Произнести мне не дано...

Глава 1 Кончилась долгая снежная зима, во время которой, природа, казалось, одела белоснежный траур по королевской чете. Растаял снег, проснулись и зазеленели деревья, на клумбах распустились тюльпаны и нарциссы. А нишу в стене замка снова затянули молодые побеги плюща. Как и год назад, маленький мальчик снова спрятался в этом укромном уголке. Никто не искал его, долгое отсутствие ребенка не вызвало того переполоха, который произошел здесь ровно год назад. Тогда и слуги и придворные долго искали исчезнувшего принца Патрика, наследника престола. Теперь, при новом короле, никого не волновало исчезновение безродного немого Патрика, воспитанника королевы. Прислуге и в голову не могло прийти, что этот мальчик всего лишь год назад был принцем Абидонии. Стоя в нише, Патрик надеялся, что хоть кто-нибудь позовет его. Напрасно… Про него все как будто забыли. Целых полчаса Патрик стоял в нише, и никто не заметил его отсутствия. Устав от ожидания, Патрик вышел из укрытия. Услыхав голос Альбины, мальчик выбежал на поляну, где гуляла в этот час принцесса. - Патрик, ты тоже здесь? – удивилась Альбина. В ответ Патрик низко поклонился, и поцеловал руку принцессы. - Разве ее величество разрешила вам выходить в сад? – спросила мальчика няня Альбины. – По-моему, вы еще не совсем здоровы. Патрик растерянно взглянул на няню. Он не знал, как можно объяснить одними только жестами, что сегодня он еще не видел королеву. Внезапно Патрик догадался, что выйдя гулять без спроса, совершил плохой поступок, но он знал, что королева, - его тетя Флора даже не догадается его наказать за это. С горечью ребенок подумал, что предпочел бы сейчас быть строго наказанным, но наказанным своими родителями. Ах, если бы они были живы!.. - Ваше высочество, время завтракать. После вы будете гулять в саду столько, сколько вам угодно, - с этими словами няня взяла Альбину за руку, и повела во дворец. Патрик пошел за ними. Дети всегда кушали вместе в детской. Усадив за стол принцессу и воспитанника королевы, няня поспешила в коридор, полюбезничать с лакеем. Няня принцессы не была знатной дамой, подобно Аделе, няне принца Патрика. Новые король с королевой плохо разбирались в тонкостях придворного этикета, и не понимали, что няней принцессы обязательно должна быть знатная особа. Им казалось вполне приемлемым, что новая няня Альбины была раньше горничной, так же как и ее предыдущая няня, - которую канцлер потребовал заменить, опасаясь, что девушка сможет узнать в воспитаннике королевы принца Патрика, с которым некогда подралась Альбина. Глуповатая Мария, - так звали няню принцессы, не слишком хорошо понимала, что дочь короля Абидонии недопустимо оставлять одну, дабы с ней не случилось несчастья. Принцессу надо охранять особенно тщательно, это ведь не простая девочка. Тем более нельзя оставлять без присмотра озорницу Альбину, всегда готовую на шалости, во время которых она могла пострадать. Канцлер и Оттилия давно заметили недостатки Марии, но, тем не менее, няня их устраивала – ничего страшного, если не досмотрит за девчонкой, - судьба Альбины их не волновала. Да и низкое происхождение няни не беспокоило канцлера, считавшего, что чем меньше дворян будет в королевском дворце, тем лучше. К тому же, знатная дама могла бы узнать бывшего принца, что тоже ни к чему. Оставшись одни, дети с отвращением принялись есть кашу. - Какая гадость! – воскликнула Альбина, проглотив две ложки. – Меня может стошнить! Просто отрава! – взгляд девочки упал на приоткрытое окно, и выход Альбина нашла быстро: - Во всем бери пример с меня, Патрик! Со мной ты не пропадешь! Если не хочешь отравиться, делай, как я! – с этими словами Альбина подошла к окну, и выплеснула содержимое тарелки за окно. Снаружи послышался испуганный вскрик садовника. - Вот и все! – торжествующе воскликнула принцесса. Патрик испуганно посмотрел на свою кузину. Он все еще не мог привыкнуть к выходкам Альбины. «Лучше отравиться, чем так делать» - думал мальчик. Как ни старалась Альбина, Патрик не мог забыть хорошие манеры, прочно усвоенные им при жизни его родителей. Неожиданно в детскую вошла королева. Патрик так же почтительно приветствовал ее, как и Альбину, - мальчик встал, и поцеловал руку своей благодетельнице. - Привет, мама! – весело сказала Альбина. – Я уже позавтракала, каша была очень вкусной! - Патрик, мальчик мой, что же ты не кушаешь? Ты плохо себя чувствуешь? – спросила королева и потрогала лоб ребенка. – Жара вроде нет… Доедай кашу быстрее, будь умницей, видишь, Альбина уже давно все скушала. Патрик в ответ лишь беззвучно засмеялся. «Знали бы вы, тетя, что сделала Альбина», – подумал он. - Ты улыбаешься, мой хороший? Значит, ты уже совсем здоров! – обрадовалась королева. - Сегодня можешь выйти в сад погулять. - Он уже выходил, мама! – сказала Альбина. – Мы гуляли вместе. - Ты выходил? Но как Жанна отпустила тебя? Или она не заметила, как ты вышел в сад? – спросила Флора. Патрик утвердительно кивнул. Жанна была пожилая горничная, убиравшаяся на верхнем этаже. Она так же выполняла обязанности няни воспитанника королевы. Разумеется, у нее не хватало времени уследить за мальчиком. Рано утром она будила ребенка, помогала ему одеться, затем начинала убирать коридор и топила печь. Вечером она укладывала мальчика спать – вот и все ее обязанности. Патрик часто оставался без присмотра в одиночестве, один он выходил в сад, а если там гуляла Альбина – то няня принцессы следила и за ним. Королева хотела нанять няню специально для Патрика, но этому воспротивились канцлер и Оттилия, заявив, что королевское семейство и так слишком много тратит денег на безродного сироту, которым теперь все считали принца Абидонии. Лишь те, кто ничего не знал о судьбе Патрика, по-прежнему называли его принцем. В числе последних был Жан-Жак Веснушка. Этой весной актер принял непростое решение – закопать в землю сундук с розой и марионетками. Душа артиста противилась этому, но он понимал, что ради спасения своей жизни и жизни жены и сына надо хотя бы на время избавиться от опасных вещей. К тому же, если вдруг к нему придут с обыском и найдут сундук, марионетки и розу беспощадно сожгут. Дождавшись, когда в лесу растает снег и земля высохнет, артист присмотрел подходящее сухое место, где можно было зарыть сундук, не опасаясь, что вода проникнет внутрь, и кто-либо чужой откопает легендарные марионетки, бывшие для артиста дороже любых драгоценностей. Место было выбрано более чем удачно, - недалеко от роковой поляны, на которой погиб король Анри с супругой. С тех пор местные жители обходили Кабаний лог стороной. - Завтра ночью мы закопаем сундук в лесу, - сказал Жан-Жак Луизе. – Прошу тебя, надень белое платье, когда мы пойдем в лес. - Зачем? – удивилась Луиза. - Если нас заметят, пусть примут за привидения – сказал Жан-Жак, - тогда никто близко не подойдет к нашему кладу. - Ты все марионетки закопаешь? – спросила Луиза. - Нет, только из пьесы о розе. Обязательно те, которые сделаны с натуры. Текст пьесы и розу тоже. - Ты уверен, что рано или поздно откопаешь сундук? А вдруг не получится? По семейному преданию, Жак, когда вырастет, тоже должен будет играть пьесу о розе, иначе наш род прервется. - Я думал об этом, - помрачнев, сказал Жан-Жак. – Если со мной что-то случится, пожалуйста, расскажи Жаку, что он должен будет играть пьесу. Я нарисую карту, где отмечу место нахождения нашего клада. Жак должен будет откопать сундук, если этого не смогу сделать я. Я чувствую, что вижу эти марионетки в последний раз. Жан-Жак опустился на колени пред сундуком, и уложил на самое дно текст пьесы, упакованный в переплет из кожи. Затем он сложил туда куклы, изображавшие второстепенных персонажей, а потом пришла очередь главных героев. Взяв в руки герцога Эдвина, Жан-Жак долго смотрел на марионетку, вспоминая принца. - Ваше высочество, Патрик, я никогда не смогу забыть вас. Что с вами сейчас, живы ли вы? Какое зло осмелились причинить вам ваши родственники? Я и представить не мог, что ваша судьба окажется похожей на судьбу Эдвина, только в сказке все закончилось хорошо, а жизнь, увы, жестокая штука. Прощайте, мой хороший, я вверяю вам священную реликвию моего рода. Только принц сможет сохранить волшебную розу, - с этими словами Жан-Жак положил рядом с марионеткой розу, завернутую в кусочек шелка. - Ну, что, канцлер, дорвался до власти? – спросил артист, взяв в руки Ябеду. - Доволен, мерзкий негодяй? Я уверен, что это именно ты нанял убийц короля. Не отпирайся, мутноглазый зануда! Я вижу тебя насквозь. Но помни, Бог все видит и знает, и он непременно тебя накажет. Еще останешься в дураках вместе со своей отвратительной женой! Положив Ябеду в сундук, Жан-Жак взялся за полковника Хряка. - Ну, что, тупица, стал королем? Доволен? Корона мозги не жмет? Впрочем, какие там мозги, их у тебя и не было никогда. Как ты будешь править, дурачище? Ах, да, у тебя же есть канцлер! Он все сделает за тебя! Но помни, если ему захочется, он убьет и тебя, как убил короля Анри. Кстати, тебе не стыдно, что ты отнял корону у законного наследника престола? Да тебе все равно, тебе стыдно только когда ты с лошади падаешь! Что я с тобой говорю, ты же не понимаешь человеческих слов, лошадник, с тобой ржать надо! Извини, не умею! – с этими словами Жан-Жак положил Хряка в сундук, плотно закрыл крышку, и обернул сундук парусиной. Перед рассветом Жан-Жак и Луиза отправились лес закапывать сундук. Ребятишки, бывшие в ночном, увидели на опушке леса два белых силуэта со светильниками в руках. Перепуганные насмерть дети решили, что это привидения, – место гибели королевской четы находилось совсем