожалеешь о своем общении с этим немым! – не раз говорил другу Оноре. - О чем мне жалеть? Я не дружу с ним, и ни о чем ему не рассказываю, просто я не могу же его игнорировать, так как ты, тем более что я рядом сижу рядом с ним! – оправдывался Луи. Закончилось первое полугодие, наступили короткие рождественские каникулы, а в начале января должно было состояться событие, которого студенты ожидали с нетерпением. Восьмого января в Абидонии отмечался День Поэзии. Двести лет назад в этот день родился известный абидонский поэт, - классик абидонской литературы. Его день рождения абидонцы отмечали последние сто лет – в литературных кружках устраивались вечера, посвященные его творчеству, на которых читались его лучшие стихи, а в театрах ставились спектакли по сюжетам его поэм. Даже бродячие артисты играли в эти дни спектакли, в которых звучали с детства знакомые всем абидонцам стихи великого поэта. У студентов была традиция в этот день собираться в кабачках за бутылкой вина, и всей компанией сочинять лирические стихи, - так же, как поэт в годы юности делал это вместе с друзьями, ставшими тоже литераторами, хотя и менее известными. Но в годы правления короля Теодора согласно указу канцлера, День Поэзии официально перестал отмечаться. Малые театры закрылись, бродячим артистам почти запретили выступать, на деятельность литературных кружков был наложен строгий запрет, и образованнейшие из дворян устраивали вечера поэзии дома, в узком кругу друзей, опасаясь, что и за это скоро будут арестовывать. И лишь бунтари-студенты по-прежнему ничего не боялись, сохраняя свою традицию. Правда, время внесло свои коррективы – теперь вместо лирических стихов сочинялись сатирические, высмеивающие короля и канцлера с его безумными законами. Последние три года волна студенческого возмущения достигла такой силы, что докатилась до королевского дворца. Год назад шпионы канцлера доставили ему обрывки черновиков, подобранных в одной из таверн. Несмотря на то, что стихи были сложены весьма неумело, канцлер в них был высмеян достаточно остроумно. Негодованию графа Давиль не было предела: - На следующий год эти мерзавцы ответят мне за свои литературные занятия! Вечером шестого января Патрик шел в библиотеку по плохо освещенному коридору. По приказу канцлера, в целях экономии свечей в длинных коридорах королевского дворца зимними вечерами зажигалось всего по одной свече на семь метров длины коридора. В промежутках между свечами, установленными в настенные подсвечники, стояла непроглядная тьма. Патрик медленно шел, опасаясь наткнуться на что-либо, не заметное в темноте. Внезапно дверь кабинета канцлера, расположенного в другом конце коридора отворилась, и оттуда вышел посыльный. - Постойте! – донесся голос канцлера из-за приоткрытой двери. - Если начальника полиции уже не будет в этот час на службе, приказ доставите ему на дом! – распорядился канцлер. Патрик подождал, пока курьер вышел из коридора, но когда юноша собрался идти дальше, дверь кабинета снова отворилась, и канцлер вышел оттуда в сопровождении Оттилии. - Я надеюсь, что после облавы студенты больше не будут праздновать День Поэзии! - Прикажешь ли ты казнить хоть нескольких кабацких стихотворцев? – спросила его Оттилия. - Разумеется! Это надо сделать для устрашения других! Узнают, как очернять дрянными стихами меня и короля! - А вдруг в тюрьме не хватит места для всех стихоплетов? – обеспокоилась Оттилия. - Ну, всех студентов арестовывать и не станут, я велел задерживать только за сатирические стихи, а не за глупую любовную лирику, которой не стоит придавать значения, - ответил канцлер. Патрик в ужасе замер в темном углу, догадавшись, что замыслил канцлер. К счастью юноши, канцлер и Оттилия не заметив его, пошли в противоположный конец коридора, направляясь в столовую, где в этот час к ужину собиралась вся королевская семья. «Надо предупредить студентов, - подумал Патрик, - вот только удастся ли это? Все относятся ко мне с таким недоверием…». Утром седьмого января, перед началом занятий Патрик подошел к Оноре и протянул ему записку: «Сударь, я советую вам завтра не праздновать день Поэзии, и не собираться в кабачках, сочиняя стихи, высмеивающие короля – на студентов готовится облава, и арестованные будут казнены. Прошу вас, передайте это тем вашим знакомым, которые учатся в других университетах». Прочитав записку, Оноре надменно взглянул на Патрика: - Почему вы решили, что мы станем собираться в кабаках, оскорбляя его величество и канцлера? Мы все – верные слуги короля, и не можем поступать подобным образом! Ваши подозрения, господин Патрик, просто оскорбительны! Патрик с обиженным видом отошел от недоброжелательного Оноре. «По крайней мере, я сделал все, что мог», - подумал юноша. Последней лекцией в этот день была лекция по истории, – которую читал сам ректор – профессор Моррис был известнейшим историком своего века. На этот раз профессор был чем-то обеспокоен. Войдя в аудиторию, он отыскал взглядом Луи. - Подойдите ко мне, Луи, - подозвал он молодого человека. – Сегодня мне стало известно, что вы поступили в университет под фамилией вашей матери. Почему вы скрыли вашу собственную фамилию, унаследованную вами от отца? Можете не отвечать, я и так все понимаю. Но наш университет является самым престижным университетом страны, и его репутация может пострадать от того, что здесь учится сын заговорщика, восставшего против короля. Луи побледнел, как смерть. - Поймите, я ничего не имею против вас, вы мне очень симпатичны как прилежный ученик, но репутация университета тоже очень дорога мне. Я вам сочувствую, - ваш отец, барон Дени, восстав против его величества, сгубил не только собственную жизнь, но и разрушил ваше будущее. Но вы не беспокойтесь, Луи, вы не останетесь необразованным, - я поговорю с преподавателями других университетов, пусть менее престижных, но все же дающих неплохое образование, - и вас переведут учиться в другое учебное заведение. Мне искренне жаль, что я вынужден исключить вас отсюда. - Благодарю вас, господин профессор… - еле слышно произнес Луи, и опрометью выбежал из аудитории. По рядам студентов пронесся ропот. - Я повторяю, господа студенты, я сожалею, что вынужден исключить Луи, – повторил профессор. – Но молодой человек мог бы избежать этой неприятной ситуации, если бы не подделал документы. Разумеется, его бы не приняли сюда, но вместе с тем его не пришлось бы исключать на глазах у всех после полугодия прилежной учебы. Итак, начнем занятия… Едва дождавшись окончания лекции, Патрик, вопреки привычке задерживаться в университетской библиотеке, почти бегом вернулся во дворец. Войдя в свою комнату, он поспешно написал прошение, которое сразу же передал королеве. Увидев взволнованного Патрика, с поклоном передавшего ей лист бумаги, королева поняла, что случилось что-то из ряда вон выходящее, и поспешно стала читать: «Ваше величество, я прошу у вас помощи для моего однокурсника. Сегодня ректор узнал, что Луи, который сидит рядом со мной, приходится сыном барону Дени, открыто выступавшего против коронации вашего супруга. Я мало знаю о бароне Дени, но думаю, что его сын не должен отвечать за проступки отца. К сожалению, профессор Морис считает иначе, и хочет исключить Луи из университета. Будьте милостивы, ваше величество, одно ваше слово может изменить решение профессора. Прошу вас, вступитесь за Луи, - исключение из первого университета и перевод в другой – это позор для дворянина столь знатного рода». Прочитав записку, королева ненадолго задумалась. - Я хорошо помню барона Дени, - сказала она наконец. – Это был благороднейший дворянин, верный слуга покойного короля. Я не могу держать на него зла за то, что он выступал против Теодора. Ты удивлен, Патрик? Да, это именно так. Но объяснить подробнее я не имею права. Помоги мне ответить профессору Морису, - я сделаю все для того, чтобы Луи остался в университете. Патрик благодарно улыбнулся королеве и с признательностью поцеловал ей руку. Флора написала черновик, а Патрик проверил и исправил ошибки, - королева не отличалась хорошим знанием грамматики. Наконец ее величество переписала письмо набело, и запечатала в конверт, скрепив его королевской печатью. - Возьми, Патрик, завтра передашь профессору. Тем временем Оноре и Поль поспешили к убитому горем Луи. Молодой человек лежал на кровати, уткнувшись лицом в подушку. - Только, прошу вас, не утешайте меня! – воскликнул он, увидав друзей, вошедших в его комнату. - Луи, мы и не можем этого сделать, - грустно ответил Поль. - Мы просто не знаем, что сказать, я не ожидал, что профессор столь глуп, - произнес Оноре. - Он хотя бы поможет мне перевестись в другое учебное заведение. Интересно, куда? Может в ветеринарную школу? Выучусь тогда на коновала, - язвительно сказал Луи. – Не думаю, что мне разрешат учиться во втором или даже третьем университете. Остается еще духовная академия, и медицинский колледж, - но там учатся в основном дети простолюдинов. А я так мечтал получить гуманитарное образование, достойное дворянина! - Но откуда Моррис мог узнать, что ты сын барона Дени? – вдруг спросил Оноре. – Луи, попытайся вспомнить, не рассказывал ли ты немому про своего отца? - Нет… Я никому ничего не говорил… - Точно? - Ты думаешь, это Патрик донес ректору, что я сын бунтовщика? - Почти в этом уверен! - Нет. Ему я ничего не рассказывал, да и никому другому. Патрик здесь ни при чем, - твердо ответил Луи. - Может быть, он все же как-то узнал, чей ты сын. Он не знает, где ты живешь? - Нет. Я думаю, что во время каникул кто-то из преподавателей видел, как я вхожу в свой дом, где над воротами висит герб отца. Поэтому тот человек и догадался, кто я. Но я не думаю, что это был студент, - у половины наших однокурсников родители так или иначе замешаны в заговорах против короля. - Я тоже думаю, что тебя не мог выдать кто-либо из студентов, за исключением Патрика, - продолжал настаивать Оноре. - Ты ненавидишь его так, словно он сделал тебе что-то дурное, - сказал Луи. – По-моему, ты несправедливо обвиняешь его в доносительстве. - Мне он ничего не сделал, - ответил Оноре. – Но я не могу хорошо относиться к человеку, который почти что является членом презренной королевской семьи. Наши отцы отдали жизни, желая свергнуть узурпатора, – незаконного короля Теодора, - а ты готов дружить с приемышем королевы! Твой отец, мир его праху, - сейчас в гробу переворачивается! - Ты не прав, Оноре, - вмешался Поль, - возможно, Патрик совсем неплохой человек. Он же не виноват в том, что его взяла из сиротского приюта сама королева. - Но в таком случае он полностью предан королевской семье, и должен ненавидеть всех их врагов. Если ты подумаешь, то согласишься со мной. - Да, это верно, - ответил Поль. - А раз так, то для нас он опасен. Есть возражения? - Нет, но… он же предупредил нас утром, ну, насчет предполагаемой облавы! Стал бы он это делать, будь столь предан королю? – спросил Луи. - Чепуха! – возразил Оноре. – Он хочет нас немного напугать. А может быть, стремится хорошо выглядеть в наших глазах… Хотя, если подумать… Прости, Луи, но я поспешу домой, - надо написать письмо кузену и нескольким знакомым, - они учатся во втором и третьем университетах, и надо на всякий случай предупредить их. - И я тоже должен предупредить своих дальних родственников и их друзей, - сказал Поль. – Ты не сердись, Луи, но и я вынужден тебя оставить, - вдруг Патрик не солгал, и облава состоится? - Идите, и предупредите их немедленно, - это самое умное, что вы можете сделать сейчас, - ответил друзьям Луи. В это же вечер Оноре и Поль отправили к родным и знакомым посыльных с предупреждениями о грядущей облаве. На другой день перед занятиями Патрик постучал в дверь кабинета ректора. - Войдите! – ответил профессор Морис. Патрик вошел, почтительно поклонившись. - Патрик? Что привело вас ко мне? – спросил ректор. Юноша протянул профессору конверт. - Письмо ее величества? – удивился профессор. Внимательно прочитав, он ненадолго задумался, а затем со вздохом произнес: - Как добра и великодушна наша королева! Просит милости для сына бунтовщика, не желавшего восшествия на престол короля Теодора. Вы – родственник ей по духу, Патрик. Конечно, она вступилась за Луи по вашей просьбе. Вы просили за вашего однокурсника, несмотря на то, что он не друг вам, - к сожалению, у вас нет друзей. Я ведь знаю, что студенты относятся к вам настороженно. Что ж, можете быть свободны, Патрик, - Луи сегодня вернется в университет, - я сейчас же отправлю посыльного за ним. С благодарностью поклонившись, Патрик поспешил в аудиторию, где собралась большая часть его однокурсников. Студенты взволнованно обсуждали отчисление Луи из университета. Особенно были разгневаны Оноре и Поль. Сегодня Оноре уже сомневался, правильно ли он сделал, предупредив кузена о предполагаемой облаве. Ночью ему пришла в голову мысль, что Патрик просто не хочет, чтобы студенты оскорбляли короля, высмеивая его в стихах. К тому же Оноре подумал о том, что исключить могут и других студентов, чьи отцы были замешаны во втором заговоре, - таких в университете было немало. - Вот что я хочу сказать вам господа, - обратился он к студентам, - пора многим из нас готовиться к исключению. Отцы большинства здесь присутствующих были верными слугами короля Анри, и были преданы его наследнику – королю Патрику VII. Эти слова услышал Патрик, подошедший в этот миг к полуоткрытой двери аудитории. От неожиданности юноша замер на месте, не в силах войти в аудиторию. - И что из этого? – спросил непонятливый Антуан. - А то, что они вместе с бароном Дени вышли на площадь, протестуя против коронации Теодора, а те, кто выжил после подавления этого восстания, через несколько лет хотели свергнуть короля. Все они – бунтовщики, как и барон Дени. Если ректор захочет, он может исключить и тебя, и меня, и еще многих… - Да тише ты! – перебил его Поль. - Чего мне бояться, - немого здесь нет, а остальным я доверяю безгранично! Будь здесь Патрик, я не раскрыл бы рта в обществе этого доносчика! - Как так? – удивился Антуан. - Ты что, не понимаешь, что он подослан сюда королевской семьей, чтобы подслушивать, как мы ругаем короля с канцлером, и сразу же докладывать им? Услыхав это несправедливое обвинение, разгневанный Патрик быстро вошел в аудиторию, и долгим взглядом посмотрел на Оноре. Не смутившись, Оноре с вызовом взглянул на Патрика. В ответ Патрик подошел к доске, взял мел, и написал: «Я не заслуживаю этого оскорбления. Вам следовало бы подумать, прежде чем называть меня доносчиком». - Я всегда думаю, прежде чем сказать, - твердо ответил Оноре. – И в моих словах нет оскорбления. Я сказал правду, а правда не может быть оскорблением! Патрик смертельно побледнел. Взяв мел, он хотел было написать фразу «В ваших словах нет правды», - но в этот миг в аудиторию вошел профессор Морис. Его приход предотвратил начавшийся конфликт. Прочитав надпись на доске, профессор внимательно посмотрел на юношу: - В чем дело, Патрик? – спросил он. – Кто посмел оскорбить вас? После этого вопроса побледнел уже Оноре. Молодой человек решил, что для него все кончено. Но взглянув на доску, Оноре увидел на ней ответ Патрика: «Меня никто не оскорблял, - я неверно выразился». - Патрик, не скрывайте от меня, я же вижу, что здесь только что была ссора! - сказал профессор. «Ссоры не было, всего лишь небольшая размолвка, которая не стоит вашего внимания. Я сам виноват в том, что за полгода не заслужил доверия окружающих», - ответил Патрик. - Вот как? Да, я вижу, мне никогда не узнать, что произошло здесь в мое отсутствие, - сказал ректор. – Садитесь на ваше место, Патрик. Вы благороднейший человек, и я сожалею, что многие из здесь присутствующих этого не понимают. Ну, что ж, господа, начнем занятия… В прошлый раз мы остановились на царствовании Карла Придурковатого. Сегодня я расскажу вам, почему убийство Карла Придурковатого Людовиком Бешеным фактически спасло Абидонию. Слова профессора Оноре слышал сквозь шум в ушах. Машинально конспектируя лекцию, молодой человек не понимал, что он пишет. Оноре чувствовал, как у него горит лицо от стыда, - юноша не предполагал, что Патрик скроет их ссору от ректора. Немного успокоившись, Оноре украдкой взглянул на Патрика. Он увидел, что Патрик тоже с трудом заставляет себя сосредоточиться на лекции, - казалось, что воспитанник королевы еле сдерживает слезы. Патрик выглядел уставшим, расстроенным и беззащитным. «Зачем я так, - подумал Оноре, - быть может, он ни в чем не виноват. Все мои подозрения не подтверждены доказательствами». Патрик в это время с горечью думал, что ему придется оставить университет, - выносить оскорбления однокурсников у юноши не было сил. «За что мне это, - думал Патрик, - во дворце канцлер ругает меня за проступки, существующие лишь в его воображении, и здесь меня возненавидели, решив, что я послан сюда шпионить. Я чувствую, что у меня нет больше сил нести мой крест». По окончании двухчасовой лекции дежурный сторож ударил в большой колокол. Желая попросить прощения у Патрика, Оноре нерешительно встал, не зная, что сказать. Но в этот миг в аудиторию вошел Луи. - Вы меня вызывали, господин профессор? – спросил он. - Да, Луи, я вас вызвал для того, чтобы сообщить вам, что вы оставлены в университете. Не благодарите меня, - вам надо выразить благодарность ее величеству королеве, - я оставляю вас в университете по ее просьбе. Ошеломленный Луи, ничего не понимая, растерянно смотрел на профессора. - Вас удивляет, что королева вступилась за вас, хотя до вчерашнего дня и не знала о вашем существовании? – спросил ректор. – А вот за это вам надо благодарить Патрика. Королева заступилась за вас только по его просьбе. Услышав это, Оноре сел, схватившись руками за голову – сын графа Огюста почувствовал себя наглецом, оскорбившим благородного человека. Луи медленно обернулся и взглянул на Патрика так, будто видел его впервые. Со слезами на глазах Луи медленно подошел к воспитаннику королевы. - Отныне я всей душой предан вам, Патрик, - сказал он. – Можете теперь считать меня другом, если вам будет угодно. Я не знаю, смогу ли в полной мере отблагодарить вас не на словах, а на деле, но с этого дня я ваш должник на всю жизнь. Патрик растроганно взглянул на Луи, и молодые люди крепко обнялись. Тем временем Оноре и Поль подошли к Патрику. - Патрик, простите, я оскорбил вас не имеющими основания низкими подозрениями, - произнес Оноре прерывающимся голосом. – Вы благороднейший человек, и вы правы в том, что я должен был подумать, прежде чем возводить на вас столь гнусные обвинения. Ради всего святого, если сможете, простите меня! – повторил он. Патрик выслушал Оноре, обернувшись к нему, но опустив глаза, - юноша боялся расплакаться. - Патрик, - сказал Поль, - я тоже виноват перед вами, ибо был согласен с моим другом, хотя и не оскорблял вас вслух. - Что вы оба ему сказали? – набросился на друзей Луи. - Не мы, а я, - ответил Оноре. - Тебе впору рот заклеить! – воскликнул Луи. – Патрик, я знаю, что Оноре всегда был несправедлив к вам, но у него много причин опасаться недоброжелателей, и теперь он во всех видит врагов. Просите его, пожалуйста. - Дайте руку, Патрик, если, конечно, простили меня, - сказал Оноре. – Если вы хоть на миг коснетесь моей ладони, я буду знать, что прощен. Патрик медленно протянул руку Оноре, по-прежнему не глядя на него. Луи и Поль, не сговариваясь, положили свои руки на руки Патрика и Оноре. В этот миг Патрик взглянул в глаза Оноре и дружелюбно улыбнулся. - Как вы великодушны! – со вздохом облегчения сказал Оноре. Я резко разговаривал с вами вчера, когда вы предупредили меня, о готовящихся арестах студентов во время нынешнего праздника, но это не значит, что я вам не поверил, - напротив, я поспешил предупредить знакомых и родственников. Только боюсь, что предупреждение было напрасным, - все хотят традицию, говоря, что не мы ее создали, и не нам ее отменять. Патрик взялся за перо и бумагу: «А как решили поступить вы?» - спросил он. - Мы тоже не хотим прерывать эту славную традицию, - ответил Оноре. «Тогда я пойду с вами, - если конечно, вы не против» - написал Патрик. - Ну, разумеется, вы пойдете с нами! – воскликнул Оноре. После окончания занятий студенты собрались в небольшом кабачке «Камелия». Оноре, Поль, Антуан, Рауль, и еще четверо молодых людей сели за большой квадратный стол в центре зала. Патрик и Луи сели отдельно за узкий столик у самого окна, объяснив друзьям, что присоединятся к ним позже. Луи решил переписать у Патрика конспекты пропущенных сегодня лекций. Патрик с волнением смотрел в окно, догадываясь, что рано или поздно сюда придет полиция, и арестует его товарищей. «Что мне тогда делать, как помочь им?» - спрашивал себя юноша. Наконец, Патрик нашел единственный выход из положения: взяв лист бумаги, он написал на нем стихотворение, сочиненное им несколько дней назад, причем каждую строчку он постарался вывести разным почерком. «Только это может помочь в случае облавы» - думал он. Между тем остальные трудились над уморительным стихотворным памфлетом, по очереди сочиняя строки четверостиший. На троне сидит пустая башка, Корона на ней как на тыкву одета. Дуреет страна от короля-дурака За что наказанье нам это? - Стойте! – воскликнул Поль. – Надо по-другому! Смотрите, что у меня вышло! Две последние строки должны быть такими: Подлец за спиной короля-дурака Страной управляет на деле! - Не подходит рифма! – возразил Оноре. - Ну, а ты придумай другую! Я сочинил две строки, а ты замени одно слово! Слабо, да? - А я считаю, что рифма подходит, - возразил Рауль. - Так давайте пока оставим как есть, и будем сочинять дальше, - предложил Оноре. Он хочет скорей уничтожить народ, Считая, в пустой стране легче править. Но все же подлец никак не поймет, - а что дальше, ребята? – озадаченно спросил Оноре. – Я хотел написать фразу «Что страну он пустой оставит», но это не подходит, ведь уже есть слова - «в пустой стране легче править». - А если так, - предложил Поль – Нельзя без подданных править! – Или: Что некем ему будет править! - Вот! Последняя строка лучше! – одобрил Оноре. Патрик улыбнулся, отметив у Поля лучшие способности к стихосложению, нежели у остальных его друзей. Но в этот миг юноша через приоткрытое окно увидел полицейских, идущих к кабачку. Через минуту они уже были на пороге «Камелии». Патрик встал и подошел к студентам, жестом велев им молчать, быстро взял со стола листок с памфлетом и спрятал его в рукав. На место памфлета юноша положил листок со своим стихотворением. Вернуться на свое место Патрик не успел, и, сохраняя внешнее спокойствие, сел за общий стол в тот момент, когда вошла полиция. - Так, господа студенты, отмечать День Поэзии изволите? – спросил лейтенант полиции. – Согласно приказу канцлера, мы вынуждены проверить результаты вашего совместного творчества. Что вы написали? Так, прочтем, - очень любопытно, - с легким злорадством сказал полицейский, заранее предвкушая возможный арест студентов. По земле броди, где хочешь, Хочешь, к звездам улетай, Лишь прошу, ни днем, ни ночью Ты меня не покидай… То, что ты – мое дыханье, Никогда не забывай. - Не понял, что за чушь? – прервал чтение полицейский. – Посмотрим, что там дальше… И ночью звездной, и при свете дня, Не покидай, не покидай меня. Пусть все исчезнет, Пусть уйдут друзья, Не покидай, мне без тебя нельзя… - И это у вас все? – спросил он студентов. - А что же вам еще надо? – ответил вопросом на вопрос Оноре. – Мы, как это принято, сочиняли лирику… - Тьфу, молокососы! Никого сегодня арестовать не удалось! Из-за вас канцлер теперь разгневается на мое начальство, а начальство сорвет зло на мне, лишив жалования за месяц, - рявкнул, в сердцах, офицер полиции. – Празднуйте свой праздник, подавитесь им на здоровье! – Пойдем, ребята, - обратился он к своим подчиненным, - может быть, в «Трех гвоздях» нам повезет! - Что-то настроение пропало здесь сидеть, - сказал Оноре. – Врываются, как черти, и вмешиваются в творческий процесс. Господа, пойдемте отсюда! - Ребята, идем ко мне, – здесь близко, - предложил Луи. – Патрик, сегодня вы должны обязательно стать моим гостем, - я вам многим обязан! Когда все вышли на улицу, Оноре негромко сказал: - Патрик, вам обязан не только Луи, но и все мы. Вы спасли наши никчемные жизни, - но стоило ли спасать дураков, не поверивших вашему предупреждению? Отныне можете считать меня вашим другом, так же как и Луи. - Считайте другом и меня, - подхватил Поль. Патрик протянул ему спрятанный ранее листок с памфлетом, автором большей части которого был Поль. - А, бросьте вы это! Те стихи, которыми вы так вовремя подменили эту чушь, намного лучше. Они вышли из-под вашего пера? Патрик кивнул в ответ. Студенты неожиданно остановились, гладя во все глаза на юношу. - Боже мой, - Патрик, ведь вы – настоящий поэт! – воскликнул Луи. - Да, здорово мы опозорились, сочиняя ерунду в вашем присутствии, - сказал Оноре. Патрик отрицательно покачал головой в ответ на его слова. - Вы не считаете наш неудачный опыт ерундой? – спросил Луи. – Скоро мы придем ко мне, и тогда сможем нормально поговорить. Видите, вон там, на углу особняк? Там я родился, и провел лучшие годы детства, когда был жив мой отец. Когда студенты веселой толпой вошли в дом, их встретила удивленная Камилла, предполагавшая, что ее сын вернется домой огорченным исключением из университета. - Матушка, позвольте вам представить моего друга Патрика, воспитанника ее величества. Я вам и раньше много о нем рассказывал. Это благодаря ему я оставлен в университете, - Патрик попросил саму королеву заступиться за меня, и ректор, по просьбе ее величества, разрешил мне учиться дальше. Патрик вежливо поклонился хозяйке дома. - Добро пожаловать, господин Патрик, благодарю вас за помощь моему сыну. Я от души рада, что Луи нашел в вас друга, - растроганно произнесла Камилла. Молодые люди устроились в малой гостиной за столом. Луи приказал слуге принести чернила и бумагу, - для того, чтобы Патрик мог общаться с друзьями. Сам Луи читал друзьям ответы юноши. «Прежде всего, Луи, не забудьте выразить благодарность ее величеству, - можете написать благодарственное письмо прямо сейчас, я вечером отнесу его королеве» - О, да, конечно, я сделаю это немедленно! – воскликнул Луи, - а ты, Оноре, пока читай ответы Патрика! «Вам, Поль, я хочу сказать, - не считайте ваши стихи плохими, - у вас есть дар. Если стихотворение немного подправить, получится неплохо», - ты все понял, Поль? Немедленно исправляй стихи! – рассмеялся Оноре. Тем временем Камилла, войдя в свою спальню, достала из шкатулки миниатюрный портрет короля Анри II с женой и сыном, подаренный в знак дружбы барону Дени покойной королевой Эммой, некогда бывшей возлюбленной барона. Камилла внимательно рассматривала изображение, сделанное за несколько месяцев до гибели королевской четы. Женщина вглядывалась в лицо четырехлетнего принца Патрика, затем она вышла из комнаты, и встала у полуоткрытых дверей гостиной. Спрятавшись за шторой, наполовину скрывавшей вход, Камилла внимательно смотрела на Патрика, время от времени переводя взгляд на портрет королевской семьи, и спрашивая себя, не мог ли ребенок, изображенный на миниатюре, спустя одиннадцать лет превратиться в того юношу, который сидел сейчас в гостиной. «Это вполне вероятно, - думала Камилла, - тот же цвет волос, такие же синие глаза, точно такая же родинка на щеке, - не слишком ли много сходства? Дени был уверен, что наследник престола не сошел с ума… Адела говорила, что принц потерял голос, но остался в здравом рассудке. Принца звали Патрик, как и этого юношу, который, к тому же, немой. Пресвятая Дева, неужели мы принимаем в нашем доме законного наследника престола?!». Постаравшись успокоиться, Камилла еще некоторое время наблюдала за юношей. «Может, я принимаю мечту за действительность, и у этого молодого человека нет ничего общего с принцем, но одно я могу сказать точно, - он не опасен для нашей семьи. Вон наш недоверчивый пес уселся у его ног, а пугливая кошка забралась к нему на колени, - животные прекрасно разбираются в людях, и обмануть их невозможно». Камилла отошла от двери, и приказала служанке позвать Софи. Вскоре Софи-Адела явилась к госпоже. - Софи, я прошу вас, вызовите в памяти образ принца Патрика. Этот портрет поможет вам. - Я считаю, что портрет сделан плохо, - ответила Адела, - Патрик стоит у меня перед глазами как будто мы расстались еще вчера. Я слишком хорошо его помню, - изображение на портрете не передает и сотой доли обаяния принца. - В таком случае, подойдите к двери гостиной, и взгляните на белокурого юношу, который пришел сегодня, приглашенный моим сыном. Всех остальных вы хорошо знаете. Я хочу узнать ваше мнение, мог ли он в детстве быть похожим на принца. Кстати, это – воспитанник королевы, его зовут Патрик, и он немой. Вам это о чем-либо говорит? Не ответив, Адела бросилась к двери. Взглянув на юношу, она закрыла рот рукой, что бы сдержать крик. - Это он! Господи, это его высочество! - Вы уверены? – спросила Камилла. - Конечно! Неужели вы не видите сходства? А его улыбка, - только принц мог так улыбаться, а его взгляд, - он остался таким, как и в детстве! Прошу вас, уйдем отсюда, - я боюсь, что не выдержу, и откроюсь ему, – но это подвергнет его высочество большой опасности! Если все узнают, кто Патрик на самом деле, они не смогут держать язык за зубами, новость облетит всю столицу, и тогда мерзавец канцлер убьет или отравит принца! Не будем подвергать опасности жизнь его высочества. Прошу вас, не говорите Луи, кем, в самом деле, является Патрик! - Разумеется, я не скажу, - как вы можете допустить, что я поступлю иначе, - ответила Камилла, уводя из коридора плачущую от счастья Аделу. - Святая Дева, как я рада, что его высочество жив! Какое счастье увидеть его спустя одиннадцать лет! – повторяла Адела. Тем временем Луи, написав благодарственное письмо королеве, вручил его Патрику. - Вот, передайте ее величеству. А у меня есть к вам просьба: Патрик, пожалуйста, расскажите нам о себе! Патрик ненадолго задумался, не зная, как начать рассказ. Лгать он не хотел, а рассказать всю правду не мог. Наконец Патрик взялся за перо, решив коротко и стараясь избежать подробных расспросов, рассказать о своей жизни. «Мне вам почти не о чем рассказывать. Родители мои погибли от рук разбойников, когда мне было всего четыре года, и в тот страшный день я потерял голос. Трудно представить, какая судьба могла меня ожидать, если бы не доброта ее величества. Вопреки протестам канцлера и своей сестры, королева решила воспитывать меня как дворянина. В королевской семье не одобрили поступок ее величества, и канцлер, который, как вы и сами знаете, правит страной вместо короля, не раз угрожал выгнать меня из замка. Мне не за что благодарить короля и канцлера, напротив, у меня много причин, чтобы ненавидеть их. Оноре, вы считали меня шпионом, потому что предполагали, что все в королевской семье любят меня? Вы очень сильно ошиблись! Но больше мне рассказать вам нечего, моя история слишком коротка». - Патрик, а как получилось, что королева взяла вас в замок? – неожиданно спросил Оноре. Отвечая, Патрик решил не раскрывать причин благородного поступка королевы, сделав вид, что не совсем понял вопрос: «Я не очень хорошо помню, как это произошло, - первые дни после гибели родителей я был болен. Однажды камеристка королевы привела меня в летний замок, где в это время жила ее величество. Добрая королева пожалела меня, и, уезжая в столицу, забрала с собой». - Но все-таки, почему она сделала это? Может быть, потому, что у нее нет сына? – допытывался Оноре. «Ее величество объясняет свой поступок тем, что я напоминаю ей о племяннике, - принце Патрике». Написав эти слова, Патрик испугался, осознав, что не стоило заводить речь о принце. Но было уже поздно… - А что случилось с его высочеством? Вы знаете о нем что-нибудь? – спросил Луи. – Ходят слухи, что принц вовсе не сошел с ума, - эту ложь выдумал канцлер… Патрик долгим взглядом посмотрел на Луи, не зная, что ответить. Наконец он снова взялся за перо: «Вы абсолютно правы, - принц находится в здравом рассудке, но больше ничего я не могу вам сообщить. Во дворце даже не принято говорить о нем». Прочитав это, студенты решили, что Патрик и в самом деле мало знает о принце. «Теперь я, в свою очередь, прошу вас рассказать о себе. Я знаю, что ваши отцы верно служили покойному королю и выступили против короля Теодора. Что заставило их так поступить?», - спросил Патрик у своих друзей. - Раз вы ненавидите канцлера, то мы расскажем вам обо всем, - ответил Оноре. – Пожалуй, я начну рассказ, а остальные затем продолжат. Все связано с принцем Абидонским. После гибели короля Анри и его супруги, канцлер объявил, что его высочество сошел с ума, но наши отцы не поверили словам этого мерзавца. Да вы и сами знаете, что граф Давиль солгал. Отец Луи, – барон Дени, собрав множество дворян, возглавил восстание, и открыто выразил протест против незаконной коронации полковника де Галопьер. - Позволь, я сам расскажу про своего отца, - вмешался Луи. – Отец потребовал, чтобы его высочество осмотрели профессора медицины, которых он привел во дворец, но канцлер не позволил этого сделать. Через день мой отец собрал преданных его высочеству дворян на королевской площади, и потребовал немедленной коронации принца. Тогда канцлер застрелил отца у всех на глазах, а затем велел открыть огонь по остальным дворянам. Мой дед был на площади вместе с отцом, и тоже погиб. Погиб и отец Антуана, и отцы еще нескольких наших однокурсников. Друзья моего отца, - граф Огюст и граф Мишель, – отцы Оноре и Поля, были серьезно ранены. Через несколько лет они организовали новый заговор с целью свергнуть короля Теодора, и вернуть трон законному наследнику престола. Очень странно, Патрик, что вы о нем почти ничего не слышали, - говорят, будто бывшая няня принца утверждала, что его высочество живет во дворце или в летнем замке. Это я узнал в детстве, случайно подслушав разговор взрослых. - Теперь дай мне рассказать, - перебил его Оноре. – Мой отец возглавил второй заговор, намереваясь внезапно напасть на королевский дворец. Какой-то мерзавец оказался предателем, и все участники заговора были арестованы, - в том числе мой отец и отцы Поля, Рауля, и многих других. Кажется, канцлер не смог их казнить, не найдя доказательств вины, и тогда он приказал отравить всех в тюрьме. Теперь вы понимаете, почему я тоже боюсь быть исключенным из университета? Что с вами, Патрик?! – воскликнул Оноре, заметив, что Патрик смертельно побледнел от ужаса, вызванного его рассказом. Жестом успокоив друзей, Патрик снова взялся за перо: «Ваши отцы были благороднейшими из дворян, и преданность их никогда не будет забыта. Я рад, что дружу с сыновьями столь достойных людей». Когда Луи прочел друзьям эту записку, Патрик снова испугался: так не мог выразиться безродный воспитанник королевы, - это были слова принца Абидонии, благодарившего своих подданных. «Надо быть осторожнее, - решил Патрик, - не то однажды я нечаянно открою тайну своего происхождения, и последствия могут быть самыми печальными, - канцлер не оставит в живых людей, узнавших, что я – принц». Вспомнив, что Луи, в своем рассказе упомянул об его няне, Патрик не смог удержаться от нового вопроса: «Луи, вы говорили про няню принца. Знаете ли вы, что с ней сейчас?». - Не знаю, - ответил Луи, я случайно услышал, как матушка рассказывала о ней госпоже Сюзанне. Кажется, она скрылась после ареста графа Огюста и графа Мишеля, - потом ее разыскивала полиция, - но это было давно. К сожалению, я мало знаю о ней... - Луи не догадывался, что Софи, - жившая в его доме, и есть бывшая няня принца Патрика. Друзья еще долго беседовали, а тем временем королева ожидала возвращения Патрика, - ей не терпелось узнать, как поступил ректор, прочитав ее письмо, и восстановил ли он в университете Луи. Малограмотная королева испытывала некоторый трепет перед образованнейшими людьми, и ей казалось, что столь ученый человек, как профессор Морис, может найти веские причины, чтобы не подчиниться ее приказу. Когда пробило семь часов, она велела лысому позвать Патрика. - Господин Патрик еще не возвращался из университета, - ответил лакей. - Как не возвращался? – встревожилась королева. – Почему же он так задерживается? - Не исключено, что он задержан полицией, - злорадно ответила Оттилия. Королева испуганно посмотрела на нее. - Ты разве не знаешь, сестрица, что сегодня мой муж распорядился арестовывать всех студентов, которые будут собираться в кабаках, и сочинять стихи, порочащие твоего венценосного супруга? Я не удивлюсь, если Патрик присоединился к ним, – он ведь любитель литературных занятий. Если это действительно произошло, то, я думаю, тебе не стоит вступаться за него. Лучше ему умереть в тюрьме, чем поливать грязью супруга своей благодетельницы… Но в этот миг в гостиную вошел Патрик, прервав своим появлением язвительные рассуждения Оттилии. Низко поклонившись, юноша вручил королеве письма Луи и профессора Мориса. - Патрик, наконец-то ты пришел, я уже начинала волноваться! Почему так поздно? Патрик ответил ей смущенной улыбкой, будто хотел сказать: «простите, ваше величество!». - Я ничуть на тебя не сержусь, - ответила королева, - только я ожидала, что ты придешь раньше, мне так хотелось узнать, что решил ректор. Патрик взглядом указал на письма, которые королева, не распечатав, держала в руках. Флора поспешила прочесть их: - Значит, все в порядке? – спросила она. Патрик весело кивнул в ответ. - Могу ли я узнать, что у вас за тайны? – своим обычным холодным тоном спросила раздираемая любопытством Оттилия. - Ничего особенного, сестра. Тебе это будет неинтересно, - профессор Морис хвалит Патрика за успехи в учебе. Патрик, ты можешь быть свободен, - иди, поужинай и отдохни, - сказала королева, отпуская юношу. Тем временем из полиции в королевский дворец доставили задержанных в кабачке «Три гвоздя». Канцлер поспешил допросить государственных преступников. Каково же было его разочарование, когда он увидал двух молодых людей низкого происхождения, совсем не похожих на студентов. Но канцлер быстро нашел этому объяснение: - Замечательно! – не без ехидства сказал он. – Уже не только студенты, но и чернь балуется сложением крамольных стихов. Дайте мне плоды их творчества! - обратился он к полицейскому, конвоировавшему задержанных. - Что? – не понял глуповатый капрал. - Ну, стихи их мне дайте, - пояснил канцлер. - Да не было у них стихов, господин канцлер, они просто дрались, и орали: «Ты тупой, как король!» и «А ты хитрый, как канцлер!». - Ваша милость, пощадите! – упав на колени, взмолились молодые люди. - Мы это не со зла, просто выпили лишнего! – пояснил один из них. - Мы работаем подмастерьями в столярном цехе, и очень бедны, - сказал второй. Мой приятель взял у меня в долг деньги, и теперь не может отдать. Я не захотел слушать его объяснения, посчитав их ложью, а мой приятель сказал мне, что я – тупой, после чего я обозвал его хитрым. Канцлер с отвращением посмотрел на подмастерьев: - В темницу их! – приказал он. – Ну а вы, капрал, зачем доставили сюда этих дураков? Я же распорядился доставить арестованных студентов! - Так ведь нет студентов, ваша милость! – воскликнул полицейский. - Как это нет?! – опешил канцлер. - Сегодня никто не оскорблял его величество и вас. Похоже, молодежь стала наконец-то уважать короля, ну и вас, разумеется, - подобострастно ответил капрал. - Этого не может быть! – возразил канцлер. – Вы что, хотите сказать, что студенты не сочиняли сегодня стихи? - Сочиняли, как же, ваша милость, но в них не было ничего оскорбительного для вас и его величества. У молодежи сегодня в моде стихи о любви, - их сочиняли немало. Особенно чудесное стихотворение написали ребята, которых мы досмотрели в «Камелии», - как там: Не покидай, не покидай меня… - нет, уже всего и не помню, - мечтательно произнес полицейский. – Вы же сами распорядились не арестовывать за лирические стихи. - Ступайте прочь, - устало сказал канцлер, в изнеможении сев за стол, и обхватив голову руками. «Что же это такое? Как будто они знали, что будет облава! Кто мог их предупредить? Неужели в полиции завелись предатели, и, узнав о моем приказе двухдневной давности, они решили предупредить студентов… Или же это кто-то другой? В замке есть один человек, который, узнав о приказе, непременно предупредил бы весь университет… Неужели этот мальчишка?! Если это Патрик, то проверить будет очень легко». На другой день канцлер вновь приказал лысому следить за Патриком. В этот раз лакею не пришлось долго ждать – Патрик вышел из университета в четыре часа дня в компании Луи, Оноре, и Поля. - Спешу доложить вам, ваша милость, - часом позже отчитывался лысый, - Патрик в этот день покинул университет в компании молодых людей, с которыми он явно в дружеских отношениях. Один из них громко смеялся, говоря: «Представляю себе рожу канцлера, который вчера остался без ожидаемой порции арестованных студентов!». - Довольно! Не стоит вдаваться в подробности!! – прервал лысого канцлер. – Можешь быть свободен! - Слушаюсь, - ответил лакей. - Все так, как мы и думали, - сказал канцлер Оттилии, слушавшей вместе с ним отчет лакея. - Отвратительный мальчишка срывает все наши планы. Скоро он будет серьезной помехой в управлении государством, - ответила Оттилия. - Пора это прекратить! – воскликнул канцлер. - Яд? – негромко спросила Оттилия. - Существуют другие, не вызывающие подозрений способы. Всегда, когда этот проклятый мальчишка болел, я надеялся, что он умрет, но Патрик оказался на удивление живучим. Так надо помочь ему умереть от болезни! – решительно сказал канцлер и позвонил в колокольчик, вызывая лысого. - Позвать ко мне придворного врача! - приказал он. Через пятнадцать минут Коклюшон был у канцлера. - У меня к вам важный разговор, мэтр Коклюшон, - сказал канцлер. – Вы не только искусный врач, но и опытный политик. Трон короля Теодора в опасности, но вы, как преданный слуга его величества, можете оказать помощь своему королю. - Я весь внимание, ваша милость, каковы будут приказания? – с угодливым поклоном спросил придворный врач. - Немой Патрик, этот дерзкий воспитанник королевы, представляет угрозу для Абидонии. Неплохо будет, если он умрет от болезни, - это избавит страну от негодяя. - Я, кажется, вас понимаю, - ответил Коклюшон. - Но помните, его смерть не должна вызывать подозрений – яд применять не стоит. Лучше всего помешать Патрику выздоравливать, давая вместо лекарств порошки, от которых не будет вреда, равно как и пользы. - Все выполню, как пожелаете, ваша милость, - ответил врач. Глава 2. Конец февраля в том году выдался холодным, но в то же время сырым и ветреным. Погода менялась каждые несколько дней, - на смену морозам приходили дожди с пронизывающими ледяными ветрами, а затем снова наступали морозы. У докторов прибавилось работы – много народа слегло в эти дни. Не обошла болезнь стороной и королевский дворец, - простудилась принцесса Альбина. Лейб-медик определил бронхит. Несмотря на то, что болезнь протекала в легкой форме, Оттилия, опасаясь заразиться, запретила принцессе выходить из комнаты, наговорив много ужасных вещей королю с королевой, убеждая их как можно меньше проводить времени в обществе дочери. Большую часть дня тоскующая принцесса проводила одна в своей комнате. Альбина не согласилась лежать в постели, - чувствовала она себя не так уж и плохо, - жар был небольшим, да и кашель не очень сильным. Хуже всего была страшная скука, - весь день принцесса сидела у окна, глядя на унылый зимний пейзаж, а вечером пересаживаясь к камину. Королева часто заходила к дочери, но лысый сразу же докладывал об этом Оттилии, которая, боясь зайти в комнату Альбины, стоя в коридоре, вызывала королеву под каким-либо предлогом, а затем объясняла ей, что во избежание заражения ее величеству нельзя задерживаться в комнате дочери. Настойчивость Оттилии убеждала королеву, и Альбина вновь оставалась одна. - Гадина! – сквозь зубы прошептала принцесса, когда Оттилия в очередной раз увела мать из ее комнаты. Даже обедать Альбине приходилось в полном одиночестве, - о том, чтобы появиться в столовой в кругу семьи, не могло быть и речи. Патрик не сразу узнал о болезни принцессы, - теперь юноша редко сталкивался с членами королевского семейства, а последние два дня он возвращался домой поздно, - один раз задержался в гостях у Поля, а на другой день до вечера просидел в университетской библиотеке. Лишь на третий день, когда Патрик вернулся домой чуть раньше, старая Жанна сообщила ему о болезни принцессы: - Давно хочу сказать тебе, и все забываю, - ее высочество уже третий день как больна! Да ты не беспокойся, не слишком серьезно, но госпожа Оттилия запрещает ей выходить из комнаты! Бедняжка сидит совсем одна, и даже родители не задерживаются надолго в ее покоях. По-моему, это жестоко, - оставить больную девочку совсем одну, - так ей еще хуже становится. Патрик, - ты куда?! Ты сначала хоть бы поужинал! Не слушая Жанну, Патрик выбежал из своей комнаты, и поспешил на второй этаж замка к Альбине. В этот час принцесса сидела у камина в полном одиночестве. Услышав стук в дверь, Альбина спросила: - Кто там? Но ответа она не услышала, лишь осторожный стук повторился вновь. - Войдите! – несколько раздраженно ответила принцесса, - что, трудно сказать… а, это ты, Патрик! Вот уж кого не ожидала увидеть! Ты же у нас самый пугливый, а тут пришел ко мне сейчас, когда все меня избегают. Неужели не боишься заразиться? Патрик отрицательно покачал