неподалеку. Все произошло так, как и хотел Жан-Жак, - жители деревни решили, что призраки короля с королевой появляются на месте их гибели, и с тех пор лет десять люди боялись близко подойти к Кабаньему логу. Только на десятый год после гибели короля Анри II в тех местах появились разбойники, не боявшиеся ни бога, ни черта, и вымышленная опасность сменилась опасностью подлинной. Тем временем реконструкция подземелья королевского замка была завершена. Канцлер пришел в восторг, осмотрев три подземных этажа мрачных камер. Разумеется, эти камеры были предназначены не для убийц воров и мошенников. Здесь должны были находиться государственные преступники, - к таковым канцлер причислял недовольных его правлением граждан Абидонии. Он сразу же велел перевести сюда множество заключенных из обычных тюрем, где уже не хватало мест. Однажды, гуляя во дворе, Патрик увидел толпу закованных в цепи, измученных и оборванных людей, которых гвардейцы провели к входу в подземелье. Это зрелище так испугало ребенка, что Патрик бросился бежать без оглядки. Желая скорее спрятаться, мальчик вбежал в конюшню. - Ты что, Патрик? – спросил ребенка пожилой конюх. – Кто тебя испугал, малыш? – Патрик показал рукой во двор. - Не бойся, мальчик, эти преступники тебе ничего не сделают, они не смогут выбраться из тюрьмы. В подземелье построена такая тюрьма, какой нет во всей Абидонии – успокаивал Патрика конюх, превратно истолковавший причину испуга ребенка. «Если это преступники, почему мне их так жалко?» - тем временем думал Патрик. Однако вскоре ему довелось пережить еще большее потрясение. В одной из таверн города был арестован пожилой официант, ранее служивший лакеем во дворце. Это был тот самый лакей Жан, который в день коронации Теодора увидал принца Патрика в здравом рассудке. Теперь Жан рассказывал эту историю многим посетителям таверны, возбуждая тем самым ненависть народа к новому королю. Разумеется, это не могло долго продолжаться, один из шпионов канцлера привел полицию в трактир и Жан был арестован. Пожилого человека сразу привели на допрос к канцлеру, а после он был отправлен в подземелье. В этот день, стоявший у окна в комнате первого этажа Патрик увидел, как лакея Жана вывели через служебный вход, и повели в тюрьму. Первым желанием мальчика было бросится на помощь Жану, а так как выбегать через дверь было бы долго, Патрик решил выпрыгнуть из окна. Вскочив на подоконник, мальчик попытался открыть окно. Убиравшаяся в комнате Жанна, замещавшая заболевшую горничную, отвечавшую за помещения первого этажа, быстро сняла ребенка с подоконника. - Патрик, ты что, с ума сошел? С каких это пор ты открываешь окна? – закричала пожилая женщина. Патрик в ужасе показал на Жана, идущего под конвоем по двору. - Ну, что там? Подумаешь, преступник! Не хочешь ли ты ему помочь, освободив от стражи? Патрик согласно кивнул. - Что?! – женщина выронила из рук тряпку. – Патрик, если ты сочувствуешь преступникам, то сам, когда вырастешь, станешь отпетым негодяем. Выбрось это из головы, мальчик. Я слышала, что это был последний лжец, рассказывавший всем, будто сумасшедший принц, сын покойного короля Анри, - вовсе не сошел с ума, а его величество король Теодор придумал это нарочно, чтобы завладеть престолом. Якобы этот человек, ранее служивший в замке, видел принца абсолютно здоровым в день коронации нашего христианнейшего короля Теодора. Подумай сам, разве можно так лгать? Ведь он делал это для того, чтобы народ возненавидел нашего доброго короля. Патрик испуганно смотрел на Жанну, понимая, что не сможет ничего объяснить наивной пожилой женщине. Взглянув в окно, мальчик увидел, что Жан уже далеко, но его еще можно догнать. Патрик снова вскочил на подоконник, попытавшись открыть окно, но Жанна снова сняла его. - Да что с тобой? – закричала она. Успокойся, пожалуйста! Патрик понял, что Жана он не спасет. На мгновение задумавшись, ребенок осознал, что сейчас Жан сядет в тюрьму за то, что рассказал правду. «Значит и другие сидят за правду», - решил мальчик, вспомнив несчастных людей в кандалах, которые не были похожи на злодеев. С выражением ужаса на лице Патрик опустился на пол. «Теперь все хорошие люди будут в тюрьме, а такие как канцлер – на свободе…», - решил Патрик. - Ты, наверное, опять заболел! – воскликнула Жанна. – Вот почему ты то залезаешь на подоконник, то сидишь на полу! Ты раньше так себя не вел! Господи, неужели у него воспаление мозга?! Взяв Патрика на руки, Жанна отнесла мальчика в его комнату и вызвала придворного врача. Но Коклюшон не нашел у ребенка болезни. - Похоже, мальчик сильно испугался, увидав преступника. Не забывайте, что негодяи, подобные этому, убили родителей Патрика. Я дам ему успокаивающих капель, и все пройдет. Патрик действительно вскоре успокоился, но последующие две недели мальчик был замкнутым, как в первое время после гибели родителей. Перемену в ребенке заметила королева, но не смогла догадаться, чем вызвано такое ухудшение самочувствия ее воспитанника. Вскоре королевское семейство уехало в летний замок. Патрик ни капли не удивился, когда ему там выделили такую же маленькую комнату, как и в столичном дворце. Все же в летнем замке ребенку нравилось больше, потому что канцлер, занятый государственными делами, остался в столице. Дел у канцлера было и вправду невпроворот: надо было посадить в тюрьму всех неугодных ему дворян и плебеев. К своему огромному сожалению, к середине августа канцлер увидел, что подземная тюрьма заполнена на две трети. «Еще немного, и в тюрьме не останется места, а между тем, сколько мерзавцев разгуливает на свободе, – в отчаянии думал граф Давиль, - надо найти какой-то выход…». Всю ночь канцлер не мог заснуть. Строить новую тюрьму будет долго, да и жалко казенных средств – с каждым днем канцлер становился все жаднее и жаднее. «Может, отправить в ссылку большинство всех заключенных? – думал граф. – Но куда? Место ссылки должно быть таким, из которого трудно сбежать…». Под утро канцлера осенило: наспех одевшись, он побежал в библиотеку и достал карту Абидонии. В небольшой стране был неплохой климат, невысокие горы, и много зеленых лесов. Трудно было найти место, подходящее для содержания каторжников. Конечно, были в стране и рудники, но сбежать оттуда не представляло труда. Зато в Холодном море, омывавшем Абидонию с севера, был так называемый «Мертвый архипелаг» - группа безжизненных островов, самым крупным из которых был остров Берцовой Кости. Остров носил такое зловещее название, потому что много столетий назад впервые доплывший до него путешественник, осматривавший пустынный скалистый берег, сделал там страшную первую и страшную находку – человеческую берцовую кость. Позже были найдены и другие фрагменты человеческих костей и остатки разбитых кораблей – должно быть, немало кораблей погибло, разбившись о скалы в бурные зимние ночи. Моряки, выплывавшие на берег, не могли выжить в каменной пустыне, где не было пресной воды, не росло ни одной травинки, и даже чайки селились в очень малых количествах на пустых скалах Мертвого архипелага. В течение многих столетий Мертвый архипелаг оставался безлюдным, но сорок лет назад, при жизни Патрика VI, - отца Анри II, один ученый выпросил у короля средства для исследовательской экспедиции. Король выделил деньги и в дальнейшем не пожалел об этом, - на острове оказались залежи железной руды, и каменного угля, - очевидно в доисторические времена остров не был каменной пустыней, - в древности там росли пышные деревья и жили динозавры. Патрик VI распорядился развернуть на острове добычу руды. Одно только обстоятельство смущало короля – невыносимые условия жизни на острове. Но он принял мудрое решение – вести добычу руды только в летний период, набирая сезонных рабочих, и хорошо оплачивать их труд. Во время бурения скважин выяснилось, что на острове много подземных вод, пригодных для питья, и каждые две недели на остров приплывали баржи с продуктами, так что на голод рабочие не жаловались. «Какой-то рай для черни! – с отвращением думал канцлер. Еще и зимой работы приостанавливаются! А оплата совершенно сумасшедшая! Пора прекратить это безобразие! Теперь добыча руды будет круглогодичной, а рабочих сменят каторжники, чей труд, как известно, не оплачивается!». На следующий день канцлер отдал приказ превратить остров Берцовой Кости в место ссылки государственных преступников. Этот приказ касался и других островов Мертвого архипелага. В октябре исполнился год со дня гибели короля Анри II и его супруги Эммы. Семья короля Теодора отслужила панихиду по усопшим. На службу пришло множество бывших придворных короля Анри. Все заметили искреннее горе королевы Флоры, которая не могла сдержать слез, вспоминая гибель сестры. Король Теодор был мрачен – его мучали угрызения совести. Настроение Оттилии было трудно угадать – женщина закрыла лицо непроницаемой черной вуалью, а канцлер зло смотрел на дворян, точно выискивая новых государственных преступников, - будущих заключенных подземелья королевского замка. По окончании панихиды канцлер вернулся во дворец – заниматься государственными делами, а королевская чета в сопровождении Оттилии поехала в Кабаний лог, на место гибели Анри и Эммы. Год назад, после коронации Теодора, по настоянию королевы Флоры, там был установлен временный деревянный крест, который сегодня предстояло заменить мраморным. Разумеется, открытие нового памятника должно было произойти в присутствии королевской семьи. - Давно хочу сказать тебе, сестрица, - постарайся быть более сдержанной, и вести себя с достоинством! – произнесла Оттилия, когда экипаж тронулся в путь. - Я не понимаю, сестра… - пробормотала