головой, затем, опустившись на одно колено, поцеловал Альбине руку. - Садись, составишь мне компанию, - милостиво сказала принцесса. Весь вечер Патрик провел с Альбиной, сидя на скамейке у ее ног. Юноша держал руку принцессы в своих руках, а Альбина тем временем высказывала ему все накопившиеся к родителям и тетке претензии. - Вот так и сижу весь день одна, нечем заняться, и не с кем поговорить, - только в окно смотрю, да вечером на огонь. А все тетка мерзкая - так опасается заразиться, словно я больна чумой! Самое обидное то, что мама ей полностью подчиняется, и тоже редко заходит ко мне, а если она у меня задержится, то ее вышлют отсюда. То же могу сказать и об отце,- сразу у него какие-то государственные дела нашлись, - странно, почему раньше канцлер в одиночку с ними успешно справлялся. Вчера папа, правда, зашел ненадолго, и предложил мне лечиться не порошками, а спиртовой настойкой с перцем. Я ему сказала, что если опьянею, то оттреплю тетку за волосы и высморкаюсь в ее накидку, чтобы и она заразилась. Отец ответил, что идея неплохая, но затем сразу же поспешил на конюшню к своему любимому коню, который тоже заболел, - надеюсь, что не от меня заразился, а все от обжорства, - есть стал много, как и его хозяин! Стук в дверь прервал ее слова, и, не дожидаясь ответа, в комнату вошла королева. - Ой, мамуля ко мне пожаловала! Сколько лет, сколько зим! – с ехидством встретила мать Альбина. Патрик сразу же встал, и как всегда, приветствовал королеву, поцеловав ей руку. - Здравствуй, Патрик, я ведь давно тебя не видела. Все ли у тебя хорошо? - спросила королева. - Ты, мама, и меня давно не видела! – воскликнула Альбина. - Дочка, ну зачем же ты так? Я ведь захожу к тебе четыре раза в день! - На пять минут, - холодно ответила Альбина. Тяжело вздохнув, королева сменила тему разговора: - Ты лучше скажи, пила ли ты порошок? Доктор велел принимать его каждые два часа, и полчаса назад ты должна была выпить лекарство. После этих слов Патрик подошел к столу, налил в стакан воды, и, взяв коробочку с порошком и стакан, подошел к Альбине. - Надо же, как ты любезен! – воскликнула Альбина, - хотя мне внимание нужно, а не эти отвратительные порошки! Тьфу, какая горечь! - Альбина, пей, не упрямься! Выздоровеешь, и все станут общаться с тобой, как и прежде, не опасаясь заразиться, - уговаривала королева дочь. - А вот Патрик – единственный, кто не боится заразы, - сказала Альбина, - и все вы в сравнении с ним – ничтожества! - Как вы смеете, ваше высочество! – разгневанная Оттилия, давно подслушивавшая под дверью, вошла в комнату. - Ой, тетушка пришла, сейчас умру от радости! А-а-а-пчхи! – чихнула в сторону тетки принцесса. - Не понимаю, сестра, почему ты молчишь? Ты просто обязана сделать дочери замечание,- ее высочество оскорбила нас всех, назвав ничтожествами! Раз принцесса считает вашего воспитанника единственным достойным человеком в замке, то пусть и наслаждается его обществом. Зачем ей терпеть каких-то ничтожеств! – с этими словами обиженная Оттилия взяла сестру под руку и увела из комнаты Альбины. - Видел? – спросила Патрика принцесса. – И вот так каждый раз. Патрик, обещай мне, что завтра, когда вернешься из университета, снова составишь мне компанию! Патрик с улыбкой кивнул в ответ. - Если, конечно, я не умру со скуки еще до твоего возвращения, - добавила Альбина. Патрик обвел взглядом ее комнату, надеясь найти перо, чернила и бумагу, - но письменных принадлежностей не было в комнате ее высочества, - Альбина в них не нуждалась. Патрик не знал, как посоветовать принцессе заняться чтением. На следующий день утром, уходя в университет, юноша подложил под дверь покоев Альбины записку. Когда принцесса проснулась, горничная передала ей конверт. Раскрыв его, Альбина прочла: «Ваше высочество, постарайтесь заняться чтением романов. Я знаю, что вы не любите читать, но поверьте мне, чтение – интереснейшее занятие, которое спасает от скуки вовремя болезни. Патрик». - Ха-ха-ха, «интереснейшее занятие!» - рассмеялась Альбина. – Я всегда подозревала, что Патрик не в своем уме! Вернувшись из университета, Патрик снова пришел к Альбине. Принцесса, как и вчера, жаловалась ему на черствость и невнимание родственников. В этот раз ее жалобы прервал приход короля, который бродя по замку от безделья, вспомнил о больной дочери. - Здравствуй, Альбиночка! Как твои дела? – весело спросил король принцессу. - Очень плохи мои дела, папа. Вот сейчас Патрик со мной, а днем я одна, и если вдруг начну умирать, никто ко мне не вызовет доктора. Придете, и найдете мой остывший труп. Вот тогда вам будет стыдно! - Угу, да-да-да-да, - нахмурившись, озабоченно покачал головой король, понявший из слов дочери лишь то, что дела обстоят не очень хорошо. - А ты не пробовала лечиться чесночной настойкой на роме? Очень хорошее средство, я лечился в прошлом году осенью, когда пересек озеро верхом на Сапфире! - Папа! Вечно ты со своими советами! Ты что хочешь, чтобы от меня несло чесноком, как тогда от тебя? Да я лучше умру! - Ну, как знаешь, как знаешь. Воля твоя. А что здесь делает Патрик? - Мы разговариваем. - Ах, ну да, да. Разговаривайте и дальше, не буду вам мешать. Лучше я пойду, проведаю, как чувствует себя Сапфир, поранивший ногу. Выйдя из покоев дочери, король озадаченно остановился: - Интересно, как это она разговаривает с немым? Да и о чем с ним можно разговаривать? Вскоре к такому же выводу пришла и Альбина, несмотря на то, что Патрик сегодня принес с собой письменные принадлежности и бумагу. - Знаешь, мне надоело читать твои записки, - сказала она через час. – Кстати, читать романы я тоже не собираюсь, - так можно и с ума сойти, как ты, например. Еще через час, Патрик окончательно надоел ее высочеству. - Патрик, давно хотела сказать тебе, что ты похож на нашу драную кошку Гризетту, - все понимаешь, но не говоришь. Это, в конце концов, надоедает. И взгляд у тебя сейчас такой же несчастный, как у кошки в тот день, когда лысый утопил ее котят. В ответ Патрик протянул Альбине записку: «Почему бы вам просто не приказать мне удалиться, если я смертельно надоел вашему высочеству?». - А я не хочу, чтобы ты уходил, хоть ты мне и в правду надоел! – капризно возразила Альбина. – Впрочем, можешь идти. Но завтра вечером приходи снова! Слышишь? Это мой приказ! Патрик поклонился с признательной улыбкой, и вышел из комнаты ее высочества. На другой день принцесса почувствовала себя гораздо лучше, - жар спал, и кашель уже не беспокоил так, как прежде, - но, несмотря на это, ей запретили выходить из комнаты до полного выздоровления. Зато Патрик поднялся сегодня с трудом – его знобило, кружилась голова, и мучила боль в груди. Тем не менее, юноша нашел в себе силы отправиться в университет. Сразу после занятий он поспешил домой, и друзья, заметив, что Патрик себя плохо чувствует, проводили его до дворца. Оноре, Луи и Поль боялись, что Патрик может потерять сознание на улице, - юноша не жаловался на плохое самочувствие, но с первого взгляда было ясно, что он болен. Придя во дворец, Патрик поднялся в свою комнату, и без сил упал на кровать. Старая Жанна не видела его прихода, и, не заметив света в комнате юноши, решила, что Патрик задержался в университете. Пролежав час в забытьи, и увидав во сне Альбину, юноша проснулся, вспомнив, что обещал сегодня прийти к ее высочеству. Несмотря на плохое самочувствие, Патрик не мог нарушить приказа своей возлюбленной. Собравшись с силами, Патрик поспешил к Альбине. На лестнице ему встретилась Жанна. - Святя Дева! – воскликнула она. – Патрик, ты оказывается дома? И почему ты так бледен, - уж не заболел ли? Патрик печально взглянул в глаза старой служанки. - Ну, так и есть, заразился от ее высочества! Эх, напрасно я, бестолковая старуха, рассказала тебе о болезни принцессы! И ты все равно идешь к ней, несмотря на то, что еле держишься на ногах? Кивнув Жанне, Патрик медленно спустился на второй этаж. - Почему сегодня так поздно? – капризно спросила Альбина, - мог бы догадаться, что я сейчас особенно скучаю! – эгоистичная принцесса не заметила, что Патрик болен. Но через полчаса, когда Патрик закашлялся, и не мог остановиться целых пять минут, Альбина все поняла. - Ясно, теперь и ты заболел. Знаешь что, ступай ка ты к себе! Я уже выздоравливаю, а ты можешь снова меня заразить! Как у тебя хватило наглости прийти ко мне, будучи заразным?! Уходи немедленно! Печальный взгляд выразительных синих глаз юноши не растрогал Альбину, которая отвернувшись, закрыла рот и нос платком, показывая, как опасается заразиться. Поклонившись, Патрик вышел из комнаты принцессы. Через час королева зашла к дочери. - Как, дочка, Патрик разве не у тебя? Почему же он сегодня не пришел? - удивилась ее величество. - Я выгнала его, мама, - беспечно ответила Альбина. - Выгнала? Но почему? – удивилась королева. - Чтобы не заразиться снова. У него кашель сильнее, чем был у меня. - Боже мой, так надо послать за доктором! - Да, и пусть его не выпускают из комнаты, пока не поправится! А то заразит еще всех в замке! – сказала принцесса. Осмотрев Патрика, придворный врач принес ему коробочку с белым порошком. - Принимайте четыре раза в день, и тогда вы быстро поправитесь – сказал Коклюшон. Выйдя от Патрика, он поспешил к канцлеру. - Осмелюсь доложить вашей милости, что я выполняю ваш приказ, отданный полтора месяца назад, - сообщил он. – Патрик, находясь в последние дни возле ее высочества, заразился… - Наконец-то! – радостно вырвалось у Оттилии. …и я стал лечить его в соответствии с вашими указаниями, - договорил Коклюшон. - Какое же лекарство вы прописали воспитаннику королевы? – спросил канцлер. - Толченый мел, смешанный с содой, - ответил лейб-медик. - Замечательно! – одобрил канцлер, и вся троица злорадно рассмеялась. - Но вдруг он догадается? – спросила Оттилия. - Не думаю, - ответил врач,- когда Патрик был маленьким, преподаватели жаловались, что мел ела ее высочество, а Патрик однажды написал ей на доске в классной комнате, что так можно и отравиться. Исходя из этого, я сомневаюсь, что Патрик повторял шалости принцессы. Теперь от меня ничего не зависит, - жизнь воспитанника ее величества в руках всевышнего. Прошла неделя, но состояние здоровья Патрика ничуть не улучшилось, и Коклюшон посоветовал юноше принимать порошок восемь раз в день. Патрик подчинился указаниям врача, - у него не возникло мысли, что этот порошок не приносит пользы, хотя юноша заметил, что вкус порошка совсем не тот, что был раньше, - в прежние годы порошок был душистым и чуть горьковатым, да и цвет у него был темным. Лишь к концу третьей недели Патрик почувствовал себя лучше, - жара больше не было, но кашель стал еще сильнее, чем раньше. Семнадцатого марта Патрику исполнилось шестнадцать лет, и юноша, подозревавший у себя чахотку, с ужасом размышлял, доживет ли он до семнадцати лет. Разумеется, день рождения Патрика никогда не отмечали, и лишь одна королева помнила о нем. В этот раз ее величество ненадолго зашла к своему воспитаннику, сердечно поздравила юношу, подарила ему книгу, пожелав скорейшего выздоровления, и очень скоро ушла, оставив Патрика одного. Но Патрик и не думал обижаться на тетку, - в конце концов, она, уступая требованиям Оттилии, проводила мало времени даже у постели больной дочери. Глуповатая Жанна однажды рассказала, какой скандал закатила Оттилия, узнав, что ее величество навещает больного Патрика: - Тебе не пристало беспокоиться о здоровье этого безродного мальчишки! - кричала Оттилия, - заразишься от него и заразишь нас всех! Кто знает, может, он смертельно болен! - Ничего подобного, Патрик заразился от Альбины, а девочка уже давно здорова, - возразила королева. - Вот именно, - Альбина поправилась через неделю, а Патрик болеет уже почти две недели! У него совсем другая болезнь, которая намного опасней, чем недомогание принцессы! Все слова Оттилии Жанна передала Патрику, не подумав, что юноша огорчится, узнав о неприятном для королевы разговоре с ее сестрой. Двадцать пятого марта Патрик впервые после начала болезни решился выйти из дворца. О том, чтобы идти в университет, не могло быть и речи, но Патрик чувствовал, что он в силах дойти до особняка барона Дени. Когда лакей доложил Луи о приходе Патрика, молодой человек поспешно вбежал в холл. - Патрик!!! Неужели это ты! – закричал он. – Что с тобой, ты болен? Мы так и думали, но прости, навестить тебя во дворце… сам понимаешь… Проходи же в гостиную, сейчас наконец-то мы сможем поговорить, - ты не представляешь, как я по тебе соскучился! Ну, как ты? Патрик чуть пожал плечами, грустно улыбнувшись: «Сам видишь, неважно», - прочел Луи ответ в глазах друга. - Могу ли я оказать тебе какую-либо услугу? – спросил Луи, пододвинув Патрику бумагу и чернила. Патрик, с благодарностью взглянул на Луи, взялся за перо. «Сейчас пришла моя очередь переписывать у вас конспекты. Надеюсь, вы не откажете мне в одолжении?», - прочитал через минуту Луи. - Нет, конечно же! Сейчас принесу все записи… Матушка, вы здесь, - Патрик пришел наконец-то! Патрик поцеловал руку Камилле, которая встревоженно смотрела на юношу. - По-моему, вам еще рано выходить из дворца, - сказала она. Но я так рада, что вы поправляетесь! Надеюсь, вы не станете возражать, если я сейчас прикажу слугам заварить для вас чай из целебных трав? Патрик, смущенный столь теплым приемом с благодарностью взглянул на Камиллу. Через минуту вернулся Луи. - Патрик, ты ведь много пропустил, и тебе будет трудно переписывать все самому, - давай, помогу тебе, перепишу половину, - ты же ведь хорошо разбираешь мой почерк! «Луи, не знаю, как вас благодарить, - вы и ваша матушка столь добры ко мне», - ответил Патрик. - А, бросьте! Это я должен быть благодарен вам всю жизнь, - вы слишком много сделали для меня! – воскликнул Луи. Вскоре в гостиную вошла Софи-Адела, которая принесла для Патрика отвар целебных трав. Женщина подошла к юноше, опустив лицо, - она боялась, что принц абидонский сможет узнать свою няню. - Выпейте это, ваша милость, - негромко сказала она, - вы почувствуете себя намного лучше. Но Патрик уже и сейчас чувствовал прилив сил, - не зря же говорят, что внимание лечит лучше лекарств, а столько внимания, сколько получил здесь Патрик в один вечер, он не мог получить за год жизни во дворце. Через несколько дней Патрик снова пришел к Луи, и на этот раз, как было заранее условлено, его прихода ожидали Оноре и Поль. Друзья снова переписали для Патрика конспекты, и к десятому апреля почти окончательно выздоровевший Патрик вернулся в университет, не отстав в учебе от однокурсников. Это событие страшно разгневало канцлера. Досталось и Коклюшону, на котором канцлер не замедлил выместить гнев. - Вы же говорили, что не станете лечить Патрика, так почему же этот проклятый мальчишка выздоровел?!! - зло спросил канцлер придворного врача. - Я выполнил свое обещание, господин канцлер, но если ваша милость вспомнит, в начале болезни Патрика я сказал вам, что его жизнь теперь в руках всевышнего. Юноша поправился без всяких лекарств, правда, на это ушло много времени. Значит, Бог не желает смерти Патрика. - «Бог не желает!» - передразнил канцлер. – Какую чушь вы несете, доктор, вы же образованный человек! В наше просвещенное время в бога верят лишь безграмотные крестьяне, да глупые от рождения женщины, - такие, как ее величество. Во время следующей болезни лечите Патрика точно так же – порошком из мела! - В точности выполню ваш приказ, - ответил доктор, и с поклоном поспешил удалиться. В первые майские дни, согласно университетской традиции, студенты поставили интереснейший сатирический спектакль. Автором сценария был студент пятого курса, ставший впоследствии известным писателем. Спектакль сыграли в главной аудитории университета, где могли собраться все студенты. Представление было очень успешным, похвал удостоились и юные актеры, и автор пьесы. Слухи о студенческом спектакле вскоре достигли ушей канцлера. Поздно вечером лысый выслушал отчет о спектакле у пожилого человека, служившего уборщиком в университете. - Благодарю вас, за один месяц службы вы оказали нам неоценимую помощь, - сказал лысый. – Кстати, смотрел ли спектакль воспитанник ее величества, - немой Патрик? - О, да, ваша милость, он сидел рядом со своими друзьями, и было заметно, что Патрик в восторге от представления. - А кто его друзья, вы знаете? - Мне кажется, что его друзьями можно назвать всех студентов университета, но особенно Патрик дружен с Луи – сыном мятежного барона Дени, Оноре, и Полем - сыновьями Огюста и Мишеля – тоже отъявленных негодяев и мятежников. Кстати, это я увидел зимой Луи, входящим в дом отца, и навел справки, подтверждающие мое предположение, что этот юноша – сын бунтаря, о чем я сразу же доложил профессору, который чуть было не выгнал Луи, но тогда вмешались Патрик и ее величество. - Если бы канцлер знал об этом заранее, королева не спасла бы Луи, - сказал лысый. - К сожалению, я тогда еще не поступил к вам на службу, - ответил уборщик. - Ступай, вот твое вознаграждение, - лысый дал уборщику небольшой мешочек с деньгами. - Премного благодарен вашей милости, - произнес уборщик с низким поклоном. - Впредь и дальше докладывай мне о происходящем в университете, - распорядился лысый. Затем он передал канцлеру все, что узнал от своего агента. - Надо немедленно запретить студентам заниматься самодеятельностью! - воскликнул канцлер. – Это следовало бы сделать давно, - запрещая выступления бродячих артистов и деятельность драматических кружков, я упустил из вида традиционные студенческие спектакли. Но, написав приказ о запрете студенческой самодеятельности, канцлер изорвал его в клочья: - Нет! Пусть лучше лицедействуют, а на следующий год я прикажу всех арестовать во время представления! Пусть только твой помощник сообщит о дне и времени спектакля! В конце мая пришла пора экзаменов. Патрик сдал все экзамены и перешел вместе с друзьями на второй курс. Летом занятия во всех университетах Абидонии прекращались, и студенты разъезжались на каникулы в свои родовые поместья. С грустью Патрик простился со своими друзьями, - королевская семья переезжала в летний замок. Впрочем, Луи, Оноре и Поль тоже собирались навестить свои поместья, и расставания было не избежать. Этим летом Патрик чувствовал себя по-настоящему одиноким. Друзей не было рядом, а его возлюбленная, – принцесса Альбина, - не упускала случая высмеять несчастного юношу. В шестнадцатилетней белокурой красавице с огромными голубыми глазами ничего не осталось от той маленькой девочки, которая некогда успокаивала обиженного Оттилией Патрика. С возрастом Альбина стала очень жестокой, и теперь не упускала случая посмеяться над немотой юноши. Ей и в голову не приходило, как страдал Патрик от своего недуга, и как тяжело было ему выносить насмешки своенравной принцессы. До наступления лета ее высочество не замечала того, что стало очевидным для королевы с Оттилией еще год назад, - Альбина принимала все знаки внимания Патрика как нечто само собой разумеющееся. Но в середине июня Патрик, который больше не мог скрывать своих чувств, решился признаться принцессе в любви. Летним утром Альбина гуляла в тенистой аллее парка загородного дворца. Услышав за спиной торопливые шаги, девушка обернулась, и увидала догонявшего ее Патрика. Ее высочество несколько удивилась, - Патрик выглядел очень взволнованным. В руке у юноши был лист бумаги, который Патрик почему-то прижал к сердцу. С полминуты молодой человек смотрел принцессе в глаза, и наконец, медленно протянул Альбине свое письмо. - Что-то случилось, Патрик? – беспечно спросила Альбина. Патрик в ответ взглядом указал на письмо, развернув которое, Альбина прочла признание в любви: Произнести мне не дано Тех самых слов, что так давно Мечтал сказать вам, ангел мой, - Нет в жизни радости иной Чем видеть ваш счастливый взгляд. Улыбка ваша – как заря, Что путь мой осветит во тьме. Вы – навсегда в моей судьбе. И небо я благодарю, За то, что вас одну люблю, Не надо доли мне иной, Живу я лишь для вас одной. Прочитав стихи, Альбина несколько мгновений удивленно смотрела на Патрика, а затем громко и иронично рассмеялась: - В самом деле, Патрик, ты не только немой, но еще и дурак! Как ты посмел сделать мне такое признание? Похоже, что ты совсем обнаглел! Я – принцесса Абидонии, а ты кто такой? Вспомни сначала о своем происхождении – ты даже не дворянин, тебя мама чуть ли не на улице подобрала! Держите меня - я падаю, - всю жизнь ждала признания в любви от безродного! И как только тебе не стыдно? Впрочем, дурачкам стыдно не бывает! Ха-ха-ха! – Альбина, продолжая смеяться, быстро ушла, ни разу не оглянувшись на Патрика. Юноша долго стоял, глядя на удаляющуюся принцессу. Альбина скрылась из вида, но Патрик продолжал смотреть на пустую аллею. «Какого ответа я мог ожидать? – думал он. - Можно подумать, что я не замечал презрения Альбины. Смогу ли я заслужить ее любовь? Вряд ли. Кто может полюбить немого… Ах, если бы живы были мои родители, и все знали, что я – принц, - что тогда ответила бы кузина на мое признание?». Патрик стер со щеки набежавшую слезу, и пошел по аллее вглубь парка. До вечера юноша не возвращался во дворец, и лишь когда совсем стемнело, он, страшась встретиться с Альбиной, украдкой вошел через служебный вход и поспешил в свою комнату. Принцесса в это время с восторгом перечитывала его признание. За сегодняшний вечер она прочла записку со стихами несколько десятков раз. - «…Живу я лишь для вас одной…», - мечтательно повторила Альбина, прижав письмо к сердцу. Но тут же она оглянулась, опасаясь, что кто-нибудь может случайно увидеть ее восторг от признаний в любви, сделанных сыном нищих. «Ах, если бы он был принц… и, конечно же, мог говорить… вот тогда, другое дело, я ответила бы ему взаимностью», - со вздохом подумала Альбина, пряча письмо в ящик туалетного столика. В течение месяца Патрик избегал общества Альбины и не возобновлял попыток признаться ей в любви. Целыми днями юноша бродил по дальним рощам огромного парка в полном одиночестве, с горечью вспоминая, как ответила принцесса на его признание. Патрик мучил себя до тех пор, пока не решил бороться за свою любовь. Солнечным августовским утром Патрик застал Альбину в одиночестве возле того самого фонтана, где, как думала принцесса, они познакомились в детстве. Патрик вновь с поклоном вручил Альбине листок со своими стихами. - Ты опять за свое? – удивилась Альбина, едва только увидав стихи. – Ну, посмотрим, что ты написал в этот раз. Я верю, что зима пройдет – Морозы к нам приходят не навечно. Весенним утром солнца луч беспечный Тепло любви моей к вам принесет. Весны недолгим будет цвет И лето в сентябре остынет Но сердца никогда любовь к вам не покинет – Пока я жив, ее сияет свет. И смерти нас не разлучить – Моя душа навек с тобою, За той неведомой чертою Как прежде, буду я любить. - Ну, какие же глупости ты сочиняешь! Не бывает такой любви, понимаешь, не бывает! Так любить может только принц! Тебе подобных чувств просто невозможно испытать, так что не притворяйся… Что ты смеешься? – удивленная Альбина, оборвала, недоговорив, фразу. Патрик не смог удержаться от смеха, услыхав слова Альбины о принце. «Если бы вы знали, кузина…» - подумал он. - Знаешь что, Патрик, сначала говорить научись, а потом можешь в любви признаваться! – дерзко рассмеялась Альбина, и резко отвернувшись, пошла во дворец, дав понять юноше, что разговор окончен. Расстроенный Патрик долго смотрел ей вслед, напрасно ожидая, что Альбина оглянется на него. Холодную, эгоистичную и не умевшую любить принцессу сложно было растрогать стихами. Слова Альбины больно ранили несчастного юношу, но, несмотря на это, Патрик продолжал любить своенравную принцессу, восхищаясь ее красотой, и не замечая уродства души своей возлюбленной. В конце августа Патрик вернулся в столицу, - в сентябре начинались занятия в университете. Королевское семейство осталось в летнем замке – начало сентября было очень теплым, и лето в этом году длилось почти до конца сентября. С первыми осенними дождями королевская семья вернулась в столицу. В день, когда курьер принес новость о возвращении августейших супругов, радостный Патрик после окончания занятий в университете поспешил как можно скорее домой. Всего через полчаса после его прихода королевский кортеж въехал во двор замка. Патрик, выбежав встречать королеву и Альбину, подал руку ее величеству, помогая выйти из экипажа. - Здравствуй, Патрик, все ли у тебя хорошо? – приветствовала его королева. Как учеба? Есть успехи? – спросила она. Патрик отвечал кивком и радостной улыбкой. - А с друзьями ты встретился? – продолжала расспросы королева. Оттилия, тем временем, вышедшая из своей кареты, с гримасой отвращения наблюдала за разговором своей сестры с юношей. - Значит, все у тебя в порядке? А я, признаться, несколько переживала за тебя, все думала, как ты здесь один? – сказала королева. - Ой, мама, ты за него как за маленького переживаешь, не беспокойся, ему всегда хорошо, Патрик ведь у нас скучать не умеет! – послышался из кареты недовольный голос Альбины. Лакей хотел было подать руку ее высочеству, но принцесса отклонила его помощь, дожидаясь, когда Патрик подойдет к ней, но как назло, королева отвлекла юношу расспросами. - Патрик, ты что, забыл о моем существовании? – капризно спросила принцесса. Отрицательно покачав головой, юноша с улыбкой подал руку Альбине, не спуская с принцессы счастливого взгляда. - Как же мне было скучно в летнем замке, да и здесь не веселее. Как на тебя посмотрю, так тоска раздирает. Даже поговорить не с кем. Отец, объясни мне, почему у нас такой маленький двор? Я слышала, что в Пенагонии и Мухляндии все иначе. У мухляндских принцесс полно кавалеров, - их окружает множество молодых дворян. Почему у нас нет придворных? - Ваше высочество, у нас в стране иная политическая ситуация! – поспешил вмешаться в разговор канцлер. – Королю Мухляндии трон достался по наследству, и его не окружает столько завистников и недоброжелателей, как вашего отца. Вы уже достаточно взрослая, и я могу сказать вам, что присутствие большого количества вельмож при дворе в нашем случае небезопасно для жизни. Вы же не хотите быть отравленной вашими кавалерами? Альбина с недовольством выслушала объяснения канцлера. - Я вам не верю. Просто вам одному хочется управлять моим отцом, соперников вы не потерпите. К тому же, мне кажется, что если понадобиться кого-то отравить, то это скорее всех сделаете именно вы! - Альбина!!! Подумай, что ты говоришь! – закричала Оттилия. - А что я такого сказала? Я не боюсь, что меня отравят молодые дворяне, которые все будут в меня влюблены! – уверенно ответила принцесса. А вот у вашего мужа всегда такой вид, будто он кого-то замышляет отравить! - Да как ты смеешь оскорблять моего супруга, - вспомни, что именно благодаря его стараниям ты принцесса Абидонии! – воскликнула Оттилия. - Это еще почему? – иронично удивилась Альбина. – Я принцесса, потому что мой отец – король! Не понимаю, причем здесь канцлер? - Если бы не канцлер, дорогая племянница, твой отец не стал бы… - Тише, Оттилия! – прикрикнул на жену граф Давиль, указывая взглядом на Патрика. – Довольно объяснений! Не стоит говорить о моей помощи его величеству! Я не люблю этого. Пусть принцесса думает, что хочет, - трудясь на благо государства, я привык выслушивать оскорбления. Видно, это мой крест. Пойдем во дворец – начинается дождь, - с этими словами канцлер увел жену с террасы. Войдя в свой кабинет, он раздраженно зашипел: - Ты понимаешь, что чуть было не проболталась в присутствии Патрика? Что, совсем спятила? - Прошу тебя, не поднимай бурю в стакане воды. Я не собиралась рассказывать Альбине о гибели короля Анри, - принцесса и так все знает. - Как знает? Все знает? – в ужасе воскликнул канцлер. - Она с детства знает, что король Анри и ее тетка Эмма были убиты разбойниками. Я всего лишь хотела сказать Альбине, что мятежные дворяне не желали коронации ее отца, и вы своевременно подавили восстание, - только и всего. Не вижу причины, по которой я должна была молчать об этом в присутствии безродного мальчишки. - Все равно, не стоило говорить. - Я же не расскажу о его истинном происхождении, и о том, кто стоял за убийством… - понизив голос, произнесла Оттилия. - Но лучше ему не знать о восстании дворян, - сказал канцлер, - хотя, наверное, Патрик уже давно знает об этом от своих университетских друзей, - зло добавил он. От Патрика не укрылось то, как оборвал разговор канцлер, не дав жене рассказать о том, как он помог занять трон королю Теодору. «Смешные люди, - подумал Патрик, - они пытаются скрыть то, что мне давно известно. Неужели они настолько глупы, что считают, будто я забыл, что я – принц абидонский? Ну а то, что канцлер короновал полковника Теодора затем, чтобы править самому, знают даже помощники садовников». После приезда королевской семьи в столицу, жизнь потекла также размеренно и скучно, как и прежде. Король развлекался прогулками на любимом коне по аллеям облетевшего парка, королева проводила дни за вышиванием, Альбина скучала больше всех, не желая заниматься вышивкой или чтением, и лишь таким полностью противоположным людям как канцлер и Патрик скучать было некогда. Канцлер занимался государственными делами, выдумывая новые законы, и супруга изо всех сил помогала ему, также не желая скучать, а Патрик, проводивший полдня в университете, после занятий общался с друзьями, а вечером читал и сочинял стихи. Так прошло два месяца. Однажды воскресным ноябрьским вечером Патрик решил навестить заболевшего Поля. Собираясь идти в город, Патрик вооружился шпагой, бывшей скорее психологическим, нежели холодным оружием, ибо шпага, предназначенная для уроков фехтования, была совершенно тупой. Тем не менее, не всякий бандит решится напасть на вооруженного человека, и таким образом даже тупая шпага может защитить своего владельца. Выходить в темноте вечером безоружным было опасно, - полиция плохо охраняла покой граждан, редко занимаясь своими прямыми обязанностями. Вместо преступников полицейские задерживали честных людей, выражавших недовольство правлением канцлера, да брали взятки с купцов, нарушавших правила торговли. Грустное зрелище представлял собой Клервилль в этот осенний вечер. Впрочем, город давно утратил свой былой блеск, которым он восхищал путешественников в дни правления короля Анри. Прямо напротив дворца стояло огромное приземистое здание живодерни, на которое Патрик не мог глядеть без отвращения: каждый раз, когда влюбленная кошка Гризетта покидала дворец на несколько дней в поисках хвостатого кавалера, Патрик с ужасом гадал, не закончила ли она свои дни здесь. За громадные размеры живодерню можно было считать достопримечательностью абидонской столицы, но, к счастью, горожане стыдились хвастаться величиной подобного заведения. Величина живодерни объяснялась просто – когда-то давно, в последние годы правления Анри II, здесь по его приказу началось строительство грандиозного театра. Был заложен фундамент, и началось возведение первого этажа, но гибель короля Анри положила конец дальнейшему строительству. Канцлер, и ранее не одобрявший эту стройку, теперь, закрыв небольшие театры и запретив выступления бродячих артистов, долго думал, что делать со ставшим ненужным недостроенным зданием. В конце концов, он приказал возвести крышу над первым этажом, и превратить получившееся строение в живодерню для бездомных кошек и собак – канцлер ненавидел животных, и количество собак и кошек погибших в мучениях под пытками, которые учинял им граф Давиль в годы своего отрочества, исчислялось несколькими десятками. Таким образом, здание, предназначенное для театра стало живодерней, и о первоначальном замысле строителей напоминали лишь колонны перед входом, да пустые ниши в стене, предназначенные для статуй Аполлона и его муз. Канцлера не смущало соседство живодерни с королевским дворцом, - напротив, он находил в этом своеобразную прелесть, о чем он не замедлил написать в своем дневнике. Историки и психиатры, изучающие личность графа Давиль, предполагают, что он страдал расстройством психики, которое выявлялось в патологической жестокости. За зданием живодерни начиналась главная улица – Королевская Авеню. Выглядела она плачевно – фасады домов давно нуждались в покраске, но канцлер потребовал проводить косметический ремонт зданий раз в пятнадцать лет, для экономии бюджета городской казны. На первых этажах располагалось множество лавочек, и торговцы, не стесняясь, вывешивали на стены домов огромные рекламные плакаты, обезображивавшие вид зданий. Впрочем, многое считали, что плакаты напротив, украшают дома, ибо закрывают собой облупившуюся краску. Ранее на этой улице были клумбы, благоухавшие в летние дни красивыми неприхотливыми цветами, но сейчас на них росла сорная трава, которую поедали лошади горожан. Главную улицу пересекало несколько каналов, давно нуждавшихся в чистке. Только самые плоскодонные лодки могли проплыть по ним, не рискуя сесть на мель. Прошло время, когда по каналам катались на яхтах. Теперь по грязной воде плавал мусор, наглотавшись которого подыхала рыба. Канцлер, измученный государственными заботами, все никак не мог решить, что дороже: вычистить и углубить каналы так, чтобы по ним могли ходить небольшие грузовые баржи, или совсем засыпать их землей. В столь же плачевном состоянии, как Королевская Авеню, были и другие крупные улицы Клервилля. Река, пересекавшая город, была загрязнена, как и каналы, а все городские парки были в запустении. Большое озеро в крупнейшем парке заросло тиной, став похожим на болото. Фонтан на площади перед городской ратушей был сломан, а фонтаны на Королевской площади – между королевским дворцом и живодерней включались только по праздникам. Дом Поля был далеко от королевского дворца, и когда Патрик пришел к другу, уже начинало темнеть. - Патрик, как я рад тебя видеть, - ты один можешь меня понять! – воскликнул Поль, едва Патрик вошел к нему в комнату. – Спасибо, мне уже лучше, - ответил Поль, прочитав вопрос в глазах друга. – Утром ко мне пришли Оноре и Луи, и ты не представляешь, как они смеялись надо мной! Я им рассказал, как умудрился простыть. Понимаешь, дело в том, что мы с Эмилией договорились встретиться в городском саду в шесть часов, а я пришел в пять… Я не перепутал время, просто… не знаю! – смутился Поль. – Как назло, начался дождь, и я промок и замерз, ну, наверное, тогда и простудился. Конечно, гулять под дождем мы не стали, но мне хватило и часа ожидания, для того чтобы заболеть. Ты не смеешься? Патрик удивленно взглянул на Поля, не понимая, над чем тут смеяться. - Вот! Я же говорил, что ты все можешь понять! А эти двое хохотали, как сумасшедшие! Патрик, окажись ты на моем месте, ты мог бы поступить, как я? Патрик согласно кивнул головой в ответ: Альбину он бы мог ждать за два или три часа до назначенного часа встречи. Поль, Оноре и Луи догадывались, что Патрик влюблен в принцессу, - он всегда вздрагивал и краснел, когда слышал ее имя. Студенты, ругавшие короля и канцлера, восхищались красотой Абидонской принцессы, и никто не мог сказать про нее ничего дурного. Правда, если бы они видели, как жестоко обходится Альбина с Патриком, то они бы изменили свое мнение о королевской дочери. В восемь часов вечера Патрик отправился домой. Чтобы сократить путь, юноша свернул на небольшую плохо освещенную улочку, застроенную домами купцов и дворянскими особняками. В свете редких фонарей Патрик разглядел идущую далеко впереди девушку, одежда которой выдавала ее принадлежность к низшему сословию. Девушка спешила, испуганно оглядываясь по сторонам, - ей страшно было идти домой поздним вечером по безлюдной улице. Заметив Патрика, девушка ускорила шаги, стремясь увеличить расстояние межу собой и идущим позади нее мужчиной. Но опасность поджидала ее впереди. На противоположной стороне улицы показался подозрительный тип, вышедший из соседнего переулка. Это был юнец плотного телосложения, шедший вразвалку. - Куда спешишь, красавица? – окликнул он девушку, едва поравнявшись с ней. – Проводить тебя, милая? – развязно спросил он, подойдя вплотную к девушке. - Не надо, - коротко ответила она, попытавшись обойти пьяного. - Почему не надо? А может, все-таки надо? Чтоб никто тебя не обидел… - с этими словами пьяный попытался обнять девушку за талию. - Пустите, что вы делаете?! – отбросив его руку, возмутилась девушка. - А что я делаю? Ничего страшного, - цинично усмехнулся детина. – Ишь ты, какая пугливая козочка попалась! Ну не бойся, не бойся, моя киска, - я ласковый! – с этими словами нахал попытался обнять девушку за плечи. - Отпусти! – испуганно закричала она, отталкивая пьяного. - И отпущу, отпущу, - но только после того, как приласкаешь! Подари мне ночь любви, красавица! – с этими словами негодяй крепко схватил свою жертву за руки. - Пусти меня!!! – снова закричала девушка, безуспешно пытаясь вырваться. - Ну не трепыхайся так, моя птичка, я тебя скоро сам отпущу, если будешь ко мне благосклонна! Еще никто не жаловался на… Ой! – внезапно пьяный оборвал свою речь и выпустил руки девушки, которая сразу же отбежала на несколько шагов. Пьяный испуганно уставился на Патрика, неожиданно приставившего острие шпаги к его горлу. Юноша, еще издали догадавшись о грязных намерениях пьяного, бросился на помощь в тот миг, когда негодяй обнял девушку в первый раз. - Ты чего, парень? Обалдел, что ли? Видишь, я со своей невестой разговариваю! - Не верьте ему! – закричала девушка. - Да убери ты шпагу, это же недоразумение! – закричал пьяный. Но Патрик продолжал держать конец шпаги у горла негодяя, разгневанно глядя на него. Тем временем пьяный хорошо рассмотрел своего противника, и страх у него заметно убавился: Патрик был хрупкого сложения, и ниже его на целую голову. Помедлив с мгновенье, пьяный неожиданно выхватил кинжал, и попытался отклонить шпагу юноши. Будь негодяй чуть менее пьян, жизнь Патрика оборвалась бы на этой улице – он еще слабо владел фехтованием. Во всяком случае, через несколько лет король Патрик VII признался, что сам не понимает, как он смог в тот день выбить кинжал из рук пьяного купеческого сынка. Свою победу молодой король Абидонии мог объяснить лишь сильным опьянением противника. Вероятнее всего так и было, - пьяный выронил кинжал после короткой схватки, успев перед этим слегка ранить Патрика в руку. Но, когда дебошир остался безоружным и снова увидел у своего горла острие шпаги, он внезапно громко завопил: - Помогите!!! Убивают!!! Полиция!!! Эй, кто-нибудь, вызовите полицию!!! Эхо, отражавшееся от стен домов, многократно повторяло его крики. Патрик почти не обратил внимания на его вопли, зная, что абидонская полиция никогда не прибегает на зов о помощи, но этот случай неожиданно стал исключением: из приземистого здания, находившегося неподалеку и оказавшегося полицейским участком, выбежали полицейские и поспешили на помощь к пьяному забулдыге. - Убивают!!! Спасите!!! – еще громче закричал пьяный. Патрик быстро убрал шпагу от горла пьяницы и отступил на несколько шагов. - Что здесь происходит?! – грозно спросил полицейский, подбежав к молодым людям. - Господин полицейский, - вот он… он напал на меня! – запричитал пьяный. – Я просто шел, а этот ненормальный вдруг без предупреждения выхватил шпагу и… где мой кинжал… - вот куда отлетел, видите? - Это правда? – спросил Патрика полицейский. Что мог ответить немой Патрик?! Он лишь растерянно смотрел на капрала полиции. - Я спрашиваю, ты нападал на него? – повысил голос полицейский. – Что ты молчишь? Немой, что ли? Патрик не успел кивнуть в ответ, - капрал обернулся на голос девушки. - Он защищал меня, господин полицейский! Этот негодяй, - он… он… оскорбил меня непристойным предложением! – покраснев, со слезами на глазах еле выговорила наконец девушка. - Да что вы говорите? – с легкой иронией переспросил ее капрал. – Правда ли это, господин Жорж? – вдруг обратился он к пьяному, как к старому знакомому. - Как можно, господин капрал? Да я ни за что женщину не обижу! Врет она, - это его сообщница! Они, наверное, вдвоем хотели меня ограбить, а теперь разыгрывают спектакль! - Да что же вам так не везет, господин Жорж, - сочувственно вздохнул полицейский, - недели не пройдет, чтобы на вас не напали! Хорошо еще, что начальник нашего участка – свояк вашего отца, иначе пришлось бы вам каждую неделю ночевать на соломе в участке! - Судьба у меня, знать, такая… - всхлипнул Жорж. - Не верьте ему, господин полицейский! – закричала девушка, - он врет, это он первым напал на меня, а этот благородный дворянин спас мою честь! - Ничего себе, дворянин, - напал на мирного прохожего! – воскликнул Жорж. - Это ты – мирный прохожий?! – в свою очередь закричала девушка. - Замолчите оба! – рявкнул капрал. – Объяснишь ли мне ты, что произошло? – спросил он Патрика. Патрик покачал головой, надеясь, что капрал поймет, - что он – немой. Но капрал все понял по-своему: - Ясно, он так пьян, что не может говорить. Вашу шпагу, сударь, вы арестованы! – Господин Жорж, пройдите в участок, напишите заявление! - Я тоже напишу! – закричала девушка. – Я не позволю, чтобы оклеветали благородного человека! - Вот привязалась-то! Ну, точно, его сообщница! – заявил Жорж. Но тут Патрик, несколько опомнившись, протянул капралу записку, которую всегда носил при себе. - Документы в участке покажешь! – рявкнул полицейский, но подумав, взял записку. Прочесть ее он смог только в хорошо освещенном участке. «Прошу вас простить меня, но я не могу ответить вам, ибо я – немой». - Ну, так бы сразу и сказал, там, на улице, - я немой, не могу говорить, - я бы все понял! – сказал капрал, прочитав записку Патрика. Услыхав его слова, двое других полицейских, дежуривших в этот вечер в участке, громко расхохотались. - Грамотой владеешь? – спросил капрал, вновь вызвав у коллег приступ неудержимого хохота. - Ах, ну да, да, - вроде ты из благородных. Значит так, сейчас вы все трое напишете заявления. Вскоре два заявления легли на стол капрала – Патрик и девушка быстро изложили суть происшедшего. Жорж, бормоча себе под нос, долго не мог написать свое заявление. Капрал стал читать заявление Патрика: «Проходя по улице Жорден, я увидел, как нетрезвый человек оскорбил девушку. Посчитав своим долгом вступиться за нее, я обнажил шпагу, и когда он стал защищаться кинжалом, я выбил оружие у него из рук». - Так, а что же написала ты? – спросил капрал, взяв заявление девушки. «Этот пьяный подошел ко мне, схватил за руки и бесстыдно потребовал удовлетворения своего низменного желания. Я сопротивлялась, умоляя отпустить меня, но он, продолжая настаивать, не отпускал моих рук. Когда благородный дворянин пришел мне на помощь, пьяный отпустил меня, но затем он схватился за кинжал, который немой дворянин выбил у него из рук, после чего пьяный закричал, что его убивают, и позвал на помощь полицию». - Ложь все! – закричал Жорж, - вот, примите и мое заявление! «Я шел себе спокойно, никого не трогал, и вдруг девка как заорет, а немой как приставит мне шпагу к горлу, - ни с того, ни с сего, я стал защищаться, но он чуть не убил меня, не подоспей вовремя наша доблестная полиция!» - прочел капрал. – Н-да-а-а-а… Не знаю, что и делать… Ваше заявление расходится с их… - промямлил он. - Да врут они все! – воскликнул Жорж. – Этот ненормальный – немой, а немые все хитрые, а девка – посмотрите на нее – она же рыжая, а рыжим верить нельзя! Неужели меня посадят из-за двух мошенников?! - Сам ты мошенник! – закричала девушка. - Молчи, рыжая ведьма! – крикнул Жорж. - А ты курносый! – невпопад ответила девушка, - и это мамаша твоя – ведьма, раз вырастила такого негодяя! - Вот, слышали, какая хамка! Да моя маменька умерла от радости, увидав, какой я ангелочек родился! – запальчиво крикнул Жорж. – Сама-то ты кто? Спросите ее, господин капрал, что она делала так поздно на улице? Ни одна порядочная девка не выйдет из дома в такой час! - Это правда, - задумался капрал, - что ты делала на улице в столь неурочное время? - Я служу горничной у госпожи де Беж. Моя госпожа страдает мигренями, и сегодня у нее кончилось лекарство. Вот она и послала меня в аптеку за порошком. - Все врет эта выдра! - снова закричал Жорж. - Сам крокодил! – дерзко ответила ему девушка. - Замолчите оба!!! – потерял терпение капрал. – Значит, так: дело это весьма запутанное, и без начальника участка – вашего родственника, мсье Жорж, я разобраться не могу. Дайте подписку о невыезде, и я отпущу вас под честное слово домой, а завтра пусть ваш дядюшка разбирается, кто вы – преступник или же пострадавший. Подпишите эту бумагу, и ступайте домой. Поставив корявую подпись, Жорж с обиженным видом покинул участок, громко хлопнув дверью. - С вами же, ваша милость, все гораздо серьезней, - обратился капрал к Патрику. – Вы сами подтвердили показания Жоржа и этой девушки, - разница лишь в том, что вы якобы совершили нападение, защищая честь девушки. Здесь мало подписки о невыезде, - нужен залог. Если вы напишете записку родственникам о том, что задержаны, мы немедленно отправим письмо с курьером к вашим родным, и если они сразу же изволят приехать и внести залог, вы будете тотчас освобождены. Согласны написать? Задумавшись ненадолго и решив, что у него нет иного выхода, Патрик согласно кивнул. - Тогда пишите! – распорядился капрал. - А что будет со мной? – робко спросила девушка. - Ты можешь тоже дать подписку о невыезде, и отправиться домой. Живешь по месту службы? - Да… - Ну, смотри, если обманешь… Я знаю, где дом госпожи де Беж! Думаю, начальнику еще предстоит разбираться, на самом ли деле ты чуть не пострадала, или являешься сообщницей немого… Капрал взглянул на Патрика, который написав письмо, сложил его треугольником и подписал адрес: «Королевский дворец, ее величеству лично в руки». - Закончил письмо? – спросил капрал, – давай его сюда, - так, и кому оно адресовано? Хм, «королевский дворец…» - прочел он, и громко и недоверчиво расхохотался: - Тоже мне, принц нашелся! – воскликнул он. Смертельно побледнев, Патрик выхватил у капрала из рук письмо, и порвал его на мелкие куски. Полицейские недоуменно уставились на юношу. - Вот балда! Зачем ты письмо порвал? – спросил капрал. Вместо ответа он увидел невыразимый ужас в глазах Патрика. - Ребята, да уж не сумасшедший ли он? – спросил капрал. – Ненормальный какой-то, это точно! Надоело мне это все, пусть начальник участка разбирается, - а я человек маленький! Отведите этого психопата в камеру, да покрепче закройте дверь, - вдруг вырвется и всех покусает, - от него, кажется, можно этого ожидать! Пусть его родные разыскивают, или начальник их сам ищет! - Господин полицейский, могу ли я внести залог за моего спасителя? – робко спросила девушка. - Ты? Да знаешь ли ты, какой залог надо заплатить за дворянина? Ровно сто золотых! Есть у тебя такая сумма? Девушка испуганно ахнула, и покачала головой. - Впрочем, если у него нет родственников, ты сможешь внести хотя бы половину или четверть этой суммы, для того, чтобы его освободить. Остальное он потом выплатит сам. Если наберешь пятьдесят или хотя бы двадцать пять золотых, приходи с деньгами в участок, и мы отпустим этого психопата. Если же нет, - его через неделю будут судить, и он получит три месяца тюрьмы, ибо трудно будет доказать его невиновность. Вот если бы на тебя напал не Жорж… - тут полицейский закашлялся, запоздало сообразив, что сболтнул лишнее. – Ну, что, все поняла? Тогда ступай! Тем временем двое полицейских втолкнули оцепеневшего от ужаса Патрика в камеру. Плохо понимая, что происходит, юноша без сил упал на солому, служившую постелью заключенным. «Откуда они это знают?» - думал Патрик, вспоминая, как капрал назвал его принцем. «Кто мог ему рассказать? Откуда такая осведомленность? А может, сам канцлер оповестил всю полицию, приказав следить за мной?.. Нет, это невозможно, - если все узнают, что я - принц, плохо будет самому канцлеру! Но тогда почему этот капрал обо всем знает?..». Только через час успокоившийся Патрик догадался, что не понял шутки капрала, и совершил непростительную глупость, порвав письмо. «Такого дурака как я, еще поискать надо! – в отчаянии думал Патрик. – Совсем не понимаю шуток! Вот сидите теперь в участке, ваше высочество!», - иронизировал принц, лишенный титула. Пошевелив рукой, Патрик почувствовал боль. Сняв камзол, юноша кое-как перевязал рану носовым платком, затем с содроганием оглядел темную и холодную камеру. «Сколько дней мне придется провести здесь?» - испуганно думал он. В это время старая Жанна в последний раз подошла к комнате Патрика, - проверить, не вернулся ли он. На душе у нее было неспокойно. Убедившись, что Патрик до сих пор не вернулся, Жанна выпила успокаивающих капель, и легла спать, надеясь, что через полчаса или час Патрик вернется домой. Около половины десятого утра, когда камеристка королевы причесывала свою госпожу, в дверь спальни Флоры постучала Жанна: - Простите, ваше величество, у меня срочное дело! – услышала королева из-за двери голос служанки. - Войдите! – сказала она. - Доброе утро, ваше величество, простите за беспокойство, но… Патрик… Он вчера вечером не вернулся… Он не пришел домой… - Как это не вернулся?! – ужаснулась королева. – Почему ты мне сообщаешь об этом только сейчас? - Но я думала, что он придет часам к девяти или к десяти вечера. Он же всегда возвращался домой. Поэтому я и не стала беспокоить вас вчера. Но сегодня я убедилась, что его нет в замке. - Может быть, он серьезно болен, закрылся на ключ и не может встать и открыть дверь? – предположила встревоженная королева. - Увы, ваше величество, у меня ведь есть запасной ключ от его комнаты, и утром я открыла дверь. В комнате пусто. Патрик не возвращался. - О, господи! Что же делать?! – королева заметалась по комнате, нервно хрустя пальцами. - Бедный мой мальчик, с ним, наверное, что-то случилось! Надо заявить в полицию! Эй, кто-нибудь! – с этими словами королева яростно позвонила в бронзовый колокольчик. Через несколько мгновений в дверях появился лысый лакей, как будто нарочно находившийся неподалеку. - Вызовите капитана королевской гвардии! – приказала королева. Через десять минут в комнату ее величества вошел капитан Удилак. - Немедленно направьте курьеров во все полицейские участки, - сделать заявление, что вчера вечером ушел и не вернулся во дворец Патрик. - Ва-ва-ваше величество! – испуганно воскликнул Удилак, - Т-так точно! Тем временем никем не замеченный лысый, подслушивавший за дверью, бросился доложить канцлеру об исчезновении Патрика. - Ваше величество, соблаговолите лично изложить приметы Патрика, - робко попросил Удилак. - Что вы, сами их не знаете? - возмутилась королева. – Можно подумать, что вы ни разу не видели Патрика! - Вблизи – нет. Вы же знаете, что канцлер запретил гвардейцам близко подходить к вашему воспитаннику, - а ему, следовательно, - к нам. Это после того, как старина Шарль начал было учить мальчика фехтованию… Осмелюсь доложить, я знаю только что Патрик среднего роста, стройный и у него светлые волосы. Особых примет не припомню… - Синие глаза и родинка на щеке недалеко от правого глаза, - всхлипывая, сказала королева. Пречистая Дева, неужели с ним случилось несчастье?! - В-ваше величество, мужайтесь! Вам еще рано отчаиваться! Но тут мужество окончательно оставило королеву, и она громко зарыдала. Камеристка поспешила подать ей воды с успокаивающими каплями. Старая Жанна тоже не выдержала и заплакала вместе с королевой. Удилак неуклюже пытался успокоить обеих: - Ваше величество, да может он скоро вернется, не извольте беспокоиться… Ну а ты, мамаша, что сопли-то распускаешь… Простите в-ваше величество, виноват… Привлеченный шумом, в комнату супруги вошел король: - Здравия желаю, матушка, - что стонешь, как лошадь, сломавшая ногу? Случилось чего? - Разрешите доложить, ваше величество! Патрик ушел вчера вечером и не вернулся в замок! – отрапортовал Удилак. - Как не вернулся? Ну, ничего себе! – удивился король. – Да будет тебе расстраиваться, мальчишка, наверное, заночевал у какой-нибудь девки… - Что-о-о-о-о?! – воскликнула шокированная королева, уставившись округлившимися глазами на мужа. – Теодор, да ты понимаешь, что говоришь? - Вполне, моя дорогая! Я в его годы еще и не такое вытворял! Славное было время! Однажды даже попал в участок: вместе с друзьями я пошел в таверну выпить и развлечься, - замечательные красотки прислуживали там посетителям! Когда девицы уселись к нам на колени, предлагая любовь, в таверну вошла другая компания таких же молодцов, как и мы, ходивших к тем же девчонкам. Ух, и драка же началась! Те ослы были еще глупее нас, и, кажется, искренне влюбились в проституток. По своей дурости они вообразили, что мы хотим увести их невест. День после этого я провел в участке, пока меня батюшка покойный не выкупил. Он тогда велел выпороть меня кнутом, да матушка вовремя заступилась. Эх, знали бы мои родители, кем я стану! - Теодор, перестань рассказывать мне о твоих похождениях! Слава Богу, Патрик не такой как ты, и с ним ничего подобного не случится! - Ты в этом уверена, сестрица? – раздался ледяной голос Оттилии, незаметно вошедшей в комнату королевы. – Мне кажется, ты слишком идеализируешь этого мальчишку. Возможно, он и не пошел к девице легкого поведения, но ничто не могло помешать ему напиться, и остаться ночевать у приятелей. Я считаю, что еще слишком рано заявлять в полицию. - А что же тогда делать?! – воскликнула несчастная королева. - Прежде всего, надо отправить посыльного в университет, - возможно, Патрик там. Если его там нет, посыльному следует расспросить его друзей, - быть может, они знают о его планах на воскресенье. Если же выяснить ничего не удастся, и Патрик не будет найден, тогда придется заявить в полицию. - Вот это правильно, свояченица, - подтвердил король, - может, он уже проспался после попойки, и спокойно учится, а мы тут переживаем. - Теодор, перестань наговаривать на бедного мальчика! Это касается и тебя, сестрица! – неожиданно резко произнесла королева. - Ты слишком волнуешься из-за этого мальчишки, сестра. Не пристало королеве переживать из-за безродного! – ответила Оттилия. Оноре и Луи были несколько удивлены отсутствием Патрика в университете. Но еще сильнее они удивились и встревожились, когда прервав лекцию, в аудиторию вошел профессор Морис в сопровождении гвардейца. - Здесь Патрик, - воспитанник ее величества? – спросил Морис, напрасно пытаясь отыскать взглядом Патрика. - Нет, ваша милость, он не пришел на занятия, - ответил преподаватель латыни. - Луи, я знаю, что вы дружите с Патриком. Не осведомлены ли вы о том, что он собирался делать в воскресенье? Возможно, он собирался куда-нибудь пойти? - Господин профессор, простите, что случилось? – испуганно спросил Луи. - Патрик вчера вечером ушел из дворца и до сих пор не вернулся. Если вы что-нибудь знаете, то расскажите, помогите его найти. - Я знаю, что он в воскресенье собирался навестить заболевшего Поля, - но в какое время, мне неизвестно. - Мы были у Поля днем в три часа, Патрик к нему еще не приходил, - вмешался Оноре, - возможно, что вечером Патрик пошел к Полю. - Благодарю вас, господа, - ответил гвардеец, - будьте любезны указать адрес вашего друга Поля. Через час курьер вернулся во дворец с неутешительными вестями: Патрика не было в университете, а его друг Поль рассказал, что Патрик ушел от него в восемь часов вечера. Громко зарыдав, королева закрыла лицо руками: - Мой мальчик! Жив ли он еще?! – воскликнула она. Тотчас же были посланы курьеры во все полицейские участки с описаниями внешности Патрика. Не прошло и часа, как обрадованный Удилак доложил королевской чете: - Ваши величества, Патрик нашелся! - Где он? – королева вскочила с софы и подбежала к капитану гвардии. - В полиции. Начальник сказал, что отпустит его только после внесения залога или особого приказа короля. Королева, охнув, схватились за сердце, и без сил упала в кресло. - Но что произошло? – с трудом вымолвила она. - Кажется, Патрик напал вчера вечером на сына какого-то купца, - торговца шелком, затем, прошу прощения, устроил драку в участке. Начальник участка говорит, что Патрик и мсье Жорж – пострадавший от рук воспитанника вашего величества, - они… ну, не поделили девушку, что ли… - Ну, а я что говорил, дорогая! – воскликнул король. – Все вышло, как и у меня в годы юности. Да будет тебе расстраиваться, сейчас отдам приказ, и через полчаса Патрик будет дома! Мальчик-то и впрямь молодец, - не ожидал я от него такой прыти! - Он не стоит особого приказа вашего величества – вдруг холодно сказала королева. – Лучше заплатить за него выкуп, как за сына мещан. Его поведение отвратительно. - Ну, уж нет, сестра, - возразила Оттилия, - пусть лучше его величество отдаст приказ, который не будет стоить денег! Всего-то лист бумаги да капля чернил и воска для печати! Ты хоть знаешь, что выкуп стоит сто золотых? - Так мало? – удивилась королева. - Мало?! – возмутилась Оттилия. – Ты привыкла сорить деньгами, сестрица, так скоро казна опустеет! Мы вовсе не обязаны тратиться на этого мальчишку! Кормили его в течение тринадцати лет, одевали, теперь платим за обучение в университете, - еще и из тюрьмы выкупать! Это уже слишком! Ваше величество, прошу вас, отдайте приказ об освобождении, не тратьте деньги попусту! Король, недолго думая, накарябал на листе бумаги приказ, скрепив его королевской печатью, и вручил Удилаку. - Ступай, капитан, освободи храброго юношу! Альбина, находившаяся в это время в гостиной, и не произнесшая за все утро ни слова, рассмеялась, услышав распоряжение отца. - Ну что ты плачешь, мамуля, видишь, все хорошо закончилось, - стала успокаивать принцесса свою огорченную мать. - Я не ожидала от него такого, - всхлипнула королева, вытирая слезы разочарования. - Сестра, держи себя в руках, - сказала Оттилия. – Кстати, это все плоды твоего воспитания. Ты донельзя избаловала этого мальчишку. Когда Патрик был еще совсем маленьким, я уже предвидела его будущее, - тогда я сказала, что он вырастет порочным человеком. Ты помнишь? - Да… Ты оказалась права. Но какие ошибки допустила в его воспитании я – не пойму. Я считала Патрика примерным мальчиком и представить не могла, что может случиться нечто подобное… Справедливости ради стоит заметить, что честный Удилак точно передал слова курьера королевской чете, а гвардеец, посланный в участок, передал капитану слово в слово рассказ начальника участка, желавшего выгородить своего беспутного родственника. Офицер полиции не слишком поверил в то, что задержанный юноша является воспитанником королевы. Но, когда через полчаса в служебном экипаже, украшенном королевским гербом, приехал в сопровождении гвардейца лысый лакей и предъявил начальнику приказ короля об освобождении Патрика, бравому офицеру полиции чуть было не стало дурно: - Да здравствует его величество король Теодор! Я сейчас, сейчас же немедленно! – не договорив, полицейский бросился отпирать камеру, где сидел Патрик. - Ваша милость, господин Патрик, можете быть свободным. Инцидент исчерпан, приношу вам свои извинения, прошу вас о снисхождении, не держите зла на меня, - я всего лишь скоромный офицер полиции и исполнял свой долг. Разумеется, мерзавец Жорж будет арестован, и строго наказан за оскорбление члена королевской семьи. Услышав эти слова, Патрик вздрогнул, и внимательно посмотрел на начальника участка. - Прошу вас, ваша милость, не гневайтесь, дело и впрямь было запутанным, - повторил полицейский, низко поклонившись. - Идемте, ваша милость, на ногах-то держитесь после вчерашней попойки? – ехидно спросил лысый. Патрик ответил ему равнодушным взглядом, - после вчерашнего приключения насмешка лакея не могла вызвать гнева, к тому же Патрик себя плохо чувствовал. Юноша провел бессонную ночь в холодной камере, терзаемый волнениями, которые вызвали головную боль, и к тому же нестерпимо болела рана на руке. При мысли о том, что подумает королева, узнав, что он попал в участок, Патрика охватывал ужас. Вернувшись во дворец, Патрик догадался, что утратил доброе имя. Слуги, которых он встретил на лестнице, с трудом сдержали смех, взглянув на него, и никто не выразил ему сочувствия, за исключением старой Жанны, но и ее радость была омрачена тяжелым разочарованием. - Патрик! Ты вернулся, сынок? – воскликнула Жанна, топившая печь в коридоре. – Святая Дева, на что ты похож! И как ты до этого докатился?! Боже мой, вот этого я от тебя не ожидала! Ты посмотри на себя, - до чего тебя довело твое беспутство! Сколько же ты выпил вчера, мой хороший? Патрик с удивлением отшатнулся, непонимающими глазами глядя на Жанну. - Иди, переоденься, умойся, и… о, господи, у тебя же ранена рука! Беги скорей к доктору, путь он тебя перевяжет, а то антонова огня не избежать! Патрик, вняв разумному совету пожилой женщины, поспешил к лейб-медику. Обработав и перевязав неглубокую, но болезненную рану, Коклюшон с сочувствием взглянул на юношу: - Осмелюсь вам посоветовать выпить стакан воды с медом и лимоном. Очень от похмелья помогает. Устало взглянув на врача, Патрик поклонился в знак благодарности и поспешил к себе. Взглянув на свое отражение в зеркале, стоявшем в коридоре, юноша испугался: он был очень бледен, а под глазами залегли резкие тени. «Теперь понятно, почему все думают, что я был пьян», - догадался Патрик. Переодевшись и приведя себя в порядок, Патрик решил все объяснить королеве, написав записку, в которой кратко изложил вчерашнее происшествие. Флора, проплакавшая все утро, несколько успокоилась, и, припудрив раскрасневшееся лицо, решила выйти в сад, подышать свежим воздухом. Меньше всего на свете она хотела сейчас видеть Патрика. Накинув плащ, ее величество собиралась оставить свои покои, и, выходя из комнаты, она чуть не столкнулась с Патриком, который только что хотел постучать в ее дверь. Юноша с виноватой улыбкой поклонился, и хотел поцеловать руку своей благодетельницы, но королева спрятала руки за спину, не желая, чтобы Патрик прикасался к ней. Тогда Патрик протянул ей записку, но королева оттолкнула его руку с листом бумаги. - Мне не нужны твои объяснения, Патрик. Иди, пожалуйста, к себе. Я не хочу тебя видеть. Патрик грустно взглянул в глаза королевы. - Ты не представляешь, как я разочаровалась в тебе. Я считала тебя порядочным человеком, но теперь я знаю, что порядочных людей не существует. Мне очень больно было осознать это. Дай Бог тебе тоже пережить столь горькое разочарование, тогда ты сможешь понять, как я страдаю сейчас, узнав, что ты пошел по плохой дорожке. Мне очень жаль тебя. Да, мне очень жаль… Прошу, не докучай мне своими извинениями и объяснениями. Пожалуйста, оставь меня одну! Огорченный Патрик долго смотрел ей вслед. Самым обидным было то, что королева, считая его виноватым во всех смертных грехах, не желала узнать правду. Немного подумав, Патрик решил разыскать Альбину и вручить письмо ей, надеясь, что более любопытная принцесса, узнав правду о его приключении, расскажет все матери. Он застал Альбину в малой гостиной, - принцесса грела озябшие руки у огня, который только что развели в камине слуги. - Ты?! – холодно спросила принцесса, едва лишь Патрик вошел в комнату. – Не приближайся ко мне! – Как ты смеешь после всего… И что у тебя в руке? Если это опять стихи, дай прочесть их девчонкам из борделя! Ты объяснялся мне в любви, а сам развлекался с уличными девками! Я думала, что во всем замке один лишь ты не врешь, но как же я ошибалась! Ты оказался последним мерзавцем! Уходи, оставь меня и впредь больше не пытайся ко мне подойти! Со слезами на глазах Патрик выбежал из гостиной. Поднимаясь наверх, он встретил на лестнице Жанну, подметавшую коридор. - Ну, что, Патрик, ее величество не простила тебя? – взволнованно спросила пожилая женщина. Патрик покачал головой и протянул записку Жанне. - Дитя мое, да я же не умею читать по-письменному! – воскликнула Жанна. – Вот если, как в книжках напечатано… Ты подожди несколько дней, - у ее величества душа успокоится, и она простит тебе все, непременно простит, ведь она так любит тебя! И если ты дашь ей и себе слово не повторять больше таких выходок, у тебя все будет хорошо! Ты знаешь, многие совершают ошибки, но если вовремя понять, что пошел по кривой дорожке, и вовремя свернуть с нее, можно спасти свою жизнь… Внезапно старая служанка заплакала. Патрик с удивлением взял ее за руки, пытаясь успокоить. - Я тебе никогда не рассказывала этого, а ведь у меня был еще один сын, кроме Пьера, - Август. Бедный мальчик, как и ты, стал на путь порока, начал выпивать, встречаться с девками… и однажды в пьяной драке он получил удар ножом… Ему было всего двадцать… А Пьер вот наконец выбился в люди, – стал портным, и открыл кружевную лавку, - сам шьет одежду господам, а жена и дочери плетут кружева. Дела у него постепенно налаживаются, хотя он рано остался сиротой и вырос в нищете. Но его трудолюбие не дало ему умереть. Младший мой сын не хотел трудиться, он только и делал, что обижался на жизнь, - потому и пить начал… Ты уж прости, Патрик, - некогда мне с тобой разговаривать, - еще лестницу вымыть нужно! С этими словами Жанна поспешила уйти, не желая, чтобы Патрик видел ее слезы. Патрик был огорчен рассказом Жанны об ее беспутном сыне, но в тоже время его задело, что Жанна, единственная, кто теперь хотел с ним общаться, была твердо уверенна в его дурных наклонностях, и не пыталась даже предположить, что все может быть иначе, чем она думает. Словом, Патрика все осудили заранее, не дав ему возможности защищаться. Лишь одна живая душа во всем дворце не осуждала юношу, и радовалась его приходу,- это была серая кошка Гризетта, вбежавшая вслед за Патриком в его комнату и тершаяся о ноги своего хозяина. Постепенно Патрик успокоился, и решил больше не пытаться объяснить королеве, что на самом деле произошло с ним минувшей ночью. «Если ее величество и Альбина считают меня негодяем, не желая читать мои объяснения, - Бог им судья, пусть так и думают, - я не собираюсь больше оправдываться, пусть дурные мысли остаются на их совести. Перед Богом и самим собой я чист, и мне не пристало стыдиться своих поступков», - думал юноша. Но Жанне Патрик все же решил попытаться рассказать правду, не желая больше выслушивать ее порицаний, и терпеть ее жалость к себе, «беспутному несчастному мальчику». Подобрав с пола перья, сброшенные со стола и раскиданные по всей комнате кошкой, Патрик вывел на листе бумаги печатными буквами: «Милая нянюшка, бывает, что трезвого человека, пресекшего преступные деяния пьяницы, все считают дебоширом, а пьяного негодяя – пострадавшим». Тем временем начальник полицейского участка, - дядя Жоржа, поспешил в дом «пострадавшего», - своего непутевого племянника. Жорж недавно проснулся и теперь наряжался перед зеркалом, недовольно глядя на свою опухшую испитую физиономию. Полицейский без стука ворвался в комнату племянника, ничего не объяснив его встревоженному отцу, забрасывавшему его вопросами. - Ну, что, сидишь?! Костюмчик новый примеряешь, щенок?!! – заорал офицер полиции. - А что случилось, дядя? – удивился Жорж, взглянув на дядю своими глупыми и сонными глазами. - Ты на кого вчера напал, пьяная твоя рожа?! - Ой, дядя, ну хватит уже… - поморщился Жорж. – Он первый напал на меня, и честно признался во всем. Ты все знаешь, он рассказал правду. Ну, зачем сейчас поднимать шум из-за пустяка? - Пустяка?! Из-за тебя был арестован вступившийся за девушку воспитанник королевы! Нечего сказать, хорошо была награда за его благородный поступок, - ночь в участке! Он ведь почти что принц, - говорят, королева любит его как родного! И его задержали, а тебя, идиота, отпустили! Все, конец моей карьере, да и твоей паршивой жизни! - А что же я должен был делать? – плаксиво спросил Жорж. - По крайней мере, когда господин Патрик приставил шпагу к твоему ненасытному до выпивки горлу, ты должен был попросить прощения у девушки, признать себя негодяем, и умолять отпустить тебя и пощадить твою трижды ненужную жизнь! А теперь все пропало, - королевская семья этого так не оставит. Свояк, я прошу вас, немедленно прикажите слугам собрать сына в дорогу, и пусть сейчас же проваливает из страны, - я не хочу арестовывать своего племянника. Только побег может спасти Жоржа! - О, господи! Говорил я тебе, сынок, - добром твое поведение не закончится! - заплакал огорченный купец. – Поедешь в Пофигию, - туда часто приезжает наш поставщик Трутовино, - откроешь на мои деньги лавку. Я выделяю тебе половину моего состояния, - будь умницей, приумножь его! - Батюшка, это что, мне всю жизнь жить в Пофигии? – с ужасом спросил Жорж. - Хотя бы несколько лет, пока все забудут об этом деле, - сказал полицейский. – Ну, что стоишь, собирайся быстрее! Через час Жорж выехал из столицы, взяв с собой только смену одежды, деньги и деловые бумаги. На чужбине ему не удастся приумножить состояние отца, - напротив, молодой человек все промотает. Он и не подумает заниматься торговлей шелком – праздный образ жизни и развлечения окажутся куда приятнее. Вскоре Жорж наделает кучу долгов, которые придется выплачивать его отцу. Через два с половиной года Жорж вернется домой, - разоренный отец пожелает видеть сына перед смертью. После похорон отца Жорж останется в Абидонии – от дяди он узнает, что ему нечего бояться, - королевская семья напрочь забыла об аресте воспитанника королевы, и не требует наказать Жоржа. В то время дядя Жоржа уже не будет служить в столице – опасаясь гнева королевского семейства, после бегства племянника он попросит начальство о переводе в тихий провинциальный город. Там он дослужится до звания генерала полиции, и это ему понравится больше, чем должность начальника столичного участка. Жорж переедет к дяде, и под его прикрытием станет заниматься темными делами. За полгода Жорж окончательно падет, - он не станет гнушаться подрабатывать наемным убийцей. Жорж и его любимый дядюшка будут вполне довольны своим положением. Но однажды, теплым майским утром Абидония узнает об отречении короля Теодора от престола в пользу законного наследника, сына покойного короля Анри II, - принца Патрика, - того самого Патрика, которого на протяжении шестнадцати лет граждане Абидонии считали воспитанником королевы Флоры. Испугавшись гнева короля Патрика, генерал полиции и его племянник собрались бежать из страны, но их планам не суждено было осуществиться, - генерал получил приказ короля выставить полицейский кордон вокруг замка Давиль, находившегося недалеко от города. Туда была отправлена под домашней арест вдова канцлера, графиня Оттилия Давиль, - тетка короля Патрика и убийца его родителей. Получив приказ об особой охране государственной преступницы, генерал полиции вообразил, что находится в милости у короля, простившему честному полицейскому свое противозаконное задержание трехлетней давности. Но здесь честолюбивый генерал ошибся, - молодой король не мог предположить, что главой полиции провинциального городка является бывший начальник того самого участка, где он провел ночь три года назад. Если бы Патрик знал, с кем имеет дело, то он без сомнения не поручил бы недобросовестному полицейскому охраны столь важной преступницы. При всей строгости охраны, тетке короля будет выказываться должное уважение, и генерал полиции станет навещать благородную даму, в расположении которой он скоро престанет сомневаться. Их роман продлиться пять лет, и результатом станет попытка Оттилии вернуть себе власть. Жорж окажет неоценимую помощь своему дяде и его возлюбленной. К счастью, планы негодяев не осуществятся, и Жорж, угрожавший жизни наследника престола – принца Анри, будет убит прямо в королевском дворце, а его дядя, ожидая суда, повесится в тюремной камере, не вынеся предательства любимой женщины. За минуту до ареста генерала полиции Оттилия признается, что не любила его, а лишь использовала для осуществления своей заветной мечты – захвата власти. Он так и не узнает о самоубийстве Оттилии, - графиня Давиль выпив яд, последует примеру своего мужа. Но это уже совсем другая история, которая произойдет через восемь лет, а сейчас Жорж, гонимый страхом за свою жизнь, удирает в Пофигию. Проводив племянника, офицер полиции поспешил вернуться в участок. Через полчаса туда пришла та самая девушка, - невольная виновница скандала, последствия которого могли быть самыми неприятными для начальника участка. - Господин, я готова внести залог за немого дворянина, моего защитника. Мне удалось занять у знакомых двадцать пять золотых, этого хватит для того, чтобы… - Твоего защитника я давно уже отпустил. Ступай домой и не мешай мне работать! – буркнул полицейский. - Правда? Так он на свободе? А не могли бы вы сообщить мне его имя и адрес, чтобы я могла выразить ему благодарность, – ведь вчера вечером я этого не сделала? - Забудь ты об этом! Его положение намного выше твоего, и благодарность простой служанки вовсе не нужна этому юноше! - Но я все же хотела бы знать его имя… - Незачем тебе это! Пойми, дурочка, тебя не допустят до его милости, - ты слишком низкого происхождения! Забудь о нем, - это лучшее, чем ты сможешь отблагодарить его. Иди, иди отсюда, - у меня сегодня много важных дел, - с этими словами полицейский выпроводил девушку из участка. Он хотел, чтобы как можно меньше народа знало о том, что в его участке провел ночь задержанный за благородный поступок воспитанник королевы. Огорченная девушка, вытирая слезы, медленно пошла домой. Она боялась, что больше никогда не увидит своего благородного спасителя. Проведя бессонную ночь в участке, Патрик заснул в этот вечер так крепко, что не сразу услышал стук в дверь. Старая Жанна, принеся в семь часов вечера ужин, постучала несколько раз, и, догадавшись, что юноша спит, уже собиралась уходить, но в этот момент Патрик открыл дверь и впустил свою няню. Взяв у Жанны поднос, юноша вручил ей записку, написанную крупными печатными буквами. - Хорошо, Патрик, спасибо, теперь я смогу прочесть, - только, может быть завтра утром, если не разберу при свечах, - зрение-то у меня неважное! Как же ты добр, - не поленился ради меня написать печатными буквами! – растрогалась Жанна. Придя к себе, она зажгла масляную лампу и два огарка свечи. Этого освещения хватило, чтобы хорошо видеть текст. - Ми-ла-я ня-ню-шка, бы-ва-ет, что трез-во-го че-ло-ве-ка пре-сек-ше-го прес-туп-ные дея-ния пья-ни-цы, все счи-та-ют де-бо-ши-ром, а пья-но-го не-го-дяя – по-стра-дав-шим, - по слогам прочла Жанна. - Да, ведь Патрика можно считать пострадавшим, - его ведь ранили в руку, - вслух подумала пожилая женщина, - но как же он раскаивается, - назвал себя негодяем! Святая Дева, как страдает бедный мальчик, как ему тяжело! Одного только не пойму, - кого же все посчитали дебоширом? Сына купца, на которого напал Патрик? Но почему он дебошир? Его ведь даже не задержали, он скорее пострадавший… пострадавший… Ну, ка, - прочесть снова… пьяного негодяя – пострадавшем… Человека, пресекшего преступные деяния пьяницы… считают дебоширом, а пьяного – пострадавшим… ничего не понимаю… Трезвого –дебоширом, а пьяного пострадавшим… Бедный мальчик, наверное, он еще не пришел в себя, - хотел написать – трезвый человек, пресекший преступные деяния пьяницы, стал пострадавшим, а пьяный негодяй – дебошир. Уф, наконец-то все поняла, а то даже голова разболелась! Вернувшись через час чтобы забрать поднос, Жанна спросила Патрика, показав ему листок с запиской: - Ты, верно, хотел написать, что трезвый человек, прервав преступные деяния, стал пострадавшим от дебошира, - пьяного негодяя? Патрик грустно взглянул на Жанну и покачал головой. - Нет? Значит, я неправильно поняла? – увидав согласный кивок юноши, Жанна расстроилась: - Стара я становлюсь, и ужасно глупа. Кого же ты назвал человеком, остановившим деяния пьяницы, - того парня, которого ты избил до полусмерти? Вновь покачав головой, Патрик указал на себя. - Что?! Ты?! – воскликнула Жанна. – Постой, я что-то не понимаю, - ты хочешь сказать, что это ты остановил пьяницу, а сам был трезв? Патрик несколько раз кивнул с улыбкой, - юноша был рад, что Жанна наконец-то поняла его. - А-а-а-а! Вот теперь понятно! Ты был трезв, но тебя посчитали дебоширом, а пьяного пострадавшим! Но почему так? Ведь в участке в таком случае должен был оказаться он! Куда же смотрела полиция? Вместо ответа Патрик снова взялся за перо, и через минуту Жанна прочла написанную печатными буквами новую записку: «Полиция смотрела на пьяницу Жоржа, оказавшегося племянником начальника участка. Разумеется, его не стали арестовывать». - Ах, вот оно что! Вот какая теперь у нас полиция! Все понятно, мой хороший, тебя задержали вместо него! Боже, куда катится наша страна, - в правление покойного короля Анри такого не могло случиться! Но послушай, мой ангел, ты покажи эту записку ее величеству, и она простит тебя, - что я говорю, - тебя не за что прощать, ведь ты же не совершил ничего дурного! Сделай это, и королева перестанет напрасно гневаться! Патрик с грустным видом покачал головой, и написал еще несколько слов: «Ее величество не желает ничего читать. Я вызываю у нее отвращение». - Как она несправедлива! – воскликнула Жанна. – И это к тому же, не вежливо, - не давать тебе высказаться! Ну, ладно, мы что-нибудь придумаем. Хочешь, я выберу удобный момент и поговорю с ее величеством, - расскажу все, как было на самом деле? Патрик отрицательно покачал головой. - Нет?! Почему же? Ты что, хочешь и дальше терпеть несправедливые упреки? Или ты надеешься, что ее величество сама догадается о том, что тебя оклеветали? Много же воды утечет, пока это случиться! А-а-а-а, я все поняла! – вдруг воскликнула Жанна. – Ты, сынок, из гордости не хочешь, чтобы за тебя заступалась старая нянюшка! Все правильно, ты настоящий мужчина, и я никогда не расскажу королеве того, что я узнала сейчас, - поклялась Жанна, твердо решив в ближайшее время нарушить свою клятву. Глава 3 На другой день Патрик, как обычно, отправился в университет. Однокурсники с нетерпением ожидали его прихода, - они уже знали о случившемся. Вчера профессор Морис, любивший кроткого и прилежного Патрика, узнав об исчезновении юноши, не находил себе места. Около трех часов дня он отправил своего слугу в королевский дворец, - выяснить, не нашелся ли Патрик. Во дворец посыльного не пустили, но Удилак решил успокоить ректора. - Передайте профессору, чтоб не изволил беспокоиться, - Патрик нашелся! – отрапортовал он. - Но где он был? – спросил слуга профессора. - В участке, - понизив голос, сказал Удилак, - кажется, он, выпив, подрался из-за девицы и славно отделал кого-то. Мы все за него переживаем, - хороший парень, а вот достанется же теперь ему! Вернувшись в университет, посыльный передал слова капитана гвардии ошеломленному профессору. Несколько минут Морис сидел, уставившись округлившимися глазами в одну точку. Наконец, у него вырвалось: - Господи, куда же катится мир! На что похожа современная молодежь! Лучший из моих учеников, которого я всегда ставил в пример, повел себя, как последний забулдыга! Вот уж от кого-кого, но от Патрика я никак не ожидал такого! На следующий день эта новость, обросшая невероятными подробностями, облетела весь университет. Студенты разделились на два лагеря: одни поверили рассказам о неподобающем поведении Патрика, другие ставили это под сомнение. В числе последних были Луи, Оноре и Поль, пришедший сегодня на занятия. Справедливости ради следует заметить, что никто крайне не осуждал Патрика, в глубине души понимая, что подобное может случиться с каждым. - Вот так Патрик! Ничего себе, даже полицейских отдубасил! – воскликнул Антуан, выслушав приукрашенный рассказ преподавателя латыни о драке Патрика с Жоржем и будто бы последовавшей за этим дракой в полицейском участке. - Я в это не верю, - отрезал Поль. – Патрик ушел от меня в восемь часов вечера, объяснив, что спешит вернуться домой, к тому же, его задержали не так далеко от моего дома, жаль только, что мы не знаем в котором часу… Если его задержали в половине девятого, у Патрика просто не было времени напиться. Здесь что-то не так… - Да ладно, думаешь, он сразу от тебя пошел во дворец? Он мог и соврать, что спешит, - возразил Антуан. - Патрик всегда честен, я хорошо его знаю, - вступился Оноре, - к тому же, он порядочный человек. Сомневаюсь, что он станет таскаться по девкам… Точнее, я уверен, что он никогда не сделает этого! - Пойми, Оноре, - вмешался в разговор Рауль, - ведь даже в самом себе нельзя быть твердо уверенным, а ты ручаешься за Патрика. Разве тебе не случалось совершать такие поступки, которые ты ранее считал невозможными? Со мной так часто случается, и если ты хорошо подумаешь, то и ты наверняка вспомнишь подобные случаи. Так почему же этого не могло произойти с Патриком? - С кем угодно, но с ним – нет! – воскликнул Оноре. - Ребята, но ведь Патрик немой, они все озлобленные, к тому же мне кажется, он слишком сдержанный и тихий, а что может быть у него на душе? – вмешался Шарль. – Вы же знаете поговорку «в тихом омуте черти кроются»! - Ты заметил у него озлобленность?! – закричал Оноре. – Ну, скажи, заметил? - Нет… но кто может знать… - Вот что, друзья, - произнес молчавший до сих пор Луи, - я никогда не поверю во все услышанное сегодня, до тех пор, пока сам Патрик не подтвердит этого. Я не верю, что он мог сильно напиться, пойти к девице легкого поведения, - вы что, не знаете, кого он любит? И уж тем более, он не мог устроить драку и избить полицейских – вы же знаете, что он не отличается большой силой! Ну, вы сами-то можете представить, как он чуть не убил нескольких полицейских и еще одного человека? - Нет, конечно же, я думаю, что ты прав, - ответил Рауль. - Возможно, он просто защищался от нападения и попал в участок, а все остальное – ложь? – предположил Поль. - Скорее всего, так и было, - ответил Луи. - Чем строить предположения, лучше будет расспросить самого Патрика, когда он придет, - сказал Оноре. - А придел ли он? – спросил Шарль, - на его месте мне было бы стыдно… - Я больше всего боюсь, что профессор Морис может выгнать Патрика из университета за неподобающее поведение, - встревоженно произнес Луи. - Да ладно, чего там! – возразил Антуан, - в прошлом году двое отличились таким же образом, и профессор публично пристыдил их, но оставил под обещание вести себя примерно. В первый раз он всегда прощает, но вот если Патрик продолжит в таком духе и дальше… Тогда путь не жалуется! - Я сомневаюсь, что его выгонят, но я согласен с Шарлем, - вдруг Патрику после всего будет стыдно появляться в университете, и он бросит учебу, - сказал Поль. - Да, зная его, могу предположить, что это весьма вероятно… - задумчиво ответил Оноре. - Я тоже так думаю, - сказал Рауль. - Друзья, мы не должны сидеть, сложа руки! – воскликнул Луи. – Если Патрик примет такое решение, наш долг – переубедить его! Вдруг он не пришел сегодня именно по этой причине, - уже без десяти девять, в это время Патрик обычно всегда здесь! - Подожди, Луи, не горячись, - сказал Оноре, - может, он себя плохо чувствует, - из-за того что Патрик не пришел сегодня, еще рано делать вывод, что он оставит учебу… Но в этот момент, опровергая его слова, в аудиторию вошел Патрик. К удивлению однокурсников, юноша держался уверенно, без малейшей тени смущения. Никто не знал, что Патрик, набираясь смелости, двадцать минут стоял около университетских ворот, готовясь принять унижение - выслушивать насмешки, терпеть косые взгляды, а возможно, и осуждения друзей. К тому же юноше предстояло объяснение с ректором, а может, и выговор в присутствии однокурсников. Патрик уже хотел было избежать позора, вернувшись во дворец, но вовремя вспомнил, что ему нечего стыдиться, ибо он не совершал поступков, за которых подвергся всеобщему осуждению. Эта мысль придала юноше уверенности в себе, и Патрик с гордо поднятой головой вошел в университет, а затем и в аудиторию, где собрались его однокурсники. На мгновение воцарилась полная тишина, которую нарушил Луи: - Здравствуй, Патрик, мы все рады тебя видеть, - не скорою, что мы очень волновались. Поклонившись однокурсникам, Патрик с улыбкой прошел к своему месту и сел рядом с Луи. Ошеломленные студенты молчали, не зная, как задать вопрос, вертевшийся у всех на языке. Луи, Оноре и Поль, напротив, не хотели беспокоить Патрика расспросами, решив, что он сам все расскажет, когда сочтет нужным. К сожалению, не все обладали подобной тактичностью. - Патрик, а что ты натворил в воскресенье, - то есть, что с тобой случилось? - задал прямой вопрос Антуан. – По словам ректора, ты вел себя как последний бузила, - прошу прощения, - это не мы так думаем, так считает профессор Морис! - Патрик, не сердись на Антуана, он, как и все мы, сочувствует тебе, но правда, что все-таки случилось? – более мягко спросил Шарль. Патрик встал и подошел к доске. Через минуту студенты прочли его ответ: «Если бы я поступил неблаговидно и бесчестно, то не попал бы в участок. Я не сомневаюсь, что вы, оказавшись на моем месте, поступили бы так же, как и я, ибо считаю вас порядочными людьми…» Патрик не успел довести до конца свой ответ, - в аудиторию вошел профессор Морис. - Вы пришли, Патрик? – спросил он. – Соблаговолите написать объяснительную, - ваше поведение заслуживает порицания. Я никогда не думал, что вы могли устроить такой скандал… Что это? – удивился ректор, заметив на доске ответ Патрика друзьям. – Почему это все поступили бы так же как вы?.. Нет, я право, ничего не понимаю! Вы называете однокурсников порядочными людьми, и в тоже время уверены, что они могли бы устроить скандал? – сказав это, Морис еще раз прочел надпись на доске. – «Если бы я поступил неблаговидно и бесчестно…» - Вы не считаете ваш поступок бесчестным, Патрик? Объясните же, в чем дело? Патрик снова взял мел, и написал на доске: «Если бы я прошел мимо попавшей в беду женщины, то, конечно, я поступил бы как человек без чести и совести. К сожалению, теперь в Абидонии не считаются негодяями оскорбляющие женщин родственники полицейских». - Ах, вот оно что! – воскликнул профессор Морис. – А драка в участке? «Ее не было», - ответил Патрик. - Не было? – переспросил ректор. – Так рассказы о драке с полицейскими - пустые сплетни? Патрик ответил утвердительным кивком. Профессор Морис посмотрел на юношу долгим внимательным взглядом. Наконец, он решил, что Патрик не лжет. - Садитесь, Патрик, - никто не имеет права осуждать вас, ибо вы поступили, как благородный человек. К сожалению, вы верно заметили, что в наше время честных и порядочных людей считают негодяями, а подонков, имеющих связи, выставляют беззащитными жертвами. В двенадцатом часу дня старая Жанна увидела в окно королеву, вышедшую в сад. Служанка взяла с собой записку Патрика, и поспешила догнать ее величество. Жанна твердо решила рассказать королеве правду о воскресном приключении ее воспитанника. - Ваше величество! Прошу вас, милостиво уделите мне всего лишь минуту вашего королевского внимания! – закричала Жанна, догоняя королеву. - Что-то случилось? – спросила ее величество, удивленно взглянув на взволнованную служанку. - Да… То есть нет, ничего страшного. Но у меня к вам есть просьба, умоляю вас, не откажите в милости…. - Слушаю тебя. - Прошу вас, будьте милостивы… Патрик… он очень страдает… бедный мальчик, он ни в чем не виноват… - волнуясь, бессвязно произнесла Жанна. - Ах, вот в чем дело? Ты умоляешь меня простить его? Но я не в силах это сделать, – по крайней мере, в ближайшее время. Его поведение отвратительно. Ты говоришь, что он страдает, - но и я страдаю не меньше, я слишком разочарована. Не напоминай мне о нем. - Ваше величество сильно заблуждается относительно Патрика. Он не совершил ничего дурного, - мальчика подло оклеветали! Вот, прочтите! – Жанна протянула королеве первую записку, которую Патрик написал для нее печатными буквами. Флора прочла несколько раз, прежде чем поняла смысл, - она, как и Жанна, не отличалась сообразительностью. - Пьяного негодяя – пострадавшим… - повторила королева, перечитав в последний раз письмо. Затем она без сил опустилась на скамейку. - Господи, неужели все обстоит не так, как мы думали? – пробормотала она. - Да, ваше величество, вас ввели в заблуждение, - Патрик заступился за девушку, которую обидел пьяница… - Этого не может быть, - твердо произнесла королева, - Патрик скорее всего, лжет, - ведь тогда полиция задержала бы того человека… - Ваше величество, да он же племянник полицейского, вот, прочтите, - воскликнула Жанна, отдав королеве вторую записку. - Мерзавцы… - прошептала королева, прочитав ее. – Бедный мальчик, - мало ему горя, так еще был ранен и провел ночь в участке, а теперь все считают его пьяницей и дебоширом, - как он сам выразился, - а я… обошлась с ним так жестоко! Вместо ответа Жанна вручила королеве последнюю записку. - «Королева не желает ничего читать. Я вызываю у нее отвращение», - все так и было! – воскликнула Флора. – Патрик, мой дорогой, какая же я бессердечная тет… дура! – королева чуть было не проговорилась о родственных связях, - к счастью, Жанна не обратила внимания на ее слова. - Каждому обвиняемому дают высказаться в свою защиту, каждый преступник имеет право на адвоката… Но я даже не дала высказаться бедному мальчику, - вернее, не стала читать его объяснения! Как же ему сейчас тяжело! Благодарю тебя, Жанна, ты оказала мне важную услугу, рассказав все и передав эти записки. Как тебя отблагодарить? - Ваше величество, не говорите Патрику, что это я вам все рассказала, - он не хотел, чтобы я просила за него. - Узнаю Патрика, - он такой гордый! Но все же, как я могу отблагодарить тебя? - Ваше величество, на сегодняшний день у меня нет никаких просьб, может в дальнейшем, если мне будет тяжело, я попрошу вас о чем-либо. Мне в мои годы надо так мало… После занятий друзья проводили Патрика до дворца, опасаясь, что юноша снова бросится кому-либо на помощь и опять попадет в участок. - Знаешь, Патрик, я давно, то есть мы все давно хотели сказать тебе, но все как-то не получалось, но после всего я обязан это сказать, - волнуясь, произнес Оноре, – мы рады, что нам посчастливилось дружить с таким благородным человеком, как ты! Патрик покраснел и опустил глаза, затем взглянул на друзей со смущенной улыбкой: «Что вы говорите, друзья, я ничем не лучше вас», - прочли Оноре, Луи и Поль в глазах юноши. Тепло простившись с друзьями, Патрик поспешил во дворец. Поднимаясь наверх, юноша услышал, как за его спиной открылась дверь на площадку второго этажа. - Патрик! – послышался голос королевы, которая ждала у окна его возвращения. – Дитя мое, мне надо поговорить с тобой, - ласково сказала Флора, с улыбкой глядя на юношу. Патрик поспешил спуститься на площадку, и поцеловать руку королевы, заметив, что в этот раз ее величество не отдернула руки. Несмотря на это обстоятельство и ласковый тон королевы, Патрик боялся быть выгнанным из дворца за «непристойное поведение». Эта мысль пришла утром и терзала его весь день. О том, что с ним будет после изгнания из дворца, Патрик не беспокоился, но его охватывал ужас при мысли, что в таком случае он больше не увидит Альбину. - Пройдем в библиотеку, там нам будет удобнее беседовать, - сказала королева. – У тебя, наверное, были неприятности