Флора, вытирая слезы. - Ты же королева, так должна быть величественной даже в горе! Плакать на людях недостойно твоего титула. На панихиде ты вела себя, как простолюдинка. Я считаю, что ты должна держать себя в руках, и не давать воли своим чувствам. - Сестра, мне кажется, что ты не испытываешь боли, вспоминая Эмму. Есть ли у тебя сердце? – неожиданно спросила Флора. - Причем здесь воспоминания, горе, боль? Твой упрек в бессердечности здесь также неуместен. Я говорю лишь о том, что внешне надо быть сдержанной, а в глубине души можешь страдать, как хочешь. Флора снова вздохнула, понимая, что спор здесь бесполезен. Оттилия не может чувствовать горя, и принимая свою черствость за самообладание, считает слезы сестры показными. Приехав в Кабаний лог, Флора снова заплакала. С трудом верилось, что прошел год со дня гибели Эммы и Анри. Вид поляны, на которой произошло преступление, вызвал угрызения совести у Оттилии и Теодора, и соучастникам преступления захотелось поскорее уехать из этого места. - Собирается дождь, сестра, велите поторопиться с церемонией открытия памятника – сказала Оттилия. В траурной тишине упала парусина с мраморного креста, у подножия которого была установлена плита с надписью: «Здесь был убит король Анри II и его супруга королева Эмма». Флора положила букет хризантем к подножию креста. - Прошу тебя, сестра, поспешим домой, - повторила Оттилия. - В самом деле, - буркнул Теодор, - уж очень здесь мрачно на душе. Расстроенная Флора уступила их просьбам. С тех пор королевское семейство не появлялось в Кабаньем логе пятнадцать лет. В следующий раз Флора, которая к тому времени перестанет быть королевой, приедет сюда вместе с племянником, королем Патриком VII. Сейчас на месте гибели Анри II стоит часовня, построенная в первый год правления Патрика VII. Мраморный крест находится внутри часовни, и у его подножия теперь лежит новая плита, на которой высечены стихи короля Патрика, посвященные его родителям: Здесь подлость две жизни навек оборвала: Вы жили в любви и погибли вдвоем. Я знаю, на этой земле вас не стало, Но вечно живете вы в сердце моем. Прошел еще один год. Снова королевская семья присутствовала на панихиде по покойному королю Анри и его супруге. На службу не пришел канцлер, который, как всегда, был занят государственными делами. После окончания службы королева, несмотря на то, что король и Оттилия были против, вновь хотела поехать в Кабаний лог. - Я поеду одна, вы можете остаться дома, - решительно сказала Флора. – Я могу понять, почему Теодор не хочет ехать, - Анри и Эмма были ему всего лишь свояками, но ты, Оттилия, как ты можешь спокойно сидеть дома в день гибели Эммы, которая была тебе родной сестрой? - Не вижу в этом необходимости, - холодно ответила Оттилия. – Мы отстояли службу в храме, возложили цветы на могилу – этого достаточно. Зачем бередить раны души на месте гибели? От этого наша сестра не воскреснет. Что было, то прошло. Надо жить сегодняшним днем, а ты вспоминаешь позапрошлогоднюю трагедию. Если ты будешь все время думать о грустном, это добром не закончится, - ты можешь серьезно заболеть. - Ты во многом права, сестрица, - со вздохом ответила Флора, - я знаю, что умершим тоже тяжело, когда их оплакивают родственники. Но я чувствую, ты чего-то не понимаешь… - И чего же? – иронично спросила Оттилия. - Не знаю. Не могу объяснить, но чувствую, что это так, - сказала Флора. Ответив насмешливой улыбкой на слова сестры, Оттилия поспешила во дворец. - Ты не поедешь со мной? – спросила Флора мужа. - Нет, - конечно же, и тебе не советую, голубушка, - неожиданно твердо ответил король. - Это твое окончательное решение? - Окончательное и без-по-во-рот-ное! – отчеканил Теодор - Ну, как знаешь. А я все-таки поеду. Королева уже собиралась сесть в экипаж, когда во двор прибежал канцлер. - Ваше величество, постойте! – торопливо произнес он. – Известно ли вам, что вы, отправляясь в Кабаний лог, подвергаете себя великой опасности? - Опасности? Это почему? - Народ до сих пор скорбит о покойном Анри II, а высший свет часто сравнивает Анри и вашего супруга, и, увы, не в пользу короля Теодора. Все забывают, что за два года своего правления его величество не смог сделать столько же, сколько Анри сделал за пятнадцать лет. Это очень несправедливая оценка, но что поделаешь… Нам сейчас нужно, чтобы народ как можно меньше вспоминал покойного короля, и больше внимания обращал на достижения вашего супруга. Вы же, ваше величество, заказывая панихиды, и посещая Кабаний лог, только напоминаете обществу о покойном короле, оказывая тем самым медвежью услугу вашему мужу. Так вы можете добиться того, что народ перестанет уважать короля и вас. Я настаиваю на том, что для вашей же пользы вы должны остаться сегодня дома. На следующий год лучше не заказывать панихиду по королю Анри. Когда будет круглая дата, - другое дело. - Распрягите лошадей, - сказала Флора кучеру. - Вы приняли верное решение, ваше величество, - успокоено произнес канцлер. Измученная долгими препирательствами с родственниками, Флора вернулась во дворец и поднялась в детскую. Дети строили в углу комнаты крепость из стульев, - вернее, строил Патрик, а Альбина руководила. Увидав королеву, дети оставили свое занятие. - Мама, ты уже вернулась?! – закричала Альбина. – А говорила, что приедешь только поздно вечером! Патрик, подойдя к королеве, почтительно поцеловал ей руку, как это делал всегда. - Нет, дочка, я не поехала в Кабаний лог, уж очень это далеко… Патрик, что с тобой?! Ты плохо себя чувствуешь? Но Патрик, казалось, не слышал вопроса королевы. Неосторожно вырвавшееся у Флоры название «Кабаний лог», напомнило мальчику о гибели родителей, и, как это случалось часто, страшные воспоминания снова настигли ребенка, - Патрик с застывшим выражением ужаса на лице снова видел события двухлетней давности. Когда приступ прошел, Патрик, вытирая слезы, подошел к окну, сделав вид, что с интересом смотрит в сад, - мальчик не хотел, чтобы королева и принцесса видели, что он плачет. - Мама, с ним это опять… - испуганно сказала Альбина. – Почему это происходит? Флора тяжело вздохнула, не находя ответа. - У каждого человека есть свое горе, - наконец, сказала она. – Чем вы занимались в мое отсутствие? - Я рисовала, Патрик читал, как всегда. С трудом удалось заставить его бросить чтение, и хоть немного поиграть. Мам, он ужасный зануда, - как сядет за чтение, я умираю со скуки! – пожаловалась Альбина. - Пора и тебе учиться чтению, - сказала королева, - ведь тебе уже шесть лет, ты совсем большая. Патрик умел читать уже в четыре года. - Самой читать неинтересно, - заявила Альбина, – лучше, когда тебе читают. - Почему это неинтересно? – спросила королева. – Я вижу, что Патрик считает чтение интереснейшим занятием. Ведь это правда, Патрик? Немного успокоившийся Патрик взглянул на королеву и согласно кивнул. - Чего там интересного? – возразила Альбина. – Патрику вечно интересно все скучное! - Альбина, ведь необходимо уметь читать. Принцесса должна быть образованной. Или ты хочешь, чтобы няня читала тебе всю жизнь? - Неплохо бы! – согласилась Альбина. - А если соседние принцессы засмеют тебя? – не отставала королева. - Они пожалеют об этом! Я им всем так задам! – угрожающе воскликнула Альбина. - Хорошо, пусть так. Но когда ты станешь взрослой, и придет пора выходить замуж, к тебе приедет свататься очень красивый и образованный иностранный принц, и, когда он узнает, что ты не умеешь читать, откажется на тебе жениться. Ах, как тогда тебе будет стыдно! - Ну тебя, мама! Ладно, буду учиться читать, а то и в самом деле принц не захочет на мне жениться! – испугалась Альбина. - Вот и хорошо, моя девочка, - успокоено сказала королева, довольная тем, что нашла способ уговорить Альбину учиться. - Вот научусь читать, и буду читать еще больше, чем ты, Патрик. Тогда уже ты заскучаешь, когда я не в силах буду оторваться от чтения, - мечтательно произнесла Альбина. - Но учти, дочка, учиться тебе будет трудно, ты у меня такая непоседа, - предупредила Альбину мать. - Ой, ладно, мама, я очень послушная, - возразила Альбина. Сама увидишь, как я буду прилежно учиться! В то время как в детской происходил этот безмятежный разговор, в кабинет канцлера вошел лысый лакей. - Ваша милость, к вам с докладом курьер из полиции. Речь идет об обнаружении местопребывания находящегося в розыске опасного государственного преступника. - Об обнаружении местопребывания… - повторил канцлер. – Так почему полиция не арестует этого человека, если ей известно, где он находиться? - Возможно, есть сложности… - Ладно. Пусть войдет. Вскоре в кабинет канцлера вошел лейтенант полиции. Отдав честь, молодой человек несколько растерялся – он никогда близко не видел наводящего ужас на всю страну канцлера. - Я вас слушаю, лейтенант. Что вы хотите сообщить мне? - Имею честь уведомить вас, господин канцлер, что поступили сведения о том, что находящийся в розыске Жан-Жак Веснушка скрывается в поселке Раздел, что близ Кабаньего лога. - Что?! Жан-Жак Веснушка?! – закричал канцлер. - Так почему полиция не арестовывает его?! Нечего сказать, хороша у нас полиция, - вместо того, чтобы арестовать негодяя, докладывает мне, где он находится! Я, что ли, по-вашему, должен его ловить?! - Прошу прощения, но вы же сами подписали указ, по которому полиция не должна оставлять столицу без вашего разрешения, даже если предстоит искать преступника в глухой деревне. - Черт побрал бы!!! – раздосадовано воскликнул канцлер, осознав, что навредил самому себе своим же указом. - Считайте, что разрешение получено! Отправляйтесь немедленно… нет, постойте! Возьмите с собой двух гвардейцев, - если поймаете этого негодяя, он будет нуждаться в усиленной охране! В этот вечер бывшие актеры занимались хозяйственными делами. Луиза пряла, Жан-Жак приделывал новый черенок к лопате. - Хочу, чтобы весной весь инвентарь был в порядке, чтобы сразу достать и работать, а не тратить время на починку, сказал он. - Не ожидала, что ты будешь таким хозяйственным, - улыбнулась Луиза. - Ты знаешь, иногда хочется все бросить, и написать новую пьесу… - Все равно, играть же опасно… - возразила Луиза. - Ну и пусть, я хотя бы напишу о том, что принц рано или поздно вернет себе корону, и накажет этого мерзавца канцлера Ябеду, и королю Хряку тоже придется несладко… Мне так хочется в это верить… Резкий стук в дверь прервал его: - Именем короля, откройте! – послышался голос из-за двери. Жан-Жак и Луиза замерли, с ужасом посмотрев друг на друга. Они поняли, - это – конец. Стук в дверь повторился. - Вы слышите? Открывайте, именем короля, не то прикажу выломать дверь! - закричал офицер полиции. Испуганный Жак бросился к матери. - Спокойно! Это ошибка, мы ни в чем не виноваты! – вдруг твердым голосом сказал Жан-Жак, направляясь к двери. - Я сейчас открою, ваша милость будьте добры, не выламывайте дверь! Чего угодно вашей милости? – Жан-Жак, открыв дверь, низко поклонился полицейскому. - Ты будешь Жан-Жак Веснушка, актер-кукольник? - Кто? Я? Да что вы, господин полицейский, я энтих-то ахтеров отродясь не видел, я всего лишь честный фермер Жан! - Я знаю, что теперь ты фермер, - ответил офицер. – Но кем ты был два года назад, когда выступал при дворе покойного короля? - Выступал? Я? – крайне удивился Жан-Жак. - Я выступал только на деревенском собрании! А при дворе короля я никогда отродясь и не бывал, да меня туда и не пустят! - Конечно, не бывал и не пустят, - усмехнулся полицейский, - туда не пускают фигляров, порочащих его величество! Но я говорил про покойного короля… - Господь с вами! – перебил его Жан-Жак. – Король Теодор помер?! Вот ужасть-то! Кто ж теперь будет править страной? - Я говорю про короля Анри II, убитого неподалеку отсюда, в твоем присутствии! - Я не убивал великого короля Анри, ваша милость, клянусь вам, ежели вы намекаете на то, что это я его укокошил! – Жан-Жак опустился на колени. – Клянусь вам, я не мог убить короля Анри, я его даже не видел никогда! - Не заговаривай мне зубы! – рявкнул полицейский. – Значит, ты утверждаешь, что ты не актер Жан-Жак Веснушка? - Конечно, нет! Меня зовут просто Жан. Фермер Жан Редиска. - Вот что, Жан Редиска, не пытайся меня обмануть! Любой человек в этом поселке может подтвердить, что ты появился здесь два года назад, после гибели короля Анри. Чем ты занимался до этого? - Я жил в другом поселке, на севере. Был рыбаком, но мне это дело надоело, хотел найти работу в столице, но там слишком грязный воздух, у меня началась астма, и я решил перебраться в деревню и заняться фермерским делом. У моей жены здесь живут родственники, и я решил обосноваться здесь, а не в родной деревне, где у меня никого не осталось. - Ишь ты, как складно врешь! А кто кроме твоей жены и ее родственников может подтвердить твои слова? Жан-Жак удрученно молчал. - Обыскать дом! – приказал офицер. – Если мы найдем что-либо, подтверждающее твое актерское прошлое, - пеняй на себя! Жан-Жак без сил опустился на скамью: в чулане хранились марионетки, которые он не счел нужным закопать. Через пятнадцать минут куклы были обнаружены. Господин лейтенант, смотрите – полицейский протянул марионетки офицеру. - Ну? Что это? – торжествующе-ехидно спросил лейтенант Жан-Жака. – Откуда у простого фермера марионетки? - Их забыли бродячие актеры. Они останавливались здесь прошлой зимой. Была сильная вьюга в течение нескольких дней, дорогу совершенно замело, и два дня они у меня гостили. На досуге они разбирали свой реквизит. Когда погода улучшилась, они поспешили уехать – торопились в Пенагонию, дать спектакль при дворе короля Гедеона. Они сильно запаздывали, поэтому и не стали брать с собой куклы, которые давно не использовали в спектаклях. Но я все равно их храню – вдруг актеры вернуться? – попытался выкрутиться Жан-Жак. - Да что ты говоришь? Актеры несколько дней жили в твоем доме? – рассмеялся офицер. – У тебя слабая память, мошенник, полчаса назад ты говорил, что ни разу в жизни не видел бродячих артистов. Где остальные марионетки? - Помилуйте, господин, это все, что осталось! - Именем короля, ты арестован, Жан-Жак Веснушка! – После этих слов двое полицейских одели на Жан-Жака наручники. - Помилуйте, господа, я не актер! – закричал Жан-Жак, пытаясь вырваться. – Я Жан Редиска! - Так что же ты беспокоишься? Если ты Редиска, канцлер велит тебя отпустить! - А если нет? Мне могут приписать любое преступление – трудно доказать, что я не актер! Позвольте мне хотя бы проститься с семьей! - Валяй, только быстро! – согласился полицейский. Жан-Жак обернулся к жене и сыну, которые все это время, стояли, крепко обнявшись, и испуганно молчали. - Жак, Луиза… прощайте… - прошептал Жан-Жак, - обнимите меня… - Папа!!! – закричал Жак, и громко заплакал. - Жак, ты ведь настоящий мужчина, - не плачь. Всегда будь сильным, заботься о маме… - сказал, артист, прощаясь с сыном. - Я люблю тебя, - сквозь слезы произнесла Луиза. - Луиза, запомни семейную легенду… расскажи о ней Жаку… он должен будет, как все в моем роду… Ты поняла меня?!! – многозначительно спросил артист. - Да! Да! Родной, мы сделаем все, как ты хочешь! – супруги обнялись перед вечной разлукой. - Ну, все, хватит лизаться! – грубо закричал полицейский. – Пошли! – с этими словами он вытолкнул Жан-Жака из дома. Луиза, плача, побежала за мужем. Жак последовал за ней. Садясь в повозку, предназначенную для арестантов, Жан-Жак в последний раз оглянулся на жену и сына. - Луиза! Помни о нашей легенде! Не допусти, чтобы мой род прервался! - Никогда не забуду! Клянусь!!! – отчаянно закричала Луиза. Пожилой гвардеец подошел к убитой горем женщине. - Девка, ты беги отсюда в Пенагонию, здесь близко. Канцлер может приказать арестовать и тебя. Спасайся сама, и спаси мальца! – вполголоса сказал он. Отряд тронулся в путь. Луиза, плача, долго смотрела вслед повозке, навсегда увозившей ее мужа, пока та не скрылась из вида. Но Луиза продолжала стоять, глядя на пустую дорогу, которую засыпал мокрый снег. - Мама, мама… - Жак взял мать за руку. - Пошли домой, - опомнившись, произнесла Луиза. – Скоро мы уедем отсюда, сказала она, оглядев дом, в котором во время обыска полицейские устроили настоящий разгром. - Жак, ложись спать, - возможно, завтра утром мы уедем, - повторила Луиза. Жак послушно лег, хотя спать ему совсем не хотелось. Мальчик не задавал вопросов, - он хорошо понимал, за что арестовали отца. Но по своей детской наивности Жак все-таки надеялся, что отцу удастся обмануть полицию, убедив следователей в том, что он всегда был фермером Жаном Редиской. Но Луиза знала, - их счастье кончилось. Жан-Жака будет допрашивать сам канцлер, давно желавший свести счеты с артистом. Женщина долго сидела за столом, склонив голову на руки. Внезапно дверь заскрипела, и без стука вошел мельник Пьер. - Что случилось, Луиза? Возвращаясь из столицы, я встретил на дороге Жана, под конвоем полиции и даже двух гвардейцев! За что его арестовали? - Не знаю, господин Пьер… - пробормотала Луиза. - Как, просто ворвались и арестовали, не предъявив обвинения? Не может быть! - Его приняли за актера… - ответила Луиза. - А разве он не был актером? Да вся деревня знает об этом! Быть артистом в наши дни – это серьезное преступление! Не хочу огорчать тебя, моя девочка, но, скорее всего, мужа ты больше не увидишь… Послушай, моя крошка, тебе нужен защитник – положись во всем на меня, - не будешь испытывать нужды. - Благодарю вас, ваша милость. Я сама смогу обеспечить себя и своего ребенка, - ответила Луиза. - Но тебе нужен мужчина, - не может же такая красавица жить одна! – с этими словами мельник развязно попытался обнять Луизу. - Господин Пьер! Что вы себе позволяете?! – разгневанно закричала молодая женщина. - А что такое? – цинично усмехнулся Пьер. – По-моему, я достаточно тактичен! Я сочувствую тебе, а ты отказываешься принять мою помощь! Это несправедливо с твоей стороны! - Господин Пьер, извольте немедленно покинуть мой дом! – Луиза заговорила, как знатная дама. - Ну-у-у, моя киска, не строй из себя недотрогу! Вы, артистки, все достаточно легкомысленны, так зачем ты пытаешься изобразить монахиню? Ты сейчас не на сцене, и зачем играть спектакль сейчас, когда ты в таком положении, моя бедная крошка! – с этими словами мельник грубо схватил Луизу за плечи. - Отпусти! Отпусти меня, негодяй! – закричала Луиза, вырываясь. - Отпусти маму, дурак! – закричал Жак, вбежав в кухню. - Пошел отсюда! – рявкнул Пьер. - Сам пошел!! – еще громче крикнул Жак. - Луиза, ты плохо воспитала пацана, – усмехнулся Пьер, - мальчишка не слушает взрослых! - А твоя вонючая мамаша совсем тебя не воспитывала! – закричала Луиза. - Я слушаюсь только отца! – громко крикнул Жак. - Теперь я – твой отец, ты что, еще не понял, щенок?! - заорал Пьер, и, дав мальчику пощечину, вытолкнул его из кухни. Жак упал на пол и больше не двигался – сильный удар оглушил ребенка. - Жак! – испуганно закричала Луиза. Пьер грубо схватил женщину за руку, не дав ей подойти к ребенку. - Не волнуйся, моя кошечка, я всего лишь исполнил отцовский долг, - ребенка надо воспитывать. Вы что, совсем его не пороли? Вот прекрасные нравы царят в актерской среде – детей совершенно не воспитывают! Ну, я это дело поправлю, мальчишка у меня станет как шелковый. Я сделаю из твоего сына порядочного человека, уж поверь