в университете? Патрик покачал головой в ответ. - Нет? И профессор не бранил тебя? – снова удивилась королева, видя отрицательный жест юноши. Придя в библиотеку, они сели за письменный стол, и Патрик придвинул к себе бумагу перо и чернила. - Видишь ли, я долго размышляла о происшедшем, и наконец, поняла, что не могу поверить в то, что я услышала о тебе позавчера. Чтобы ты мог напиться и подраться из-за девицы легкого поведения, а затем избить полицейских, - нет, в это я определенно не верю! Можешь ли ты мне рассказать, как все было на самом деле? Только поклянись на священном писании, что расскажешь мне правду. Патрик с признательностью взглянул на королеву, затем, подойдя к шкафу, нашел на полке Библию, и поцеловал позолоченный переплет старинной книги. Вновь сев за письменный стол, юноша кратко изложил свое воскресное приключение: «Я всего лишь хотел, чтобы пьяный отпустил порядочную девушку, - служанку, посланную в тот поздний час за лекарством для своей госпожи. Я не мог бы убить наглеца своей шпагой, предназначенной для занятий фехтованием, - она совершенно тупая. Когда я приставил конец шпаги к горлу негодяя Жоржа, чтобы напугать его, он стал защищаться кинжалом, который мне посчастливилось выбить у него из рук. Но после этого Жорж позвал полицию, - участок был недалеко. Начальник участка приходился ему дядей, и именно по этой причине Жорж, пользуясь своей безнаказанностью, вел себя столь бесчестно. В участке нас троих попросили написать заявления, и Жорж написал, что я набросился на него без видимой причины. Его отпустили, а меня оставили в камере участка». - Но они должны были послать курьера во дворец, сообщить о случившемся, чтобы мы выкупили тебя. Неужели они хотели отдать тебя под суд? – возмутилась королева. – И откуда возникли слухи о драке в участке? Патрик глубоко задумался, и, затем, взяв другой лист бумаги, решил рассказать историю до конца, не взирая на опасность этого рассказа: «Сначала полицейский предложил мне написать родственникам, и указать адрес, что я и сделал, написав «Королевский дворец, ее величеству лично в руки». Но прочитав слова «Королевский дворец», капрал изволил пошутить, сказав, «Тоже мне, принц нашелся!» Клянусь честью, я не понял этой шутки, решив, что он знает то, что опасно знать обо мне. Услышав эти слова, я совершил необдуманный поступок, разорвав свое письмо. После этого меня заперли в камеру, опасаясь, что я сумасшедший». Прочитав это, королева побледнела. - Какой ужас, - вымолвила она, наконец. – Прости меня, мальчик, если конечно можешь… я была так жестока к тебе… Так плохо подумала… А ты – ангел, посланный на нашу грешную землю… - Королева не могла больше сдерживать слез. Взволнованный Патрик целовал руки своей благодетельницы. - Это ведь Жорж ранил тебя в руку? Иди к врачу, - он должен сменить повязку, затем поужинай и отдохни. Береги себя, мой хороший… Патрик взял новый лист бумаги и написал на нем еще несколько слов: «Ваше величество, будьте добры, расскажите всю правду о случившемся принцессе – ее высочество считает меня совершенно опустившимся человеком». - Конечно, Патрик, Альбина непременно узнает, что произошло на самом деле, и попросит у тебя прощения. А сейчас можешь идти. Спрятав в рукав второй лист бумаги, - тот, который содержал наиболее опасную часть его рассказа, Патрик поспешил в свою комнату. Проходя мимо топившейся в коридоре печи, юноша бросил этот листок в огонь. Чуть позже королева рассказала Альбине всю правду о приключениях Патрика, умолчав лишь о том, что полицейский назвал Патрика принцем. - Мама, я не желаю тебя слушать! – закричала Альбина. – Ты веришь его оправданиям? У Патрика богатая фантазия, и, едва протрезвев, он стал выдумывать несусветную чушь для того, чтобы обелить себя. Сейчас не то время, мама, - в наши дни мужчины не заступаются за оскорбленных девчонок, к тому же еще и служанок! Кстати, она была бы неплохой парой для Патрика, - ведь его родители, кажется, были крестьянами? Во всяком случае, это было бы умнее, чем объясняться мне в любви. Да, мама! Что так смотришь?! Вот, прочитай, - Патрик с лета заваливает меня глупейшими стихами! – с этими словами Альбина достала из ящика туалетного столика листы со стихами. - Читай, читай, пока я не разорвала их! Прочитав стихи, королева вытерла набежавшие слезы: - Эти стихи идут из самого сердца. Неужели ты не понимаешь, как сильно он тебя любит? - Ой, мама, не говори глупостей… - Знай, дочка, рано или поздно ты пожалеешь о том, что плохо относилась к Патрику. Попроси прощения хотя бы за то, что обругала его в понедельник. - Чего? Мам, ты с ума сошла? Чтобы я просила прощения? - Не вижу в этом ничего дурного. - Да-а-а-а… Только в нашей стране может быть такое, - принцесса Абидонии должна просить прощения у безродного нищего, чуть ли ни с помойки принесенного во дворец, - иронично произнесла Альбина. - Дочка, ты еще не понимаешь, что говоришь! – воскликнула королева. - А что тут понимать? Королева просит свою дочь унизиться перед каким-то… тьфу! Единственное, что я смогу сделать, - это разговаривать с Патриком по-дружески, но ни в коем случае не просить у него прощения! На другой день, вернувшись из университета, Патрик встретил на лестнице Альбину. - Как вы себя чувствуете, господин рыцарь служанки? Рука не болит? – весело спросила юношу принцесса. Патрик, не веря своему счастью, робко поцеловал руку Альбины. Ее высочество не только была дружелюбно настроена, но еще и беспокоилась о нем! - А что ты дрожишь? Всю смелость растерял в участке? Видела бы тебя сейчас та девчонка! – с этими словами Альбина, смеясь, удалилась, но Патрик весь вечер был на седьмом небе от счастья. Ночь, проведенная в холодной камере участка, не прошла бесследно для юноши, - у Патрика снова начался кашель, впрочем, не мешавший ему приходить на лекции в университет. Но сильные холода, наступившие в середине декабря, довели до конца дело, начатое ноябрьской ночью в участке: Патрик снова серьезно заболел. Надеясь быстрее выздороветь, юноша вновь принимал порошки, которые ему принес лейб-медик, - Патрик не догадывался, что от них нет пользы. В рождественские и новогодние праздники ему было совсем одиноко, - с лестничной площадки, ведущей на верхний этаж замка, Патрик прислушивался к праздничному шуму, еле доносившемуся до него. Своенравная Оттилия, едва лишь узнав, что Патрик болен, потребовала, чтобы юношу изолировали. Патрик должен был все время находиться в своей комнате, в библиотеку ему разрешили приходить рано утром или ночью, а спускаться вниз и подниматься к себе он должен был по служебной лестнице. В начале февраля Патрик почувствовал себя несколько лучше, и снова начал приходить в университет, но вскоре болезнь возвратилась, и только после дня рождения Патрик смог приступить к учебе. Но в этот раз юноша не скучал во время болезни, - у него нашлось интереснейшее занятие. В начале мая студенты, согласно давней традиции, играли ежегодный спектакль. В этот раз с подготовкой спектакля были трудности, - в прошлом году университет закончил талантливый студент, писавший сценарии для университетских спектаклей на протяжении последних четырех лет. В дни правления короля Патрика он станет известнейшим драматургом, который прославит Абидонию на весь мир. Не стоит даже называть его имя, – оно и без этого всем известно. Так как в этом году сценарий для спектакля было некому писать, студенты решили создать авторский коллектив, состоявший из обладавших фантазией и даром слова юношей. Туда вошли Оноре, Рауль, Поль, Луи и еще несколько студентов старших курсов. Оноре был неудержимым фантазером, и к тому же друзья прозвали его сатириком, - он мог ядовито высмеять нелепость и произвол, царившие в Абидонии. Неплохо помогал ему Рауль, и друзья со старших курсов. К сожалению, записать свои мысли на бумаге им не удавалось, - получалась какая-то нелепица, напоминавшая школьные сочинения двоечника. Здесь помогли обладавшие даром слова Поль и Луи, и еще двое студентов, учившихся на четвертом и пятом курсах. Но все признали, что Поль лучше всех может превратить веселую идею пьесы в красивую прозу. Замысел был великолепен: действие пьесы происходило в герцогстве Дурляндия, которым правили злодеи Бука и Бяка. Герцог Бука был очень глуп, так, что фактическим правителем Дурляндии стал его управляющий и родственник – Бяка. По сюжету, в начале пьесы Бяку страшно разгневали высмеивавшие его сатирические стихи, написанные дурляндскими студентами. Стихи и стали камнем преткновения, - Поль изорвал кучу черновиков, стараясь написать что-либо складное. Остальные студенты пытались ему помочь, но у них выходило еще хуже. - По-моему, мне надо прекратить сочинять чушь, которая, в конце концов, меня опозорит, и сведет на нет интересный сценарий пьесы, - наконец, сказал Поль. - Так что же, мы должны отказаться от стихов в нашей пьесе? Это будет совсем уж скучно, - заметил Оноре. - Я этого не сказал, - возразил Поль, - но я считаю, что хорошие стихи сможет написать один лишь Патрик. - Правильно! – одобрил Луи. - А согласиться ли он? – спросил Рауль. – Мы даже не посвятили его в наши планы, - в последнее время он долго болел, и сегодня лишь второй день, как он приходит учиться. К тому же он и сейчас не совсем здоров, и не может задерживаться после занятий. - Мне кажется, Патрик должен согласиться, - ответил Поль, - он не умеет отказывать, тем более что он любит сочинять стихи. - Мы и не будем требовать от него задерживаться после занятий, - лучше рассказать о нашем замысле во время перемены, - а стихи он сможет написать и дома, - сказал Луи. – Дело лишь за его согласием. Как и предполагал Поль, Патрик с восторгом согласился написать стихи для пьесы. Несмотря на плохое самочувствие, юноша оставался после занятий, помогая друзьям сочинять сюжет. Кроме стихов, обязательных вначале, Патрик посчитал нужным написать еще несколько стихотворений, украсивших собой интересные сцены. Впервые Патрик столкнулся с такой трудной задачей, - он должен был изложить в стихах иронический замысел друзей. - Понимаешь, Патрик, мы хотели, чтобы стихи вышли смешными, - Бяка должен не просто злиться из-за того, что об его преступлениях говорят люди, - он должен страдать от ужасной бестактности окружающих, - объяснил Оноре. - А Бука должен сетовать на то, что приходится заниматься государственными делами, отрываясь от детских шалостей, - добавил Луи. «Я постараюсь написать несколько вариантов каждого стихотворения, но я очень боюсь не оправдать вашего доверия, - еще ни разу в жизни я не сочинил ничего смешного», - ответил Патрик. - Даже если у тебя не получится смешно, мы все равно включим твои стихи в пьесу! – воскликнул Поль, - потому что сами мы написать ничего путного не смогли. Ты, главное, не торопись, – стихи должны быть готовы лишь к середине апреля. Нам бы сейчас сюжет завершить… Этот разговор состоялся в начале февраля, но Патрик смог приступить к работе лишь в марте. Первую половину февраля юноша старался наверстать пропущенное в учебе, а в середине февраля не долеченная болезнь обострилась снова. Две недели Патрик задыхаясь от кашля, лежал с высокой температурой, королева не знала покоя, а канцлер был очень доволен. Но к началу марта Патрик почувствовал себя значительно лучше, и огорченный канцлер вновь сорвал досаду на придворном враче: - Если я узнаю, что вы, вопреки моему приказу давали Патрику лекарства, то свою карьеру вы завершите на острове Берцовой Кости, - пригрозил канцлер лейб-медику. - Я в точности исполняю приказ вашей милости, и то, что Патрик выздоравливает, я склонен объяснить особой милостью фортуны к воспитаннику ее величества, - с достоинством отвечал Коклюшон. Через неделю Патрик, изорвав несколько черновиков, наконец-то написал озорное стихотворение, условно назвав его «Жалобы Буки». Глупый герцог Бука страдал от необходимости заниматься государственными делами, из-за которых у него оставалось мало времени на детские игры и хулиганство. Прочитав окончательный вариант только что написанного стихотворения, Патрик беззвучно засмеялся, но вскоре смех оборвал приступ кашля. Юноша хотел было выпить порошка, но, открыв коробочку с «лекарством», не приносившим исцеления, обнаружил, что порошок почти закончился, и надо идти за ним к лейб-медику. Придворный врач жил в неплохих апартаментах, находящихся рядом с помещениями для слуг, но гораздо более просторных, чем комнаты прислуги. Спускаясь по служебной лестнице, Патрик увидел, что на площадку второго этажа вышел лысый в компании еще одного человека, лицо которого показалось юноше знакомым. - Спасибо, я весьма доволен вашей службой. Когда студенты будут репетировать, постарайтесь подслушать, что будут говорить персонажи пьесы. Но главное, точно узнайте, какого числа и в котором часу состоится спектакль. - Пока еще дата спектакля не назначена, - ответил собеседник лысого. – Они даже пьесу до конца не дописали, - спорят, каков должен быть финал. К сожалению, я не могу убирать в библиотеке университета, когда там много людей, не то я бы мог вам рассказать гораздо больше. - Подслушивать будете у двери, - сказал лысый, и оба достойных собеседника стали спускаться вниз по лестнице. Патрик медленно последовал за ними, стараясь ступать как можно тише. Юноша хотел рассмотреть лицо собеседника лысого, шпионившего за студентами в университете. Из их разговора Патрик понял, что этот человек служил там уборщиком, но уборщиков в университете было несколько, и юноша хотел знать врага в лицо. Внезапно хлопнула входная дверь, и послышались шаги. На площадке между первым и вторым этажами служанка поравнялась с лысым и его спутником. - Осмелюсь вам сказать, Жанна, - вы слишком громко хлопаете дверью. От нее краска отваливается. Будьте добры придерживать дверь, - сделал замечание лысый. - Хорошо, буду осторожней, - ответила Жанна. – Но мне трудно придерживать дверь, когда несу уголь. В этот миг Патрик наклонился над перилами, - говоривший с Жанной лысый не заметил его. К счастью, юноша успел разглядеть лицо уборщика Пьера, - шпиона лысого, и, соответственно, самого канцлера. Лысый и уборщик вышли во двор, а Жанна, ворча, стала с трудом подниматься наверх. - «Дверью хлопаешь»! Что, я, молиться на нее должна? Смотри, какой младенец грудной, – спать ему мешаю! Ты бы сам потаскал такую тяжесть, плешивая твоя башка! Патрик поспешил к Жанне, и взял ведро с углем у нее из рук. - Патрик, ты что делаешь, ты же еще болен, можешь надорваться! – воскликнула Жанна, безуспешно пытаясь отнять ведро у юноши.- Патрик, это же надо отнести к той печи, что возле твоей комнаты, у тебя просто не хватит сил! Донеся ведро до печи, Патрик поспешил в свою комнату. - Мальчик, тебе плохо?! – окончательно испугалась Жанна, и последловала за юношей. Войдя в комнату, Жанна увидела, что Патрик что-то пишет. Через минуту он отдал Жанне записку, написанную крупными печатными буквами: «Нянюшка, вы разглядели человека, который был на лестнице вместе с лысым лакеем? Если вы его хорошо запомнили и увидите вновь, то будьте добры, сразу же сообщите мне». - Ты знаешь, Патрик, - задумчиво сказала Жанна, прочитав записку, - я вижу его не в первый раз. Да, не беспокойся, я сообщу тебе, когда он снова будет здесь. Прошло около трех недель, но за это время уборщик Пьер так и не появился в королевском замке. Это объяснялось просто, - за первую неделю он не смог ничего узнать о сюжете пьесы, а с одиннадцатого марта его жизнь превратилась в кошмар: студенты, которые раньше неплохо относились к пожилому человеку и уважали его труд, вдруг точно с цепи сорвались, - каждый старался наступить Пьеру на ногу, или толкнуть его, при том не утруждая себя извинениями. Многие демонстративно бросали скомканную бумагу, обломки перьев и ореховую скорлупу на только что выметенный пол, иные разбрасывали ногами аккуратные кучки мусора, которые Пьер только что хотел замести в совок. Подслушивание стало почти невозможным: войдя однажды в библиотеку в тот час, когда студенты занимались сочинением пьесы, Пьер был оглушен истерическим выкриком Оноре, - юноша сейчас походил на капризного, избалованного славой писателя: - Прошу вас, не шаркайте метлой!!! Вы мешаете творческому процессу!!! - Но мне тоже надо работать, - заискивающе сказал Пьер. – Не беспокойтесь, я буду подметать осторожно! Несмотря на то, что Пьер подметал почти бесшумно, через пять минут Оноре вновь завопил, театрально схватившись за голову: - Нельзя ли тише?! Вы сбиваете меня с мысли! - Невозможно работать! – поддержал его Поль. – Идемте отсюда, - к сожалению, в нашей стране труд писателей совершенно не ценится! - Прошу прощения, работайте, я буду аккуратнее… - промямлил Пьер. - Не будете, - отрезал Луи. – Это вам не полы мыть, - здесь надо сосредоточиться, а сие невозможно под ужасный шум, издаваемый вашей мерзкой грязной метлой! После этих слов студенты дружно встали и покинули библиотеку. Войдя в одну из пустующих аудиторий, они продолжили там сочинение пьесы. Разумеется, Пьер тоже не остался в библиотеке, - он решил, прислушавшись у двери каждой аудитории, разыскать юных сочинителей. Через полчаса за одной из дверей он услышал знакомые голоса, и, подслушивая, стал делать вид, что подметает коридор около двери. Догадываясь о намерениях уборщика, студенты каждые десять минут открывали дверь аудитории и осматривали коридор. Когда Луи в третий раз открыл дверь, он чуть было не ударил Пьера по уху. - Опять вы?! – закричал молодой человек. – Вы что, нарочно мешаете? Только что ведь вы были в библиотеке! - С вашего разрешения, я убрал там, и теперь должен мести здесь, - ответил Пьер. - Что-то быстро вы убрали, - вмешался Оноре, - я вам не верю. - Извольте сами убедиться! – ответил Пьер. - Изволю! – недобро усмехнулся Оноре, и, взяв два листа бумаги, поспешил в библиотеку. Пьер шел за ним, но юноша без труда обогнал его, и, войдя в библиотеку, изорвав бумагу, бросил обрывки на пол. - Ничего себе, убрали, - а это что? – воскликнул Оноре, указывая на обрывки бумаги. – Вот пойду и сообщу сейчас ректору, что вы, вместо выполнения ваших прямых обязанностей, мешаете нам сочинять пьесу, - то есть соблюдать давнюю традицию нашего университета! – с этими словами юноша, хлопнув дверью, вышел из библиотеки, оставив там уборщика наедине с мусором. «Словно догадываются, что я подслушиваю, но откуда они могут знать?» - подумал Пьер. Уборщик не догадывался, что Патрик видел его в королевском дворце, и слышал его разговор с лысым лакеем. В воскресенье, десятого марта, Патрик, несмотря на болезнь, нашел в себе силы прийти к Луи, и сообщить другу о миссии, возложенной на Пьера канцером, после чего студенты старались не допускать подслушивания. Семнадцатого марта в полдень королева поднялась наверх, и постучала в дверь комнаты Патрика. Только она и Жанна помнили, что сегодня Патрику исполнилось семнадцать лет. Юноши не было в комнате, и Жанна сообщила королеве, что Патрик наконец-то смог выйти погулять в парке. Королева поспешила в парк, и вскоре на одной из аллей увидела Патрика. Юноша в глубокой задумчивости смотрел на ручеек талой воды, вытекавшей из-под потемневших сугробов. - С днем рождения, Патрик! – произнесла королева. Вздрогнув от неожиданности, Патрик обернулся, и, увидав свою тетю, с улыбкой поцеловал ей руку. - Ты уже лучше себя чувствуешь? – спросила королева, и, заметив утвердительный кивок Патрика, сказала: - Желаю тебе всегда быть здоровым и очень счастливым, и чтобы все твои желания исполнились. Я оставила на столе в твоей комнате подарок, - книгу. Надеюсь, что тебе понравится. Патрик в знак благодарности еще раз поцеловал руку ее величества. - Знаешь, Патрик, я ведь очень горжусь тобой, я рада, что ты вырос порядочным и одаренным человеком. Осенью ты совершил благородный поступок, хотя его последствия были крайне неприятны для тебя, - но я знаю, что далеко не каждый мужчина придет на помощь оскорбленной женщине. Ты очень хорошо учишься, - профессор Морис хвалит тебя за успехи, и даже не смотря на то, что ты подолгу болеешь, ты все же не отстаешь в учебе от остальных. К тому же, ты – поэт, но, к сожалению, только я одна во всем дворце могу оценить по достоинству твои стихи. Надеюсь, что ты вскоре снова сможешь приходить на занятия в университет? Патрик весело кивнул в ответ. - Когда, быть может, уже завтра? – спросила королева, и снова увидав согласный кивок юноши, встревоженно спросила: - Но ты уверен, что вполне здоров? Разговаривая так, тетушка и племянник вернулись во дворец. Последние слова королева произнесла уже в холле. Еще раз поцеловав ей руку, Патрик вышел через коридор к служебной лестнице, и по ней поднялся в свою комнату. Королева, подойдя к парадной лестнице, чуть не столкнулась с Оттилией, которая слышала ее беседу с Патриком. - Разговаривала с воспитанником, сестра? – ядовито спросила Оттилия. - Расспрашивала его о здоровье? Ну, и как чувствует себя бедный мальчик? А как его успехи в учебе? Я удивляюсь, почему ты так спокойно беседуешь с ним после событий минувшей осени! И как ты могла простить его через день после того ужасного скандала! У тебя совсем нет гордости! - Я тебе уже тысячу раз повторила, что Патрик не совершил ничего дурного. Он защищал девушку, - вот и весь его проступок, - спокойно ответила королева. - И ты веришь его наглой лжи? - Патрик не лжет. - Как ты наивна! Все люди лгут. Разве ты сама всегда поступаешь честно? Вот запомни, - ты пожалеешь о своем хорошем отношении к этому мальчишке. Мне тебя жалко: ты, взяв Патрика во дворец, воспитала его как дворянина, но он непременно отплатит тебе черной неблагодарностью. У него с детства были преступные наклонности, а сейчас… - Я не хочу тебя слушать! Хотя бы сегодня, в день рождения мальчика, можешь ли ты перестать поливать его грязью? - Ах, у него еще и день рождения? И, ты, конечно, его поздравила, и сделала подарок?! – иронично засмеялась Оттилия. – Твое поведение крайне неразумно, сестра! - Эй, дамы, о чем это вы спорите? – окликнул их король, спускавшийся с лестницы. – У кого сегодня день рождения? - У Патрика, - ответила королева. - Ах, ну да. Поздравь его от меня. Сколько же ему лет? - Семнадцать. - Так много? Быстро же время летит… Да, он ровесник Альбине. - Ваше величество, его не поздравлять надо, а наказывать! – воскликнула Оттилия. – То, что он сделал в ноябре прошлого года, настолько отвратительно… - Да бросьте, вы, свояченица! – перебил король. – Ну, что он сделал? Повел себя как мужчина, - подрался из-за девки? Всего-то! Нашли, к чему придираться! Я к семнадцати годам сто раз из-за девок подраться успел! На следующий день Патрик пришел в университет. Теперь у него почти не оставалось свободного времени, - приходилось догонять однокурсников, переписывая у друзей пропущенные лекции и помогать в постановке спектакля. Стихи юноши вызвали всеобщее одобрение, и были включены в пьесу, сценарий которой был уже готов. Оставалось только подобрать актеров, и можно было приступать к репетициям. Однажды, когда авторский коллектив по обыкновению, работал над пьесой в библиотеке, Патрик задержался в аудитории, желая поскорее переписать в спокойной обстановке взятый у Луи конспект. Завершив дело, Патрик поспешил присоединиться к друзьям. Войдя в коридор, в конце которого находилась библиотека, юноша заметил человека, который стоял, приложив ухо к замочной скважине в двери библиотеки. Услышав шаги Патрика, подслушивавший сразу же отошел от двери, и стал подметать. Подойдя чуть ближе, Патрик убедился, что это был Пьер. Войдя в библиотеку, Патрик сразу же написал записку, и протянул ее Луи. «Прочтите шепотом, - после этого Луи, понизив голос, прочитал остальную часть записки, - уборщик Пьер подслушивает под дверью». - Ну, все! – воскликнул Оноре. – Ребята, читаем сценарий дальше, - вдруг понадобится что-то исправить! – громко сказал юноша, затем прошептал: - Сейчас я ему задам! Под громкие голоса читавших друзей Оноре вдоль стенки прокрался к двери, ступая очень осторожно и бесшумно, как кошка. Подойдя к двери, он резким движением открыл ее. К сожалению, дверь открывалась внутрь библиотеки, и Пьер не мог получить по уху. Но зато студенты увидели прелюбопытнейшее зрелище, - у двери, согнувшись вопросительным знаком, боком стоял Пьер. Застигнутый врасплох, уборщик, было, выпрямился, но осененный внезапной догадкой, снова согнулся, и жалобно застонал: - Ох, поясницу-то как прихватило!.. Хотел было порожек подмести, и тут вдруг такое... Его неискренний тон вызвал дружный смех студентов. - Так что же ты тут делаешь, дед, если ты так болен? – воскликнул Оноре. – Иди, намажь спину горчицей, - говорят, очень помогает! Иди, иди, нечего здесь кряхтеть, не мешай нам, - в противном случае, останешься скрюченным навсегда! - Иду, иду, молодые люди, спасибо за совет, - благодарно произнес Пьер, в душе проклинавший студентов. Через неделю студенты приступили к репетиции спектакля. На роль Буки после многочисленных проб был утвержден Антуан, который, несмотря на свою туповатость, обладал актерскими способностями. Эмиль с четвертого курса играл роль Бяки, - молодой человек неплохо сыграл роль Зануды в прошлогоднем спектакле. Репетировали спектакль в одной из аудиторий, - библиотека, заставленная книжными шкафами, не подходила для репетиций, а само представление должно было состояться в главной аудитории университета. Однажды, выходя после репетиции из аудитории, студенты стали свидетелями нового зрелища, - уборщик Пьер, поспешив отскочить от двери во избежание удара по уху, споткнулся о ведро с водой, и, опрокинув его, не устоял на ногах, и свалился в лужу. - Вы что, пьяны? – закричал Оноре под громкий хохот друзей. – Как вам не стыдно появляться на работе в таком виде! - Я стар, и у меня часто кружится голова, - оправдывался Пьер. - В таком случае, сидите дома, - надоедайте внукам! - Но я еще молод, и могу работать, - возразил Пьер, вставая, и собирая тряпкой воду. - От вашей работы мало толку! – дерзко ответил Оноре. Пьер мрачно взглянул на студентов, надеясь увидеть сочувствие хотя бы в глазах одного человека, - но молодые люди, не скрывая злорадства, издевательски смеялись над ним. Даже немой Патрик, кроткий нрав которого знали все, - в этот миг смотрел на Пьера с нескрываемой иронией. «Почему они такие злые? Они ведь не могут знать, что я слежу… Ах, да, кажется, Патрик заметил, что я подслушивал… Но не мог же немой рассказать всем об этом? Да, ведь и Оноре в тот вечер застал меня под дверью… Надо быть осторожней», - подумал Пьер. К середине апреля спектакль был почти готов. Оставалось назначить лишь дату премьеры, и все сошлись, что второе мая будет удобным днем для проведения спектакля. В целях безопасности эту дату решили сохранить в тайне, и обнародовать всего лишь за несколько дней до премьеры. Но эти предосторожности не помогли, - каким-то образом Пьер ухитрился узнать дату спектакля. Двенадцатого апреля Патрик занимался в своей комнате, когда в дверь постучала Жанна. - Патрик, тот человек, про которого ты мне говорил, - ну, тот, что приходил к лысому, - снова во дворце, и, похоже, что у него дело к канцлеру, - лысый проводил его в библиотеку, где сейчас работает канцлер. Выслушав Жанну, Патрик поблагодарил ее легким поклоном, и поспешил к библиотеке. Вход в библиотеку на первом этаже находился в большом просторном коридоре, недалеко от входа в парадный зал. Подслушивать там на глазах у множества слуг не представлялось возможным, - но, к счастью, в библиотеку был еще один вход со второго этажа, к которому и поспешил Патрик. Он был уже недалеко от двери, когда внезапно остановился: юноше стало противно от мысли, что сейчас он, принц Абидонский, будет подслушивать под дверью, совсем как отвратительный шпион низкого происхождения, - преданный слуга канцлера лысый лакей или подобный ему жалкий уборщик Пьер, ставший за незначительное вознаграждение шпионом шпиона. Патрик хотел было развернуться и уйти, отказавшись от своего намерения, - ему казалось, что подслушав разговор канцлера с помощниками, он сам может превратиться в столь же низкого негодяя. Но мысль о друзьях, которым могла угрожать опасность, придала юноше решимости, и Патрик осторожно подошел к двери, опасаясь, что ничего не сможет расслышать. Но само небо, казалось, помогало ему, - дверь была чуть приоткрыта, и голоса канцлера, лысого и Пьера были хорошо слышны. Будь дверь заперта, Патрик не решился бы ее открыть, - давно не смазываемые петли могли выдать его скрипом. Счастливым обстоятельством было и то, что канцлер принимал своих шпионов в библиотеке, - обычно он работал у себя в кабинете, возле которого стояла стража, и в таком случае о подслушивании не могло быть и речи. Но сегодня канцлер работал в библиотеке, не считая нужным покидать ее для того, чтобы выслушать донесение шпионов. В этот день граф Давиль отыскал в одном из шкафов старинные манускрипты с жестокими средневековыми законами Филипа Кровавого. Канцлер не считал эти законы морально устаревшими, и долго размышлял о том, какие из них можно возродить в наши дни. Приход лысого и Пьера прервал это приятное занятие. Когда Патрик подошел к двери, канцлер и его шпионы беседовали уже добрый десяток минут, но, тем не менее, Патрику довелось еще много услышать. …его кузен и помощник Бяка, который и правит герцогством, - донесся до юноши голос Пьера. – Бяка хочет устранить Буку и стать герцогом, но вроде бы ему это не удается… - Продолжайте, рассказывайте все, что знаете, - в голосе канцлера слышалось явное нетерпение. - С вашего позволения, мне мало удалось подслушать, - студенты часто застают меня у дверей и ругают, но из всего услышанного я понял, что в сказочном герцогстве очень строгие законы, - нельзя отмечать дни рождения, Новый год, и многие религиозные праздники, сопровождающиеся традиционным веселым гулянием, - разрешены только Рождество и Пасха, но и в Рождество нельзя украшать дома елками, и запрещены спектакли… простите… - Пьер замешкался, явно испугавшись, - ибо в этом пункте законы Дурляндии совпадали с законами Абидонии. - Еще что? – резко спросил канцлер. - Бяка, кажется, отравил прежнего герцога, и его сына… - промямлил Пьер. - Чем все закончилось? - Он, вроде бы, желая стать господином, хотел отравить Буку… но финала я, простите, не понял… - Мне и этого достаточно, - спокойно ответил канцлер. – Так значит, спектакль назначен на второе мая в четыре часа пополудни, после окончания занятий? - Если я правильно понял… Они пока еще не обнародовали даты спектакля, но мне удалось услышать, как они решили провести спектакль именно в этот день… - Благодарю вас. Если еще что-то узнаете, немедленно сообщите. Сейчас можете быть свободны, сказал канцлер. – Оплати его услуги, - обратился он к лысому. - Рад служить вашей милости, - с поклоном, Пьер и лысый лакей удалились. Канцер, оставшись в одиночестве, помолчал несколько минут, а затем произнес фразу, которую Патрик смог понять только спустя три года, когда вспомнил спектакль Жан-Жака Веснушки: - Значит, Ябеда сменил имя, и превратился в Бяку… Затем он еще немного помолчал, а потом зло сказал: - После ареста организаторов сего зрелища я прикажу закрыть Первый университет, - рассадник заразы, где учатся последователи Жан-Жака Веснушки! Патрик, с трудом сдерживая нервную дрожь, осторожно отошел от двери, и поспешил вернуться в свою комнату. На следующий день он сообщил друзьям об услышанном разговоре. Молодые люди были огорчены и разгневаны таким поворотом событий, но и речи не заходило об отмене спектакля. После занятий весь авторский коллектив собрался в доме Оноре на совет, на котором было решено обнародовать дату время и место спектакля во всеуслышание, но в самый последний момент сыграть спектакль не университете, а в другом месте, - например, в чьем-либо доме. На следующий день студенты начали готовить главную аудиторию к спектаклю. - У нас осталось всего десять дней, а надо нарисовать декорации, - успеем ли мы? Не лучше ли, как во времена Шекспира, обойтись совсем без них? – спросил Оноре. - Возможно, что так и сделаем, - ответил Поль, - стоит ли рисовать, если все равно… Я предлагаю превратить один из столов в бюро Бяки, и может быть, кто-то принесет из дома старое одеяло, которое послужит постелью узникам Дурляндской тюрьмы. Так же нам нужна деревянная лошадка, - у кого-либо сохранились детские игрушки? - Еще нужны бокалы и поднос, и стеклянный пузырек, - добавил Луи. - Кстати, мы не выбросили декорации прошлогоднего спектакля, - они хранятся у меня в доме, - вмешался Эмиль, - там есть два картонных дерева, ими можно изображать улицу. - Ну, вот и хорошо, этого, я думаю, достаточно. Остается только вырезать бумажные гирлянды, украсить ими сцену, и нарисовать афишу, - подвел итог Оноре, с хитрым видом подмигнув друзьям. Вскоре в главной аудитории начались последние приготовления к спектаклю. - Мсье Пьер, - вежливо окликнул Оноре уборщика, который подметал главную аудиторию именно тогда, когда студенты ее украшали, - будьте любезны, забейте вот сюда гвоздик, - у меня плохо получается, все пальцы себе отбил, да и честно говоря, не обучен, не дворянское это занятие, - у вас лучше получится! Вот спасибо! – воскликнул юноша, когда Пьер забил гвоздь, - а теперь, пожалуйста, привяжите к нему конец ниточки. Замечательно, благодарю вас. И самое главное, постарайтесь ко второму мая навести здесь такую невероятную чистоту, чтобы все блестело, как зеркало! Зрительный зал во время премьеры спектакля должен быть в полном порядке! Услыхав эти слова, уборщик окончательно уверился в том, что спектакль состоится второго мая. Тридцатого апреля состоялась генеральная репетиция, и была вывешена афиша, сообщавшая студентам, что спектакль состоится второго мая в четыре часа дня. Пьер поспешил передать это лысому как самую последнюю и точную информацию. Второе мая стало днем ожиданий, студенты ждали начала спектакля, а канцлер – ареста авторов и исполнителей сего зрелища. Пьер был очень доволен своей помощью второму человеку страны. В случае успешного ареста студентов, имя добровольного помощника великого канцлера могло бы войти в историю. Он не догадывался, что во время лекции Оноре написал и пустил по рядам студентов записку следующего содержания: «Под страхом смерти, не говорить вслух о прочитанном, - в университете есть шпионы канцлера! Спектакль переносится в особняк покойного барона Дени, - ул. Старых башен, 15. Сегодня, в половине пятого. Поставьте подписи и верните бумагу мне. Оноре. P.S. Всем направится в особняк барона Дени разными дорогами». Такие записки были написаны и студентам остальных курсов. По окончании лекций все записки с подписями были сожжены во избежание случайного прочтения их Пьером. Пьер был немало удивлен, когда после окончания занятий студенты вместо того, чтобы собраться в главной аудитории, стали дружно покидать университет. Выглянув на улицу, уборщик увидел, что все они расходятся в разные стороны. «Неужели спектакль отменили?» - с ужасом подумал Пьер. Когда в четыре часа в университет прибыла полиция, она обнаружила абсолютно пустую аудиторию. Впрочем, к веревочке с гирляндами был приклеен лист бумаги, на котором крупными буквами было выведено: «Спектакль переносится в здание для игры в мяч, что у Утиного пруда». Отряд полиции спешно направился туда, - Утиный пруд располагался на окраине города. Огромный зал для игры в мяч пустовал, - канцлер недавно запретил и эту невинную забаву. На двери здания было приклеено следующее объявление: «Спектакль переносится в заброшенные склады, возле Северного Рва». Северный Ров, как назло, располагался на противоположном конце города. Когда полиция прибыла туда, на складах не было никого, кроме пьяных бездомных, которые никак не могли понять, о каких студентах их расспрашивает полиция. Поняв, что попытка ареста провалилась, удрученные полицейские вернулись в участок, дорогой обругав Пьера и велев ему самому доложить канцлеру о срыве операции. - Ты дал неверную информацию, вот и объясняй сам все канцлеру! – рявкнул офицер полиции. – Из-за твоей глупости столько времени потеряли! - Клянусь вам, господа, я был уверен… - пробормотал Пьер, но, заметив, что его не слушают, не договорил фразу. - Потом представим канцлеру записку, как улику, - офицер свернул в трубочку объявление, снятое в двери зала для игры в мяч, - дело рук Луи, который, сказавшись больным, отпросился сегодня с лекций. Еще в то время, когда полиция спешила в зал для игры в мяч, в особняке барона Дени начался студенческий спектакль. Перенесение спектакля в родной дом Луи не было спонтанным, - авторский коллектив принял это решение несколько дней назад. В особняке, построенном сорок лет назад по приказу деда Луи маркиза Роланда известным мухляндским архитектором, было замечательное помещение, очень подходившее для постановки спектакля. В огромный парадный зал со второго этажа вела широкая лестница, на середине которой была площадка, подходившая для того, чтобы устроить на ней небольшую сцену. На ней установили небольшой стол, нужный для первого и последнего действия пьесы. Почти все стулья, которые были в особняке, поставили в ряды в зале. - Если кому-то не хватит места, то можно и постоять! – решил Оноре, - ничего страшного, главное, спектакль состоится! Когда все зрители собрались, начался спектакль. После звона колокольчика на сцене появился Антуан. Без того полноватый, он запихнул себе под камзол небольшую подушку, для того, чтобы превратиться в глупого толстяка Буку. На его лице была маска, удивительно напоминавшая глуповатую круглую физиономию короля Теодора. - Эге-гей! Буцефал, где ты?! – после этих слов Бука громко свистнул. – Буцефал! Не пойму, куда ты задевался? – герцог заглянул под стол и скамейку. - Слуга! Ты не видал моего коня? Вошел слуга, на котором была маска, похожая на лицо уборщика Пьера. - Извольте-с, ваша милость-с, ваш конь стоит-с на конюшне-с. - Да не тот, а этот! Деревянный, красный в желтых яблоках,- Буцефал, - он всегда жил в этой комнате. Где он? - Ваш кузен Бяка велел спрятать-с, пока вы не изволите-с, подписать что-то там-с, - закон о повышении налога-с, - кажется-с. - Да пошел он к черту! Всю жизнь отравил, - не дает поиграть! - Как желаете-с, - сказал слуга, удаляясь. - Не стану я ничего подписывать! (Я и писать-то не умею!), – воскликнул Бука. – Ну что, он не может сделать этого сам? Всего-то, крестик поставить! Почему это я всегда должен надрываться? Как нелегок труд герцога! И, главное, Бяка спрятал моего коня, – теперь я совсем жизни не вижу! Бука всхлипнул, высморкался, тяжело вздохнул, и стал читать стихи: Как я устал, - все надоело мне. Хотел скакать на деревянном скакуне, Но Бяка вдруг бумаги приволок, - Повысить должен я в Дурляндии налог. Я долго мастерил из трубочки ружье, Но мне пришлось допрашивать жулье, Что разживается моей казной, - Не смог я обстрелять дурляндцев бузиной! Есть у меня заветная мечта, - Вампиром наряжусь, - вот будет красота! Но Бяка запрещает маскарад Моим чудачествам зануда сей не рад. Вот так скучаю я, и лишь в мечтах Летаю на корове в облаках. А Бяка выдумкам моим не рад, - Он говорит, что я – совсем дурак! - жалобно закончил стихотворение Бука, вызвав гомерический хохот зрителей. Тем временем на сцене появился Бяка, - худощавый Эмиль в маске со злым мутным взглядом, невольно вызывавшим в памяти облик канцлера. - Бяка-а-а-а-а-а!!! Отдай моего коня-а-а-а-а! Отдай Буцефала, вреднюга-а-а-а!!! – по-детски заревел Бука. - Кузен, ежели вы подпишете закон о повышении налогов в десять раз, то получите обратно вашего любимого коня. Возьмите перо и поставьте вот здесь крестик. - Не хочу-у-у-у!!! - Тогда – увы! Буцефал будет скучать без вашего общества. Так как я не могу отдать его на живодерню, - с него шкуры не снимешь, - конь деревянный, то я отправлю его на кухню, - из Буцефала выйдет неплохой материал для растопки. - Не-е-е-т!!! – завизжал Бука. - Кузен, вы спасете коня, если подпишете это… - Давай сюда! – Бука выхватил у Бяки бумагу, и поставил крестик. - А теперь, - отдавай Буцефала! - Слуга! Верни коня господину герцогу! - Слушаю-с, - слуга протянул деревянную лошадку Буке. - Ваша лошадь-с, господин. - Ничего ты не понимаешь! Это мой боевой конь! Э-ге-гей! Ура-а-а-а!!! Вперед, на подвиги! – с этими словами герцог ускакал со сцены. - Какой идиот… - вымолвил, оставшись один, Бяка. – Какая несправедливость. Будь я всего на три дня старше, я стал бы герцогом Дурляндским. Но этому болвану ужасно повезло родиться чуть раньше меня. Если бы не это обстоятельство, то после смертей старого герцога и его сына, которые я так умело организовал… Впрочем, все равно правлю Дурляндией я. Но меня никто не замечает, а перед этим дураком народ бухается на колени, и ему воздаются немыслимые почести. Мне же достается тяжелый труд и нечего больше. А мне тоже хочется уважения, почестей, герцогского герба на дверях кареты… - мечтательно произнес Бяка. – Но ничего, Бяка, не огорчайся, у тебя все это непременно будет. Только подожди и выбери удобный момент… Ну, что еще там? – раздраженно спросил он вошедшего лакея. - Ваша милость-с, арестовали-с бродячего артиста-с, - сказал слуга. - Ну вот, опять… Когда эти фигляры наконец-то поймут, что любые спектакли в Дурляндии запрещены! Его допросили? - Да-с, но он утверждает-с, что в его спектакле нет-с ничего плохого-с, и не может понять-с, за что арестован-с. Спектакль был про любовь-с. - Любовь! – с иронией воскликнул Бяка. – Любовь запрещена в Дурляндии моим указом! От этого фальшивого чувства люди глупеют, пишут дурацкие стихи, создают никому не нужные, не приносящие пользы семьи, и рождают мерзких детей! Разумеется, нельзя про эту гадость ставить спектакли! Придется его допросить чуть позже… Ты свободен. Так, на чем я остановился? Ах, да, для укрепления своей власти я должен навести в Дурляндии образцовый порядок. Когда порядок будет наведен, постараюсь избавиться от Буки, - он портит всю радужную перспективу. Ведь все станут думать, что порядок в герцогстве – дело его рук. Нет, надо избавиться от него чуть раньше, чем я превращу страну в тихий, уютный склеп… Тьфу, в тихий, зеленый сад! Все должны знать, что процветание Дурляндии – это моя заслуга! Король, мой сюзерен, увидит, на какой уровень я вывел Дурляндию, и, восхищенный моим умелым руководством, вызовет меня в столицу, где сделает первым министром, - для того, чтобы я привел в порядок все королевство, - не секрет, что в стране твориться ужасный бардак! Вот так, благодаря своим выдающимся качествам, я из бедного дальнего родственника покойного дурляндского герцога стану вторым человеком в государстве. А дальше… Говорят, покойный герцог дурляндский был большим другом короля. Думаю, что я сумею втереться к его величеству в доверие, - я неплохой психолог. При самом благоприятном течении обстоятельств я обрету такое влияние на короля, что он и не заметит, как я сам начну править королевством. Эти слова вызвали долгие аплодисменты. В этот момент слуга вновь нарушил уединение Бяки. - Ну, что еще? – недовольно спросил Бяка. - Задержан-с дворянин-с, певший-с серенаду-с под окном своей возлюбленной-с. Его еще пока не допрашивали-с, - задержание произошло недавно. - И не надо допрашивать – я допрошу его сам! – воскликнул Бяка. – Что за дворяне пошли такие бесстыжие! На одну минуту двое слуг загородили сцену ширмой, затем убрали ее, но не полностью, - остался закрытым угол, за которым спрятали письменный стол. Теперь действие происходило в тюремной камере, - на полу лежали два старых одеяла, а на них сидели арестованный артист и дворянин, певший серенады. В камеру вошел Бяка. - Итак, мсье, - обратился он к дворянину, – соблаговолите объяснить, зачем вы пели серенаду. - Глупый вопрос! Я хотел произвести впечатление на девушку! - Для чего? - Для того чтобы она ответила мне взаимностью, - ибо я люблю ее! - Я же тысячу раз повторял, и повторю еще раз, - моим указом любовь запрещена в пределах Дурляндии! От нее появляются нарушающие спокойствие отвратительные шумные дети! - Вы можете издать сколько угодно указов, но ни один ваш указ не в силах превратить людей в бесчувственных деревяшек! Ничто не помешает двум сердцам любить друг друга! - Влюбленные сердца остановятся, когда будут казнены их обладатели! - воскликнул Бяка, отворачиваясь от дворянина. - Теперь вопрос к вам, господин артист. Как вы осмелились сыграть спектакль про любовь? А что, надо было про политику? – с издевкой спросил артист. - А если бы вы осмелились высмеять мою политику, - вы были бы уже мертвы! Я спрашиваю, ради чего вы посмели воспевать любовь в вашей пьесе? - Любовь, - это прекраснейшее из чувств. Разве вы не любили? - Я?!!? Никогда. Я любил только власть и деньги. Но это слишком возвышенные чувства, которых не понять неразвитым мещанам. За нарушение моих указов вы будете казнены. Всего хорошего, господа! - Вы можете казнить меня, - но вся моя труппа, по моим расчетам, должна уже быть в столице. Мы часто играем при дворе, и сам король поклонник нашего искусства. Когда его величество узнает о моей казни, он сильно разгневается на вас. - Это мы еще посмотрим!