мне! - Да кто ты такой, чтобы моего сына воспитывать! – в гневе закричала Луиза. - Я теперь твой муж, дорогуша! Смирись с этим, и мы будем жить вполне счастливо! - Мой муж – Жан-Жак, и я всегда буду ему верна! - Да нет больше Жан-Жака, нет, понимаешь, дура, если его сразу же не казнят, то сошлют на остров Берцовой Кости – а оттуда теперь не возвращаются! - Будь ты проклят!!! – в отчаянии закричала Луиза. - Детка, давай успокойся, и поговорим по-человечески. Выслушай меня: ты не представляешь, как тяжело женщине жить одной, да еще и с малолетним ребенком. Я могу обеспечить тебе приличную жизнь – я женюсь на тебе! Неужели ты думаешь, что я пришел сюда для того, чтобы тебя обесчестить? Нет, все гораздо серьезней, - я люблю тебя, моя киска! Я давно уже люблю тебя – с прошлого Рождества! Теперь, когда твой муж арестован, у меня наконец-то появился шанс стать счастливым, и я его не упущу! В этот миг страшная догадка осенила Луизу. - Уж не ты ли донес в полицию? – глухим хриплым голосом спросила она. Глаза у мельника забегали: - Да ты что, кошечка, что ты? Как ты обо мне плохо думаешь? – неестественно возмутился Пьер, стараясь не глядеть на Луизу. В этот миг догадка женщины превратилась в уверенность: - Чтобы ты сгнил заживо! – закричала она, с силой оттолкнув Пьера. – Я никогда не стану твоей, мерзкий жирный пес! Тебя повесить надо за ноги, паршивый доносчик, подлая душа! - Пусть я доносчик, пес, кто угодно! – в свою очередь закричал Пьер. – Да, это я сдал твоего мужа! - Скотина!!! – ответила Луиза. - Мне плевать, что ты обо мне скажешь! Если бы я его не сдал, это сделал бы кто-нибудь другой, - описания внешности Жан-Жака висят на каждом столбе в столице, и за его поимку полагалось приличное вознаграждение, которое я получил! Я вообще везунчик – получил деньги и получу тебя, несмотря на то, что теперь ты все знаешь! Ты все равно будешь моей, киска! - Отпусти маму! – закричал Жак, ударив мельника по спине кочергой. Пьер не заметил, что лежавший без чувств ребенок пришел в себя, и с яростью был готов защищать мать. Пьер обернулся к ребенку, выражение его лица не предвещало ничего хорошего: - Ну, щенок, сейчас ты у меня сам отведаешь этой кочерги! – заревел он, вырвав кочергу из рук Жака. Но в этот миг Луиза, схватив топор, изо всех сил ударила мельника по затылку. Пьер пошатнулся, замер на мгновенье с остекленевшими глазами и кочергой в руках, и всей тяжестью рухнул на пол. Голова его была вся в крови. - Жак, иди, собирай свои вещи. Мы немедленно уезжаем отсюда – твердым голосом сказала Луиза. Испуганный Жак послушно вышел из комнаты. - Неужели я его убила – прошептала женщина, пытаясь нащупать пульс. – Вроде бы жив, мерзавец. Так пусть тебя рассудит Бог, - я не окажу тебе помощи. Ты почти убил моего мужа, и я не стану спасать твою подлую жизнь. Если тебе суждено выжить, - то выживешь. После этого Луиза собрала вещи, запрягла лошадь в повозку и вместе с Жаком покинула деревню навсегда. Мельник остался лежать на полу в луже крови в пустом доме. Тем временем Жан-Жак был доставлен в столицу и приведен на допрос в кабинет канцлера. Актер бесстрашно выдержал взгляд бесцветных и злых глаз графа Давиль. - Ну, вот мы и встретились, господин артист – после долгого молчания произнес с холодной иронией канцлер. – Полагаю, что вы не рады нашей встрече. Вы предпочли бы выступать на сцене, а я должен был терпеть оскорбления в зрительном зале. К счастью, ваши мечты больше не сбудутся. Извольте рассказать, где вы спрятали марионетки – мне уже доложили, что главные куклы вашего театра не найдены. - Ошибаетесь, граф, все куклы были спрятаны в чулане. - Все? А где карикатуры на меня, короля, и изображение безмозглого щенка, бывшего принца? - Кого вы называете безмозглым щенком? Нашего законного короля Патрика? Как вам не совестно, канцлер! Ведь это его отец поднял вас из грязи и сделал канцлером Абидонии, а как вы отблагодарили его величество? Убили короля, вашего благодетеля, и отняли корону у его сына! Вы станете позором Абидонии! Глаза канцлера, казалось, сейчас вылезут из орбит от гнева, но граф справился с собой. - Это все? – невозмутимо спросил он. – И вы, Жан-Жак, осмеливаетесь читать мне нравоучения, забывая о своих проступках? Когда вы сделали марионетки и стали высмеивать короля Теодора и меня, мы с вами не были знакомы, и ни король, ни я не причинили вам вреда, но, тем не менее, вы страшно оскорбили нас обоих. Затем вы вошли в милость к покойному королю, и, воспользовавшись этим, продолжили нас оскорблять. Я вижу, что вас тоже не мучила совесть. - Я не оскорблял короля. Я высмеял глупого полковника и карьериста-вельможу. Мне было бы совестно, если б я не сделал этого! – твердо ответил Жан-Жак. - Это еще почему? – опешил канцлер. - Задача драматурга – высмеивать пороки общества. Вы и король – воплощение таких пороков, как подлость и глупость. - А ты – воплощение пресмыкательства! – вышел из себя канцлер. – Говори, где марионетки?! - Где? Где? – У тебя на бороде! – передразнил Жан-Жак канцлера. – Нет их, ты понимаешь?! Сжег я их! Можешь разрезать меня на мелкие кусочки, но ты их никогда не увидишь! - Ври больше! – закричал канцлер. – Никогда не поверю, что ты это сделал! - Ну и дурак! Канцлер немного помолчал, затем, успокоившись, заговорил своим обычным холодным тоном: - Значит, вы отказываетесь сообщить, где спрятаны куклы? Прекрасно. Не боитесь даже пытки? Замечательно. Но у вас есть жена и маленький сынишка, - они-то и сообщат мне вашу тайну. Мне даже не придется пытать вашего мальчика раскаленным железом, - одного удара розги хватит, чтоб он заговорил. - Жак ничего не знает! – закричал артист. – Неужели вы думаете, что я доверил эту тайну ребенку? - Возможно, вы не такой глупец, Жан-Жак. Но ваша супруга уж точно знает, где спрятаны куклы. Не думаю, что хрупкая женщина выдержит пытки. Если мадам Луиза окажется слишком выносливой, пытать будем ее ребенка. Сердце матери не выдержит, и она с радостью все расскажет. Что с вами, Жан-Жак, дурно себя почувствовали? - Будь ты проклят, Ябеда! – прошептал побледневший, как смерть, актер. - Уведите его! – приказал канцлер. – Немедленно отправьте отряд полиции в Раздел, за женой и сыном Жан-Жака. Но когда полиция вернулась в Раздел, она не обнаружила в доме Жан-Жака ни его жены Луизы, ни сына Жака. Лишь чуть живой мельник Пьер стонал, лежа на полу в луже крови. Луиза с сыном пересекли границу еще во время допроса Жан-Жака. Поздно ночью полиция вернулась в Клервилль с пустыми руками. - К сожалению, должен вам сообщить, господин канцлер, что мадам Луиза, супруга Жан-Жака отбыла в неизвестном направлении. Собаки не смогли взять след, ибо все дороги заметает снегом, - доложил лейтенант. - Ступайте прочь, ничего не можете сделать, как следует! - рассердился канцлер. Поклонившись, лейтенант вышел. Граф Давиль долго сидел, глядя в одну точку. Он понимал, что даже под пыткой Жан-Жак не расскажет, где он спрятал марионетки. Но постепенно канцлер успокоился – ему пришло в голову, что теперь вряд ли кто захочет воспользоваться столь опасными марионетками Жан-Жака. Куклы, где бы они не находились, со временем превратятся в труху, и никто не вспомнит спектакль о розе. Тем временем по окраине Пенагонии колесила повозка, запряженная ломовой лошадью. Управляла примитивным экипажем плачущая женщина, а в глубине повозки спал маленький мальчик. Ему снилось лето, и блистательный спектакль при дворе короля, где некогда выступали его родители. Рядом с ним был его друг – принц Патрик. Внезапно стало не по-летнему холодно, и Жак проснулся в убогой повозке. Красивая сказка из прошлого уступила место жестокому настоящему, и сын артистов, бывших в милости у короля, превратился в сына политического преступника, ожидавшего казни или пожизненной ссылки. Опасаясь разделить участь артиста, его жена и сын бежали из родной страны, добрый король которой был убит, а о судьбе его сына – друга Жака принца Патрика ходили противоречивые слухи. Жак перебрался вперед, сев рядом с матерью. Луиза тихо плакала, одной рукой держа вожжи, другой прижимая к груди небольшой пакет. - Хорошо, что они не нашли это. - Что там, мама? – спросил Жак. - Карта местности, где той отец закопал марионетки. Жак, когда ты вырастешь, ты откопаешь его. Ты должен будешь играть спектакль о розе, как и твой отец. Мой бедный Жан-Жак… - женщина горько заплакала. – Что с тобой сейчас? Не меньше ее волновался сейчас Жан-Жак. Утром он решил рассказать канцлеру о местонахождении сундука с марионетками. «Лучше потерять марионетки, чем допустить пытки жены и сына», - думал актер. Вскоре его снова вызвали на допрос. Но, увидав раздосадованное лицо канцлера, проницательный Жан-Жак догадался, что Луиза с ребенком избежали ареста. - Последний раз спрашиваю, где куклы? – повторил свой вчерашний вопрос канцлер. - Последний раз повторяю, сжег я их!!! – закричал Жан-Жак. - Говори, мерзавец, где твоя жена! – тоже перешел на крик канцлер. - Дома, где ей быть-то?! – Жан-Жак сделал вид, что не подозревает о бегстве Луизы. - Ее нет дома! Говори, куда она могла сбежать! - Да откуда мне знать, что, я, пророк что ли? - Я все равно ее разыщу, из-под земли достану, и если ты не захочешь рассказать, где куклы, твоя жена сделает это под пытками! - Я смотрю, ты и в самом деле дурак, господин канцлер! - с горькой иронией произнес Жан-Жак. – Я же тебе вполне внятно говорю, что марионеток больше нет, я их сжег, а ты, как последний болван, не можешь понять моих слов! - Я не могу тебе поверить, - возразил канцлер, - у меня слишком большой опыт общения с такими подлецами, как ты! - И кто же это назвал меня подлецом? Первейший подлец на свете, самый подлейший из всех подлецов, а не верит он мне, потому что сам лжец первосортный! Как же ему понять, что кто-то может говорить правду! – усмехнулся Жан-Жак, театрально взведя глаза к потолку. Канцлер выслушал эти слова с обычным своим холодным и спокойным видом. - Тебя повесят, мерзавец! Можешь подумать о своем последнем желании. - Мое последнее желание – плюнуть в твою мерзкую рожу! Тьфу! – Жан-Жак сразу же осуществил желаемое. Канцлер молча вытер плевок. - Тебя сначала четвертуют. Повесят твой труп, - спокойно сказал он, выражая только взглядом свою ненависть к артисту. – Стража, уведите его! Гвардейцы повели Жан-Жака в подземелье. Когда его вели через двор, Жан-Жак оглянулся, вспомнив, как приезжая во дворец во времена короля Анри, он оставлял здесь свой фургон. В глубине двора артист увидел маленького мальчика. Несмотря на свое плачевное положение, Жан-Жак несколько удивился, - он слышал, что присутствие детей в замке теперь строго запрещено. Вглядевшись, артист остановился, как громом пораженный, - в шестилетнем ребенке он узнал принца Патрика. - Ваше высочество! – воскликнул артист. Патрик, с ужасом смотревший на арестованного, тоже узнал актера. Бросившись к Жан-Жаку, Патрик надеялся его освободить, не задумываясь о том, что справиться с двумя гвардейцами и разорвать цепи ему не под силу. Охранник оттолкнул ребенка, - не слишком сильно, но так, что Патрик упал на землю. - Ваше высочество, не надо! Меня вы не спасете, только себе навредите! - закричал Жан-Жак, - берегите лучше себя, мой принц! - Что вы стоите, немедленно уведите этого сумасшедшего! – закричал опешившим охранникам канцлер, который незаметно вышел во двор вслед за ними. – А ты, маленький негодяй, как посмел прийти сюда? Вместо того чтобы учиться, ты расхаживаешь где попало! Вот расскажу ее величеству, как ты отлыниваешь от учебы, тогда посмотрим, останешься ли ты по-прежнему в королевском замке нахлебником! Патрик взглянул на него, затем на Жан-Жака, которого стража повела к входу в подземелье. - Прощайте, ваше высочество! – закричал Жан-Жак, оглянувшись в последний раз на принца. Слезы покатились из глаз Патрика. Мальчик с горечью осознал, что бессилен помочь своему любимому артисту. - Я что сказал, прочь отсюда! – снова закричал канцлер. Патрик с презрением взглянул на канцлера, медленно поднялся с земли и с безразличным видом ушел со двора, показывая, что не боится разгневанного графа Давиль. Возвращаясь в свою комнату, Патрик увидел, что дверь кладовой, в которой дворцовый слесарь хранил свои инструменты, чуть приоткрыта. Мальчик из любопытства зашел в кладовую. Его взгляд остановился на висевшей на гвозде отмычке, и Патрик вспомнил, как две недели назад этой вещью открыли старинный шкаф, от которого королева потеряла ключи. Внезапно мальчика осенило – ведь отмычкой можно открыть любую дверь, в том числе и дверь в подземелье, и освободить томившихся там невинно осужденных узников, - в том числе и Жан-Жака Веснушку. Сняв с гвоздя отмычку, Патрик бросился к входу в подземелье. Но там мальчика ждало разочарование – у винтовой лестницы стояла стража. - Что ты здесь делаешь? – окликнул мальчика гвардеец. – Иди скорей отсюда, детям здесь не положено находиться. Господин канцлер может увидеть тебя, разгневаться, и посадить в тюрьму. Поняв, что его план освобождения узников провалился, Патрик хотел вернуться в кладовую и повесить отмычку на место. Но дверь кладовки была уже заперта, и Патрик оставил отмычку на подоконнике, надеясь, что слесарь найдет ее потом. Мальчик чувствовал угрызения совести – в первый раз он взял что-то без спроса, и такой поступок он считал воровством. К тому же Патрик был крайне расстроен – он не смог освободить Жан-Жака и других заключенных. Тем временем канцлер, вернувшись в свой кабинет, крепко задумался: «Пожалуй, не стоит казнить этого мерзавца публично, на площади он непременно закричит, что видел в королевском замке принца. Если только заранее язык ему отрезать… Но казнь так любимого народом артиста может вызвать беспорядки. Нет, проще всего умертвить его сейчас же, в камере подземелья. Лучше всего подсыпать ему яду… Нет, это не выход! Не хочу, чтобы этот негодяй умер быстро! Пусть лучше сгниет на острове Берцовой кости – кстати, завтра туда отправляется корабль с осужденными. Пусть там рассказывает на здоровье о своей встрече с принцем. Все равно, его слушатели не вернутся в Абидонию! Да, и еще надо распорядиться, чтобы вход в подземелье сделали из замка – не дело, когда арестантов проводят по двору»! Впоследствии все планы канцлера были выполнены. Вход в подземелье был сделан согласно его пожеланиям, а Жан-Жак Веснушка отправлен на остров Берцовой Кости. Через три года артист скончался от болезней, вызванных непосильным трудом и тяжелыми условиями жизни. Его жена Луиза узнала об этом почти через год после его смерти, благодаря случайности. Списки погибших каторжников публиковались раз в год, в определенный день, и выдавались родственникам осужденных. Жена одного художника узнала о смерти мужа и еще нескольких артистов, в числе которых был и Жан-Жак. После этого женщина уехала в Пенагонию, где случайно встретила Луизу, которая в тот год начала выступать вместе с подросшим сыном. Известие о смерти мужа едва не убило Луизу, хотя женщина почти целый год предчувствовала, что получит эту страшную весть – Жан-Жак явился ей во сне, прощаясь и умоляя стойко выдержать несчастье. В память о муже Луиза решила не оставлять актерское ремесло, хотя прежней популярности и удачи у нее не было. Не раз женщине приходила мысль, что Жан-Жак совершил ошибку, закопав в землю волшебную розу, на протяжении многих столетий хранившую его род. Луиза ждала совершеннолетия Жака, чтобы поручить ему откопать сундук с розой и марионетками. Но, пока Жан-Жак был жив, находясь на острове Берцовой кости, он, не уставая, рассказывал осужденным на пожизненную каторгу о своей встрече с принцем. Немногие из тех, кто прибыл вместе с ним на остров Берцовой Кости, дожили до освобождения, большинство умерли через три или пять лет, но они повторяли вновь прибывшим рассказ Жан-Жака о его встрече с принцем. Не все верили в эту историю, многие считали ее красивой легендой. Каково же будет удивление, когда через много лет работы в рудниках остановят, всех соберут наверху, и офицер гвардии зачитает указ короля Патрика об освобождении заключенных. Но это произойдет только спустя долгие четырнадцать лет… Прошло полгода с ареста Жан-Жака Веснушки. Патрику и Альбине этой весной исполнилось по семь лет, и с этого возраста по приказу королевы, детей стали учить писать. Осенью принцесса выучила все буквы, и теперь умела читать, но вопреки своему обещанию читать больше, чем Патрик, девочка ненавидела чтение. Не любила она и уроки чистописания – у принцессы не хватало терпения выводить ряды букв, и Альбина часто сердилась и закатывала истерики, отказываясь заниматься. Совсем по-иному вел себя Патрик, он очень хотел научиться писать как можно скорее. Одновременно с чистописанием детей учили грамматике, к еще большему раздражению Альбины. Принцесса никак не могла понять, почему многие слова пишутся не так, как их произносят. Патрик напротив, легко запоминал правила орфографии – многое он заметил, читая книги в то время, когда еще не умел писать. В один дождливый и холодный день Патрик остался в классной комнате после занятий. Сегодня дети научились писать последнюю букву алфавита, и немой Патрик перестал быть совершенно беспомощным – теперь он мог общаться при помощи письма. Только преподаватель догадывался, какой великий праздник у воспитанника королевы. - Вы хотите еще поупражняться в письме? – спросил он. – Хорошо, я понимаю, как вам это необходимо. Я вынужден вас оставить и пойти домой, - есть неотложные дела. Всего хорошего, господин Патрик! – с этими словами преподаватель вышел из комнаты, к большой радости воспитанника королевы: Патрик не собирался выполнять упражнения по чистописанию, у него был другой план. Уже третий год мальчика мучил вопрос, задать который он не имел возможности, но сегодня, научившись писать, Патрик наконец-то сможет спросить свою тетку Флору, за что она перестала считать его своим племянником. Прошедшие три года стерли многие воспоминания, но тот день, когда королева в первый раз назвала его своим воспитанником, Патрик помнил так, как будто это произошло вчера. По своей наивности, ребенок предполагал, что он в чем-то сильно провинился перед тетей, и несет за это наказание. Эта мысль возникал у мальчика еще год назад, когда он прочел в детской книжке рассказ о том, как мама мальчика-хулигана, обидевшись на него, отказалась называть своего ребенка сыном. Около двух часов сочинял Патрик свое первое письмо. Разорвав на мелкие кусочки несколько листов бумаги, мальчик наконец-то смог составить длинную фразу: «Ваше величество, умоляю, простите обиду не сердитесь больше и не зовите меня безродным сиротой, прошу вас, называйте меня вашим племянником, как давно, когда были живы папа и мама». Несмотря на некоторую неправильность, эта фраза все же указывала на высокий уровень развития семилетнего ребенка. Вернувшись из классной комнаты в детскую, Патрик застал там королеву. С низким поклоном мальчик вручил ей свое прошение. Прочитав записку, Флора испуганно ахнула: - Патрик, пойдем в твою комнату. - Мама! Вы зачем туда? – спросила Альбина. - Скоро придем, жди нас здесь, - ответила Флора, которая больше всего боялась, что Альбина захочет пойти с ними, и не даст поговорить с Патриком. Но, к счастью, принцесса не хотела уходить из детской. Поднявшись