- усмехнулся Бяка. – Возможно, его величество будет доволен порядками моего герцогства. - Вашего герцогства? – иронично спросил артист. – Но насколько я знаю, герцог Дурляндии не вы, а господин Бука! Или вы его уже укокошили, как и покойного герцога с его сыном? - Замолчите! – зашипел Бяка, и выбежал из камеры. Снова сменились декорации, и Бяка был один в своем кабинете. - Откуда этот фигляр все знает? Это же государственная тайна! Как он узнал, что я отравил… казнить его завтра же! Нет, завтра у меня слишком много дел, и я не могу отложить их, чтобы присутствовать на казни… Обожаю смотреть казнь… Придется перенести зрелище… На мгновение слуги снова задвинули ширму, затем опять открыли сцену. Все было по-прежнему, Бяка так же сидел за столом, перебирая бумаги. - Столько дел, столько дел, - третий день пошел, а у меня нет времени казнить негодяев… Значит так: запретить дурляндским поварам варить варенье из вишен, - ненавижу его отвратительный запах. Запрещаю фермерам выращивать капусту, - я не люблю ее. Приказываю уничтожить всех кошек и маленьких собачонок – пуделей, болонок и прочую гадость. Оставить только собак сторожевых и охотничьих пород. В Дурляндии должны остаться только полезные животные. Пудели и кошки к таковым не относятся. Мышей надо ловить мышеловками, - они не линяют, не гадят, не мяукают, не едят и не рожают мерзких котят, так похожих на мерзких детей! Да, кстати, освободившиеся капустные поля надо превратить в плантации мухоморов. Очень полезные растения, они помогают сократить численность избыточно растущего населения. Здесь размышления Бяки прервал лакей: - Прошу-с прощения-с, - в ресторане гостиницы «Вороний глаз» арестованы три человека, - они осмелились отметить день рождения. Приезжие, что поделаешь, бескультурные столичные жители… - Они, наверное, не знают, что в Дурляндии запрещено праздновать дни рождения. Разрешается отмечать день рождения только самого наисветлейшего герцога Буки. Но незнание закона не освобождает от уголовной ответственности… Допросить их! А после я подумаю, какое наказание применить. А сейчас вызовите ко мне герцога Буку. Бяка, в задумчивости перечитывая документы, повернулся спиной к «входу», - собственно, на сцене не было двери, актеры выходили из-за занавеса. Вскоре на сцене показался герцог Бука с рогаткой в руках. С довольным и хитрым видом он выстрелили Бяке в зад. - Ой-ой-ой! – завопил Бяка, держась за больное место. - Ха-ха-ха! Ну, вы и неженка, кузен! Я же выстрелил в вас шариком скомканной бумаги! – расхохотался Бука. - Опять ваши дурацкие шутки, - плачущим голосом произнес Бяка. - Почему дурацкие? Я же пошутил совсем безобидно, - выстрелил в вас бумагой, а не камнем! Вы должны быть благодарны! Бяка поднял с земли скомканную бумажку. - А что там написано? Кузен, не смяли ли вы важный документ? - Важный документ? Нет! Но я сам хотел бы знать, что там написано! Я был на площади, когда кто-то стал разбрасывать эти бумажки с крыш. Люди поднимали их, читали и очень смеялись. Всем было весело. Я подобрал еще несколько таких бумажек, - прочтите их, я тоже хочу посмеяться! Бяка, ну дорогой мой, прочтите, ну пожалуйста, – вы же знаете, что я не умею читать! Бяка с раздражением взял у Буки лист бумаги и стал читать стихотворение: Над проектами подлых законов Снова рыжая крыса сидит. Уничтожив людей миллионы, Ненавистно зубами скрипит. - Как посмели студенты лихие Правду всю рассказать обо мне?! Страх утратив, наверно впервые, Разболтать об убитой родне! Да, убила! Давно это было, Ради власти чего не отдать! Я загрызла родных – дело мило, Но зачем же о том вспоминать?! Деликатность, тактичность забыты, И не стоят сейчас ни гроша. Мое нежное сердце разбито, И ужасно страдает душа. Почему же меня так жестоко Оскорбили студенты опять? Без друзей мне совсем одиноко, Про родных не хочу вспоминать. В этом мире жестоком, ужасном За себя я бороться должна. Я убила родных не напрасно, - Подчиняется мне вся страна. Издавая законы должна я Свою честь и покой защитить. Что мне делать? Теперь уже знаю: Надо всем запретить говорить. Вот тогда жизнь прекраснее станет, И покой наконец-то придет. Тишина вдруг нежданно нагрянет. Благоденствие мне принесет. Выразительно прочитав стихотворение, вызвавшее бурю аплодисментов, Бяка замолчал, с ужасом уставившись на лист бумаги. - Ха-ха-ха, - ну и крыса! – смялся тем временем Бука. – Загрызла родственников, еще и возмущается тем, что все про это бестактно рассказывают. Однако, кажется, у нее большая власть, - она издает законы и может запретить всем говорить. Ой, умора! - Над проектами подлых законов снова рыжая крыса сидит, - вдруг повторил Бяка, - я загрызла родных… убила родных не напрасно, - подчиняется мне вся страна… Ой, за что-о-о-о?! – визгливым голосом по-детски заревел он, сев на пол и колотя по нему кулаками. - Не переживу этого-о-о! Слуга! Вели арестовать авторов и распространителей этой гадости! Лакей непонимающе уставился на Бяку. - Кузен, да перестань, кого еще арестовывать, - все давно разбежались! - воскликнул Бука. - Ненавижу-у-у-у!!! – заорал Бяка, вскочив с пола и топая ногами. - Да что ты ревешь, - крысу что ли, жалко? – не мог понять Бука. – Или ее родственников? - Дурак ты, Бука, не понимаешь, - меня оскорбили! - Сам дурак! Никто тебя не оскорблял, - лишнего ты хлебнул, что ли? - Оскорбили! Оскорбили! Оскорбили! – завизжал Бяка. – Я тут дни и ночи тружусь ради процветания Дурляндии, а… а меня крысой обзывают!!! - Крысой? Не понял, почему тебя? – удивился Бука. - Господин Бяка хочет-с сказать-с, что эти стихи-с про него-с, - вмешался лакей. – Под крысой-с, автор подразумевал его-с. - Ха-ха-ха! Ой, не могу! Умора! Бяка – крыса! Да еще и рыжая! Молодец, неизвестный автор! Надо его наградить бутылкой… …- по голове! – договорил Бяка. - Нет, хорошего вина! Так метко попал, - кузен, не обижайся, но ты и впрямь похож на рыжую крысу! Кстати, это именно ты издаешь законы Дурляндии, и именно ты, - Бука понизил голос, - убил наших родственников, - старого герцога и его сына, - правда, не загрыз, (куда тебе!), а отравил. И ты всегда возмущаешься, когда тебе об этом напоминают. Ха-ха-ха! - Кузен, вы на редкость бестактны! – выдавил из себя Бяка, и, завизжав, повалился на живот, колотя руками и ногами по полу. - Ха-ха-ха – бестактен! Все точно, крысу возмущает бестактность! – с трудом выговорил Бука, и, в свою очередь, упал на спину, заливаясь хохотом и размахивая руками и ногами. Сцену снова на минуту загородили ширмой, а когда ее убрали, Бяка сидел за столом с перевязанной полотенцем головой, и пил лекарства. - Ой, как голова болит, - всю ночь не спал, плакал… и мерзавцев-то этих не поймать… - Ваша милость, простите-с, - сказал лакей, входя в кабинет Бяки. - Ну что тебе? Надеюсь, авторов этой гадости арестовали? - Нет-с, ваша милость-с. - Ну, и чего меня беспокоишь? Не видишь, что я тяжело переживаю оскорбление? - Простите, вот результаты допроса трех столичных гостей, - это ревизоры, посланные в Дурляндию самим королем. - Что-о-о? - По их словам, король узнал-с о так сказать, «беззакониях, творящихся в Дурляндии», - прошу-с прощения-с, это они так выразились, а не я, и послал их сюда, чтобы проверить-с, верны ли эти слухи-с. К тому же, он разгневан-с, что здесь арестован-с, известнейший актер-с. Прошу-с прощения-с, - крышка-с нам-с теперь-с, - они расскажут-с о всем-с увиденном-с его величеству. - Я тебе не разрешал высказываться! – закричал Бяка. - Простите-с… - Выйди вон! - Слушаю-с. Оставшись один, Бяка стал нервно ходить по кабинету. - Все пропало! Все пропало! Король туп настолько, что оказался недоволен моими прогрессивными преобразованиями! Что же делать? Хотя… Не все еще потеряно, - герцог не я, а Бука, - хорошо, что я не успел отравить его. Теперь можно все свалить на Буку… Снова сменились декорации, и действие перенеслось в тюремную камеру, где к артисту и дворянину присоединились ревизоры из столицы. В камеру вошел Бука. - Прошу прощения, господа, вы все можете быть свободны, - и вы тоже, - обратился он к артисту и дворянину, арестованному за пение серенады. - Еще раз прошу прощения, - произошло недоразумение, - из-за приказа глупого Буки вас пришлось арестовать, но я приложил неимоверные усилия, для того, чтобы освободить вас. - Зачем вы лжете, господин Бяка? Вы же сами говорили, что вашим указом запрещена любовь, о которой я играл пьесу, – спросил артист. - Моим указом? – делано удивился Бяка. – Да кто я такой, чтобы сочинять указы? Я всего лишь записываю на листе бумаги слова наисветлейшего герцога Буки, черт бы его побрал! О, Боже, что я сказал?! Вы ведь не передадите мои слова его светлости? Будьте добры, не передавайте герцогу мое пожелание, хотя бы потому, что я постарался выпустить вас из тюрьмы. Возвращайтесь в столицу, господин артист,- радовать его величество вашим искусством, а вы, мсье, постарайтесь добиться расположения вашей дамы сердца. Вам же, господа, хочу сказать, - вы очень счастливы, ибо в столице до сих пор сохранился прекрасный обычай праздновать дни рождения. К сожалению, герцог запретил дурляндцам отмечать праздник, который есть у каждого. Еще раз простите за причиненные вам неприятности, и примите мои запоздалые поздравления. Желаю вам большого счастья и редкой удачи. Всего хорошего, господа! Декорации сменились в очередной раз, и действие снова происходило в кабинете Бяки. Бяка сидел за столом, и, нахмурив лоб, что-то беззвучно подсчитывал. - Та-а-а-к… восьмое, девятое, десятое… неделя уже прошла… значит, скоро нам надо ожидать вспышки королевского гнева. По моим подсчетам, его величество уже давно знает о происходящем в Дурляндии, - ревизоры, выйдя из тюрьмы, сразу же поспешили вернуться в столицу. Не думаю, что они умолчали о своем заключении, а также сомневаюсь, что они поверили в то, что я выполнял приказы Буки. Мне сейчас надо действовать так, чтобы король поверил, что все рассердившие его дурляндские законы были выдуманы Букой. - Ваша милость-с, письмо-с, срочное-с, с королевским гербом-с, - доложил лакей. Бяка вскрыл письмо и быстро прочел его. - Вызовите господина герцога! – приказал он. Через мгновение герцог Бука прискакал в кабинет на своей деревянной лошадке. - Тпру-у-у-у, Буцефал! – закричал он. – По вашему приказу, господин генерал, прапорщик Бука прибыл! Бяка тяжело вздохнул. - Сейчас не до игр, кузен. Только что пришло королевское письмо. Его величество вызывает вас во дворец. - Ур-р-ра! Сбылась мечта моего детства! – обрадованно заорал Бука. - С вашего позволения, я прочту вам письмо, - сказал Бяка. «Буке Бузильяку, герцогу Дурляндскому, срочно приказываю прибыть ко двору. Король». - Как вы сами-то думаете, любезный кузен, зачем его величество так срочно вызвал вас? - Я? Сам? Думаю? – удивился Бука. – Ну, кузен, вы ставите передо мной невыполнимую задачу. Как я могу о чем-то думать, будучи вызванным к королю? Кстати, а почему это он меня вызвал? - Скорее всего, для того, чтобы выразить восхищение вашим правлением Дурляндией. Возможно, его величество хочет предложить вам должность министра. - Да-а-а-а? Хотя я бы предпочел стать генералом. На войне намного интереснее, чем заниматься хозяйством в мирное время. Так значит, его величество весьма доволен моим правлением Дурляндией? Что ж, я давно подозревал, что это и должно быть так. Я ведь очень много работаю, - без конца ставлю подписи. Совсем даже времени не остается на развлечения. - Да, да, это так. Мой вам совет, кузен: если вы хотите стать генералом, так прямо и скажите его величеству, думаю, что король учтет ваше пожелание. Вы прямо сразу попросите об этом, прежде чем его величество изволит заговорить с вами. Король ценит в людях прямолинейность. - А что мне следует надеть, собираясь во дворец? – спросил Бука. – Небось, мы тут в Дурляндии сильно отстаем от столичной моды? - Разумный вопрос, кузен! Хвалю вас. Я слышал, что в столице сейчас в моде оригинальность, - причем во всем, - в одежде и в поведении. Чтобы не ударить лицом в грязь, надо выглядеть как можно экстравагантнее. Очень ценятся фамильные вещи, передающиеся по наследству, - это не только броши, цепочки и перстни, но и старинные платья, передающиеся от дедов и прадедов внукам. У вас, кстати, в сундуке хранится красный балахон, то есть камзол, который ваш покойный дедушка одевал на свою свадьбу. Правда, он насквозь проеден молью, но это не беда, - дыры только подчеркивают старину этой вещи. А вот сапоги и туфли с пряжками надевать не стоит. На ноги лучше надеть крестьянские сабо – самую модную обувь этого сезона. Шляпа тоже отходит в прошлое – я слышал, что в столице все носят на голове решета. Вам тоже следует надеть решето, - разумеется, украсив его пером. И помните – перед королем решето не снимают! - Это почему? – удивился Бука. - Перед его величеством следует снимать головной убор – шлем или шляпу, - но решето – это не головной убор, а скорее всего, кухонная утварь. От дождя и солнца оно не защищает, - ходишь, как с непокрытой головой. Следовательно, решето снимать не надо. Идите, скорее переоденьтесь, и я посмотрю, к лицу ли вам современный наряд! - Бегу! – воскликнул Бука, уходя со сцены. Оставшись один, Бяка истерически расхохотался. - Вот болван! – еле вымолвил он, – похоже, и вправду оденется как огородное чучело! Так и есть! Бука выскочил на сцену в бесформенном красном камзоле, сабо на босу ногу и с решетом на голове. - Ну, как? Мне идет? – радостно спросил он. - Вполне! – ответил Бяка. – И самое главное, король любит, чтобы у каждого человека было хобби. У вас это лошади? Ну, так возьмите с собой вашего любимого коня, - Бяка протянул Буке деревянную лошадку. - С этим надо войти в парадный зал королевского дворца. Да, кстати, чуть не забыл! По новейшим правилам этикета, короля следует приветствовать кукареканьем! Просто, войдя в зал, громко кукарекните и топните три раза левой ногой. Все понятно? - Это вот так, да? – спросил Бука, незамедлительно проделав вышеописанное действие. - Да, именно так! А теперь спешите в столицу. Ну, с Богом! - Ур-р-р-р-а-а-а-а! – закричал Бука, и ускакал на своей лошадке со сцены. - Кретин! – с презрением сказал Бяка. – Надеюсь, что король велит отрубить тебе башку, и тогда я стану герцогом Дурляндским. Разумеется, я уже не смогу воплотить свою мечту в жизнь, - навести в Дурляндии идеальный порядок, - что поделать, король не одобрил мои преобразования, - у него дурной вкус, - но сама по себе герцогская корона очень приятна! Эй, слуга! - Слушаю-с! - Немедленно пошли скорохода за герцогом, и после приема у короля пусть скороход вернется домой раньше Буки и доложит мне о происшедшем в королевском дворце. Должен же я знать, какой вид казни применят к моему кузену! Снова на секунду была задвинута ширма, и когда сцена открылась, перед глазами зрителей был все тот же кабинет Бяки. - Пятый день уже идет, - думал вслух Бяка. – Интересно, жив ли еще Бука? Может быть, в этот самый момент его казнят? Эх, жаль, что я не вижу! Внезапно в кабинет Бяки вошел лакей. - Ваша милость-с, вернулся-с скороход-с, и говорит-с, что герцог будет-с здесь через час. - Как?!! Его не казнили?!! – закричал Бяка. - Нет-с, но по слухам-с, он очень опечален-с. - Пойдите прочь, - дрогнувшим голосом произнес Бяка. – Дурной король, почему он помиловал кузена? Ах, нет у нас достойного монарха! Плохо закончит его величество, если и дальше будет столь мягок. Придется мне действовать самому. К счастью, у меня есть верный и преданный друг, который меня никогда не подводил. Вот он! – Бяка вытащил из-за пазухи пузырек с ядом. - А вы, было, удивились, что у меня есть друг? – хитро спросил он зрителей. - Рекомендую всем завести такого маленького, безмолвного, но сильного и верного друга! Это мой помощник и любимец, - лучше любого человека и собаки! Когда-то он мне помог устранить старого герцога, а затем и его наследника. А перед этим… о, скольких он убил! Врагов, друзей, любовниц и моих незаконных детей, а также всех братьев и сестер! О, это настоящий друг! Чудесный яда пузырек! Один лишь ты в беде помог! Убил врагов, расчистил путь С него теперь мне не свернуть. Прекрасный яда пузырек! Лишь ты стать верным другом мог! Страданья герцога пресек, Вслед за отцом ушел сынок. Любимый яда пузырек! Стать Буке герцогом помог, А Бяке подарил ты власть, И это Буке не отдать! Заветный яда пузырек! Ты править мне страной помог. Еще раз Бяке пособи,- Кузена Буку погуби! - Слуга! Принеси бутылку Дурляндского и два бокала! - Слушаю-с. Бяка налил вино в бокалы и влил в один из них весь пузырек яда. Взяв поднос так, что бокал без яда оказался ближе к нему, Бяка встал лицом к входу, ожидая Буку. - Добра пожаловать, любезный кузен! – воскликнул он, когда бука показался в дверях. - Какое там добро, - все к черту! – буркнул Бука, войдя в кабинет. - А что случилось? Устали в дороге? – полюбопытствовал с невинным видом Бяка. - Да отвяжись ты! Устал… - снова проворчал герцог. - Э-э-э, кузен, я виду, вы не в настроении, ну так вот, выпейте, – вино развеселит вас. - Подавись ты своим вином! - воскликнул Бука. - Что-то случилось на приеме у его величества? – «догадался» Бяка. - «Что-то случилось!» - передразнил его Бука. – Случилось то, что король выгнал меня из дворца, посоветовав обратиться к психиатру! Кто-то из вельмож сказал ему, что меня надо казнить за неприличное поведение, на что король ответил, что нельзя казнить психически больного человека! Бяка устал держать поднос с бокалами, и поставил его на стол так, что бокал с ядом оказался напротив Буки. - Все-таки, что же случилось? Расскажите же мне подробнее! – спросил он. - Ну, вошел я, как ты советовал, кукарекнул очень громко, притопнул трижды, - все на меня как вылупились! Кто-то сказал: «сними решето, дурак, перед его величеством находишься!», - на что я ответил – «Сам дурак, - решето не снимают!» Подойдя к королю, я поклонился, и как ты советовал, сказал: «Ваше величество, прошу вас пожаловать мне чин генерала!». А король вдруг ответил: «Вы достойны не генеральского чина, а виселицы! Что вы натворили в Дурляндии, кровопийца?». Я ответил: «Но я же очень хорошо управляю своим герцогством, и вы это прекрасно знаете!» - «Вы не управляете герцогством, вы его уничтожаете!», - ответил мне король. «До меня давно доходили слухи о безобразиях, творящихся в Дурляндии, и после ареста известнейшего актера я направил к вам с проверкой трех дворян, которые тоже оказались в тюрьме. Их выпустили только тогда, когда узнали, с какой целью они находятся в Дурляндии. Прочитав их отчеты о посещении Дурляндии, я был в ужасе! Беспорядки, творящиеся там, не имеют названия! Школы закрыты, больницы тоже, любовь запрещена, разрешение на браки молодые должны просить у вашего помощника, домашних животных безжалостно уничтожают, деревьев и цветов уже не осталось! Я намеревался лишить вас титула и посадить в тюрьму или даже казнить, но, увидав вас сейчас, понимаю, что вы нуждаетесь в лечении. Отправляйтесь же домой, обратитесь к помощи знающего врача, а затем приведите ваше герцогство в божеский вид! Да, и не забудьте вашу лошадь!». - Скажите Бяка, неужели я и в самом деле псих?! – спросил, по-детски всхлипывая, Бука. - Ну что вы, кузен, - это король псих! Как он мог обидеть вас, такого хорошего! – утешал Бяка Буку. – Вот, выпейте вина, успокойтесь! В этот миг в кабинет Бяки вошел лакей: - Ваша милость-с, арестованы-с, студенты-с… - Потом, потом! – воскликнул Бяка, на мгновение отвернувшись от огорченного герцога. – Не до тебя сейчас! - Отстань ты со своей выпивкой! – закричал в этот момент Бука, оттолкнув от себя поднос так, что он повернулся на сто восемьдесят градусов, и бокал с ядом оказался напротив ничего не заметившего Бяки. - Бука! Ну что ты бузишь, как маленький! Поверь, ничего по-настоящему страшного не случилось, - король оказался гуманнейшим человеком! Все еще можно исправить. Выпей хорошего вина и успокойся, - тебе нельзя нервничать! Поднимаю бокал за твое здоровье! Бяка взял бокал с ядом, чокнулся с Букой, и сделал несколько глотков. Бука залпом выпил свой бокал. Поставив бокал, Бяка внезапно закашлялся. - Что-то поперхнулся… Не в то горло попало… – пробормотал он, и стал наблюдать за Букой, ожидая немедленной агонии. Но герцог чувствовал себя великолепно, - агония, напротив, началась у Бяки. - Дышать трудно, - прохрипел Бяка, и, схватившись рукой за стол, с подозрением взглянул на свой бокал, в котором осталось немного вина. Понюхав вино, он не на шутку испугался: - Бука! Скажи на милость, не развернул ли ты поднос? - Я его оттолкнул и он очень интересно развернулся сам! – ответил Бука, – я еще подумал, надо же, вертится, как волшебный! - Какой же ты подлец, Бука! – со слезами в голосе закричал Бяка. – Ты же отравил меня! Какая подлость! Какая невероятная подлость! О, негодяй! – с этими словами Бяка упал на пол, и, захрипев, умер через несколько секунд. - Чего ты обзываешься? – обиделся Бука. – Пить надо меньше, дурак. Однако странно, - он не выпил и половины бокала, а так опьянел! Обычно, для того, чтобы свалить его с ног, требуется четыре бутылки! Странно… разучился пить парень… Бука вял Бякин бокал с остатками вина, и отхлебнул глоток. - Вкусное вино… Совсем не крепкое… - с этими словами Бука допил весь бокал. – Ну, чуть-чуть горче, чем было в моем бокале… - интересно, почему? Но туту Бука закашлялся так же, как и Бяка несколькими минутами ранее. - Странно, где я мог простыть… Ничего не понимаю, - тяжело дышать… - пробормотал Бука, и, упав на пол, с трудом подполз к Бяке. - Кузен! Слышь, ты, проснись! Я заболел! Боже мой, да он мертв! Не понял, почему? Похрипев еще несколько секунд, Бука вдруг обо всем догадался: - Ой, кажется, я понял! В его бокале был яд, и мы оба отравились! Не понял, зачем он решил отравиться? А! Понял! – вдруг радостно воскликнул Бука. – Кузен Бяка хотел отравить меня, а я развернул поднос! Наконец-то все сошлось! Какой же я все-таки догадливый! – после этих слов Бука с остановившимся взглядом упал на пол и затих. Спектакль закончился. Слуги медленно задвинули ширму, а когда вновь открыли сцену, там собрались все участники спектакля. Под шум аплодисментов и одобрительные возгласы, юные актеры поклонились зрителям. Успех спектакля был невероятным. - Извольте выразить благодарность замечательному авторскому коллективу! – весело воскликнул Эмиль, снимая маску Бяки. - Господа, поднимайтесь на сцену, всех прокачу на Буцефале! – вторил ему Антуан. Вскоре на сцену вышел весь авторский коллектив, в который входили Оноре, Луи, Поль и студенты со старших курсов. - Патрик! – закричал Луи, - здесь не хватает только тебя! Иди к нам! Но смущенный Патрик жестами выразил отказ. Тогда Оноре спустился со сцены, взял друга за руку, и вместе с Патриком вернулся обратно. - Выразим благодарность поэту, написавшему замечательные стихи для нашего спектакля! – сказал Оноре. Покраснев от смущения, Патрик поклонился зрителям. - Патрик, дай стихи переписать! – крикнул кто-то. - Все точно про короля и канцлера! - Чтоб им сдохнуть как Бяке и Буке! - Да будет так! Аминь! – послышались голоса зрителей. В этот час, когда посмотревшие спектакль студенты веселились, канцлер был раздосадован: к нему явился полицейский с докладом о провале операции. - Осмелюсь доложить, ваша милость, задержать студентов не удалось. Спектакль был отменен, а в главной аудитории университета оставлена вот эта записка, - полицейский протянул канцлеру лист бумаги. – Мы поспешили в зал для игры в мяч, но и там никого не обнаружили, а на двери было приклеено вот это объявление, - полицейский отдал канцлеру второй лист бумаги. – Но и на складе студентов не оказалось… Возможно, они отменили спектакль и дурачили нас, водя за нос по всему городу… - Приведите Пьера, - сказал канцлер, ничем не выдавая своей досады. - Он здесь, ваша милость, - в качестве свидетеля. Капрал втолкнул Пьера в кабинет канцлера. - Простите, ваша милость, - испуганно заговорил Пьер, - я не давал намерено ложной информации, я слышал своими ушами, что студенты решили провести спектакль в здании университета! Я ни в чем не виноват! - В этом мне еще предстоит разобраться, - ответил канцлер. – В подземелье его! – приказал он гвардейцам. - Ваша милость, за что-о-о-о?! – закричал Пьер, когда гвардейцы повели его вниз. - За то, что не умеешь подслушивать! – ответил канцлер. – Можете быть свободны! – сказал он полицейским. Когда все вышли, и в кабинете остались лишь Оттилия и канцлер, последний наконец-то дал волю своему гневу: - Кретин! Старый тупица! – воскликнул граф Давиль.- Он говорил, что студенты застают его у дверей и ругают… Все ясно, они догадались, что он подслушивает, и как-то ухитрились ввести его в заблуждение. - Зря ты велел посадить его в подземелье, - сказала Оттилия, - он может еще пригодиться, - возможно, ему удалось бы узнать, где прошел спектакль, - в том, что он состоялся, я не сомневаюсь. - Нет уж! При нем больше ничего не скажут. Он нам не нужен – пусть гниет в тюрьме в наказание за свою неосмотрительность. Глава 4. Через несколько дней стихотворение о рыжей крысе уже знало полстолицы. Вскоре и пьеса, переписанная от руки, оказалась в домашних библиотеках многих знатных семей. К счастью Патрика, канцлеру не достался ни один экземпляр. Граф Давиль так и не узнал, что он – рыжая крыса, загрызшая своих родственников. Правда, в последний день своей жизни канцлер услышит стихи, порочащие короля Теодора, но тогда уже он не успеет наказать Патрика за непочтительное отношение к незаконному королю. Само собой разумеется, канцлер был твердо уверен в том, что Патрик видел спектакль, и возможно, даже принимал участие в постановке. Встретив юношу в коридоре, канцлер не смог удержаться от ироничного вопроса: - Удачным ли был спектакль? Ведь вы его видели, Патрик, - нет смысла скрывать это от меня! Патрик надменно взглянул на канцлера, словно тот был малозаметной букашкой. - В чем дело? Удивлены, что мне все известно? – продолжал канцлер. Патрик, не скрывая презрения, улыбнулся, и с гордым и величественным видом прошел мимо. - Ваши манеры становятся все более дерзкими! – крикнул ему вслед канцлер, но Патрик как будто не слышал его. Спокойствие изменило юноше, только когда он услыхал стоны Жанны, пытавшейся растопить печь наверху. Подбежав к пожилой женщине, Патрик встревоженно взглянул ей в глаза. - Да не беспокойся, я не умираю, - но и нагнуться не могу, - спину что-то прихватило, - ответила Жанна на его немой вопрос. – Ой, что ты делаешь, - не трогай печку! - закричала служанка, увидав, что Патрик открыл дверцу печи, стал подбрасывать туда поленья. - Дитя мое, это же очень трудно, тебе же тяжело! Но Патрик, не обращая внимания на слова горничной, сам сделал ее работу. - Ну, спасибо тебе, мальчик! Совсем я плохая стала, скоро, наверное, и выгонят, если не уволюсь сама… Патрик огорченно посмотрел на свою старую няню. - Тебя вот только жаль, - останешься почти один, - королева мало уделяет тебе внимания… Право, я уважаю ее величество, - она много сделала для тебя, но с другой стороны, можно было бы сделать еще больше, - например, пожаловать тебе дворянский титул… Почему ты считаешь это невозможным? – спросила Жанна, увидав отрицательный жест Патрика. – Я уж считаю, что если кто-то взял сироту в дом, то должен относиться к нему, как к своему родному ребенку. А ты вот живешь в комнате, которая лишь для прислуги годиться, - столь она мала, находится под самой крышей, да еще и из окна так дует, - вот и болеешь каждый год… Если б они поселили тебя в лучшей комнате, ты был бы здоров. Иногда кажется, что кроме меня, никто о тебе не побеспокоится… Потому-то я и не ухожу отсюда, хотя сын давно хочет чтобы я жила с ним вместе, - дела у него идут неплохо. Ему стыдно, что мать работает прислугой, - пусть даже и в королевском дворце. Так и бросила бы работу, но всегда думаю: «А как же мой маленький Патрик»? Ой, что ты делаешь, зачем ты целуешь мне руки, - я же не королева! – воскликнула Жанна. – Ты оказал такую честь мне, - старой глупой служанке, и разве я смогу теперь уйти? Нет, никогда я тебя не оставлю! – со слезами поклялась старая няня. Но к осени здоровье Жанны значительно ухудшилось, - спина стала болеть еще сильней. Ее работа вызывала нарекания дворецкого и лысого лакея. - Вы стали очень медлительны, Жанна, и плохо моете пол, - остаются разводы, - не раз говорил дворецкий. Лысый был еще более бестактен: - Перестаньте кряхтеть и охать! Соблюдайте тишину! А если вам так трудно работать, можете и уволиться! Жанна молча терпела выговоры начальства, и лишь навещая сына, давала волю своему негодованию: - Чтобы его скрючило, этого плешивого! Подлый мерзкий тип, прихвостень канцлера! И как только его земля носит! - Так зачем же ты терпишь, мама, - давно пора уходить! – сказал Пьер, сын Жанны. - А как же Патрик без меня?! - Не умрет, - он уже совсем взрослый! - Да, это так, но ты многого не знаешь, а я, работая во дворце, не имею права рассказывать… К тому же я так привыкла к нему, Патрик стал мне как родной, заменив твоего покойного брата! Если я уволюсь из дворца, то больше никогда не увижу его, - не работающие во дворце люди не имеют туда доступа! Сейчас даже дворяне в королевском дворце не появляются. - Матушка, - робко вмешалась невестка, - если судить по вашим рассказам, Патрик очень простой и добрый, так не может ли он сам навещать вас здесь? Из дворца-то его выпускают? - Да, возможно, он согласится приходить к нам, - надменности я в нем не замечала, - ответила Жанна. Разговор прервал приход Марселлы, - племянницы Жанны, дочери ее покойной младшей сестры. - Добрый вечер всем! И вы здесь, тетушка? Давно я вас не видела… Как дела, кузен? – наигранно весело спросила девушка. - Что у тебя случилось? – спросил Пьер, угадав по лицу кузины, что у нее вновь неприятности. - Да что может случиться, - графиня совсем уже… Никак не могу ей угодить… Почти все хозяйство на мне, – убираю комнаты, делаю ей прическу, за лекарствами бегаю в любое время суток, - она глотает их фунтами! Я просто не справляюсь – половину особняка подметать приходится, потому что вся прислуга сбежала! Со своей портнихой графиня тоже разругалась, - так я перешивала ее платье, и она осталась недовольна. А теперь еще приходится читать ей вслух, - сама она читать не желает. А еще я каждый день вычесываю ее кошку и пуделя, - злющих, как их хозяйка! Видите, все руки в покусах и царапинах. А еще этот конюх Симон, - отвратительный хам, лезет ко мне со своей любовью! А главное, уйти страшно, на новом месте требуют рекомендации, а госпожа, рассчитывая прислугу, рекомендаций не дает! Графиня де Беж, у которой служила Марселла, была одной из самых вздорных дам Абидонии. В юные годы отец представил ее ко двору Патрика VI, - отца принца Анри, будущего короля Анри II. Девушка стала фрейлиной принцессы Марии, - первой жены Анри II. Через год Патрик VI скончался, и королем стал его сын. Таким образом, девица де Нуар, - такова была девичья фамилия графини, стала фрейлиной королевы. В это время при дворе появился граф де Беж, который влюбился во вздорную фрейлину, и через полгода мадемуазель де Нуар стала графиней де Беж. Несколько лет она служила при дворе, не вызывая нареканий, но затем мадам де Беж оклеветала молодую фрейлину, которая был любимицей королевы. Пропавший перстень королевы Марии был найден в экипаже ее любимой фрейлины. Несчастная девушка клялась, что она не брала перстня с королевским гербом. К счастью, нашелся слуга, видевший, как графиня де Беж зачем-то вошла в пустой экипаж обвиненной в воровстве фрейлины. Мадам де Беж была вынуждена сознаться в подлоге, причиной которого стала зависть. Все годы на службе у ее величества графиня мечтала стать правой рукой королевы, но почему-то королева предпочла осыпать милостями других фрейлин. Видя это, коварная графиня решила устранить всех любимиц королевы, чтобы в дальнейшем самой занять их место. Но первая попытка окончилась неудачей, и неудачей роковой, перечеркнувшей карьеру вздорной графини. Королева Мария приказала графине де Беж оставить двор. Скандал с отставкой жены повлиял и на карьеру графа де Беж, - он не получил ожидаемой должности. Отношения между супругами вскоре разладились, и граф, забрав двух малолетних детей, уехал в свое родовое поместье. Графиня осталась жить в столице, не сокрушаясь о разлуке с детьми. Спустя десять лет у нее появилась надежда вернуться ко двору, - овдовевший шесть лет назад король женился во второй раз. Полагая, что король Анри, счастливый во втором браке, думать забыл про свою покойную жену, ее беды, огорчения и болезни, мадам де Беж уговорила своего престарелого отца замолвить за нее словечко перед королем. - Не хочу вас огорчать, барон, памятуя о вашей верной службе, но ваша дочь ни капли не похожа на вас. Однажды она причинила боль моей покойной супруге, - Мария долго переживала из-за ее подлого поступка. Я не хочу, чтобы моя нынешняя жена, - королева Эмма, также пострадала от нее. Я не верю в раскаяние мадам де Беж. Узнав ответ короля, графиня де Беж чуть не сошла с ума от злости. Спустя пять лет она искренне радовалась гибели королевской четы. Снова в ней ожила надежда вернуться ко двору, - но и в этот раз ее ожидало разочарование, - у короля Теодора не было двора. Правда, фрейлины у королевы Флоры все же были, – но все они были молодыми девицами, - двадцатисемилетняя королева не нуждалась в сорокапятилетних компаньонках. Вскоре графиня овдовела. Приехав на похороны мужа, она поняла, что стала совсем чужой своим взрослым детям, выросшим вдали от матери, о которой они не могли вспомнить ничего хорошего. Это еще сильнее обозлило графиню, и свой гнев она срывала на служанках, - подруг у женщины уже давно не было. Даже беззаботная хохотушка Марселла с трудом выдерживала злобный нрав и причуды молодящейся старухи, про чей пятьдесят седьмой день рождения в этом году забыли даже близкие родственники. - Ах, моя девочка, - вздохнула Жанна, - будь твоя хозяйка в здравом уме, она дала бы тебе рекомендации, и я устроила бы тебя на свое место. А то мучаемся обе, - и ты, и я… Но через несколько дней Жанна вспомнила, что около года назад королева в награду за то, что Жанна помирила ее с Патриком, обещала выполнить любую просьбу старой служанки. Увидевшись в очередной раз с племянницей, Жанна спросила Марселлу, не хочет ли она устроиться на работу в королевский дворец. - Я знаю, что многие, ругая своих господ, все же предпочитают оставаться у них на службе. Готова ли ты уйти от графини или тебе жаль оставить эту капризную старуху? – спросила Жанна девушку. - Клянусь Пресвятой Девой, раньше я немного жалела госпожу, но сейчас я понимаю, что все ее беды из-за отвратительного характера. Я бы с удовольствием ушла от нее, будь у меня возможность устроиться на другое место без рекомендаций… - Я не могу ничего обещать, но, если я поговорю с ее величеством, возможно, тебя устроят на мое место. Молись, чтобы у меня все получилось! Через несколько дней Жанне удалось поговорить с королевой. - Ваше величество, у меня к вам просьба. Помните ли, год назад, вы хотели отблагодарить меня, выполнив мою просьбу, а я сказала, что мне ничего не надо, но в случае чего я попрошу у вас потом… Так вот, этот час пришел, - я прошу у вас милости, но не для себя. - Слушаю вас, Жанна, - сказала королева. - Ваше величество, я уже стара и намерена уйти на покой, оставив службу во дворце. А на свое место я хотела бы устроить мою племянницу Марселлу… - И это все? – удивилась королева. – Право, Жанна, вы могли бы попросить и большего. - Ваше величество, тут есть одна сложность, - Марселла работает у графини де Беж, которая из принципа не дает слугам, увольняющимся из ее дома на другое место работы, никаких рекомендаций. А во дворец не берут работать без рекомендаций. - Для Марселлы будет сделано исключение, я отдам распоряжение дворецкому. Что это за графиня де Беж, о которой я нечего не слышала? - Одна злобная старуха… Была придворной дамой покойной королевы Марии, затем ее выгнали из дворца. Это было давно, вы еще были ребенком… Потом она, говорят, хотела вернуться ко двору в те дни, когда покойный король Анри женился на вашей сестре, но он не разрешил вернуться графине. – боялся, что она обидит королеву Эмму… Теперь же эта мегера издевается над своими слугами, как сущая дьяволица. - Надо же, я и не знала о существовании столь злобной дамы. Пусть твоя племянница уходит от нее и устраивается на работу во дворец. - Благодарю вас, ваше величество. - Жанна, постойте! Патрик знает, что вы собираетесь уйти? - Нет еще, но я скоро сообщу ему… - Постарайтесь сделать это как можно тактичней… Бедный мальчик будет переживать, - он любит вас, свою добрую няню. - Из-за него я прослужила здесь так долго. Мне жаль оставлять мальчика, - но и работать больше я не могу. Мой уход неизбежен, и Патрик должен примириться с этим. Вечером Жанна сообщила о своем уходе Патрику. Услышав, что служанка открывает печь, Патрик вышел из комнаты, предполагая, что Жанна нуждается в его помощи. - Не беспокойся, Патрик, мне сегодня лучше… Но раз уж ты вышел, то выслушай меня, пожалуйста. Патрик спустился с лестничного пролета, находившегося между его комнатой и печью, и посмотрел в глаза своей няни. - Ты и сам понимаешь, что я стара и больна. Пришло время мне уходить отсюда. Услышав эти слова, Патрик грустно взглянул на Жанну и тяжело вздохнул. Он знал, что пожилой женщине трудно работать, и уход на покой был бы самым лучшим средством от ее болезней. Но как тяжело было расставаться со своей няней! - Ты расстроен, мой ангел? Поверь, я не меньше… Как ты теперь без меня… - Жанна отвернулась, и вытерла краем фартука набежавшие слезы. - Через несколько дней я уйду, а на мое место придет работать моя племянница Марселла. Не сердись, если она что-то сделает неправильно, - она еще очень молода, – тебе ровесница. Патрик удивленно посмотрел на Жанну, - он никогда раньше не сердился на слуг, - за исключением лысого лакея. Почему Жанна думает, что у него будут претензии к ее племяннице? - А я наконец-то буду жить у сына, - сказала Жанна. Патрик жестом пригласил служанку подняться в его комнату. Там он быстро написал печатными буквами следующую записку: «Милая нянюшка, смогу ли я навещать вас в доме вашего сына? Не будет ли он против?» - Конечно, нет! – воскликнула Жанна, прочитав записку. – Запомни адрес: улица Ткачей, дом сорок восемь. Если тебе будет трудно найти, попроси Марселлу, - в выходной день она тебе покажет, где я живу. Ты только сильно не огорчайся из-за моего ухода! «Мне грустно расставаться с вами, но я счастлив, что смогу вас видеть. Благодарю вас за все, что вы сделала для меня, - вы были моим ангелом хранителем. Без вас мне станет одиноко, но я постараюсь смириться, - я знаю, что обречен на одиночество», - ответил Патрик. - Мой дорогой, я ничего для тебя не сделала, ничего! – воскликнула, прочитав записку Жанна, и, закрыв лицо фартуком, заплакала. - Ты преувеличиваешь, я всего лишь глупая старая служанка, - всхлипывала она. Патрик безуспешно пытался утешить свою няню. Через несколько дней Жанна рассчиталась, и собиралась покинуть дворец, предварительно введя в курс дел поступившую на ее место Марселлу. Уходя в университет, Патрик простился со своей няней. Юноша и пожилая женщина не могли сдержать слез. - Не забывай меня, приходи в гости, всегда буду рада тебя видеть. Будь счастлив, и да хранит тебя Пресвятая Дева… - сказала Жанна на прощание. В ответ Патрик смог лишь поцеловать руки своей старой няни, но его взгляд был выразительней всяких слов. Через час во дворец пришла Марселла. Никто не мог предположить, что сегодня через служебный вход во дворец вошла будущая королева Абидонии. Разъяснив племяннице ее обязанности, Жанна покинула дворец. В шесть часов вечера Патрик, недавно вернувшийся из университета, услышал на лестнице женский голос. В первый момент юноша решил, что его няня осталась во дворце, но вскоре он понял, что обманулся, - голос был чужим. Юноша догадался, что сейчас в коридоре находится племянница Жанны Марселла. Осторожно подойдя к двери, Патрик чуть приоткрыл ее, так, чтобы видеть печь, возле которой находилась служанка. Смущение не позволило юноше выйти из комнаты, - Патрик вспомнил, что Марселла – совсем юная девушка, его ровесница, и, по словам Жанны, очень красивая. Лица служанки Патрик не увидел, - она стояла у печи спиной к его двери, хорошо были видны лишь пышные вьющиеся рыжие волосы, спускающиеся из-под чепца на плечи. Патрик снова услышал ее нежный голос, - девушка была на редкость разговорчива. Она без устали беседовала с кошкой, сидевшей рядом, с ручкой на печной заслонке, с угольком, выпавшим из печи, и даже с кочергой. Патрик, обделенный возможностью говорить, невольно позавидовал юной служанке. - Что ты такая ржавая? – тем временем спросила Марселла у кочерги. – У графини де Беж и то лучше тебя были. – Киска, не подходи к кочерге, она горячая, - усы сожжешь! Эй, куда ты? Кошка тем временем бросилась вниз по лестнице за мышью, но, не поймав ее, с разочарованным видом вернулась обратно. Гризетта была в восторге от новой служанки, такой разговорчивой и щедрой – в этот день Марселла успела несколько раз накормить кошку, и теперь Гризетта не знала, как отблагодарить девушку, - кошке не удалось поймать мышь, которую она в знак благодарности хотела принести Марселле. - Не поймала? Ну, не огорчайся, - успокаивала Марселла кошку. Патрик слушал беспечную болтовню служанки с все возрастающим волнением, - ее голос показался ему знакомым, но Патрик не мог вспомнить, где же он слышал его, и длинные рыжие волосы девушки он тоже видел не в первый раз. Осторожно открыв дверь, Патрик неслышно вышел из своей комнаты и остановился на пороге. Первой заметила его кошка, в чью полосатую головку тотчас пришло решение стащить что-либо у хозяина и принести Марселле. Проказница Гризетта поспешила осуществить свой план, зная, что эта выходка не рассердит Патрика. В одно мгновение кошка взбежала по небольшому лестничному пролету, вбежала в комнату, где вскочив на стол, схватила перо, - любимую забаву, и, выбежав на лестницу, оглянулась на Патрика с вызовом: «Попробуй, догони»! Затем она спустилась к Марселле. - Что это у тебя? Откуда? Удивилась Марселла, и, обернувшись, встретилась взглядом с Патриком. На мгновение воспитанник королевы и служанка замерли от неожиданности, - в племяннице Жанны Патрик узнал ту самую девушку, защищая которую год назад он попал в участок, а Марселла увидела своего спасителя, которого мечтала разыскать уже целый год. - Вы? Неужели это вы? – воскликнула она. Патрик был до того изумлен, что не находил, как ответить. Марселла решила, что Патрик не узнает ее. - Помните ли вы меня, ваша милость? Около года назад вы спасли меня от рук пьяного негодяя, но сами попали в участок. Я никогда не забуду вашей услуги, но меня терзает мысль, что у вас из-за меня были неприятности… Придя в себя, Патрик с улыбкой спустился к Марселле. Девушка отняла у кошки перо, и протянула его юноше. - Это ваше? – спросила она. Благодарно кивнув, Патрик взял перо из рук служанки. - Прошу вас, не держите на меня зла… Ведь вы провели ночь в участке… Это ужасно, отвратительно! И все из-за того, что вы решили заступиться за меня! Такой была награда за ваш благородный поступок! Я очень хотела помочь вам, но когда не следующий день пришла в участок, вас уже выпустили… Я так хотела разыскать вас, целый год я ждала этой минуты! Но как я смогу отблагодарить вас? Патрик, улыбаясь, покачал головой. - Вы что, хотите сказать, - «не стоит благодарности», - но вы спасли мою честь в тот вечер, которого я никогда не забуду! А вы делаете вид, что оказали мне пустяковую услугу! Знаете, тетушка Жанна много рассказывала мне о вас, она вас всегда хвалила, и переживала из-за ваших неприятностей, и радовалась вашим достижениям… Одно только мне непонятно, почему она не рассказала о том, что вы попали в участок? Если бы она сделала это, я бы давно уже знала имя моего спасителя! Но и я не стала рассказывать ей о том происшествии, - не хотела, чтобы тетушка расстраивалась из-за меня. Тетя Жанна говорила, что вы, возможно, захотите ее навестить, - в таком случае я покажу вам дорогу до ее дома, но только сделать это я смогу лишь в свой выходной. Если в следующее воскресенье вы захотите увидеть тетю Жанну, отдайте мне письменное распоряжение, - не беспокойтесь, я умею читать, - закончила три класса благотворительной школы. Пока была жива моя мама, я могла учиться… Так что вам не обязательно писать приказания печатными буквами, как вы делали это для тети, - я умею читать и прописные! Простите, ваша милость, я, наверное, отнимаю у вас время, надоедая вам своей болтовней… - вы хотите сказать «нет»? – удивилась Марселла, видя, что Патрик, улыбнувшись, покачал головой. - А вы очень общительный, да и тетушка говорила… Простите, я не так хотела сказать, - смутилась Марселла, - я хотела сказать, что в вас нет ни капли надменности, и вы… не знаю даже, как и выразиться… Не обижаетесь на меня? Нет? Ну, тогда до завтра, – печь уже растоплена, а я должна получить новые указания от дворецкого, - вдруг он рассердится, что я задержалась здесь. Знаете, сейчас я должна стараться как никогда в жизни, чтобы начальство осталось довольно моей работой, - а иначе меня выставят из дворца, и придется возвращаться к моей прежней сварливой хозяйке. Впоследствии Патрик убедился, что с Марселлой очень легко общаться, - девушка угадывала его пожелания, и ему крайне редко приходилось объясняться с помощью пера. Десять дней спустя, воскресным вечером Жанна и Пьер ждали в гости Марселлу, у которой в тот день был первый выходной. - Вдруг вместе с ней придет Патрик, - он хотел меня навещать, - с надеждой произнесла Жанна. - Матушка, ты в этом уверена? Не хочу тебя расстраивать, но я сомневаюсь, что он придет сюда. Нужна ли воспитаннику королевы бывшая горничная? Я боюсь, что ты будешь сильно огорчена, если не