в комнату Патрика, королева сначала посмотрела, нет ли кого в коридоре, - она боялась, что ее разговор с Патриком могут услышать. Заперев дверь, Флора взяла руки племянника в свои, и посмотрела мальчику в глаза: - Мой хороший, мой родной племянник, ты никогда в жизни не обижал меня. Это я тебя обижаю, называя безродным. Я делаю это, потому что меня заставляет канцлер, и я не могу его ослушаться. Я его боюсь. А разве ты, мой мальчик, не боишься его? Патрик кивнул в ответ. - Вот и я его боюсь. Канцлер посадил в тюрьму много людей, которые знали, что ты принц и мой племянник. Теперь ты грамотный, и можешь письменно рассказать кому угодно, что ты принц Абидонии, но тогда человек, узнавший, кто ты на самом деле, может попасть в тюрьму. После этих слов Патрик побледнел как смерть. - Прошу тебя, никому этого не рассказывай – ни Альбине, ни Жанне, ни учителю, ни кому-либо еще. Ты же не хочешь, чтобы кто-то попал в тюрьму? Патрик испуганно покачал головой. - Мой родной, прошу тебя, никому не рассказывай. Это очень опасно, - повторила королева. – Но ты знай, что только из-за этого я называю тебя своим воспитанником, а люблю я тебя, как и раньше, и всегда помню, что ты – мой племянник. После этих слов королева крепко обняла мальчика: - Кто знает, может быть наступит время, когда я открыто стану называть тебя племянником, не опасаясь ничего. Но пока нам с тобой лучше скрывать наше родство. Патрик улыбнулся в ответ, показывая тем, что согласен с решением тети. Но этот разговор долго не выходил у Флоры из головы. Королева, объясняя Патрику, почему не называет его племянником, испытывала непреодолимый стыд, такой же, как два года назад, когда представляя друг другу уже давно знакомых Патрика и Альбину, впервые назвала Патрика своим воспитанником. Решив, что больше нельзя с этим мириться, Флора попыталась исправить положение. Разыскав Оттилию в библиотеке, королева обратилась за помощью к сестре: - Сестрица, будь любезна, поговори со своим мужем о Патрике, может теперь он разрешит называть нашего мальчика племянником… - С какой это стати мы должны называть сына нищих нашим племянником? - холодно спросила Оттилия. - Сестрица, не притворяйся забывчивой. Ты прекрасно осведомлена о его происхождении… - Тише! – перебил королеву канцлер, находившийся наверху и подслушивавший разговор жены и свояченицы. - Ваше величество, подумайте, что вы сейчас сказали? Вы хотите признать Патрика вашим племянником, то есть вы хотите стать свергнутой королевой? Я, кажется, объяснил вам два года назад, чем это грозит вам и вашему супругу! Ради вашего же блага, прошу вас хранить эту тайну! Никто не должен знать истинного происхождения Патрика, тем более сам Патрик. Вспомните, сколько усилий мы приложили для того, чтобы скрыть это. Неужели вы хотите все разрушить? Вы же не настолько глупы, ваше величество! - Простите, господин канцлер. Я ошибалась. Буду иметь это в виду, - с этими словами королева вышла из библиотеки. «Слава богу, этот негодяй не догадывается о том, что Патрик помнит, что он – принц», - подумала королева, вытирая набежавшие на глаза слезы отчаяния. Прошло еще три года. Принцессе Альбине и воспитаннику королевы исполнилось десять лет. С прошлой осени ее величество перестала скрывать Патрика от общества, посчитав, что теперь никто не узнает в десятилетнем мальчике принца Патрика, которого придворные видели в последний раз четырехлетним ребенком. Изредка выходя из дворца, – посещая богадельни, приюты для сирот и больницы, королева брала с собой Патрика. Добрая женщина хотела открыть приют для глухонемых детей, но канцлер не позволил ей сделать этого. Он считал, что ее величество и так слишком много денег тратит на благотворительность. Несмотря на то, что Флора, по вине канцлера, оказывала совсем мизерную помощь нуждающимся, попечители благотворительных заведений на все лады восхваляли добрую королеву, - было что-то трогательное в том, что ее величество воспитывала немого сироту. - Я вам так скажу, господа, - говорил друзьям попечитель сиротского приюта, - несмотря на то, что покойная королева Эмма была гораздо щедрее, у нее все же не хватило мужества усыновить больного ребенка. У нашей королевы Флоры – огромное сердце. «Хотя вся ее благотворительность не искупит того зла, которое творит в стране канцлер», - подумал он, не решившись произнести эти слова вслух. Когда во дворец прибывали немногочисленные друзья королевской семьи, Патрика уже не запирали в его комнате, - мальчику было разрешено общение с друзьями Альбины. Но вскоре Патрик стал избегать общества маленьких дворян: жестокие дети обижали воспитанника королевы, смеясь над его недугом и выказывая пренебрежение к ребенку низкого происхождения. Это больно ранило принца Абидонии, и Патрик предпочитал издалека наблюдать за играми принцессы и ее друзей. Только чтение и учеба доставляли радость одинокому ребенку. Королева хотела, чтобы Патрик получил образование, достойное принца. Это, конечно, крайне злило Оттилию и канцлера, но ее величество настояла на своем. Научившись грамоте, Альбина и Патрик стали изучать арифметику, естествознание, литературу Абидонии и мировую литературу. Одновременно с этим детям прочли краткий курс абидонской истории, и теперь дети изучали мировую историю, но впоследствии они должны были вернуться к более глубокому изучению отечественной истории. Еще год назад один исторический факт немало удивил Патрика. Его предок и тезка король Патрик IV, оставшись круглым сиротой, был коронован в трехлетнем возрасте. Страной тогда привил регент, - принц Филип, дядя малолетнего короля. Через пятнадцать лет король взял власть в свои руки, при этом высказав претензии к дяде, который от имени малолетнего короля проводил губительные для страны реформы. Жизнь Патрика IV стала темой многих исторических романов. Однажды молодой король послал своего дядю в Мухляндию для переговоров о заключении своего брака с мухляндской принцессой. Но коварный дядя так оболгал своего племянника перед мухляндским двором, что помолвка не состоялась – король Мухляндии не захотел выдавать свою дочь за «последнего пьяницу и бабника», каким описал короля Патрика его дядя. После этого король Патрик был вынужден жениться на своей кузине – дочери дяди. Вскоре новоиспеченный тесть, он же «любящий дядя», решил отравить молодого короля. Но слуга, - поверенный дяди, соучастник всех его преступных замыслов, перепутал бокалы, и жертвой яда стала молодая королева. Патрик IV тяжело переживал горе – он полюбил свою жену, нимало не похожую на ее отца. Убитый горем принц Филип признался, что хотел отравить племянника, чтобы захватить власть. Кроль не стал наказывать своего коварного дядю – после смерти дочери власть уже не интересовала отца-убийцу. Вскоре старик сам принял яд и оставил этот мир. Патрик очень сочувствовал своему далекому предку: мальчик считал, что Патрик IV был бы на много счастливей, если бы его не короновали в раннем детстве. «Зачем они это сделали, ведь Патрик IV был слишком мал, для того чтобы править? - думал Патрик. Дядя мечтал быть королем, ну и путь бы стал, и тогда он не отравил бы свою собственную дочь. Правда, в этом случае, она не стала бы женой Патрика – отец, наверное, выдал бы дочь за иностранного принца». Выслушав рассказ преподавателя о правлении своего предка, Патрик протянул профессору записку: «Почему Патрик IV стал королем в три года, когда не мог править страной?». Но взволнованный мальчик не очень правильно сложил фразу, и учитель не понял его: - Правил-то страной дядя Патрика, принц Филип. До своего восемнадцатилетия Патрик IV не занимался государственными делами. «Это понятно, - подумал Патрик, но разве можно короновать ребенка? Может в старину это разрешалось?» Больше Патрик не стал задавать вопросов, решив, что со временем все поймет. Но теперь, спустя год, изучая мировую историю, Патрик узнавал о похожих случаях, и мальчика удивляли коронации новорожденных младенцев. Немного подумав, Патрик снова решил спросить, более тщательно изложив свои мысли: «Почему короновали маленького ребенка, а не передали корону его родственникам?» - Почему? – удивился профессор. – Мне кажется, Патрик, что вы не очень хорошо понимаете правила престолонаследия: корона наследуется по прямой линии, если у умершего короля есть сын. Во многих странах корона может быть унаследована дочерью, - если у короля не было сыновей. Сын покойного короля должен быть коронован, в каком бы возрасте он ни был, будь даже ему всего один день от роду. Недопустимо короновать иных родственников в обход принца. Это делается только в исключительных случаях, - например как у нас шесть лет назад, когда после гибели Анри II принц Патрик сошел с ума. Если бы его высочество смог выдержать гибель родителей, сохранив рассудок, он сейчас был бы королем, хотя правил бы за него, вероятнее всего, канцлер… Ну, вы все поняли, Патрик? Что с вами, Патрик, вы меня слышите?! Патрик сидел не шелохнувшись, точно окаменев, лишь большие глаза ребенка выражали крайнюю степень удивления, вскоре сменившуюся ужасом. - Опять с ним это! – воскликнула Альбина. – Эй, Патрик! – принцесса дотронулась до руки мальчика. Патрик вздрогнул, точно его внезапно разбудили. - Вы плохо себя чувствуете? – спросил профессор. Патрик отрицательно покачал головой. Но продолжая урок, профессор заметил, что Патрик почти не слушает его лекцию. Мальчик схватился рукой за край стола, как будто боялся упасть. - Все-таки вы себя плохо чувствуете, Патрик. Ступайте в вашу комнату, отдохните. – Преподаватель истории прекрасно знал, что Патрик предпочитает скрывать плохое самочувствие. Вежливо