дождешься его. Прошу тебя, не питай призрачных надежд, - быть может, Патрик уже забыл о твоем существовании, - сказал Пьер. - Сынок, я тебе неоднократно говорила, что ты много не знаешь. Когда я устраивалась на работу во дворец, я давала подписку не разглашать увиденного и услышанного… Я говорю о взаимоотношениях в королевской семье, - об этом я должна молчать до самой смерти, но, к сожалению, тебе я о многом проболталась. Так что сам догадайся, почему я считаю себя близким человеком Патрика, - несколько резко ответила Жанна. - Я сомневаюсь, что и Марселла сможет прийти, - вдруг ее лишили выходного? Ты много рассказывала о работе прислуги, и я могу предположить, что в наказание за какое-либо упущение Марселлу могли бы лишить выходного, - иначе она уже была бы здесь. Смотри, уже темнеет, а Марселла до сих пор не пришла. Стук в дверь прервал его. Младшая дочка Пьера поспешила в переднюю, чтобы открыть. - Марселла! – воскликнула она, но затем как-то странно замолчала. Марселла что-то негромко объяснила ей, и поспешила в гостиную. - Здравствуйте, тетушка, здравствуй Пьер, я пришла не одна. Кузен, позволь представить тебе, твоей супруге и дочерям господина Патрика, воспитанника ее величества. Вслед за Марселлой в гостиную вошел Патрик и почтительно поклонился семейству Пьера. - Патрик! Ты все-таки пришел! – воскликнула растроганная Жанна. - Милости просим, господин Патрик, мы и надеяться не смели, что вы почтите нас вашим посещением… - пробормотал Пьер. – Присаживайтесь, пожалуйста, к камину, - вам ведь долго пришлось идти сюда в такую непогоду… Но Патрик в первую очередь поцеловал руку Жанны, окончательно этим выбив из колеи изумленного Пьера. - Мальчик, ну зачем же ты! – воскликнула Жанна, вытирая слезы. – Неужели скучаешь по мне? Патрик с улыбкой взглянул ей в глаза. - А про меня, что, все забыли?! – воскликнула Марселла. А я-то собиралась рассказать вам нечто интересное, чего вы еще не знаете! - Патрик, Марселла такая болтливая, - не беспокоит ли она тебя? – спросила Жанна. - Нет? А я-то боялась, что эта трещотка будет тебе неприятна… Надеюсь, у тебя нет нареканий к ее работе? Патрик, улыбнувшись, покачал головой. - Ну, хорошо, я рада, что ваше знакомство оказалось приятным… - Тетушка, ты не знаешь самого главного, - мы знакомы давно, уже почти год… Ваша милость, я уж расскажу все, вы согласны? - Подожди, Марселла, как это вы давно знакомы? – удивилась Жанна. - Это было в тот день, когда господин Патрик попал в участок, защищая меня! – ответила Марселла. - Что-о-о-о? – воскликнула Жанна. - Я вам ничего не рассказала в тот день, не хотела расстраивать, - пояснила Марселла. – Но все было именно так, - господин Патрик защищал меня, как истинный рыцарь! К несчастью, негодяй, напавший на меня, оказался в родстве с начальником участка. Когда я на другой день пришла в полицию, господина Патрика уже освободили. Полицейский выгнал меня из участка, не сообщив мне имени и адреса господина Патрика. Я целый год безуспешно искала его, надеясь выразить мою признательность… - Марселла, если бы я знала, что Патрик защищал тебя, ты не ждала бы целый год, - сказала Жанна. – Надо мне было все же рассказать вам об этом происшествии, но я побоялась, - я не имела права разглашать подробности жизни королевской семьи. Если бы ты знала, какой тогда был скандал! Слава Богу, теперь все позади. Патрик, я не знаю, как тебя благодарить, - ты, оказывается, защищал мою племянницу! - Во всяком случае, мы всегда будем рады видеть вас здесь, - сказал Пьер, - моя матушка вас очень любит, а теперь вот выяснилось, что вы спасли честь моей кузины, - этого мы никогда не забудем! С тех пор Патрик по воскресным дням часто навещал Жанну в доме ее сына, где он теперь был желанным гостем. Так прошло несколько месяцев. Осень сменила зима, которая тоже подходила к концу, но, казалось, весна не спешит приходить, - слишком холодной и ненастной была вторая половина февраля. Кратковременные оттепели сменялись сильными морозами и ледяными ветрами, - неудивительно, что много народа захворало в эти дни. Однажды канцлер в сопровождении супруги отправился по делам в замок Давиль, - свое родовое поместье, находившееся в небольшом городке недалеко от столицы. Вечером следующего дня супруги поспешили вернуться во дворец, но в пути их застала снежная буря, и карета еле продвигалась по заметенной снегом дороге. Ледяной ветер насквозь продувал далеко не новый экипаж, и канцлер с Оттилией дрожали от холода. Супруги вернулись во дворец во втором часу ночи, тогда как рассчитывали вернуться в семь часов вечера. Неудивительно, что после столь тяжелого путешествия Оттилия серьезно простудилась. Несколько дней у нее был сильный жар, но, когда лейб-медику удалось сбить температуру, женщину стал душить кашель. Несмотря на свое тяжелое состояние, больная выразила желание принимать у себя родственников, и была крайне огорчена черствостью и бездушием своих родных, не спешивших навещать ее. - Наконец-то ты зашла, сестрица, - обиженно выговаривала она королеве, - вспомнила, что у тебя есть сестра, которая тяжело больна. Насколько я успела заметить, в этом жестоком мире общество нуждается в человеке лишь тогда, когда он здоров и счастлив. Стоит заболеть, и ты никому не нужен, словно умер для окружающих. - Как ты можешь так говорить, сестрица, я же вчера весь вечер была рядом с тобой! – возразила Флора. - Ну, сколько времени ты была? Минуть десять, не более! Я целые дни лежу одна, и в голову лезут мысли о смерти из-за какой-то простуды! Мой супруг занят государственными делами, и поэтому не может уделять мне внимания, - но ты, сестра, - это другое дело! Целыми днями занимаешься ерундой, вместо того, чтобы уделить хоть каплю внимания заболевшей сестре! Ах, если бы была жива наша матушка, я не чувствовала бы себя такой одинокой! - Сестрица, только не плачь, - я буду сидеть около тебя весь день, лишь бы ты выздоровела! – успокаивала Оттилию королева. - А вот Альбине тоже не до меня, и это после того, что я для нее сделала! - воскликнула Оттилия. Королева удивленно посмотрела на сестру, не понимая, что же такого особенного сделала Оттилия для принцессы. - Всю жизнь я на своем примере учила хорошим манерам ее высочество, - ведь ты же, сестрица, не можешь этого сделать! Но, несмотря на это, Альбина столь неблагодарна, что не хочет навестить заболевшую тетю! – пояснила Оттилия, заметив недоумевающий взгляд Флоры. - А может быть, она считает, что ты должна быть изолирована, так же, как и она, когда болела в прошлом году, - возразила королева. - Вздор! Я не могу быть изолирована, потому что не заразна! – закричала оскорбленная Оттилия. – Это возмутительно, - изолировать меня! – Оттилия считала, что изолированными могут быть Альбина и Патрик, да и король с королевой в случае болезни, но никак уж не она. Несмотря на заверение Оттилии, что она не заразна, королева все же умудрилась заразиться от сестры, и через несколько дней слегла с теми же симптомами. Вслед за ней заболела и Альбина. Оттилия же, напротив, почувствовала себя несколько лучше, но, опасаясь повторного заражения, она не удостаивала посещениями сестру и племянницу. Зато здоровяк король, к его чести, проводил много времени с заболевшими королевой и принцессой, - разумеется, тогда, когда не скакал на любимом коне по заснеженному парку. Глава семейства очень мило развлекал жену и дочь, подсыпая им в порошки от кашля молотый жгучий перец, а в сладкую микстуру - соль. В отсутствии короля больных навещал Патрик, и при нем королева и принцесса могли принимать лекарства, не опасаясь наглотаться перца, - Патрик не обладал королевским чувством юмора. Но вскоре его визиты прекратились, - юноша, в свою очередь, слег. Ранним субботним утром Патрик проснулся от боли в груди и неприятного чувства озноба. Несмотря на плохое самочувствие, юноша решил было отправиться в университет, но спустившись на первый этаж, Патрик почувствовал такую слабость, что вынужден был отказаться от принятого ранее решения. С трудом поднявшись наверх, он поспешил лечь. Патрик понимал, что надо обратиться к доктору, но у него не было сил идти к Коклюшону, живущему в другом конце замка. Неизвестно, сколько времени могло бы пройти, пока слуги не догадались, что Патрик болен, но, к счастью, в замке работала Марселла. Обычно субботним утром, до ухода Патрика, девушка приходил убраться в его комнате. Сегодня Марселла несколько задержалась, и, предполагая, что Патрик уже ушел, она на всякий случай решила постучаться в его дверь. «Ну, конечно, же, Патрик ушел, - если бы он был у себя, то давно открыл бы дверь. Слишком поздно я пришла», - подумала девушка. Но внезапно за дверью послышались шаги, и Патрик, открыв дверь, схватился рукой за косяк, боясь упасть от слабости. - Ваша милость, вам плохо? – воскликнула Марселла. – Немедленно лягте, а я позову доктора! – с этими словами девушка побежала за придворным врачом. Не стоит и говорить, что осмотрев юношу, Коклюшон снова назначил толченый мел, выдавая его за сильнодействующее лекарство. Прошла неделя. Королева и Альбина чувствовали себя гораздо лучше, жар у них спал, но у Патрика не наблюдалось никаких улучшений. Королева, обеспокоенная состоянием здоровья Патрика, поспешила навестить юношу. Разговаривая с больным, она обратила внимание на то, что в комнате Патрика было очень холодно. Ветхая оконная рама содрогалась от порывов ледяного ветра, пропуская в комнату тонкие струи холодного воздуха. - Так вот почему ты всегда так долго болеешь! – воскликнула королева. – Здесь ужасный холод и сквозняк! Я давно знаю, что в твоей комнате старая оконная рама, но что она в таком состоянии… Странно, как она до сих пор не развалилась. Когда ты сможешь выходить, я отдам приказ заменить раму. Патрик поблагодарил королеву, почтительно поцеловав ей руку. - Только надо будет велеть плотнику сделать все необходимые замеры, и приготовить раму как можно скорее, чтобы потом быстро заменить окно. Спустившись в гостиную, королева приказала лысому лакею вызвать плотника. Но вместо плотника явился канцлер. - Ваше величество, мне стало известно, что вам понадобился плотник, - могу я узнать, для чего? - Канцлер, вы можете заниматься вашими делами. Я вызвала плотника, а не вас. - Но вы забыли, ваше величество, что все ремонтные работы в замке должны проводиться с моего разрешения. Я же всегда составляю смету на все хозяйственные расходы. Вы хотите что-либо отремонтировать? Прекрасно, но вначале я должен разобраться, необходим ли ремонт, или вы хотите заменить что-либо без достаточного основания. Возможно, что лучше будет избежать ненужных денежных затрат. - В комнате Патрика надо заменить оконную раму, - нехотя ответила королева. - Это вовсе не обязательно! – возразил канцлер. - В его комнате окно в ужасном состоянии, там холодно, и потому бедный мальчик всегда так долго болеет! Прошу вас, дайте разрешение на ремонт! – воскликнула королева. - Ваш воспитанник болеет потому, что слишком изнеженный! Ему закаляться надо, а вы пытаетесь укрыть его от слабых порывов легкого ветерка. Когда я был в его возрасте, в наказание за небольшую провинность отец выселил меня на чердак, - вдохновенно солгал граф Давиль. - Там я прожил целый год. На чердаке было гораздо холоднее, чем в комнате Патрика! Свет проникал через небольшое окошко, стекло в котором было разбито, и я заклеил окно куском бумаги. А спать мне приходилось на старом одеяле, брошенном на голые доски. Тем не менее, я все выдержал, и ни разу не заболел за весь долгий год, тогда как Патрик умудряется заболеть, находясь в гораздо лучших условиях, нежели я в юности. Я повторюсь, отец меня наказал за небольшую провинность, тогда как вы полтора года назад оставили безнаказанной ужасающе-непристойную выходку вашего воспитанника. Право, ваше величество, вы зря подняли шум из-за такого пустяка. Думаю, что оконная рама в комнате Патрика прослужит еще много лет. Расстроенная королева поняла, что не сможет сдержать обещание, данное племяннику. Несмотря на то, что Патрик находился в условиях, крайне неблагоприятных для выздоровления, через десять дней он, к радости королевы, почувствовал себя несколько лучше. Но радость ее величества оказалась недолгой, – жар спал, но Патрик стал задыхаться от кашля. - Вам необходимо теперь увеличить прием порошка в два раза, иначе разовьется астма, - сказал Коклюшон. – Принимайте лекарство восемь раз днем и два раза ночью. Патрик безропотно подчинился указаниям врача, сомневаясь в пользе лекарства, - он помнил, как долго болел в два предыдущих года, но ему и в голову не приходило, что порошок от кашля является подделкой. Всю последнюю неделю Патрик не видел Марселлу, и с огорчением догадывался, что девушка, вероятно, больна, - он слышал, что несколько слуг заболели, и даже вездесущий лысый лакей не избежал простуды. Но все достаточно быстро поправлялись, и только Патрик болел уже третью неделю. Через два дня на работу вышла Марселла. Едва услышав голос девушки, Патрик поспешил открыть ей дверь. - Как вы себя чувствуете, ваша милость? Уже выздоровели? – спросила Марселла. Патрик хотел было кивнуть в ответ, но сильнейший приступ кашля не позволил ему этого сделать. Целых пять минут юноша буквально задыхался от кашля. - Да что же это с вами? – воскликнула Марселла. – Я заболела намного позже вас, и вот уже почти здорова, но вы… Вас словно не лечат! Какое лекарство вам дает придворный врач? Патрик указал на коробочку с порошком, стоявшую на его столе. - Это?! – удивилась Марселла, открыв коробочку и с сомнением глядя на порошок. - Первый раз вижу такое лекарство. Даже не пахнет целебными травами. С виду на толченый мел похоже. Ох, не доверяю я что-то придворному врачу, не может он вас вылечить. Подсунул вам непонятно что, возможно у этого порошка уже срок годности кончился, а выбросить жалко, вот и отдал вам. Вы, наверное, считаете, что я плохо думаю о людях? Но у этого врача такой омерзительно-хитрющий вид… Вечером этого дня Марселла снова постучала в дверь Патрика. - Ваша милость! Вот возьмите, я принесла вам лекарство, которым вылечилась сама. А в прошлом году у меня был точно такой же сильный кашель, как и у вас, и тогда тоже этот порошок помог мне. Я покупаю его в аптеке на улице Ткачей, недалеко от дома тетушки. Надо две ложки заварить в кружке горячей воды, - надеюсь, что вам поможет. Берите, не отказывайтесь, прошу вас, - вы же хотите выздороветь? Патрик с легким поклоном взял мешочек с порошком из рук служанки, впрочем, сомневаясь, что это лекарство ему поможет. Но через неделю приема травяного настоя Патрик не знал, как благодарить Марселлу, ибо был почти совсем здоров. Однако в его душе зародилось подозрение, - Патрик часто вспоминал слова Марселлы о сомнительности лекарства, которым безуспешно его лечил Коклюшон. «Доктор утверждает, что лечит меня самым сильнодействующим лекарством из всех существующих ныне. Между тем, порошок из трав, который Марселла купила в дешевой аптеке, оказался более эффективным средством, чем хваленое снадобье Коклюшона. Неужели Марселла права, и вместо лекарства доктор давал мне подделку? Тогда понятно, почему я всегда так долго болел». Патрик открыл обе коробочки с порошками. Белый порошок, которым Патрик безуспешно лечился в течение последних лет, почти не имел вкуса и запаха, а порошок, принесенный Марселлой, был темного цвета с ароматом трав. Настой, приготовленный из него, был горьким и невероятно душистым. «Без сомнения, он сделан из толченых трав, - думал Патрик, - но белый порошок… он и вправду похож на мел. Я не могу выдвигать обвинения, основываясь лишь на своих подозрениях. Надо поговорить с друзьями, и если они подтвердят, что мои сомнения не беспочвенны, Коклюшон ответит за фальсификацию лекарства. Конечно, он сделал это по приказу канцлера. А много лет назад он объявил меня сумасшедшим, - без сомнения, тоже выполняя приказ канцера. В таком случае он не имеет права заниматься врачеванием». Через несколько дней Патрик навестил Луи, чтобы переписать конспекты и договориться о встрече с Оноре и Полем. Через день Оноре и Поль ожидали Патрика в доме Луи. Патрик не заставил себя долго ждать. Войдя в гостиную и поклонившись друзьям, юноша поставил на стол коробочку с сомнительным порошком, и рядом положил записку следующего содержания: «Рад вас видеть, дорогие друзья. Сейчас, как никогда, я нуждаюсь в вашей помощи. Порошок, находящийся в этой коробочке, придворный врач в течении трех лет рекомендовал мне принимать в качестве лекарства от кашля, но сейчас у меня появились сомнения в его исцеляющей силе, – на мой взгляд, он не является лекарством. Прошу вас, попытайтесь определить, что именно он собой представляет, - мне очень важно знать ваше мнение». Прочитав записку. Оноре взял коробочку в руки: - Ну, если ты это принимал, и остался жив, это не может быть ядом, - сказал он. Юноша растер щепотку порошка между пальцами, и осторожно понюхал его. - Похоже на мел… - Дай мне попробовать, - вмешался Поль. Взяв коробочку у Оноре, он попробовал на вкус подозрительный порошок. - Да, без сомнения, мел, но с каким-то привкусом… Соль, там, наверное, еще есть… Тем временем Луи приказал слуге принести воды. Молодые люди растворили ложку порошка в стакане воды. Вода приобрела мутный цвет, но порошок, растворяясь, слегка зашипел. - Здесь добавлена сода, а не соль, - сказал Луи. – Или, может быть, соль и сода вместе. - Но, без сомнения, большая часть порошка состоит из мела, - заметил Оноре. - Патрик, неужели ты сам не догадался? Ты никогда не ел мел в детстве? - удивился Поль. Патрик отрицательно покачал головой. «Когда лейб-медик впервые назначил этот порошок, мне он показался несколько странным, но я не мог подозревать врача в подлоге, и, не задумываясь, принимал это «лекарство» несмотря на то, что заметил отсутствие результатов лечения. Только недавно у меня возникли подозрения, - после того, как мне помог вылечиться предложенный служанкой порошок из трав», - ответил он. - Патрик, я не ожидал, что ты можешь быть столь наивен, - сказал Луи. – Три года давился мелом, и «только недавно возникли подозрения»! А если бы он этим мелом тебя насмерть залечил? «Он этого и добивался», - ответил Патрик. - Зачем? – воскликнул Луи. Патрик пожал плечами. Он догадывался, зачем хотел его смерти канцлер, но не собирался объяснять это своим друзьям. - Вызови этого мерзавца на дуэль! - воскликнул Луи. - Еще чего не хватало, вызывать на дуэль какую-то клизму низкого происхождения! – возмутился Поль. – Ты лучше сделай вид, что веришь в то, что этот порошок помог тебе, и в знак благодарности угости эскулапа вином, а в бокал подсыпь слабительного, и рвотного, а сам поскорей беги от него, что бы он тебя не запачкал! «Вы советуете мне воспользоваться методами Бяки? Друзья, вы хотя бы иногда можете быть серьезными?», - ответил Патрик. - А если быть серьезным, то ничего не могу тебе посоветовать, - ответил Поль. – Я не знаю, как, находясь на твоем месте, следует поступить с таким негодяем. - Но ведь это не сам врач! – вдруг воскликнул Оноре. – Патрик, надеюсь, ты понимаешь, что врач делал это, выполняя чей-то приказ? Короля, например, или канцлера? Ты говорил, что королева к тебе очень хорошо относится, но вот эти… Патрик кивнул в ответ. - Все равно, даже если врачу приказали лечить тебя мелом, он совершил преступление, - нарушил клятву Гиппократа, - сказал Луи. «Вы правы, Коклюшон совершил преступление. Я не могу бросить вызов королю и канцлеру, но хочу посмотреть в глаза врачу, утратившему совесть. Благодарю вас, друзья, - вы подтвердили мои подозрения, и теперь я могу быть уверен, что не обвиню напрасно придворного врача», – ответил Патрик. В тот вечер лейб-медик спокойно занимался изготовлением лекарств. В небольшой ступке он тщательно толок мел. Мэтр Коклюшон предполагал, что Патрик скоро придет к нему за лекарством. Врач не видел юношу несколько дней, и не знал, что Патрик почти совсем здоров. По его расчетам, Патрик должен был прийти за порошком, если не сегодня, так уж самое позднее, завтра вечером. Патрик постучал в дверь апартаментов Коклюшона. Слуга врача поспешил открыть юноше. - Здравствуйте, ваша милость, хозяин сейчас в кабинете, как раз готовит вам лекарство, - сказал он. Патрик поспешил пройти в кабинет лейб-медика. Это была большая комната, заставленная шкафами с медицинскими книгами и колбами с различными компонентами для приготовления лекарств. В углу комнаты был небольшой письменный стол, а в центре – несколько столов с перегонными аппаратами, медицинскими весами, и прочими приборами. Около одного из столов врач толок мел. Увидев юношу, мэтр Коклюшон поспешил прикрыть листом бумаги куски мела, лежавшие рядом со ступкой. - А-а-а, здравствуйте, Патрик, - за лекарством пришли? Вот, сейчас, уже почти все готово, только… - лейб-медик запнулся, испугавшись разгневанного взгляда юноши. Величественным и одновременно резким движением руки Патрик поставил коробочку с толченым мелом на стол. - В чем дело? Что случилось? – спросил Коклюшон, подойдя к юноше.– Вы не принимали лекарство? Но почему? – спросил врач, заметив, что коробочка почти доверху полна мелом. – Патрик, в вашем состоянии отказываться от лекарства равно самоубийству! – воскликнул он. Подойдя к письменному столу, Патрик написал на листе бумаги несколько слов, и протянул бумагу врачу: «С каких это пор мел является лекарством?» - прочел Коклюшон. - Вы ошибаетесь, ваша милость, - поспешно заговорил врач, – в вашем лекарстве не ни капли мела… Но тут Патрик подошел к столу, за которым Коклюшон только что толок мел. Юноша поднял бумагу с кусков мела, и с ироничной улыбкой посмотрел на лейб-медика. Придворный врач испугался, - он понял, что полностью разоблачен, и врать дальше не было смысла. Но не это испугало лейб-медика. Коклюшон знал Патрика с рождения. Ребенок рос у него на глазах, постепенно взрослея, и меняясь в соответствии с обстоятельствами своей жизни. Из открытого и жизнерадостного принца Патрик мгновенно превратился в забитого немого сироту, и спустя почти четырнадцать лет трудно было догадаться, что этот печальный юноша некогда был счастливым и веселым ребенком. Но никогда в жизни врач не видел Патрика столь разгневанным, - мэтр Коклюшон полагал, что обычно кроткого и спокойного Патрика невозможно рассердить до такой степени. Считая себя знатоком психологии, врач был уверен в том, что Патрик относится к тому типу людей, которые не могут испытывать сильных отрицательных эмоций. Теперь же лейб-медик убедился в ошибочности своих выводов относительно личности Патрика. «Если принц вернет себе власть, - я погиб», - подумал Коклюшон. - В-в-вы правы, мел не лекарство, но он яв-в-в-ляется основой для… - Коклюшон не договорил фразы, - Патрик одним лишь взглядом приказал ему замолчать. Затем юноша с гордым и величественным видом вышел из кабинета лейб-медика. Немного придя в себя, придворный врач поспешил к канцлеру. - Ваша милость, спешу сообщить вам, что Патрик каким-то образом догадался о том, что в течение трех последних лет я давал ему мел вместо лекарства. - Проклятье! - с досадой прошипел канцлер. Быстро овладев собой, он произнес своим обычным тоном: - Продолжайте утверждать, что вы добросовестно лечили Патрика. В том случае, если он сейчас пожалуется королеве, постарайтесь убедить ее величество в том, что вы всеми силами хотели вылечить ее воспитанника. - Я и так сказал Патрику, что мел был основой лекарства, - да только он не поверил мне. - Главное, чтобы поверила королева, - ответил канцлер. – Скажите ей, что добавляли в мел гомеопатические дозы лекарственных трав, - разумеется, в том случае, если она потребует объяснений. Я предполагаю, что Патрик может скрыть происшедшее от ее величества. В этот миг дверь отворилась, и в кабинет канцлера с озадаченным видом вошел король. - Канцлер, мне тут письмо от короля Мухляндии, и я что-то не понял его содержания… А вы что, заболели? Почему у вас доктор? - Нет, со мной все в порядке, ваше величество. Дайте мне письмо. - Тогда зачем вам доктор? – не отставал упрямый король. – Вы что, допрашиваете его? - Нет, ваше величество, просто мэтр Коклюшон хотел было уволиться с поста лейб-медика, но я уговорил его остаться. Боюсь, что если мэтр Коклюшон покинет дворец, нам трудно будет найти ему замену, - другого столь знающего врача не отыщешь во всей Абидонии. - Уволиться? Почему, вам что, мало платят? – удивился король. – Хотите, прикажу увеличить вам жалование, - вы недавно замечательно вылечили королеву, принцессу и мою свояченицу. Дамы сейчас вполне здоровы, и весьма благодарны вам. - Однако другой пациент, вместо благодарности, позволил себе оскорбить мэтра Коклюшона, - со вздохом сказал канцлер. - С позволения вашего величества, осмелюсь сказать, что я всегда честно исполнял свой долг врача, - произнес Коклюшон, - и изо всех сил старался вылечить всех моих пациентов. Но не все люди благодарны, - немой Патрик осмелился обвинить меня в фальсификации лекарств. После этого он наотрез отказался лечиться. - Отказался лечиться? Вот как… А зачем ему лечиться, когда он совсем здоров? – спросил король. – Я видел, с какой скоростью он поднимался наверх, - мне так не удастся пробежать и четверти лестничного пролета! - Да, сейчас Патрик здоров, хотя возможно, болезнь просто перешла на мозг. Бедный мальчик обвинил меня в том, что я вместо лекарства давал ему толченый мел. Сомневаюсь, что он сейчас был бы здоров, если бы я и в самом деле поступил подобным образом. Это очень обидно… - Ха-ха-ха! Толченый мел! – рассмеялся король. – Просто ему противно принимать ваши горькие порошки, вот мальчишка и придумывает глупости. Лично я считаю, что лечиться надо конской мазью, - отличное средство от множества болезней! - Фи, ваше величество, что вы… - растерялся придворный врач. - Забудь о глупом ребенке, и не расстраивайся! – посоветовал лейб-медику король. - Ваше величество, - вмешался канцлер, - прошу вас скрыть этот прискорбный факт от королевы. Ей будет неприятно слышать о новой выходке ее неблагодарного воспитанника. Надеюсь, Патрик сам не пожалуется своей благодетельнице... - А, ну конечно, конечно… - пробормотал король. – А теперь извольте разъяснить мне письмо мухляндского короля. Что-то я не понял, он предлагает дружить домами, - тьфу, то есть дворцами? Глуповатый король Теодор хотя и сомневался, но верно понял смысл письма короля Мухляндии. После гибели короля Анри, короли Пенагонии и Мухляндии поддерживали межгосударственные отношения только через послов, не вступая в переписку и личное общение с новоиспеченным королем Теодором, прекрасно понимая, что новый абидонский монарх причастен к гибели их дальнего родственника короля Анри II. Но сейчас, по прошествии тринадцати лет, политические соображения оказались сильнее личной неприязни. Политика требовала сближения монархов трех дружественных государств. - Вы можете быть свободны доктор, - сказал канцлер, взяв в руки письмо Мухляндского короля Августа. Он заметил, что любопытный лейб-медик вытянул шею, стараясь прочесть хотя бы отдельные фразы из письма. Коклюшону пришлось с сожалением оставить кабинет канцлера. Он с удовольствием подслушал бы, прильнув ухом к замочной скважине, но у дверей кабинета стояла стража. Разочарованный врач вернулся к себе, - ему не терпелось узнать содержание письма мухляндского короля. Мэтр Коклюшон не без основания считал себя опытным политиком. Когда-то давно, следуя прямому указанию канцлера, он поставил наследнику престола диагноз, несовместимый с правлением страной. Три года назад, повинуясь канцлеру, он оставил Патрика без медицинской помощи. К несчастью, его хитрость была раскрыта, но врач не опасался гнева воспитанника королевы, считая себя под надежной защитой канцлера, - фактического правителя Абидонии. «По-настоящему я испугаюсь только тогда, когда Патрик вернет себе законную власть. К счастью, это невозможно», - думал лейб-медик. Но через два года, теплым майским вечером неожиданная новость буквально сотрясла весь дворец: - Ваша милость, не представляете, какое счастье, - Патрик заговорил! - бесцеремонно ворвался в комнату врача его слуга. - Что ты мелешь, дурень?! – воскликнул Коклюшон. - Это правда, ваша милость, - по слухам, Патрик очень дерзко говорил с принцессой, - он отверг ее любовь. Затем, говорят, досталось и его величеству. - Удивляюсь, почему он еще не в подземелье! – воскликнул врач. - А он уже спускался вниз, - правда, для того, чтобы выпустить арестованных артистов! – доложил слуга. – Я сам видел, когда Патрик, Марселла, пенагонский принц и Удилак направились в подземелье, Патрик что-то сказал Марселле, правда, так тихо, что я не расслышал его слов. - Как это выпустить арестованных? – не понял Коклюшон. – Канцлер что, разрешил их выпустить? - Не знаю… - Иди разузнай, почему их впустили, и что происходит в замке сейчас. Ну, живо! Когда слуга вышел, лейб-медик достал из сейфа мешочек с золотом, а из шкафа – дорожный костюм. Он был уверен, что сейчас ему придется поспешно оставить Абидонию ради спасения собственной жизни. Дальновидный придворный врач понимал, что если к принцу абидонскому вернулся голос, то смены власти придется ждать совсем недолго. Минут через двадцать вернулся слуга: - Ваша милость, гвардейцы выказали неповиновение канцлеру, и покинули дворец. Патрик ушел вместе с ними. - Собирайся! Мы немедленно уезжаем в Пенагонию! – воскликнул врач. - Э-э-э-э, ваша милость, да езжайте вы к черту один в Пенагонию, а я не поеду за границу! У меня здесь старенькая матушка, и незамужняя сестра, - я должен о них позаботиться! – дерзко возразил слуга, вдохнувший аромат голубой розы, разнесшийся по всему дворцу. - Будь ты проклят! Вокруг меня одни предатели! Оставайся, дурень! Только потом, на допросе, не хнычь, когда про мои дела допытываться будут! - Какие еще дела? Не дурите. Поужинайте лучше перед дорогой… - К черту! - Не понимаю, к чему такая спешка? – недоумевал слуга. - Потом узнаешь! А мне некогда тебе объяснять, - не хочу дожидаться казни! Прощай! Лейб-медик спешно покинул дворец, и к утру уже пересек границу Пенагонии. Но его мечтам о спокойной жизни в Пенагонии не суждено было осуществиться. Бывший придворный врач был объявлен в международный розыск, и вскоре задержан пенагонской полицией, а затем выдан Абидонии. Коклюшон не ошибся, когда предположил, что его станет допрашивать новый король Абидонии Патрик VII, по отношению к которому он совершил свои самые тяжкие преступления. Мэтр Коклюшон, служивший при дворе двух королей, был знатоком медицины, и, конечно же, психологии. Он решил не сдаваться, и, собрав все вилы, приготовился к защите, вспомнив все, что знал о Патрике. «Его будет легко обмануть, - Патрик наивен до глупости, он доказал это, принимая в течение трех лет мел вместо лекарства, - думал Коклюшон. – К тому же, его легко разжалобить, - Патрик очень добр. Возможно, он оставит жизнь несчастному врачу, которого страшными угрозами негодяй канцлер заставал нарушить клятву Гиппократа». Арестованного привели в комнату, некогда бывшую кабинетом Анри II. Теперь за столом покойного короля сидел его сын, отменивший все законы изданные канцлером, и восстановивший законы своих предков. - Разрешите доложить, ваше величество! – отрапортовал Удилак. – По вашему распоряжению, Коклюшон, бывший придворный врач, доставлен во дворец прямо из Пенагонии! Когда Коклюшона ввели в кабинет, Патрик с трудом узнал в измученном и подавленном человеке некогда самоуверенного придворного врача. Приказав освободить арестованного от наручников, молодой король встал из-за стола и подошел к Коклюшону. Ненадолго воцарилось молчание. - Почему вы самовольно оставили дворец? – спросил Патрик. – Если вы пожелали уволиться, то следовало оповестить об увольнении, и вплоть до назначения вашего преемника не покидать дворца. Самовольное оставление вами вашего поста похоже на дезертирство. Известно ли вам, что вскоре после вашего побега понадобилась медицинская помощь? В тот миг, когда моя невеста была при смерти, вас не оказалось во дворце. Как вы можете объяснить свой поступок? - Да продлит господь лета правления вашего величества, - собравшись с духом, ответил Коклюшон. – Я виноват перед вами, и мои поступки не имеют оправдания. Пытаясь спасти свою никчемную жизнь, я бежал из дворца, как последний трус, едва лишь узнав, что вы обретаете королевскую власть, принадлежащую вам по закону. По приказу канцлера я давал вам мел вместо порошков от кашля, - я не хотел этого делать, но граф Давиль пригрозил мне смертью. Из трусости я согласился, и нарушил клятву Гиппократа. Опасаясь вашего справедливого гнева, я, как последний подлец, сбежал из дворца и из страны. Прошу вас, смилуйтесь над зависимым человеком, вынужденным подчиняться кровавому тирану, - жалобно закончил Коклюшон свою речь. Патрик долго молчал, стараясь взглядом проникнуть в темную душу врача. - Что произошло шестнадцать лет назад? Как вы признали меня сумасшедшим? – наконец спросил он. - Это все канцлер! – воскликнул Коклюшон. – Граф Давиль, будь он проклят, угрожал мне смертью под пытками, если я откажусь признать вас… ну, простите, невменяемым… Он не только угрожал мне, он утверждал, что за мой отказ подчиниться его приказаниям, он посадит в тюрьму мою старую больную матушку… Моя мама тогда была еще жива… Я так испугался за нее… Чувствуя себя Иудой, я механически выполнял его приказы. Если б вы знали, как у меня было скверно на душе! Я в те дни хотел покончить с собой, но мысль о том, сколько горя я причиню этим моей бедной маме… - здесь бывший лейб-медик счел уместным всхлипнуть, - поверьте, ваше величество, только под страхом смерти и угроз в адрес моей матушки я осмелился нарушить клятву Гиппократа и… Внезапно Коклюшон замолчал, заметив, с каким отвращением и презрением смотрит на него король. - Вы больше никогда не будете заниматься врачеванием, - сказал Патрик. - Можете быть свободны! - Я н-не понимаю вас, ваше величество, - промямлил Коклюшон, - вы что, оставляете мне жизнь и свободу? - Вместе с запретом на врачебную деятельность. «Однако, канцлер, кажется, был прав, - Патрик и в самом деле дурак!» - подумал обрадованный Коклюшон. - Вы недовольны моим решением, - предпочли бы казнь? – насмешливо спросил Патрик. Но окрыленный своей догадкой Коклюшон даже не заметил иронии в словах короля. - Ваше величество, я премного благодарен вам за вашу неслыханную милость, - вы пощадили такого негодяя как я, - не велели казнить и даже не отправили в тюрьму… - Если всех лжецов посадить в тюрьму, то боюсь, что в Абидонии не хватит тюрем. Мой отец, презирая лжецов, не казнил их и не заключал в тюрьмы, однако они навсегда теряли его расположение… Я был бы недостойным сыном Анри II, если из-за одной только лжи приговорил бы вас к смерти… - Простите, ваше величество, но вы уже приговорили меня к смерти, к ужасной смерти от голода! Ведь я врач, и зарабатываю себе на хлеб лечением, а вы только что лишили меня права работать. Что же я буду тогда делать? - Можете сменить профессию, - например, стать бродячим актером, - у вас есть талант, и вы доказали это, разыграв передо мной спектакль. Вы полагаете, я не знаю, что канцлер и не думал угрожать вам, - ему достаточно было лишь намекнуть, что желая сохранить должность придворного врача, вы должны следовать его указаниям? Пораженный Коклюшон молчал, - он не мог понять, откуда Патрик знает истинное положение дел. Он не знал, что канцлер вел дневники, в которые заносил не только все происходившие события, но и свои амбициозные планы и размышления о людях. Страшную правду о своих злодеяниях, которую канцлер никогда не рассказывал, он в течение нескольких десятилетий доверял бумаге. С жестоким торжеством граф Давиль описал гибель королевской четы, - канцлер повествовал об этом, как о своем величайшем достижении. Во всех подробностях, не скрывая досады, канцлер написал, что первоначально запланированную дату покушения пришлось отменить из–за непогоды, и убийство совершилось двумя неделями позже. После самоубийства канцлера Патрик, разбирая бумаги графа Давиль, обнаружил его дневники. Первым желанием юного короля было выбросить их в огонь, чтобы уничтожить все труды тирана, но мысль о том, что эти записи могут пролить свет на нераскрытые преступления графа, остановила Патрика. С трудом преодолевая отвращение, Патрик стал разбирать дневники канцлера. Читая страшные записи шестнадцатилетней давности, юный король потерял сознание от ужаса, вызвав жуткий переполох во дворце. Придя в себя, Патрик, невзирая на уговоры своей тетушки и Марселлы, все же решил дочитать дневники графа Давиль до конца. - Я должен знать о всех его злодеяниях, - вдруг еще можно спасти кого-либо, о чьей судьбе я не знаю… К тому же, надо узнать обо всех соучастниках его преступлений, - объяснил Патрик родственникам. После зловещих подробностей убийства королевской четы, а также расстрела восставших дворян, на редкость спокойными были строки о согласии лейб-медика признать наследника престола безумным. Канцлер подчеркнул, что очень гордится своей способностью манипулировать людьми, - одного намека хватило, чтобы заставить придворного врача действовать в своих интересах. «Коклюшон, желая сохранить свое место при дворе, с радостью подтвердил все мои предположения о психическом нездоровье принца. Мне даже не пришлось угрожать ему, – он охотно со всем согласился. Безмозглая Флора, напротив, доставила огромные проблемы, равно как негодяй Дени, и его папаша Роланд», - написал канцлер о помощи придворного врача. Сомневаться в его записях не приходилось, - далее канцлер во всех подробностях изложил, как запугивал Флору и убил барона Дени. Допрашивая Коклюшона, Патрик дал ему шанс рассказать правду, но бывший лейб-медик не сумел им воспользоваться. - Немедленно покиньте дворец и в течение двадцати четырех часов Клервилль! – приказал Патрик VII мэтру Коклюшону, бывшему придворному врачу, верному слуге канцлера. Коклюшон уехал из столицы на север Абидонии, и прожил остаток дней в нищете, безуспешно пытаясь заниматься фермерским делом. Он теперь не мог выехать за границу, - дурная слава о нем быстро облетела весь мир. Односельчане ненавидели Коклюшона, и удивлялись, почему король оставил ему свободу. Но все вышеперечисленные события произойдут только через два года, а пока что Коклюшон, вполне довольный своей судьбой, живет в королевском дворце, стараясь лишь избегать встреч с Патриком. Глава5. Через несколько дней Патрик впервые встретил свой день рождения в компании друзей, - в предыдущие годы в это время юноша был болен. Но гораздо более интересные события произошли в этот день в соседней Пенагонии. Весь двор короля Гедеона с нетерпением ждал вечера, - в придворном театре должен был состояться праздничный концерт в честь дня Святого Патрика. Один лишь пожилой канцлер был вынужден заниматься государственными делами. Из полиции к нему приехал курьер, сообщивший, что задержаны молодые люди, певшие на улице весьма подозрительную песню. Прочитав листок с куплетами, пожилой человек схватился за сердце. Немного придя в себя, он поспешил к королю. Король Гедеон в этот миг радовался успехам своего сына, - наследник престола, принц Пенапью занимался музыкой: с горем пополам он научился играть на двух или трех музыкальных инструментах. Сейчас принц играл на скрипке перед отцом. Сильно волнуясь, молодой человек безбожно фальшивил, и мелодия веселой польки незаметно превратилась в грустный романс. - Простите, папенька, я, кажется, сделал из двух произведений одно, - с виноватой улыбкой сказал принц. - Ничего страшного, сынок, все получилось великолепно, - успокоил сына король. В этот момент лакей доложил о приходе канцлера. Канцлер вошел в королевские покои с крайне расстроенным видом: - Простите, ваше величество, но я вынужден просить об отставке. Мои силы на исходе, и я хочу удалиться в монастырь, лишь бы не слышать больше клеветы в свой адрес. - Что случилось, канцлер? Кто-то посмел оскорбить вас? – спросил король. - Если бы я только сам знал кто, - ответил канцлер, - вот, прочтите, ваше величество! – с этими словами он протянул королю стихи про крысу, загрызшую родных. - Ужас какой! – сказал король, прочитав стихотворение до конца. - У меня больше нет сил, доказывать всем и каждому, что я не убивал своих родственников ради графского титула! – воскликнул канцлер. – Мой кузен умер от пьянства в молодом возрасте, и его отец, а мой дядюшка, заболев от горя язвой желудка, вскоре умер от ее прободения. Таким образом, графский титул достался мне. Кто-то из завистников придумал историю об отравлении мной родственников, и всю жизнь недоброжелатели повторяют эту выдумку у меня за спиной. Я устал от этого… А вот теперь сопляки, которые ровным счетом ничего не знают обо мне, сочиняют эти мерзкие стихи. - Насколько я понимаю, автор стихов неизвестен? – спросил король. - Да, задержали только двоих студентов, певших эту песню в таверне. - Простите, возможно, это не мое дело, - вмешался в разговор принц, - но вам, господин канцлер, следует объяснить задержанным, что эти стихи оскорбляют вас, так как вы не убивали ваших родственников. Я уверен, что они поймут, как были неправы, и непременно извинятся перед вами. Канцлер тяжело вздохнул, - принц неоднократно удивлял весь двор своей наивностью. - Возможно, вы правы, ваше высочество. Но я предполагаю, что стихи написал человек, прекрасно знающий о моей непричастности к смерти родственников. Это, скорее всего, завистник, всеми силами старающийся меня опорочить. - Что вам мешает допросить распространителей этих стихов? – спросил король. – Быть может, они откроют вам имя вашего тайного врага. - Согласен с вами, ваше величество. Я распорядился доставить их ко мне и лично допрошу этих негодяев. - Сообщите результаты допроса, а я сам подумаю, как наказать наглеца, оскорбившего вас, - распорядился король. Через полтора часа канцлер снова поспешил к королю. Заботливый отец, король Гедеон до сих пор находился в обществе своего единственного сына. Принц показывал отцу свой рисунок, - непонятное кривое здание в темном лесу на берегу неестественно голубого озера. - Это вид замка из беседки, что у пруда, - объяснил принц отцу. - Да-а-а-а? – удивился король. - Конечно, отец, я вижу, рисунок крайне неудачен, - дворец похож на развалившийся дом на окраине города, да и сад вышел очень мрачным… Больше я не буду заниматься рисованием, - печально сказал Пенапью. Но тут вошел канцлер, и король с удивлением заметил, что пожилой человек выглядит гораздо веселее, чем полтора часа назад. - Ваше величество, - эти мерзкие стихи, к счастью, не про меня! – радостно сказал канцлер. – Молодые люди получили эти стихи от приятеля, который прошлым летом посетил Абидонию. Стихи принадлежат перу неизвестного абидонского поэта, который, в свою очередь, очернил канцлера Абидонии. - Абидонского поэта? – удивился король. – Разве в Абидонии остались еще поэты? Говорят, канцлер Абидонии велел уничтожить всех поэтов, художников и артистов. - Как это возможно, отец?! – испугался принц Пенапью. – За что он так не любит искусство? - Не знаю… Тебе, сынок, пора идти гулять, - ты ведь сегодня еще не выходил в сад? - Понимаю, вы не хотите вести разговор при мне, - печально ответил принц. – Папа, вы опасаетесь, что я могу узнать и по неосторожности рассказать всем важные государственные тайны? Но ведь я не маленький, - через неделю мне исполнится восемнадцать лет. Позвольте мне присутствовать при вашей беседе. - Хорошо, - немного помолчав, согласился король, - но в таком случае, вы, вместо прогулки, полезной для здоровья, выполните работу слуги. Принесите из библиотеки абидонскую энциклопедию! Когда принц вышел, король поспешно сказал канцлеру: - Не хочу, чтобы мальчик услышал горькую правду о канцлере Абидонии, - ужасные подробности могут травмировать психику ребенка. Знайте, что неизвестный абидонский поэт не очернил канцлера, - тот и в самом деле изрядный злодей. Я не сомневаюсь, что он причастен к гибели Анри II, - он был свояком покойного короля. Теодор, нынешний король, по слухам, всего лишь марионетка в руках канцлера. Кстати, он тоже свояк Анри, - он и канцлер женаты на сестрах второй супруги Анри II. Не упоминайте при его высочестве о возможной причастности Теодора и канцлера к гибели моего родственника Анри II. К сожалению, я прихожу к мысли, что необходимо налаживать диалог с Абидонией, а это означает общение с королем Теодором, - убийцей моего бывшего зятя… Это очень неприятно, но политические соображения требуют этой жертвы. Через несколько минут вернулся Пенапью с абидонской энциклопедией. - Сынок, найди, пожалуйста, в энциклопедии раздел под названием «Королевское семейство», и подраздел «Король Анри II». Видишь, рядом с его портретом портрет его первой жены. - Да, я знаю, это моя покойная тетушка… - грустно сказал принц. - Она была старше меня на десять лет. Я был еще ребенком, когда моя сестра покинула Пенагонию, выйдя замуж за Анри. Король Анри был нашим родственником, - его предки часто женились на пенагонских принцессах. К несчастью, моя сестра скончалась через двенадцать лет после свадьбы, еще совсем молодой, не оставив наследников. Если бы ее дочка не умерла после рождения, возможно, Анри был бы сейчас жив… Хотя, наверное, он все равно женился бы во второй раз. Вместе со второй женой он погиб на охоте, и корона Абидонии перешла к его свояку Теодору. - Отец, я много раз слышал о трагической гибели короля Анри, - но мне непонятно, – у него что, не было охраны? Каким образом получилось, что бандиты застрелили его? - Я тоже не могу этого знать, - грустно ответил король. - Папа, несколько минут назад вы сказали, что если бы моя кузина не умерла, едва лишь появившись на свет, король Анри был бы жив. Какая связь между этими событиями? – продолжал расспрашивать Пенапью. - Никакой, - уклонился от ответа король Гедеон, запоздало сообразив, что сболтнул лишнее в присутствии сына. – Я ошибся, - хотел сказать, что род короля мог бы продлиться, - у него осталась бы наследница. -У короля Анри не было детей от второй супруги? – спросил принц. - Вторая королева подарила Анри сына, которому в момент гибели королевской четы было четыре года. Бедный ребенок сошел с ума, когда на его глазах погибли родители. Несчастного мальчика признали недееспособным, и корону унаследовал Теодор, свояк Анри. Где теперь несчастный Патрик, никто не знает. Он был тебе ровесником, и если бы не погибли его родители, он не сошел бы с ума, и возможно, сейчас вы стали бы друзьями. Принц Пенапью отвернулся, и незаметно вытер слезы. История несчастного абидонского принца сильно расстроила юношу. Ему казалось, что он не слышал ничего более трагичного. Чтобы успокоить плачущего принца, канцлер решил сменить тему разговора: - А у меня есть еще экземпляры стихов абидонского, так сказать, «поэта». Там ужас что написано! Неужели это в наше время называется лирической поэзией?! Я не скажу, что это пошлость, но, на мой взгляд, это слишком откровенное и неприличное выражение чувств, - с этими словами канцлер протянул королю листок со стихотворением «Не покидай». - Действительно, слишком откровенно, - сказал король, - но необыкновенно красиво. - Отец, позвольте мне взять с собой этот листок со стихами. Я сам хочу разобраться, что в них хорошо, а что дурно, - попросил принц. - Пожалуйста, - король отдал сыну стихи. - С вашего разрешения, я удалюсь к себе, - сказал Пенапью, выходя из залы. - Напрасно вы отдали его высочеству стихи, - сказал канцлер. – Принц может научиться дурному, - в его возрасте еще нельзя читать стихи о любви, тем более столь откровенные. - Я думаю, что мой сын достаточно разумен, чтобы отличить хорошее от дурного, - сказал король Гедеон. - О, да, ваше величество, здесь вы совершенно правы, - подтвердил канцлер. Но вечером канцлер решил, что король Гедеон сильно преувеличивает умственные способности своего сына: незадолго до праздничного концерта принц прочел стихотворение «Не покидай» фрейлинам своей старшей сестры. Молодые девицы были в восторге, но пожилая дама, матушка одной юной фрейлины, чуть было не лишилась чувств. - Какой ужас! – простонала она, задыхаясь от возмущения в то время, когда несколько девушек обмахивали ее веерами. - Вам дурно? – спросил наивный принц, не понявший, что именно довело женщину до полуобморочного состояния. - Ах, ваше высочество, эти стихи… - простонала она. - Они невероятно восхитительны! – воскликнула старшая сестра принца Пенапью, - принцесса Виола. – Правда, девочки? - О, да, как это необыкновенно, - затараторили фрейлины, - это так искренне, эти стихи мог написать только человек с любящим сердцем! Пока юные девицы бурно выражали восторг, дамы средних лет недовольно пожимали плечами, а пожилые дамы спешили достать флаконы с нюхательными солями. Они были не на шутку обеспокоены, когда услышали, от какой «пошлости» в восторге их дочери. - Девушки, как вам не стыдно! Восхищаться подобным – значит проявлять дурной вкус, – воскликнула супруга канцлера. Сам канцлер, выбравшись из толпы, окружавшей принца, поспешил к королю. - Ваше величество, я же говорил вам, - зря вы отдали эти стихи принцу! Его высочество прочел весь этот ужас дамам! - Успокойтесь, канцлер, ничего страшного не случилось, стихи очень даже неплохие, - возразил король. - Но они так ужасно откровенны! – возразил канцлер. Может ли считаться такая откровенность приличной? Здесь следует упомянуть, что пенагонская поэзия переживала в эти времена некоторый упадок. Исследователи поэзии той эпохи расходятся во мнениях относительно причин этого явления, но большинство пришли к выводу, что пенагонская поэзия переживала трудные времена, потому что лучшим поэтом страны льстецы называли пожилого герцога, родственника королевской семьи. Благодаря столь знатному родству, герцога объявили лучшим поэтом столетия, и другие поэты изо всех сил подражали не самому лучшему служителю муз. Вследствие этого пенагонская поэзия тех дней была примитивной, и вычурно-слащавой. Немолодой поэт, капризный, и избалованный женским вниманием, уже давно не испытывал искренних и нежных чувств. Но самым печальным было то, что юные поэты считали его стиль стихосложения невероятно модным, и в подражание писали столь же дурные стихи. Начало долгожданного концерта на некоторое время отложило спор, разгоравшийся между разными поколениями придворных. Через два часа концерт завершился выступлением популярнейшего певца, исполнившего «хит сезона», - моднейший в то время романс «Ангелина» на стихи «лучшего поэта Пенагонии». Здесь уместно полностью привести текст романса, как пример пенагонской поэзии того времени: О, Ангелина дорогая! В саду подснежник расцветает, А я мечтаю об одном, - Тебя увидеть за окном. Померкнет розовый закат, Нам день не возвратить назад, Но я по-прежнему мечтаю Что выйдешь на балкон ты в мае. О, Ангелина дорогая! В саду сирени расцветают, Прошу, когда совсем темно, Ты только выгляни в окно. О, Ангелина дорогая! Уж хризантемы отцветают! Пока еще не выпал снег, Ты выйди на балкон ко мне! Допев романс, популярный певец Лео Соловей был обескуражен: аплодисменты были слишком уж вялые. В основном аплодировали пожилые люди, с восторгом слушавшие романс, тогда как молодежь отнеслась к песне весьма критически: в сравнении со стихами, которые недавно прочел принц, романс показался слащавым, неискренним и даже смешным. После концерта несколько молодых дворян подошли к принцу с просьбой дать переписать чудесные стихи. Пенапью не отказал, и вскоре вся придворная молодежь выучила абидонское стихотворение, а знать старшего возраста с негодованием обсуждала скандальные стихи: - Эта невыносимая несдержанность в выражении чувств, - возмущалась жена канцлера, - разве можно быть столь назойливым? Как это там, «И ночью звездной, и при свете дня, не покидай, не покидай меня», - ужасно, еще раз повторю, - ужасно! - А чем все заканчивается? – возмущался придворный капеллан, - «пусть рухнет небо и предаст любовь», - этот сумасшедший, очевидно, желает конца света? Но через несколько дней старшее поколение было шокировано еще сильнее: молодые дворяне передали принцу новые стихи, которые, судя по стилю, принадлежали перу того же автора. Впрочем, молодые люди и не скрывали, что стихи о пузырьке яда распространил все тот же юноша, который в прошлом году посетил Абидонию. Во-первых, снова досталось канцлеру, которого все узнали в Бяке, готовившемся отравить кузена. Но, поразмыслив, пенагонское общество пришло к выводу, что стихи относятся к канцлеру Абидонии. Затем Пенагонии достигло стихотворение, которое Патрик написал еще в детстве, - «В морской дали корабль плывет». Крик души несчастного ребенка обрушил лавину критики: - Это мог написать человек, склонный к бродяжничеству, - говорил пенагонский придворный врач, - возможно, у него нездоровая психика, и он мечтает стать пиратом. - Скорее всего, этот человек находится в затяжном конфликте с родителями, либо другими родственниками, и хочет сбежать из родового замка на поиски приключений. Такие авантюристы обычно погибают на чужбине, а горе их родителей, потерявших сыновей, - неописуемо! – сделал вывод канцлер. Интересно, что он оказался отчасти прав. - Возможно, автор сам не знает, чего хочет, - там говорится – «берег дальний, быть может, - он предел мечтаний?», - скорее всего, это избалованный молодой человек, не знающий, чем заняться от безделья, - вторил ему пожилой вельможа. - Да, пожалуй, это представитель избалованной молодежи, которому не хочется заняться государственной или военной службой, и ему надоела однообразная жизнь, - потому он хочет плыть неизвестно куда, вместо того, чтобы, как он пишет, - «каждый день из года в год один и тот же видеть порт», - поддержал его министр образования. - А его стихи об одиночестве? – воскликнула пожилая дама. – Разве может быть так одинок хороший человек? Я считаю, что хорошего человека всегда будут окружать люди, - даже если он сирота! - Обратите внимание, здесь присутствует некая, я бы сказал, патологическая меланхолия, - поддержал ее придворный врач. – Автор стихов видит мир в черном цвете, не замечая прекрасного, – даже весна вызывает у него грустные мысли. Безусловно, он нуждается в помощи психиатра. - Эти стихи лишь подтверждают его плохие отношения с родственниками или друзьями, - сказал канцлер, - в предыдущем стихотворении он утверждал, что хочет убежать, а здесь говорит, что одинок. - Без сомнения, это очень дерзкий молодой человек, и я не сомневаюсь, что его поведение столь же вызывающе, как и стихи. Вспомните весь этот ужас про крысу и пузырек яда! Без сомнения, это намек на абидонского канцлера. Распространяя эти стихи в Пенагонии, молодые люди могут помешать установлению дружественных отношений с Абидонией, - сказал министр иностранных дел. – Я должен поговорить об этом с его величеством. - О, да, вы правы, мне тоже пришла мысль о недопустимости чтения стихов, оскорбляющих моего абидонского коллегу, - поддержал министра канцлер. – Целесообразнее всего было бы запретить поэзию, подобную этой. Приходится жалеть о том, что сей бунтовщик не уплыл, как и мечтал, из Абидонии в дальние страны, и тогда бы эти вызывающие стихи не достигли Пенагонии. - Я думаю, нам не стоит медлить, господин канцлер, - надо немедленно обратиться к его величеству, - решение этого вопроса не терпит промедления, предложил министр иностранных дел, и, извинившись, он и канцлер оставили своих собеседников, и поспешили к королю. Компания пожилых придворных еще некоторое время возмущалась дерзкими стихами, строя всевозможные предположения о личности автора, но никому и не пришло в голову, что стихотворение о корабле было написано двенадцатилетним ребенком, - все посчитали, что такое мог написать лишь взрослый авантюрист. Итогом совещания короля с канцлером и министром иностранных дел стал запрет чтения этих стихов на публике, что очень разочаровало принца Пенапью. - Как это можно – запрещать поэзию? – наивно воскликнул принц, узнав о решении отца. – Папа, вы же сами сказали однажды, что искусство запрещают лишь безумные тираны, - но никто в мире не считает вас таковым! - Сынок, я не запрещаю стихи, но считаю, что будет лучше, если их не станут читать в общественных местах. Это может вызвать осложнения в пенагоно-абидонских отношениях. - Мы хотим дружить с Абидонией, а чтение стихов, содержащих намек на абидонского канцлера, может истолковываться как недружественный жест, - пояснил министр иностранных дел. - Простите, господа, я не понимаю, в котором стихотворении вы нашли намек на канцлера Абидонии? – удивленно спросил принц. - Да вот же, стихи о крысе и про отравителя с пузырьком яда, - пояснил министр. - О, да, я понимаю, абидонцы могут быть недовольны, - но разве это намек на канцлера Абидонии? Скорее всего, это про вымышленного злодея, - господа, подумайте, ну разве может быть человек столь жестоким и убить своих родственников? Это невозможно! Совершив столь ужасное преступление, он был бы казнен, а не занимал бы столь высокий пост! - Это вполне возможно, - поддержал сына король. - Ну, а остальные стихи, они совершенно безобидны и чудо как хороши! - воскликнул принц. - Простите, ваше высочество, далеко не все разделяют ваше мнение, - возразил канцлер. Вы еще слишком молоды, и не понимаете некоторого, я бы сказал, неприличия этих стихов. Они слишком дерзкие и откровенные, их можно читать не во всяком обществе. Разве вы не заметили, что большинство дворян пришли в ужас от этой поэзии? - Да, господин канцлер, я вижу, что вам, равно как и многим вельможам, стихи не понравились, но я не могу понять, что же вызвало столь сильное негодование? - Ваше высочество, когда вы будете в моем возрасте, вы все поймете. Пока что вы слишком молоды, и нуждаетесь в наставлении старших, много повидавших на своем веку людей. Поверьте мне на слово, эти стихи слишком откровенны. - Я приму это к сведению, - грустно сказал принц, с сожалением глядя на канцлера. – Но мне все же кажется, что вы дали стихам слишком строгую оценку. Что касается сатирических стихов, я сомневаюсь, что они про абидонского канцлера, но я предупрежу всю придворную молодежь, чтобы не читали их в присутствии абидонского посла. С вашего позволения, отец, я удалюсь, - с этими словами принц вышел из кабинета короля. - По-моему, канцлер, вы перегнули палку, - произнес король. – Неужели вы в самом деле считаете, что надо запретить и лирические стихи? - Возможно, я старый педант, но соображения морали и нравственности, ваше величество, позволили мне сделать подобные выводы. Разве герцог А***, ваш благородный родственник, являющийся лучшим поэтом в нашей стране, посмел бы написать нечто подобное? Но самое главное, достигнута основная цель, - эти стихи теперь не вызовут осложнений в отношениях с Абидонией, тем более, что сейчас, после стольких лет молчания, налаживается дружественный диалог! Дружественные отношения у Абидонии налаживались не только с Пенагонией, но и с Мухляндией. Стараниями канцлера отношения между государствами потеплели настолько, что в июне король Теодор прибыл в Мухляндию с официальным визитом. Это был первый его выезд за границу. Встреча двух монархов происходила в городе на границе двух государств, и уже через два дня король в сопровождении канцлера вернулся домой в весьма приподнятом настроении, - визит был очень плодотворным, и можно было надеяться на установление прочных дружественных отношений с Мухляндским королевским семейством, - король Август пригласил Теодора вместе с супругой и дочерью посетить столицу Мухляндии. - Ну, девочки, расскажу я вам! Мухляндия прогрессивная страна, а какие там лошади! – весело сообщил король жене и дочери, вышедшим встречать его. Тем временем канцлер, выглядевший совершенно измученным и постаревшим, почти беззвучно поздоровался с Оттилией, остававшейся в его отсутствие за старшую, и поспешил в кабинет. Преданная супруга последовала за ним. Войдя в кабинет, канцлер почти без сил упал на стул. - Как ты себя чувствуешь? – встревоженно спросила Оттилия. - Ужасно, как только я еще жив! Выжатый лимон, наверное, чувствует себя лучше, чем я! Это был кошмар, - следить за дураком, и поминутно опасаться, что он скажет или сделает глупость! За все время своего правления этот лошадник так и не смог усвоить простейшие правила хорошего тона! Но, несмотря на всю его неотесанность, этот болван сумел, представь себе, произвести благоприятное впечатление на короля Августа! Никак не пойму, в чем секрет этого тупицы! – с отвращением воскликнул канцлер, и его лицо перекосило от зависти. - Успокойся, пожалуйста, не стоит из-за этого огорчаться! – утешала мужа Оттилия. - Что это? – спросил канцлер, заметив на столе две пачки бумаг. - Здесь доносы, которые поступили в твое отсутствие, а здесь отчеты полиции о задержанных преступниках, - объяснила Оттилия. – Самые важные доносы – наверху стопки, - то, что внизу, на мой взгляд, не стоит внимания. - Спасибо, ты всегда хорошо мне помогаешь. Надеюсь, за время моего отсутствия ничего важного не произошло? - Нет, только Патрик вел себя довольно дерзко, - совершенно не стесняясь, он часто проводил время в компании Флоры и Альбины. Но сейчас, я думаю, он снова будет редко выходить из комнаты. Он все-таки боится тебя и короля. - Ему недолго придется наслаждаться обществом Альбины, - возможно, скоро она выйдет замуж, я не стану скрывать от тебя, что принял решение завязать дружбу с соседями большей частью из-за Альбины, - ее следует выдать замуж за одного из иностранных принцев. Выдав замуж Альбину, мы избавимся от обузы: если она станет женой Мухляндского или Пенагонского принца, то покинет Абидонию, ибо эти принцы единственные сыновья у родителей, следовательно, они наследники престола. Но, если, к примеру, она выйдет замуж за младшего сына короля Пофигии или Шампиньонии, - то зять Теодора станет наследником абидонского престола, и со временем может отобрать у меня власть, - я слышал, что пофигийские и шампиньонские принцы очень умны, - не то, что Теодор. Я не хотел бы такой конкуренции, потому и считаю, что от Альбины нам лучше избавиться. Твоя задача – осторожно подготовить Теодора и твою сестру к свадьбе дочери. Безмозглые родители до сих пор считают Альбину маленькой девочкой, и не думают о ее замужестве. Не откладывая дела, Оттилия в тот же вечер нашла время поговорить с королем и королевой о будущем Альбины. - Задумывались ли вы о судьбе вашей дочери? – без обиняков спросила она. - А что такое? – не поняла королева. - Пришла пора серьезно подумать о замужестве ее высочества. - Ты в своем уме, свояченица, - Альбина еще ребенок! – воскликнул король. - Напоминаю вам, что принцессе уже восемнадцать лет. - Все равно, она еще слишком мала для такого важного шага, - ответила королева. – Альбине еще рано думать о свадьбе. - Я не утверждаю, сестрица, что Альбина должна выйти замуж немедленно, но, во всяком случае, вам следует подумать, какой принц может стать вашим зятем. Я считаю, что наиболее достойной парой Альбине может стать наследник Мухляндского или Пенагонского престола. А вот младшие сыновья королей Пофигии и Шампиньонии не подходят ее высочеству, - говорит, что все они отъявленные злодеи. Вы же не хотите, чтобы ваша дочь была несчастна в браке? Король с королевой растерянно переглянулись, и в смущении покачали головами. - Установление дружеских связей с соседями нужно, прежде всего, для блага вашей дочери. Советую вам, ваше величество, не испортить столь успешно начатого дела. Ну, а пока вы завязываете дружбу с королем Августом, необходимо найти художника, который напишет портрет Альбины, - ведь последний портрет моей племянницы был написан лет восемь назад, когда принцесса была еще ребенком. Возможно, портрет или его копию придется отправить жениху ее высочества. Согласившись с разумным советом Оттилии, король с королевой решили вызвать во дворец художника, написавшего детский портрет Альбины, и парадные портреты короля с королевой вскоре после их коронации. Но оказалось, что художник покинул Абидонию много лет назад. Найти другого оказалось не так-то просто, - большинство художников сбежали из страны, а многие был сосланы на остров Берцовой Кости. После долгих поисков был найден неплохой портретист, не побоявшийся написать портрет принцессы, а также новые портреты всех членов королевской семьи. Портрет принцессы следовало писать в первую очередь, и художник поспешил приняться за дело. Приходя каждый день во дворец, он работал по нескольку часов в библиотеке, окна которой выходили на юг, и где было всегда светло. Однажды в библиотеку зашел не осведомленный о происходящем Патрик. Утомленная скучным позированием Альбина не упустила возможности развлечься. - Входи, Патрик! – радостно воскликнула она. – Художник сейчас пишет мой портрет, который родители, скорее всего, отошлют моему будущему жениху, - иностранному принцу! Ты даже не представляешь, как я хочу поскорее выйти замуж и навсегда уехать из Абидонии! Услышав эти слова, Патрик смертельно побледнел и схватился за дверной косяк. Новость была ужасающей, - до этого Патрику не приходило в голову, что Альбину могут выдать замуж. - Ты что, не рад за меня? – делано-наивно спросила Альбина. Патрик посмотрел ей в глаза с невыразимой грустью. В этот миг художник отошел от холста и взглянул на Патрика. Маэстро Акварель замер, сжимая кисть в руке, - ему еще не приходилось видеть столь красивого юношу. Но чудесное видение быстро исчезло, - расстроенный Патрик, забыв, зачем пришел, поспешил покинуть библиотеку. - Ваше высочество, простите, но кто этот ангел? – спросил художник принцессу. - Это мамин воспитанник, немой Патрик, - первый дурачок во дворце, - мама подобрала его чуть ли не на улице, и держит здесь из жалости, - беспечно ответила Альбина. Принцесса была довольна своей выходкой, - то, что Патрик чуть было не потерял сознания, показалось ей очень смешным. Жестокая принцесса обдумывала, как она станет рассказывать Патрику о приготовлениях к свадьбе, и, представляя выражение лица несчастного юноши, не могла удержаться от смеха, который художник запечатлел на холсте. Наконец портрет был готов, и в присутствии короля и королевы маэстро Акварель показал его принцессе. - Что-о-о-о?!! – воскликнула Альбина, и ее голубые глаза расширились от гнева. - Вы что это нарисовали?! Я совсем не похожа на себя, - это ужас что такое! Папа, вели казнить этого карикатуриста, – он оскорбил меня! Тем временем король с королевой недоуменно переглядывались, не понимая, чем так разгневана Альбина, - портрет показался им на редкость удачным. - Ваше высочество, смилуйтесь! – воскликнул художник, упав на колени. – Если вам что-то не понравилось, я исправлю свою ошибку! - Это не моя улыбка!!! – закричала Альбина. – Вы изобразили меня ухмыляющейся, как девка из таверны! - Кажется, я понимаю, - произнесла королева. – Маэстро, моя дочь – это кроткое существо, нежное, как цветочек. Вы же изобразили какого-то злорадного и чувственного дьяволенка с лицом Альбины. - Простите, ради всего святого! Я напишу новый портрет принцессы, - взмолился несчастный художник. - Прекрасно! Вот и займитесь этим немедленно, - это ваш единственный шанс спасти себя от виселицы! – приказала Альбина. Когда новый портрет был готов, капризная принцесса милостиво высказала свое одобрение. - Вот здесь я такая, как и в жизни, - промолвила она, внимательно рассматривая изображение. - Дочка у меня, что надо, красавица, каких мало, - самодовольно произнес король. И никто не осмелился сказать, что девушка на портрете напоминала Альбину лишь чертами лица, но не его выражением. Маэстро Акварель изобразил Альбину добрым и кротким существом, - как и просила королева. Мать и дочь пришли в восторг от красивой лжи, тогда как горькая правда до сих пор вызывала сильное негодование принцессы. - Сожгите первое изображение в печке! – приказала Альбина. - Что ты, дочка?! – испугалась суеверная королева. – Уничтожить свой портрет – значит, навлечь на себя беду! - Ну, тогда забросьте его на чердак, - пусть пылится там, в темноте! – ответила Альбина. Пожилой слуга, с трудом поднимаясь наверх, встретил на лестнице Патрика. Юноша с удивлением взглянул на лакея. - Вот, ее высочество приказала отнести на чердак, приходиться, что ж делать… Мне-то и на второй этаж трудно подняться, ноги болят, а на чердак такая крутая лестница, - пожаловался слуга. Патрик взял у него портрет, и ключи от чердака. - Сами отнесете? – догадался лакей. – Вот спасибо, ваша милость, пошлет вам Бог здоровья, как вы добры! А я подожду вас здесь. Ждать ему пришлось недолго, - Патрик очень скоро вернулся и отдал ключи от чердака. - Как вы быстро! – воскликнул слуга. – Ох, и хорошо же быть молодым! Ну, большое вам спасибо, господин Патрик, помогли вы мне несказанно! Слуга не догадался, что Патрик и не думал подниматься на чердак. Юноша отнес портрет любимой в свою комнату. С большим трудом ему удалось вбить гвоздь в стену, – Патрик не хотел обращаться за помощью к прислуге. Наконец, его труд был вознагражден, - Альбина улыбалась с портрета в лучах утреннего солнца. Через два дня Марселла пришла делать уборку: - Добрый день, ваша милость, простите, возможно, я несколько задержалась, - но есть причина, - там, во дворе, художник рисует портрет его величества, - король пожелал быть изображенным верхом на коне – не представляете, как глупо он выглядит! Да, забыла сказать, - вчера, когда я подметала в библиотеке, художник спрашивал про вас, - я думаю, что он хочет написать и ваш портрет… Он просил меня передать вам, что бы вы подошли к нему после окончания его рабочего дня. А новый портрет ее высочества нравится всем, но я считаю, что тот, из-за которого принцесса разгневалась, был удачнее. Услышав эти слова, Патрик невольно взглянул на портрет Альбины. Марселла, проследив за его взглядом, увидала портрет и внезапно замолчала. Девушке показалось, что на нее выплеснули ушат холодной воды. Опомнившись, Марселла стала молча подметать пол. Патрик вышел из комнаты, чтобы не мешать ей. - И что он только в вас нашел? – с тяжелым вздохом спросила Марселла изображение Альбины. Закончив уборку, девушка присела на верхнюю ступень лестницы, и долго сидела в глубокой задумчивости. На душе ее было невесело. Тем временем король с важным видом позировал во дворе замка. Его величество хотел выглядеть на портрете как гениальный полководец. Забегая вперед, надо сказать, что портрет получился довольно комичным, но глуповатый король был в полном восторге от своего изображения. - Надо тебе будет и мою супругу нарисовать сидящей на лошади, и свояченицу с канцлером! – сказал он художнику. - Ну, уж нет, увольте, ваше величество, - вмешалась Оттилия, - мой муж не военный, и нет надобности изображать его сидящем на коне! - Скажи лучше, что боишься, как бы он не брякнулся с коня, - как тогда, в день нашей коронации! Славное было зрелище, - как сейчас помню, он свалился в лужу и приехал во дворец весь в грязи! Ха-ха-ха! Патрик, наблюдавший за королем из открытого окна, услышав это, не смог удержаться от смеха, представив канцлера, падающего в грязь. Но Оттилия была другого мнения: - С вашей стороны крайне бестактно вспоминать тот случай, - мой муж, посвятивший всю жизнь заботе о благе государства, не заслуживает подобных насмешек! – гневно воскликнула она, и с оскорбленным видом ушла во дворец. - Теодор, ну зачем ты так, - слегка упрекнула мужа королева. - А что такое, матушка? Уж и вспомнить нельзя забавный случай? - А помнишь ли, как ты сам упал с лошади три года назад? – вдруг спросила королева. - А-а-а-а, - ну так это же совсем другое дело, - несколько смутился король, причиной моего падения было бракованное седло, а канцлер свалился, потому что никудышный наездник! С тех пор он и к лошадям не приближается! Закончив портрет короля, художник принялся писать портрет королевы. - Ваше величество, у меня есть к вам просьба, - будьте милостивы, не откажите… - В чем дело, мастер? - Я хочу написать портрет вашего воспитанника, - у юноши столь красивое лицо, что грех не запечатлеть его образ на холсте. Но Патрик, - так, кажется, его зовут, - не согласился позировать. Несколько дней назад я встретил его в коридоре замка, и предложил написать его портрет, но юноша решительно отказался. Не могли бы вы его уговорить? - Думаю, что могу это сделать, - произнесла королева, - но сначала вы напишете портреты моей сестры и канцлера. Ее величеству пришлось долго уговаривать Патрика, который упорно выражал отказ, но, в конце концов, согласился, не желая огорчать тетку. Правда, мэтр Акварель не сразу написал портрет юноши, - у художника появилась идея написать общий портрет королевской семьи. Венценосное семейство с удовольствием дало согласие, и скоро художник приступил к работе. В центре полотна, как и положено, находился король, слева от него королева и принцесса, а по правую руку – канцлер и Оттилия. Художник работал над картиной чуть более недели, всякий раз забирая неоконченное полотно из замка в свою мастерскую, объяснив это тем, что никто не должен видеть незавершенный портрет. Вечером в мастерской он при свечах делал копию, в которую внес существенные изменения. Когда общий портрет королевской семьи был завершен, мэтр Акварель написал портрет Патрика, так же не забыв при этом сделать копию. Это единственный портрет Патрика VII, сделанный в то время, когда его считали безродным воспитанником королевы. Портрет до сих пор хранится в галерее королевского дворца, в наши дни ставшего музеем. Все, кто его видел, никогда не забудут печального взгляда выразительных глаз абидонского принца. Копия портрета воспитанника королевы была нужна художнику, - он решил изобразить Патрика вместе с королевским семейством, и эта картина должна была открыть миру истинное лицо обитателей королевского дворца. Все свободное время он отдавал работе над новым полотном, не ведая, что этот шедевр будет стоить ему свободы. Когда с написанием портретов было покончено, королевское семейство наконец-то смогло отправиться в летний замок, и отдыхать там после трудного позирования до середины сентября. Исключением был Патрик, в конце августа вернувшийся в столицу, чтобы приступить к учебе. В октябре августейшее семейство посетило Мухляндию. Король и королева надеялись, что в ходе этого визита будет заключена помолвка Альбины с мухляндским принцем Виолетом, но здесь их постигло разочарование, - еще летом принц был помолвлен с Пенагонской принцессой Виолой. Впрочем, Альбина не огорчилась, - Виолет был не в ее вкусе. - Такой же зануда, как Патрик, – почти не выходит из библиотеки, - не понимаю, как можно так жить? – возмущалась Альбина. Ее неслыханно поразило великолепие Мухляндского двора, – огромное количество придворных, среди которых было много молодых дворян, а так же развлечения, имевшиеся при Мухляндском дворе – балы, охота, спектакли в придворном театре. С тоской возвращалась она домой, мысленно сравнивая скучную жизнь абидонского двора с монастырем. Когда королевский кортеж подъезжал к столице, королева вспомнила, что сегодня день памяти ее сестры, – Эмма погибла вместе с королем Анри четырнадцать лет назад. Увлеченная приятным времяпровождением в гостях, королева забыла о трагической дате. Вернувшись во дворец, она велела садовнику нарвать в оранжерее хризантем, и поспешила в собор Святого Креста. Подойдя к надгробию покойной королевской четы, ее величество обнаружила, что кто-то уже приходил сюда несколько часов назад. На мраморном надгробии лежал букет белых хризантем, еще по два цветка лежали на надгробиях родителей короля Анри, его дяди и даже на надгробии королевы Марии, - первой жены Анри II. Взглянув на надгробие Катрины, - своей покойной мамы, Флора и там обнаружила букет цветов. «Патрик! – догадалась королева, - иначе и быть не может!». - Святой отец, вы знаете, кто оставил здесь эти цветы? – спросила королева у священника. - Ваш воспитанник, ваше величество, - ответил служитель церкви, - этот юноша с таким уважением относится к вашей венценосной семье, приютившей его, что с утра поспешил оставить цветы на могилах вашей сестры и матушки, памятуя о годовщине гибели покойных короля с королевой. Навестив с утра могилу родителей, Патрик едва не опоздал в университет. Юноша вбежал в аудиторию за минуту до начала лекции по мировой истории, – в эти дни студенты изучали историю Мухляндии. - Сегодня нам придется вернуться к теме абидоно-мухляндской войны, - сказал профессор. Надеюсь, вы не забыли, что проходили ее на первом курсе. Антуан! Что вы там рисуете на столе?! - Я – н-ничего… - пробормотал застигнутый врасплох Антуан. - Ну-ка, напомните нам причину абидоно-мухляндского конфликта, - хочу проверить ваше знание истории. - Э-э-э-э… Ну, это, там в Мухляндии, где-то в конце двенадцатого века Филип II Мухляндский убил Бертрана III и его супругу Матильду, бывшую сестрой Людовика I Абидонского. Людовик, ну, первый, хотел отомстить за сестру, но после долгих боевых действий выяснилось, что у наших мало коней, - ну, всех потеряли, и войска отступили. Вскоре король скончался, а его наследник заключил перемирие, ну, с Мухляндией. - Замечательно, признаться, не ожидал от вас! – похвалил профессор. Покрасневший Антуан под смех однокурсников сел на место. - К счастью, сейчас другие времена, - мы дружим с Мухляндией, и его величество с семьей без опаски навещает короля Августа. Как это ни прискорбно, у нас в наши дни оказалось возможным то, что в Мухляндии произошло почти пятьсот лет назад, - я говорю об убийстве королевской четы. Сегодня годовщина гибели короля Анри, – тринадцать, - о, нет четырнадцать лет, со дня той трагедии… Но вернемся к теме лекции. Сегодня я подробнее расскажу, почему же Филип II решил убить Бертрана III. По окончании лекции наступила десятиминутная перемена. Студенты стали покидать аудиторию, и тут Луи заметил, что Патрик сидит с застывшим взглядом, ничего не замечая вокруг. - Патрик! Патрик, что с тобой?! – испугался Луи. Патрик вздрогнул, точно внезапно проснулся после кошмара, и с испугом посмотрел на Луи. Оноре и Поль поспешили подойти к друзьям. - Ты что?! – вновь спросил Луи. Немного придя в себя, Патрик ответил: «Ничего страшного, - это со мной иногда случается. Тема нынешней лекции вызвала страшные воспоминания… Но все уже прошло, – не беспокойтесь». Через несколько дней, в субботу, четверо друзей гостили у Оноре. Разговор в этот вечер зашел о политике: - Возможно, это лишь слухи, но говорят, что их величества надеялись помолвить принцессу с мухляндским принцем, но он не понравился ее высочеству. Патрик, вы можете подтвердить или опровергнуть мои слова? – спросил Оноре. «Все именно так. К тому же принц Виолет оказался уже помолвленным с пенагонской принцессой», - ответил Патрик. - Но их величества не знали этого, и надеялись, что помолвка состоится? Патрик кивнул в ответ. - Из-за этого они не взяли вас в Мухляндию? – спросил Поль. - Мы были уверены, что и вы поедете туда. «Мне не пристало ехать за границу с их величествами, - канцлер считает, что безродному не место в обществе королей двух держав», - ответил Патрик. - Разве вы – безродный? – удивился Луи. – Патрик, поверьте, - мы считаем вас дворянином! Вы держитесь как потомок древнего аристократического рода, и король в сравнении с вами – неотесанный мужлан. Скажите, быть может, вы и вправду благородного происхождения, - я не могу поверить, что ваши родители были крестьянами, ибо вижу, что благородство у вас в крови?! Услышав эти слова, Патрик невольно вздрогнул. Внимательно посмотрев на друзей, принц Абидонии снова взялся за перо, решив больше не выдавать себя за сына плебеев. «Вы совершенно правы, - я знатного происхождения. Но назвать свою истинную фамилию и имена родителей я не могу, - вам опасно их знать. Многие дворяне поплатились жизнью за то, что знали больше, чем того хотел канцлер. Чтобы спасти мою жизнь, ее величество назвала меня безродным. Прошу вас, больше не заводите разговора на эту тему», - прочитал Луи ответ Патрика. - Хорошо, мы впредь не станем даже упоминать об этом, - сказал Оноре. Прошло несколько месяцев. Наступила зима, и новый год сменил старый. Король Теодор принял предложение короля Гедеона посетить Пенагонию. Визит пришлось отложить до наступления весны, - обленившийся король не хотел ехать за границу зимой, которая в этом году была очень суровой. Во второй половине февраля начались приготовления к отъезду. Всемогущий канцлер собирался сопровождать короля в поездке. За десять дней до отъезда канцлер принялся сочинять речь, которую король Теодор должен был произнести при встрече с королем Гедеоном. Канцлер хотел, чтобы король наизусть выучил речь, которую ему придется говорить в условленном месте встречи обоих монархов, - городе Большая крепость, расположенном на границе двух государств. Канцлер уже написал половину речи, когда его занятие прервал лысый лакей: - Простите, ваша милость, - срочный донос, - с этими словами лысый протянул канцлеру бумагу. - Передайте гвардии мой приказ: арестовать художника Акварель, и сделать обыск в его мастерской. Найти картину, о которой упоминает ученик мастера, и доставить ее во дворец, вместе с ее автором! – распорядился канцлер, прочитав бумагу. Через час в кабинет канцлера гвардейцы внесли большую картину, – портрет королевской семьи, и втолкнули закованного в цепи художника. Канцлер долго рассматривал холст с новым портретом королевского семейства. На первый взгляд портрет мало отличался от того, который был написан полгода назад. Но на этой картине вместе с членами королевской семьи был изображен Патрик. Только за одно это, по мнению канцлера, художника следовало сослать на остров Берцовой Кости. Присмотревшись, канцлер нашел в этой картине еще несколько существенных отличий от написанной ранее. Королевское семейство было изображено в мрачной комнате, не похожей ни на одну из зал дворца. В центре полотна находился канцлер, лицо которого подобно лику призрака, зловещим белым пятном выступало из тьмы. Костюм графа Давиль почти сливался с темнотой. Канцлер стоял за спинами сидевших на стульях короля с королевой. Король, который преднамеренно не был изображен в центре картины, выглядел законченным дураком, с бессмысленно вытаращенными глазами и одетой набекрень короной. Принцессу Альбину художник изобразил сидящей в немыслимо-кокетливой позе на небольшом табурете у ног родителей. Оттилия стояла за спиной короля с таким гордым и надменным видом, словно это она, а не Флора, была королевой Абидонии. Патрик был изображен стоявшим у окна поодаль от королевского семейства. Лучи солнца врывались в открытое окно, и освещали юношу, тогда как все члены королевской семьи находились в полумраке. Канцлер рассматривал картину долгие десять минут, показавшихся художнику вечностью. Наконец он медленно перевел свой устрашающий взгляд на мастера. - Чего вы добивались, создавая эту картину? – зловеще спросил он. - Я просто хотел оставить у себя память о том, как писал портреты венценосного семейства… - неуверенно проговорил художник. - Однако Патрик не является членом королевской семьи, ни даже дальним родственником монарха, и то, что вы изобразили безродного рядом с королем, равносильно оскорблению его величества! – жестко сказал канцлер. – Как вы объясните причину столь дерзкого поступка, мэтр Акварель? - Если ваша милость изволит внимательней взглянуть на картину, то заметит, что воспитанник ее величества стоит в стороне от венценосного семейства. - Это не отговорка! – воскликнул канцлер. – Вы крайне непочтительно изобразили короля, и в то же время подчеркнули исключительность сына нищих попрошаек! Думаете, я не понимаю, почему лучи солнца освещают только одного этого мальчишку? - Нет, ваша милость, вы ошибаетесь, здесь нет намека на исключительность этого юноши, - я нарисовал окно тогда, когда заметил, что изображенная мной зала получилась слишком мрачной… Подходящее место для окна на картине было рядом с воспитанником ее величества… - Довольно! Не желаю больше слушать ваших отговорок! – воскликнул канцлер. – Стража! В тюрьму этого мерзавца! Но вместе со стражей в кабинет канцлера вошла королева. Ее камеристка видела, что арестованного художника под конвоем провели к канцлеру, и поспешила сообщить об этом ее величеству. - В чем дело, канцлер? За что арестован маэстро Акварель? - Боюсь, что вашему величеству будет сложно это понять, - но преступление этого, так сказать, художника, слишком серьезно, чтобы оставлять ему свободу. Взгляните на этот холст. Да, раз уж вы здесь, то и король должен узнать об этом безобразии… - Позови сюда его величество! – приказал канцлер лысому лакею. Королева дожидалась супруга минут пятнадцать, все это время сосредоточенно глядя на картину, и не понимая, чем так разгневан канцлер. - Что опять стряслось, свояк? – недовольно спросил король, входя в кабинет. – Вечно ты по пустякам меня от дел отрываешь! - От дел? – удивленно переспросила Оттилия, пришедшая вместе с королем. – Ах, да, конечно, нет ничего более важного, чем наблюдать, как конюхи чистят лошадей. Простите, ваше величество, - Оттилия даже не пыталась скрыть иронию. - Взгляните вот на этот, так сказать, плод творчества мэтра Акварель, ваше величество, - сказал канцлер. - Ну и что? – спросил король, непонимающе посмотрев на картину. Оттилия возмущенно ахнула: - Какая наглость! – воскликнула она. - Да что случилось-то, не пойму? – удивился король. – Картина похожа на ту, что висит сейчас в галерее… ах, да, ну Патрик еще здесь нарисован, ну и что из этого? - Как вы не понимаете! – воскликнул потерявший терпение канцлер. - Свояк, что ты все время из-за пустяков шум поднимаешь! Картина как картина! – раздосадовано сказал король. - Вот именно, - подтвердила королева, - ничего страшного не вижу! - Сестра, неужели ты не понимаешь, - вам нанесено оскорбление! – дрожащим от гнева голосом произнесла Оттилия. - Чем? – удивился король. - Как вы уже заметили, ваше величество, на картине нарисован Патрик, который не имеет права быть изображенным на одном холсте с вашим величеством! – сказал канцлер. - Это почему? Ты же изображен рядом со мной, да еще и в центре картины. Почему тогда тебя можно нарисовать рядом со мной, а его – нельзя? - Я все же ваш свояк, - заискивающе сказал канцлер, - а Патрик – никто. - К тому же, изобразив его в лучах солнца, негодный художник хотел намекнуть, что Патрик – единственный благородный человек в замке, а все остальные – ничтожества. Это уже явное оскорбление, - сказала Оттилия. - Но ведь в этом есть доля правды! – ответила королева. - Не болтай глупости, сестра! – воскликнула Оттилия. - Взгляните внимательнее на ваше изображение. Разве оно вам нравится? – спросил короля канцлер. - Вполне! – радостно ответил его величество. – Как будто мое отражение в зеркале! Канцлер и Оттилия насмешливо переглянулись. - Возможно, картина всем нравится, но она крайне оскорбительна для вашего величества. Можете мне поверить, я неплохо разбираюсь в искусстве, - сказал канцлер. - Посему приказываю уничтожить этот холст, - его надо сжечь на заднем дворе, и как можно скорее! - Ах, нет! Нет! – воскликнула королева. – Вы что, с ума сошли? Нельзя уничтожать портреты живых людей, - тогда мы все можем умереть! - Сестра, оставь свои глупые суеверия, - раздраженно сказала Оттилия. - Это не суеверия! – закричала Флора. – Я не позволю сжечь картину! Вы уничтожите ее только через мой труп! - Что же ты предлагаешь? – ядовито спросила Оттилия. – Повесить ее на всеобщее обозрение, и выставить себя посмешищем? Это вполне в твоем духе, сестрица. - Спрячьте ее на чердаке, но только не уничтожайте! Это плохая примета, - помните, перед гибелью Анри и Эммы упал герб короля Анри? - Ну и что? Портреты Анри и Эммы никто ведь не сжигал, - возразила Оттилия. - Ладно, оберни картину тряпками, - сказал лысому канцлер, - и вели слугам отнести ее на чердак. Я уступаю просьбам вашего величества, но считаю, что, даже находясь на чердаке, картина представляет опасность, - с мрачным видом произнес он. – Что касается художника, то он будет сослан на остров Берцовой Кости. И не пытайтесь за него заступиться! – воскликнул канцлер, заметив, что королева хочет возразить. – Этот негодяй, возможно, знает лишнее! Таким образом, благодаря суеверию королевы Флоры, ценная картина была сохранена. Обернув тряпками, ее забросили на чердак, и королевское семейство больше не вспоминало об ее существовании. Патрик не узнал о нынешнем происшествии, - никто в замке не рассказал ему о том, что слуги отнесли на чердак завернутую в полотно неизвестную картину. Скандальный портрет королевской семьи был обнаружен лишь в первый год правления Патрика VII. Юный король приказал слугам разыскать на чердаке фамильные реликвии его предков, которые после коронации Теодора канцлер приказал забросить на чердак как ненужный хлам. Каково же было удивление слуг и самого короля, увидевших портрет, о существовании которого они не подозревали. В наши дни знаменитое полотно кисти художника Акварель находится в национальном абидонском музее, и до сих пор удивляет посетителей той точностью, с которой мастер передал характеры членов семьи короля Теодора I Незаконного. Пятнадцатого марта на границе Пенагонии, в городе Большая Крепость состоялась историческая встреча двух монархов, - короля Гедеона и короля Теодора. К сожалению, семейство короля Гедеона не смогло приехать в Большую крепость, - принц Пенапью простудился, и королева не решилась оставить «больного ребенка» на попечении нянюшек. Заботливая мать считала, что не должна отходить от заболевшего сына, - не важно, что принц был уже совсем взрослым, - из-за чрезмерной родительской опеки Пенапью так и остался большим ребенком. Через два дня Оноре, Луи и Поль поздравляли Патрика с девятнадцатым днём рождения. Патрик родился в праздник, но если день Святого Патрика в Абидонии теперь отмечали очень скромно, то в Пенагонии это был по-прежнему большой праздник, и король Гедеон мечтал поразить абидонского короля размахом праздничных торжеств. Множество бродячих актеров приехало выступать в Большую Крепость, дабы развлечь двух монархов праздничными спектаклями. Но гораздо более интересны для нас события, происходившие в маленькой деревушке в окрестностях города Большая Крепость. Пожилая женщина сидела у очага в ветхом доме на окраине деревни. С утра прошел небольшой дождь, и вода капала с потолка в таз, стоявший в углу кухни. Огонь в очаге никак не желал разгораться, и женщина, желая скорее согреться, продолжала подбрасывать отсыревший хворост. Воздух в хижине был сырым и холодным, и несчастная кашляла, стараясь плотнее закутаться в шаль, всю усеянную заплатами. Трудно было узнать в этой больной крестьянке актрису, некогда блиставшую при дворе абидонского короля Анри II. Последние два года Луиза не могла вести бродячую жизнь и выступать на сцене, - теперь она жила в старом домике в маленькой деревушке. Семейное ремесло продолжил ее сын Жак, недавно женившийся на Марте, дочери известного пенагонского актера. Четыре года назад, когда Луиза и Жак выступали в одном городе на фестивале бродячих актеров, - (выступали без успеха, ибо с того дня, как Жан-Жак закопал Розу, удача отвернулась от их семьи), - во время праздника случилось несчастье: пожилой актер Пьер внезапно скончался прямо на сцене. Старик выступал с единственной дочерью Мартой, - ровесницей Жака, и несчастная девочка осталась круглой сиротой, - ее мать умерла несколько лет назад. Луиза была потрясена смертью Пьера, - они были давно знакомы, и вдовец даже предлагал ей руку и сердце, - на что Луиза, продолжавшая любить покойного мужа, ответила отказом, впрочем, пообещав остаться верным другом Пьера до конца дней. Женщина удочерила Марту, и Жак поддержал решение матери. Но через год Луиза заметила, что отношения Жака и Марты нельзя назвать дружбой брата и сестры, - детская дружба превратилась в любовь, которая недавно была узаконена браком. Луиза повесила на крюк в очаге котелок с чечевицей, - ее дети должны были скоро вернуться, - они поехали в соседнюю деревню на ярмарку. Скоро за окном послышался топот копыт и скрип колес старого фургона. - Мама, ты как? – спросил Жак, входя в хижину. - Хорошо. Распрягайте лошадь, сейчас будем обедать. Удалось выступить на ярмарке? - Да, но народа было мало, - все уехали в Большую Крепость, - там сейчас проходит встреча двух королей, - нашего и Абидонского, - и все спешат туда, - хотят увидеть обоих монархов. Как ты думаешь, - не поехать ли нам туда, - в Большой крепости можно будет выступить и неплохо заработать? - Нет! – прервала сына Луиза. – Ты не поедешь туда, где находится этот палач, - мерзавец Теодор! - Мам, да я же не буду выступать перед монархами, - неудачники перед королями не выступают! - Все равно, я не отпущу тебя. - Мама, чего ты боишься, - Теодор меня не увидит… - Не скрою, - я боюсь. Я боюсь убийцы короля Анри и твоего отца, разрушившего наше счастье. Тебе не стоит даже на милю приближаться к Большой Крепости… А этот негодяй канцлер тоже приехал вместе с королем? - Вроде бы… - неуверенно ответил Жак. - Будь он проклят! – закричала Луиза и сильно закашлялась. - Матушка! – воскликнула Марта, подбегая к свекрови. Жак подхватил мать на руки и отнес на постель. Когда приступ кашля прошел, Луиза некоторое время лежала без сил, молча приходя в себя. - Мама, я ведь только для того хотел поехать в Большую Крепость, чтобы заработать побольше денег на лекарства… - грустно сказал Жак. – Твое здоровье беспокоит меня больше всего. - А, брось ты… - меня уже не спасешь… - Мама, не говорите так, - заплакала Марта. – Вы должны поправиться… - Я должна сделать только одно, - объявить тебе, Жак, последнюю волю твоего отца. В крышке зеленого сундука есть тайник, - там двойная подкладка. Приподнимите ее и достаньте пакет, который там хранится. Жак и Марта поспешили открыть сундук, и через минуту нашли пакет, о котором говорила Луиза. - Возьми, мама, - Жак хотел отдать пакет матери. - Нет… - Луиза отстранила руку сына. – Теперь это принадлежит тебе. Здесь план местности, где твой отец закопал ценные марионетки и текст пьесы о розе. Жан-Жак надеялся, что наступит время, когда он откопает сундук и будет играть свою знаменитую пьесу. Увы, его мечтам не суждено было сбыться, - его арестовали и сослали на остров Берцовой Кости. Прощаясь со мной, он умолял не забывать традицию его рода, и откопать сундук, чтобы продолжить играть пьесу о розе. Сухая роза - это фамильная реликвия нашего рода, и много поколений твоих предков используют ее как реквизит. Без этого нельзя, – твой род пресечется. Вот что мне рассказал твой отец. Надеюсь, что ты исполнишь его последнее желание. - Хорошо, мама. Я обязательно найду клад отца, - я даже помню, как он просил не забывать нашу традицию, - глухим голосом произнес Жак. - Тогда, возможно, удача вернется в нашу семью. Мне кажется, что Жан-Жак напрасно закопал этот талисман, хранивший наш род, - именно тогда счастье покинуло нас… - сказала Луиза. Но в этот год Жак не смог обрести драгоценную реликвию, - здоровье Луизы ухудшалось с каждым днем, и Жак не мог уехать в Абидонию, оставив больную мать одну. К осени надежды на выздоровление почти не осталось, - Луиза уже кашляла кровью. Жак и Марта боялись даже ненадолго уйти из дома. - Какое сегодня число? – спросила Луиза пасмурным октябрьским днем. - Пятнадцатое… - ответила Марта. - Гореть им в аду, эти убийцам! – с внезапной ненавистью воскликнула Луиза. – Как только Бог их терпит! - Матушка, вы что? – испугалась Марта. - Сегодня пятнадцать лет, как погиб король Анри. Жан-Жак в этот день выступал в последний раз. Хорошо, что Жак не увидел этого ужаса. А вот его высочество… говорили, что, не вынеся гибели родителей, он сошел с ума. Никто не знает, что сейчас с ним… Все было так подозрительно, - и Жан-Жак считал, что Теодор незаконно захватил власть, объявив принца сумасшедшим, или же убив его… - Луизе было трудно говорить, и она часто останавливалась, чтобы отдохнуть. - Но ты, Жак, должен считать Патрика истинным королем Абидонии… - Хорошо, мама, прошу тебя, не волнуйся, - успокаивал мать Жак. - Нет у меня сил идти в церковь, сынок. А так хотелось бы поставить свечу за упокой доброго короля Анри и королевы Эммы, - вздохнула Луиза. - Мама, мы с Мартой сейчас пойдем в церковь, и сделаем это, но только ты оставайся дома. - Идите, помолитесь об упокоении короля с королевой… А то, я думаю, в Абидонии никто и не вспомнит о гибели венценосных супругов. Но здесь Луиза ошибалась, - королева Флора помнила о годовщине гибели сестры, и после долгих споров с канцлером и Оттилией заказала в соборе Святого Креста торжественную поминальную службу. Днем ранее Патрик с помощью записки предупредил ректора, что не придет утром в университет, так как должен присутствовать вместе с королевским семейством на службе в храме. Юноша предполагал, что сможет успеть лишь на последнюю лекцию. На заупокойную мессу намеревались пойти многие из бывших придворных Анри II. Госпожа Камилла, вдова барона Дени, собиралась пойти в собор в компании своей двоюродной сестры Антуанетты, приехавшей из провинции. Однако не все члены королевского семейства пошли на службу. Канцлер, как и решил вчера, в последний момент вынужден был отказаться, - у него появились важные государственные дела, требующие неотложного решения. Зато Оттилия весь предыдущий вечер вертелась перед зеркалом, выбирая подходящий случаю траурный наряд. Заупокойная служба стала настоящим испытанием для Патрика. Юноша кусал губы, пытаясь сдержать набегавшие слезы. Внезапно сознание словно отключилось, и Патрик вновь увидел себя на лесной поляне в день гибели родителей. Снова звучали выстрелы, снова Патрик в последний раз смотрел в глаза мамы, а затем снова мерзко и довольно ухмылялся канцлер. Неожиданно Патрик вновь очутился в соборе, – лысый, сидевший рядом, слегка толкнул его под локоть: - Извольте молиться, ваша милость, а не спать с открытыми глазами! Сидевшая в дальнем углу Камилла сквозь вуаль смотрела на королевское семейство. Королева плакала, вспоминая гибель сестры, а король был мрачен, - в храме его всегда терзала совесть, Альбина явно скучала и не могла дождаться конца службы, а лица Оттилии не было видно под вуалью, но что-то неуловимое в ее облике выдавало полное безразличие при желании казаться убитой горем. «Вот мерзавка, пришла в собор, чтобы покрасоваться!», - подумала Камилла. Отыскав взглядом Патрика, Камилла заметила, что юноша близок к обмороку, - у него почти не оставалось сил бороться со страшными воспоминаниями и сдерживать боль незаживающей душевной раны. «Без сомнения, - Патрик – это принц Абидонии, сын покойного короля, иначе зачем бы он не переживал так на заупокойной службе по незнакомым ему людям!» - подумала Камилла. - Скажите, кузина, а кто этот юноша, который находится в королевской свите вон там, рядом со слугами? – спросила вдруг Антуанетта, обратившая внимание на Патрика. - А это и есть Патрик, о котором я вам рассказывала, - воспитанник ее величества и друг моего сына, - ответила Камилла, решившая не посвящать свою простоватую родственницу в свои догадки об истинном происхождении Патрика. По окончании службы Патрик не пошел в университет, - сильные переживания вызвали невыносимую головную боль, и весь день юноша лежал в постели с мокрым платком на лбу. Друзья, ожидавшие, что Патрик придет на последнюю лекцию, несколько встревожились: - Странно, почему Патрик не пришел, - вдруг он опять болен? – предположил Поль. - Я спрошу у матушки, - она собиралась пойти в собор на заупокойную службу, - видела ли она там Патрика, - сказал Луи. – Прошу вас, если желаете, зайти ко мне домой. Вернувшись домой, Луи поспешил к Камилле: - Матушка, вы же были сегодня в соборе? Скажите, Патрик приходил сегодня на службу вместе с королевским семейством? - Да, я его там видела, - ответила Камилла. - Бедный мальчик, мне он показался таким грустным, - прямо-таки убитым горем, - сказала Антуанетта. – Я даже не могу понять, почему он так переживал, - он же не имел чести знать покойного короля… - Благодарим вас, сударыни, - вежливо произнес Оноре, мы беспокоились о нашем друге, - сегодня он не пришел в университет, и мы испугались, что Патрик мог заболеть. - А вам не страшно дружить с ним? – вдруг спросила Антуанетта. - Это почему? – удивился Луи. - Но вы же знаете, сколько горя вашей семье принес канцлер вместе с королем Теодором, - а Патрик, должно быть, всецело предан своим благодетелям, и по сути дела этот юноша является вашим врагом, а вовсе не другом. - Нет, сударыня, мы не боимся! – выразительно ответил Оноре, - Патрик наш друг, а не шпион канцлера! - Антуанетта, вы многого не знаете, - поддержала юношу Камилла, - в королевской семье Патрик – никто, - королева взяла его на воспитание против воли короля и канцлера. Поклонившись дамам, молодые люди вышли из гостиной, и по приглашению Луи прошли в библиотеку. - Вам не кажется, что это немного странно, - Патрик как-то чрезмерно чтит память покойного короля? – спросил Луи. - По словам тетушки, он сегодня выглядел «убитым горем». К тому же он каждый год в этот день приходит в собор, тогда как королевское семейство поминает покойного короля лишь раз в несколько лет. - Насколько я понимаю, - ответил Поль, - его родители были преданными слугами покойного короля, и погибли, как и наши, - защищая осиротевшего принца. Думаю, что Патрик разделяет убеждения своих покойных родителей. - Да, но так расстраиваться из-за людей, которых никогда не знал, - это, по меньшей мере, несколько странно… - сказал Луи. - Мне не понять одного, - вступил в разговор Оноре, – к какому же знатному семейству может принадлежать Патрик? Клянусь честью, с того самого дня, как я узнал об его знатном происхождении, я все время думаю, кто же были его родители. Я слышал о многих дворянах, погибших на королевской площади вместе с бароном Дени, и о тех, кто позже был отравлен в тюрьме, как и мой отец, - но вряд ли родители Патрика разделили их участь: Патрик рассказывал, что родителей убили в его присутствии, отчего он и потерял голос. Не могли же они, в самом деле, собираясь на королевскую площадь в тот роковой день, взять с собой малолетнего ребенка! Значит, они погибли в другое время и в другом месте. - Я тоже так думаю, - согласился Луи, - но вряд ли мы узнаем имена родителей Патрика, если только он сам не захочет открыть их нам. - Все же, бесспорно, - они были врагами короля Теодора, и поэтому королева сочинила сказку о низком происхождении Патрика, - сделал вывод Оноре. - Знаешь, а я, до той поры, пока Патрик не рассказал нам, что он дворянин, всегда забывал о том, что он считается безродным, - Патрик всегда держится так, как будто он – принц! – сказал Поль. - Принц??!! – переспросил Оноре, и внезапная догадка осенила молодых людей. Изумленные Луи, Оноре и Поль целую минуту молча смотрели друг на друга. - Не может быть, - принц же не был немым… - неуверенно нарушил молчание Поль. - Но ведь и Патрик раньше не был немым! – воскликнул Оноре. - Все совпадает… - дрожащим голосом произнес Луи, - родители принца погибли у него на глазах… а имя его высочества было – Патрик…. - Друзья, прежде чем делать поспешные выводы, давайте спокойно разберемся, и взвесим все доводы «за» и «против», - решительно сказал Оноре. - Что мы знаем о принце? Зовут его Патрик, он видел, как убили его родителей, его высочеству должно быть сейчас девятнадцать лет… а что дальше? Знать бы дату его рождения… - Постой, Оноре! – перебил Поль, - вряд ли Патрик может быть принцем, - ты думаешь, что король Теодор согласился бы держать во дворце рядом с собой законного наследника престола? На этот вопрос вместо Оноре ответил Луи: - Я думаю, что королева уговорила короля сделать это, - она ведь тетя принца, и матушка рассказывала мне, что Флора очень любила своего племянника. - Патрик рассказывал, что только ее величество относится к нему очень хорошо, - подтвердил Оноре. – И еще, - помните, – он сообщил, что принц находится в здравом рассудке, но про него не принято говорить во дворце. Эх, знать бы нам сейчас дату его рождения… - Я спрошу сейчас у матушки, - если только она помнит, - сказал Луи, - но сначала… - не договорив фразы, юноша с загадочным видом вышел из библиотеки, но вскоре вернулся, держа в руке миниатюрный портрет королевской семьи, который Камилла держала на столе в своей спальне. - Этот портрет покойная королева подарила моим родителям за несколько месяцев до гибели. Здесь вместе с венценосной четой изображен и принц. Несколько минут молодые люди внимательно вглядывались в лицо ребенка, изображенного на портрете. - Мог ли Патрик так выглядеть в детстве? – спросил Луи. – Лично у меня нет сомнений. - Точно такие же светлые волосы, и синие глаза, - ответил Поль. - И смотрите внимательней, – вот здесь, видите! Родинка на щеке, как и у Патрика! – воскликнул Оноре. – Неужели это так и есть, - Патрик – его высочество принц Абидонский?! Содрогаясь от волнения, молодые люди встали из-за стола. - Надо только узнать, какого числа родился принц, и сделать это сейчас же! – с этими словами Луи поспешил в гостиную, где в этот час находились Камилла и Антуанетта. Оноре и Поль поспешили вслед за Луи. - Простите, матушка, что прерываю вашу беседу, - сказал Луи, входя в малую гостиную, - но я хотел задать вам всего один вопрос, - не сможете ли вы вспомнить, какого числа родился законный наследник престола, его высочество Патрик? - Не помню точно, возможно в мае, - неуверенно произнесла Камилла, догадавшаяся, что вовсе не праздное любопытство побудило Луи задать этот вопрос. Баронесса не хотела, чтобы ее сын узнал об истинном происхождении Патрика, и намеренно решила солгать. - Нет, не в мае, - возразила Антуанетта, - в марте, хорошо помню, как будто это было вчера, - восемнадцатого числа у моего мужа был день рождения, и тогда в наш город приехал королевский гонец, и глашатаи объявили, что вчера, в день Святого Патрика, у короля родился наследник, - удивляюсь, как ты не помнишь, ведь ты же была придворной дамой! Камилла нервно сжала веер в руках, - она не ожидала, что ее провинциальная родственница помнит дату рождения принца. - Да знаешь, как то… память, наверное, слабеет, - я уже не юная девица… - пробормотала она в ответ. - Большое спасибо, тетушка, извините за беспокойство, - потрясенный Луи поспешил выйти из гостиной, и в коридоре столкнулся с Оноре и Полем, подслушивавшими под дверью. – Вы слышали?! – прошептал он, - все совпало! - Тише! Вернемся в библиотеку! – прошептал в ответ Оноре. Закрывшись в библиотеке, молодые люди продолжили разговор шепотом, - они догадывались, что возможно, открыли государственную тайну. - Слишком много совпадений, - Патрик и в самом деле может быть принцем Абидонии, - сказал Поль. – Но если спросить его, ответит ли он нам правду? - Наверное, ответит… - неуверенно произнес Луи. - Вот что, друзья, - сказал Оноре, – единственный выход распутать эту темную историю, - это задать прямой вопрос Патрику. Даже если он не пожелает открыть свою тайну, мы все равно прочтем ответ в его глазах, - думаю, что Патрик не сможет хладнокровно солгать. - Да, это верно, - согласились Луи и Поль. Поздно вечером, когда головная боль несколько утихла, Патрик взялся за перо, доверив бумаге всю боль и горечь воспоминаний: В который раз приходит в мир весна И в старый парк вернулись с юга птицы. Все снова, как в былые времена, - Лишь тем, кто дорог мне, не возвратиться. Их с каждым днем уносит время вдаль, Родных я провожаю взглядом скорбным. Не может время исцелить печаль, Когда остался призраком безмолвным. Я призрак, - слова лучше не найти! Я вычеркнут из списка всех живущих, - Мне имя не дано свое произнести, О прошлом рассказать и о грядущем, Которое не в силах изменить Моей судьбы, - такой нелепо-странной, Печаль моя не сможет воскресить Тех, кто ушел навек в ночи туманной. Я должен был за ними поспешить, - Ладья Харона ждать меня не стала, И призраком немым остался жить, - Рука судьбы мне так предначертала. Решив не откладывать дела в долгий ящик, Оноре в субботу после окончания занятий пригласил Патрика в гости. Закрывшись во избежание подслушивания в удаленной от жилых помещений комнате особняка графа Огюста, друзья долго сидели за небольшим столиком, нерешительно переглядываясь, и не зная, как начать разговор. Патрик встревоженно смотрел на Оноре, Луи и Поля, - юноша догадывался, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Первым нарушил молчание Поль: - Знаешь, Оноре, - это ты решил спросить, - вот сам и спрашивай… - Ну, ладно, мне это не так страшно, - пробормотал Оноре. Собравшись с духом, юноша приободрился, и смело начал разговор. - Третьего дня вечером, в день памяти короля Анри, мы вспоминали вас, Патрик. Да, да мы вспоминали вас, - подтвердил Оноре, заметив удивленный взгляд Патрика. – И тогда вдруг нам почему-то пришло в голову…. И мы решили спросить вас… вы… вы - принц Абидонии?! Друзьям не пришлось ждать утвердительного ответа, - они поняли все в одно мгновение, - Патрик, смертельно побледнев, вскочил, сделав жест, будто защищается от вопроса, затем, на мгновение прижав палец к губам, призывая друзей молчать, без сил опустился в кресло. - То есть мы угадали? – шепотом спросил Луи. Патрик долгим взглядом посмотрел ему в глаза, затем еле заметно кивнул. Оноре, Луи и Поль хотели встать, - по этикету, они не могли сидеть в присутствии принца, но Патрик испуганными жестами удержал их. Взяв лист бумаги, Патрик написал следующую записку: «Догадавшись о моем происхождении, вы открыли не мою тайну, - вы открыли тайну государственную, которую нельзя разглашать под страхом смерти. Многие, узнавшие об этом ранее, пропали без вести или умерли в тюрьме. Когда я говорю «пропали без вести», то предполагаю, что эти несчастные были тайно убиты по приказу канцлера. В детстве я был свидетелем ареста слуги, случайно узнавшего, что я нахожусь в здравом рассудке, – тогда как канцлер объявил меня сумасшедшим. Несчастного старика посадили в подземелье, из которого он уже не вышел. Прошу вас, будьте благоразумны, и не рассказывайте никому о том, что узнали сейчас, - этим вы спасете свои жизни». - Ваше высочество, мы не осмелимся нарушить ваш приказ, и будем молчать, - ни одна живая душа не узнает вашей тайны, - но мы не боимся за свои жизни. Мы будем молчать из страха навредить вам, - сказал Оноре. «В таком случае, забудьте о моем титуле. Я не могу отдать вам приказ, - для вас я должен остаться безродным воспитанником королевы, к которому нельзя обращаться «ваше высочество», - ответил Патрик. - Но неужели вы и дальше будете мириться с вашим положением! – воскликнул Луи. – Патрик, вы теперь уже не принц, - вы давно должны быть… Патрик предостерегающим жестом велел другу замолчать. «У меня нет выбора. Если я с вашей помощью пожелаю свергнуть Теодора, я лишь погублю ваши жизни, - власть канцлера сильна, и любая попытка государственного переворота может закончиться провалом. Ваши отцы уже пытались два раза свергнуть короля и канцлера, - и поплатились за это жизнью, а сколько благородных дворян погибло вместе с ними? Я не хочу, чтобы из-за меня погиб еще хоть один человек», - прочитал Луи друзьям ответ Патрика. - Мне нечего возразить вам, - со вздохом ответил Оноре, - я сомневаюсь, что мы сейчас смогли бы сделать то, чего не удалось нашим отцам… Но знайте, Патрик, если обстоятельства будут вдруг складываться благоприятным образом, одного вашего слова будет достаточно, чтобы мы обнажили шпаги против незаконного короля и канцлера. Верно, друзья? – спросил Оноре Луи и Поля. - Это наш долг, - ответил Поль. - Отец хотел, чтобы я был предан королю Патрику. Это было его последнее желание, - незадолго до гибели он просил матушку воспитывать меня соответствующим образом, - сказал Луи. «Я благодарен вам и ценю вашу преданность, но думаю, что о нынешнем разговоре лучше забыть», - ответил Патрик. Немного подумав, он взял чистый лист бумаги и написал на нем следующие слова: «Клянемся не рассказывать о том, что узнали восемнадцатого октября **** года». - Здесь надо поставить наши подписи? – спросил Поль. Патрик кивнул в ответ. - Я согласен скрепить свою подпись кровью, - сказал Оноре, и, недолго думая, слегка поранив палец перочинным ножом, приложил его к бумаге, оставив кровавую печать. Луи и Поль последовали его примеру. Затем друзья спрятали документ в тайник, о существовании которого знал один Оноре, - половица в углу комнаты слегка приподнималась, и под ней мог поместиться небольшой лист бумаги. - Если даже придут с обыском, вряд ли смогут осмотреть все комнаты дома, тем более, нежилые, - объяснил Оноре. – А теперь пойдемте беседовать в библиотеку на другие, не опасные темы. Впредь я буду как можно реже заходить в эту комнату. Патрик собрал все свои записки, и, разорвав на мелкие кусочки, бросил в камин. Пламя уничтожило опасные признания абидонского принца. Прошло несколько месяцев. В конце февраля студенты-старшекурсники, сдав последние экзамены, закончили учебу в Первом университете. В прежние времена, выпускники первого университета обычно поступали на государственную службу, и впоследствии многие из них становились известными политическими деятелями, но во времена правления короля Теодора, - а точнее графа Давиль, образованные люди не могли найти себе достойных занятий. На государственную службу поступали лишь угодные канцлеру люди, - без сомнения, сыновья мятежников и опальных дворян не относились к таковым. Уделом Луи, Оноре и Поля было прозябание в родовых поместьях или столичная скука. Окончание учебы не радовало молодых людей, и, выйдя в последний раз из университетских ворот, друзья еле сдерживали слезы. Вечер этого дня они провели у Луи, долго разговаривая о безрадостном будущем. Самым печальным обстоятельством было то, что Оноре Луи и Поль теперь не смогут видеть Патрика каждый день. - Страшно представить, что мы расстаемся, - грустно сказал Луи. Патрик, который еле сдерживая слезы, долго смотрел на огнь в камине, вдруг решительно взялся за перо. «Мы не расстанемся, - наша дружба слишком крепка. Я буду навещать вас по мере возможности». - Я всегда с радостью буду вас ждать, - ответил Луи. - Не забывайте и про меня, - примолвил Поль. - Вот что, друзья, если к кому-либо из нас придет Патрик, вы сразу же отправите за мной посыльного. В свою очередь, когда Патрик навестит меня, я поступлю таким же образом, - сказал Оноре. Но Патрик не смог навещать друзей так часто, как ему хотелось бы. Вечером, вернувшись от Луи, он встретил в коридоре Марселлу: - Ваша милость, ее величество просила передать, что бы вы зашли к ней. Королева уже давно ждет и несколько раз спрашивала, не вернулись ли вы. Когда Патрик вошел в малую гостиную, где в этот час находилась королева, лысый лакей, тоже ждавший возвращения юноши (но уже по приказу канцлера), поспешил подойти к двери гостиной, и, затаив дыхание, прислушался к голосу королевы, доносившемуся из-за дверей. - Патрик, я так рада, что ты с отличием окончил университет, и теперь, наверное, в моем окружении нет человека более образованного, нежели ты. Но почему ты так печален? А-а-а-а, я догадываюсь, - тебе грустно расставаться с друзьями, - но ты же все равно будешь с ними видеться. К сожалению, я опасаюсь, что ты ведь уже привык каждый день уходить учиться, быть среди образованных людей, общаться с ровесниками… Боюсь, тебе будет не хватать этого, - в замке совершенно нечем заняться, - вот только еще читать можно… Не стоит и говорить, что лысый поспешил передать подслушанный разговор канцлеру. - Оттилия, твоя бестолковая сестрица в этот раз права, - зло сказал канцлер, - Патрик теперь будет скучать, у него появится много свободного времени, и не исключено, что от безделья он однажды вспомнит, что… ну ты меня понимаешь, - и постарается принять некие меры, весьма небезопасные для нас. - И как ты их хочешь предотвратить? – спросила Оттилия. Вместо ответа канцлер позвонил в колокольчик. Лысый, недавно вышедший за дверь, снова вернулся в кабинет канцлера. - С этого дня я приказываю усилить наблюдение за Патриком. Старайся заметить, чем занимается этот мальчишка, с кем он общается, как часто выходит из дворца, и кого он будет навещать. За хорошую работу я тебе увеличу жалование. - Слушаюсь, господин канцлер, - с поклоном ответил лысый. - Если заметишь в его поведении что-либо подозрительное, немедленно докладывай мне. - Не замедлю, ваша милость. - Можешь быть свободен. Поклонившись, лысый вышел из кабинета. - В тот день, когда Патрик станет опасен для нас, я буду вынужден прибегнуть к яду. Это средство всегда хорошо помогало, - с ледяной усмешкой сказал канцлер. В этот момент он как нельзя больше был похож на Бяку. - Я буду рада избавиться от этого мальчишки, - усмехнулась Оттилия. – Да и кто станет его жалеть, кроме глупышки Флоры? - Я сожалею лишь о том, что Патрик не погиб в детстве, - ответил канцлер. Получив от канцлера новый приказ, лысый тотчас же принялся усердно исполнять его. В свою очередь Патрик догадался об отданном лакею приказе, ибо лысый стал буквально преследовать юношу. Стоило лишь немного пообщаться с Марселлой в те минуты, когда девушка топила печь и убирала в коридоре, - как из-за угла, как черт из табакерки, непременно появлялся лысый. - Я бы попросил тебя, девушка, поменьше болтать, и больше работать… ах, простите, ваша милость, я вас не заметил, и помешал вам проводить время в столь приятном обществе, - иронично изрекал обнаглевший лакей. Патрик мог ответить ему лишь надменным взглядом, а Марселла, после того, как лысый уходил, отпускала вслед ему язвительные замечания: - Самому надо больше работать и меньше подглядывать! А может, в этом заключается его работа? Когда же Патрика вызывала к себе королева, - можно было и не сомневаться, что лысый подслушивает у дверей гостиной. - Вы были удостоены аудиенции ее величества? – ехидно спросил лакей, когда Патрик, выходя из гостиной, чуть было не столкнулся с ним. Юноше даже не всегда удавалось в одиночестве погулять по заснеженному саду, - часто лысый как будто невзначай оказывался и там. - Дышать свежим воздухом изволите, ваша милость? – обычно спрашивал в таких случаях лысый. Но эти происшествия были всего лишь досадными мелочами, - худшее ждало Патрика впереди. Однажды Патрик решил навестить Луи. Выйдя из дворца, он поспешил в город. Когда половина пути была пройдена, какое-то неясное ощущение заставило юношу оглянуться. Увы, его опасения оправдались, - в тридцати шагах за собой Патрик увидел лысого, шедшего по следу. Недолго думая, Патрик решил действовать так же, как несколько лет назад, когда учился на первом курсе университета… Сделав вид, что не заметил лакея, Патрик некоторое время медленно шел по улице, и, дойдя до ближайшей арки, вбежал во двор. Но и лысый догадался о намерениях юноши, и едва лишь Патрик свернул под арку, лакей бросился его догонять. Патрик выбежал из двора в соседний переулок, затем поспешил скрыться в другом дворе, и, выйдя оттуда на соседнюю улицу, юноше удалось скрыться от шпиона. Но теперь Патрик был далеко от дома Луи. Опасаясь, что возвращаясь назад, он встретит лысого, Патрик поспешил к Полю, дом которого находился неподалеку. Поль возвращался домой, когда заметил на противоположной стороне улицы Патрика, который шел, встревоженно оглядываясь назад. - Патрик! Что случилось, - вас кто-то преследует? Да я его… - с этими словами Поль схватился за шпагу. Патрик успокаивающе коснулся его руки, запрещая браться за оружие. - Поспешим ко мне, и тогда вы все объясните, - сказал Поль. Через десять минут он читал записку Патрика: «Меня преследовал лакей – правая рука канцлера. Ему доводилось следить за мной и раньше, - не сомневаюсь, что он выполняет приказ канцлера. Сегодня я хотел навестить Луи, но, стараясь избавиться от преследований, оказался недалеко от вашего дома. Боюсь, что мы не сможем встречаться так часто, как нам хотелось бы, - я буду навещать вас только при уверенности, что мне удалось скрыться от слежки. Передайте это Оноре и Луи. Прошу вас, - не обижайтесь, - встречаться мы станем редко, - я не желаю подвергать вашу жизнь опасности». - Патрик, разве мы можем на вас обидеться? – с упреком спросил Поль. – Мы все знаем, что вы – настоящий друг, и даже если завтра вы пройдете мимо с надменным видом, не узнавая друзей, - то мы поймем, что вы делаете это ради нас. С той поры встречи с друзьями стали крайне редкими. Патрик страдал от одиночества и находил утешение в чтении и сочинении стихов. О своем будущем Патрик старался не размышлять, - слишком мрачной представлялась ему дальнейшая жизнь во дворце. Лишенный титула принц был достаточно умен и образован, чтобы сознавать, какую опасность он представляет для короля и канцлера. – «Скоро мне исполнится двадцать лет, - думал Патрик, - и еще неизвестно, долго ли будут канцлер с королем терпеть рядом с собой под одной крышей законного наследника престола? Канцлер уже приказал усилить за мной слежку. Что со мной будет дальше? Посадят в подземелье за ничтожный проступок, сошлют на Остров Берцовой Кости, или повесят? Хотя могут еще и отравить… Лучше не думать об этом…». Пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, Патрик подошел к окну, из которого открывался великолепный вид на дворцовый парк. Яркие лучи мартовского солнца заливали аллеи, и птицы по-весеннему громко щебетали в ветвях старых каштанов и на крышах беседок. Внезапно сердце юноши радостно забилось, - из окна Патрик увидел Альбину, гулявшую вдоль берега еще не растаявшего озера. Не теряя времени, Патрик поспешил одеться, и выбежал в сад. Ее высочество еще издали увидела спешившего к ней юношу, но гордая принцесса сделала вид, что не замечает Патрика. Отвернувшись, она притворилась, что хочет направиться к беседке. Лишь только когда Патрик оказался в нескольких шагах, Альбина позволила себе обратить на него внимание. - Ах, это опять ты? И, конечно, как всегда забыл, что сегодня мы уже здоровались! – заявила Альбина, когда Патрик почтительно поцеловал ей руку. - Знаешь, мне кажется, что у тебя страдает память, - вероятно, - от чтения дурацких книг. Мало того, что ты немой, - у тебя скоро начнется это… как это… - ксрелоз, что ли? Память пропадет совсем, и забудешь даже свое имя! В ответ Патрик сорвал ветку с куста и написал ей на снегу: Могу забыть всю жизнь свою, - В ней счастья нет, вы мне поверьте. Сильнее жизни вас люблю, Вас не забыть до самой смерти. Прочитав стихи, Альбина громко расхохоталась: - Надо же, какие чувства! Любишь меня сильнее жизни! «В ней счастья нет…», - стыда у тебя нет! Эти стихи оскорбительны! Патрик с удивлением посмотрел на принцессу. - Ты сейчас оскорбил не меня, а мою маму, - объяснила Альбина. – Если ты хоть немного задумаешься о своей судьбе, то возможно, поймешь, как ты счастлив, ведь если бы мама не сжалилась над тобой, ты сейчас жил бы на помойке, подбирая объедки, - ибо ты даже милостыню попросить не можешь! А может быть, ты промышлял бы разбоем и воровством, и не исключено, что был бы уже давно повешен. Мама спасла тебя от этой участи, а ты еще и недоволен своей жизнью во дворце! Забыл, кто ты такой? - с этими словами принцесса отвернулась, и быстро ушла, не желая больше продолжать общение с неблагодарным Патриком. Несчастный юноша долго смотрел ей вслед. Слова принцессы были, конечно, очень обидны, но Патрик привык к оскорблениям. Через неделю, утром семнадцатого марта Патрик встретил Альбину в малой гостиной, и с улыбкой протянул ей лист бумаги, исписанный стихами. Я вас люблю, Я вас боготворю, - прочла Альбина. – Это не новость! – воскликнула она. - Знаешь, Патрик, у меня сейчас нет времени, я прочитаю стихи позже, возможно, вечером, когда буду свободна. У меня сегодня столько неотложных дел, - сказала принцесса, и, напустив на себя важный вид, вышла из гостиной. Вбежав в свою комнату, Альбина принялась жадно читать и перечитывать стихи. - Ох, ничего себе! – воскликнула она, наконец, и в возбуждении принялась быстро ходить из угла в угол, затем, не в силах больше выдержать бури чувств, поспешила к матери. - Мам, ты только послушай! – воскликнула Альбина, вбежав в комнату Флоры. – Послушай, что позволяет себе твой воспитанник! Я вас люблю, Я вас боготворю. Нет для меня желаннее и ближе… - дерзость какая, не правда ли? А дальше… Я так легко об этом говорю, Лишь потому, что вас сейчас не вижу. Нет, я не прав! Я вижу вас всегда! Закрыл глаза, и время раскололось, Вселенная исчезла без следа, - Есть только вы - лицо, улыбка голос… - Мам, как ты думаешь, у него с головой все в порядке? Как это можно видеть меня всегда? – самым серьезным тоном спросила Альбина. Королева вздохнула, и вытерла набежавшие на глаза слезы. - Какие трогательные стихи, - бедный мальчик, он так страдает… Я не сомневаюсь, что Патрик – лучший поэт Абидонии… - Да брось ты, мама! Ерундой он страдает, вот что! – воскликнула Альбина. Принцессе было трудно признаться даже себе самой, что стихи Патрика привели ее в восторг. - А какое сегодня число? – вдруг спросила королева. – Семнадцатое? Боже мой, так ведь у Патрика сегодня день рождения! Как же я могла забыть? Надо поздравить мальчика, - ведь сегодня ему исполнилось двадцать лет! Альбина, прошу тебя, поздравь и ты его! - Ой, мама… - поморщилась Альбина, - по-моему, он этого не заслуживает. Если я его поздравлю, Патрик вообразит, что я отвечаю ему взаимностью. Сама понимаешь, что этого нельзя допустить. - Да, - возможно, ты и права… - согласилась королева. – Но в таком случае, ты хотя бы сегодня не обижай его. Надеюсь, ты этого еще не сделала? - Ну что ты, мама, я не способна обидеть несчастного немого сироту, - невинным тоном ответила Альбина, - беда только в том, что нельзя предугадать, на что может обидеться Патрик. Он очень капризный, и достаточно неосторожно оброненного слова, чтобы огорчить его. По-моему, ты его слишком избаловала… - А я считаю, что уделяла ему слишком мало времени, - возразила королева. - Того, что ты для него сделала – предостаточно! – ответила Альбина. – Будь он нашим родственником, я бы согласилась с тобой, но для безродного, подобранного на улице, - слушком много чести! - Альбина, ты не права… - Ой, ладно, мама, давай оставим этот разговор, - я не хочу ссориться с тобой из-за какого-то там… Альбина, не договорив, встала, взяла листок со стихами, и, выходя из комнаты ее величества, с делано-кротким видом напомнила: - Не забудь поздравить бедного мальчика! В этот день она то и дело перечитывала стихи. Альбина и представить не могла, что вскоре Патрик изменит вторую часть этого стихотворения, в результате чего оно обретет совершенно иной смысл. Прошли март и апрель, и вот уже теплый май одел в весенний наряд леса и сады Абидонии. В парке расцвели тюльпаны и нарциссы, а по ночам заливались соловьи. Но весна не радовала Патрика, - юноша безмолвно страдал от одиночества, разлуки с друзьями и насмешек Альбины. Тем временем королевское семейство готовилось к важному событию: Абидонию должен был посетить пенагонский принц Пенапью. Короли обеих держав надеялись, что Пенапью и Альбина благосклонно отнесутся друг к другу, и вскоре будут помолвлены. За день до отъезда принца из столицы Пенагонии, из маленького поселка в пенагонской провинции выехал фургон бродячих артистов, - событие, казалось, совсем незначительное, чтобы упоминать о нем, но повлекшее за собой последствия, вошедшие в историю Абидонии. Жак и Марта направились к абидоно-пенагонской границе. Там, в местечке Кабаний Лог, Жак должен был исполнить последнюю волю покойных родителей, - найти клад отца. Луиза скончалась минувшей зимой на руках сына, и Жак до сих пор слышал ее последние слова: «Найди куклы отца…». Молодой человек дал себе слово сделать это как можно скорей, но зимой нечего было и думать о том, чтобы искать клад в лесу под сугробами в половину человеческого роста, и долбить заступом заледеневшую землю. Невероятная апрельская сырость тоже не благоприятствовала поискам – в лесах стояла вода, образовавшая настоящие пруды на месте полян, но в мае, когда земля наконец-то просохла, настал подходящий момент. Через два дня фургон бродячих артистов, который медленно везла старая лошадь, достиг границы Пенагонии. В этой местности граница пролегала по берегам небольшого ручья, через который был перекинут мост. В двух милях к западу находился Кабаний Лог, а в полутора милях к северу от него – поселок Раздел, в котором когда-то прожили целый год родители Жака. Границу можно было перейти ближе к Разделу, но артисты не решились появляться в поселке, чтобы не вызывать подозрений. Было около девяти вечера, когда фургон остановился напротив моста. - Надо быть осторожней, – сказал Жак. – Заночевать лучше на Пенагонской земле, чтобы не рисковать понапрасну. А завтра с рассветом пересечем границу и через час будем в Кабаньем Логе. Если повезет, и я найду клад отца, сразу же поспешим обратно, и, вернувшись сюда, откроем сундук. Нам не стоит и на одну минуту задерживаться в Абидонии, - бродячих артистов там не жалуют. Если бы не это обстоятельство, я непременно объехал бы всю свою родину. Так хочется видеть места, где я провел детство, - столицу, - Клервилль, - светлый город, - его улицы и площади, на которых выступали мои родители в лучшую пору их и моей жизни! - Жак, а если тебе постараться получить разрешение от полиции? Представить какую-нибудь безобидную пьесу, в которой намека нет на политику? – спросила Марта. – Тогда, получив разрешение, ты сможешь увидеть родину. - Это невозможно, – ответил Жак, - для получения разрешения надо предъявить документы и заполнить анкету, в которой требуется указать имена родителей. Написав имя отца, я сразу же подпишу себе смертный приговор, - ведь я не просто бродячий артист, а еще и сын преступника. Не думаю, что свободу оставят сыну Жан-Жака Веснушки. Жак распряг лошадь и пустил ее пастись на лугу. Марта развела костер и занялась приготовлением ужина. При свете костра Жак долго разглядывал карту, нарисованную его отцом. - Придется обогнуть эту рощу со стороны поселка Раздел, - сказал он. – Так мы быстрее найдем место, где зарыт клад, - отец начертил дорогу, ведущую от Раздела в Кабаний Лог, и слева от нее есть небольшая тропинка, которая поворачивает на юго-запад, в сторону столицы. Около нее растет старый дуб, и от него надо отойти направо сто шагов. Там стоят четыре вяза, они образуют ромб, - в его центре и зарыт клад. На двух вязах отец начертил летящую вверх стрелу, а в самом центре ромба, как он указал, положен камень величиной с человеческую голову. Если этот булыжник и сейчас лежит там, мы легко найдем клад. Если же камень кто-то сдвинул с места, мы проведем прямые от вязов через центр ромба, и на пересечении этих линий я буду копать, - отец рассчитал все, как профессор геометрии. - Наверное, твой отец был очень умен, - сказала Марта. - Да. Умен и талантлив, - потому и оказался в большой милости у покойного короля Анри. Одного только он не смог предвидеть, - что будет, если погибнет его венценосный покровитель, и трон займут те самые родственники короля, которых он так высмеял в своих пьесах. - Да кто же мог такое подумать, - возразила Марта, - что королевская семья будет полностью истреблена! Этого и в страшном сне нельзя было увидеть! - Совершенно верно, даже отец не мог догадаться, что свояк короля Теодор будет претендовать на трон. Если бы даже король Анри внезапно скончался в молодом возрасте, регентшей стала бы королева Эмма, так же благосклонно относившаяся к моим родителям, а королем стал бы принц Патрик, называвший меня своим другом. - Но, кажется, его высочество не погиб вместе со своими родителями? – спросила Марта. - О его судьбе ничего не известно. До Пенагонии доходят противоречивые слухи, - большинство которых сходится на том, что принц был объявлен сумасшедшим, - тогда как остался в здравом рассудке. Его упекли в дом сумасшедших, и там он через несколько лет оказался в том же состоянии, как и все пациенты этого ужасного заведения. По рассказам других, принца не отправили в дом умалишенных, а заперли на холодном чердаке королевского замка, где он впоследствии был тайно убит или умер от болезни, и его похоронили на городском кладбище, как безродного. Есть еще версия, что принца увезли в провинцию, и отдали на воспитание в бедную крестьянскую семью, которая через год вся вымерла от тифа, а возможно, была отравлена или убита, - приемный сын крестьян не смог забыть о своем королевском происхождении, и канцлер приказал уничтожить все семейство, узнавшее государственную тайну, - не пощадили никого, даже старых деда и бабку, и малых детей, - родных и приемыша. Лишь один раз матушка встретила женщину, бежавшую из Абидонии, которая при жизни короля Анри работала служанкой во дворце. Она предполагала, что принц остался жить во дворце в качестве воспитанника королевы, - но мы с матушкой посчитали, что этого не может быть; действительно, королева Флора взяла на воспитание сироту, ровесника принца, к тому же его и зовут Патрик, - но этот юноша немой, - а принц, как известно, мог говорить. Королева объяснила, что хочет вырастить сироту, который чем-то напоминает ей сумасшедшего племянника. - А если принц все-таки жив? – спросила Марта. - Надеюсь, что в таком случае он найдет способ вернуть себе трон. И если он не в тюрьме, и не в доме сумасшедших, то, встретив его на улице, я, как мне кажется, легко узнал бы его высочество, не смотря на то, что прошло шестнадцать лет с того дня, как я видел его в последний раз. У принца была слишком запоминающаяся внешность… Да что я мечтаю, - встретить в городе я его не смогу, – к столице нам нельзя приближаться! Переночевав у самой границы, Жак и Марта, лишь только начало светать, пересекли мост и оказались в Абидонии. В шесть часов утра они уже въехали в Кабаний Лог и принялись искать указанные на карте вязы. Около семи часов утра их поиски увенчались успехом, - Жак нашел булыжник, который лежал посреди ромба, углами которого являлись старые вязы. Можно было не сомневаться, что клад Жан-Жака лежит в целости и сохранности под землей, - булыжник, очевидно, не сдвигали с места в течение долгих шестнадцати лет, - он почти наполовину ушел под землю и покрылся мхом. Отодвинув камень, Жак принялся копать землю… В это время в коридоре верхнего этажа королевского замка послышались чьи-то тихие шаги. Патрик взглянул на дверь, дверь отворилась, и в маленькую комнату вошли… его покойные родители, - король Анри и королева Эмма! - Сынок, просыпайся скорее, - тихо сказала мать. - Патрик, сегодня ты должен вступить во владение наследством, - сказал отец, - король Анри. Если бы Патрик не потерял голос, он закричал бы от ужаса. Но, когда призраки родителей заговорили с ним, юноша почувствовал, что может им ответить. - Я исполню вашу волю, - произнес он, и… проснулся. В комнате, разумеется, никого не было, а в окно врывались первые лучи утреннего солнца. Патрик долго не мог прийти в себя, - столь кошмарных снов он не видел ни разу в жизни. Ему часто снились родители, но во сне он забывал об их гибели, и снова он видел себя счастливым ребенком, рядом с которым всегда были мама и папа. После таких сновидений было всегда тяжело просыпаться, и осознавать жестокую действительность. Но нынешний сон был похож на посещение призраками усопших. Патрик долго думал, как надо толковать слова отца, - разумеется, Анри II не мог иметь в виду то, что Патрик станет сегодня королем Абидонии, - это невозможно. «Может, мне суждено умереть? – думал Патрик, - наверное, так будет лучше…». Немного успокоившись, Патрик оделся, умылся и поспешил в библиотеку, - как всегда он делал в последние месяцы, - в столь раннее время можно было не опасаться встретить там канцлера. Но сосредоточиться на чтении юноша не мог, - мысли его все время возвращались к покойным родителям. Через несколько часов, когда Патрик раскрыл очередную книгу, у него опять случился приступ навязчивых воспоминаний, - юноша снова видел гибель родителей, последний взгляд мамы, брызги крови и довольную ухмылку канцлера… Так гнетуще начался этот необычный день, изменивший к лучшему судьбу Патрика и ход Абидонской истории, - последний день правления короля Теодора Незаконного, править которому оставалось всего несколько часов, ибо в Кабаньем Логе заступ Жака в этот миг ударил о крышку сундука, в котором хранилась Роза Правды, - реликвия актерского рода, разоблачавшая самую страшную ложь. Но это уже совсем другая история, рассказанная в фильме « Не покидай…».