поклонившись, Патрик поспешил к себе. Ему сейчас было не до урока истории. Закрыв дверь на задвижку, Патрик принялся в возбуждении ходить по комнате из угла в угол. Обычно спокойное лицо мальчика было искажено гневом: слишком страшная истина открылась сегодня лишенному титула принцу Абидонии. «Вот почему тетя не называет меня племянником! Меня объявили сумасшедшим, для того чтобы ее муж стал королем! Конечно, при таких обстоятельствах никто не должен знать, что я здоров, иначе все поймут, что король правит незаконно! Как же ты глуп, Патрик, - вспомни, в тот день, когда арестовали старого лакея, Жанна ведь тоже говорила, что принц сошел с ума!» - иногда Патрик мысленно обращался к себе со стороны. «Что она тогда сказала… кажется, что лакей лгал, говоря, что видел принца здоровым… Но это было правдой, он же видел меня, когда я однажды вышел из комнаты, в которой меня держали взаперти. Меня тогда так испугал арест старика, что я мало обратил внимания на слова Жанны о сумасшедшем принце, я только понял, что лакей рассказал правду обо мне... Наверное, всей стране сообщили, что принц сошел с ума, и вместо него коронован полковник… Кажется, тетушка говорила, что это канцлер требует называть меня безродным – так ли это? Может, она солгала? Она ведь незаконная королева, и ей выгодно называть меня безродным сиротой…». Но тут Патрик вспомнил уроки истории, - судьбы принцев, отстраненных от престола, и свергнутых с трона королей. Почти все они были убиты, или прожили остаток дней в тюрьме. «Пресвятая Дева, как я мог подумать такое про тетю! Она единственная, кто любит меня в этом замке. Я жив только благодаря ее заступничеству, - канцлер непременно убил бы меня! Я всегда предполагал, что страной правит канцлер, - он все время занят государственными делами, в то время как король скачет на лошади по парку. Король только подписывает созданные канцлером законы! Какой же он король после этого? Разве так вел себя мой отец?» Но тут, вспомнив родителей, Патрик упал на кровать лицом в подушку и горько заплакал. Успокоился он только вечером, когда стало темнеть. Забившись в оконную нишу, мальчик долго думал, что ему делать дальше. В конце концов, Патрик решил сделать вид, что ни о чем не подозревает, и тем более не задавать вопросов. Все равно справедливость он не восстановит, а только может навредить себе и другим. На другой день королева заметила, что ее воспитанник выглядит более грустным и замкнутым, чем обычно, но так как Патрик был здоров, королева не придала значения его плохому настроению. К тому же, в этот день преподаватель похвалил Патрика в присутствии ее величества, – мальчик любил литературу и с удовольствием читал романы, которые детям его возраста кажутся скучными. «Ах, если бы Эмма была жива… Как бы она радовалась, видя, каким умным и способным растет ее сын! – думала Флора. – Никто, кроме меня и порадоваться не может, видя успехи Патрика, никому нет до него дела…». Но здесь королева Флора ошибалась. Лучшие дворяне Абидонии снова готовили заговор с целью вернуть трон законному королю Патрику VII. Организаторами заговора были граф Огюст и граф Мишель. Они чудом выжили после предыдущей неудачной попытки вернуть трон Патрику, но, несмотря на это, остались верны своему «законному королю», как теперь они называли Патрика, и были готовы снова сражаться за него. К тому же, обстановка в Абидонии подталкивала к решительным действиям: жизнь в стране стала невыносимой. Печальным последствием повышения налогов и роста цен стала все более увеличивающаяся бедность народа, теперь затронувшая и привилегированные слои общества. Но не это было главной бедой: абидонцы жили в постоянном страхе, опасаясь нарушить новые законы канцлера, состоявшие большей частью из запретов. Знакомые и незнакомые люди доносили друг на друга, если подозревали кого-либо в нарушении законов, - доносительство приветствовалось властями и стало модным. Почти все писатели, поэты, артисты и художники были сосланы на остров Берцовой Кости. По образному выражению писателя, окончившего свои дни там же, «…в стране стало опасно дышать, и запрещено двигаться». Не так давно всемогущий канцлер заговорил о том, что стране нужна реформа образования, и это окончательно возмутило лучшие умы Абидонии – можно было не сомневаться, что канцлер хочет уничтожить образование – ничего хорошего этот человек до сих пор не сделал, да и не мог сделать. О падении нравов не приходилось даже и говорить. Понятия чести, достоинства и благородства были признаны устаревшими, не нужными в современном обществе. Ложь и предательство теперь считались нормой поведения, не подлежащей осуждению. Главным в жизни провозгласили достижение успеха любой ценой. Льстивые идеологи приводили в пример канцлера, который «благодаря своему уму и трудолюбию превратился из небогатого дворянина во второго человека в государстве». При достижении своей цели не считалось зазорным пройти по трупам, уничтожив более слабых – это преподносилось, как закон эволюции, превратившийся в закон конкуренции. «Мы же не возмущаемся тем, что в природе хищники поедают более слабых животных? Но ведь и в человеческом обществе все обстоит точно так же – слабые должны быть уничтожены, - это необходимо для дальнейшего развития цивилизации. Будущее принадлежит сильным, умным и уверенным в себе», - не раз повторял канцлер. При столь циничном отношении к жизни обесценивались дружба и любовь. Друзья теперь зачастую оставались друзьями до «черного дня», или, напротив, до первой удачи. Любовь тоже стала расчетливой – материальная обеспеченность ставилась выше романтических чувств. Страна катилась в нравственную пропасть, - прагматизм одержал верх над духовностью. Канцлер навязывал обществу свои убеждения, и рассчитывать на покаяние этого преступника не приходилось. Глава 2 Шесть лет назад, когда Дени, Огюст и Мишель требовали коронации Патрика, они были согласны на назначение канцлера регентом. Но сейчас всем стало абсолютно ясно, что канцлер больше не может оставаться у власти, - напротив, он должен понести наказание за свои злодеяния. После многочисленных размышлений Огюст и Мишель решили, что свергнув канцлера и короновав Патрика, надо создать временный парламент, который просуществует до совершеннолетия короля Патрика. В обстановке строгой секретности весь последний год они готовили восстание, вовлекая в свои ряды все больше единомышленников. На этот раз дворяне не планировали мирного выхода на площадь с предъявлениями требований, - напротив, более действенным казалось вооруженное нападение на королевский дворец поздней ночью. Если все пройдет удачно, корона будет возвращена законному королю. В том, что Патрик живет в королевском замке, заговорщики не сомневались. В свое время Адела рассказала всем, что Патрик потерял голос во время гибели родителей, и затем канцлер распространил слух, что принц сошел с ума, но королева уговорила канцлера оставить ее племянника во дворце. Адела не стала скрывать, что они с королевой разыгрывали спектакль, делая вид, что отправляют Патрика в клинику для душевнобольных, - для того, чтобы убедить общество, что принц отныне будет находиться там. Ну а о том, что королева взяла на воспитание немого сироту, которого зовут Патрик, знала вся столица. К сожалению, бывшие придворные Анри II ни разу ни видели ребенка, - во время официальных мероприятий королева не появлялась на людях вместе с воспитанником, но сомнений в том, что этот мальчик и есть принц, ни у кого не было. Теперь лишь осталось выбрать время нападения на дворец. Здесь у участников заговора были сомнения и разногласия: некоторые предлагали дождаться зимы, чтобы вьюжной зимней ночью незаметно подобраться к дворцу, другие считали, что государственный переворот надо совершить летом, когда королевская семья уедет в летний замок, который не так сильно охранялся, как столичный дворец. Но важен был захват не только королевской семьи, но и канцлера, который редко бывал в летнем замке. Продумывая план переворота, Мишель и Огюст старались учесть все плюсы и минусы каждого варианта. Огюст полагал, что штурм дворца надо осуществить весной, пока король с семьей будет в столице, но незадолго до этого всем участникам заговора надо будет отправить жен и детей в родовые поместья, для того, чтобы в случае провала женщинам было легче изображать неосведомленность о делах мужей. Понимая, что в штурме должно участвовать много людей, Мишель и Огюст старались привлечь на свою сторону как можно больше дворян. Но делать это приходилось с осторожностью, вовлекая в заговор только тех, кто был искренне предан Анри II, и ненавидел Теодора и канцера. Трудно угадать малейшие движения чужой души, если порой сложно разобраться в самом себе. Огюст и Мишель сделали ошибку, привлекая на свою сторону маркиза Д***. Он был придворным Анри II, и не водил дружбы с Теодором и канцлером. По этой причине Огюст и Мишель посчитали его надежным человеком, но здесь вышла ошибка, – маркиз был из тех, кто умеет подстроиться к любому государю. Главной целью жизни маркиза было снискать монаршею милость, причем неважно, чью, - Анри II или Теодора I. Если бы канцлер пожелал примерить корону, маркиз служил бы ему с тем же усердием. Совесть маркиза всегда была всегда на стороне ныне правящего короля, и он только и ждал случая заслужить одобрение его величества. Первоначально согласившись участвовать в заговоре, - происходящие в стране перемены плохо сказались на его материальном благополучии, маркиз какое-то время желал свержения короля Теодора и канцлера. Но, подумав об опасности дела, в которое он ввязался, маркиз пришел в ужас, – ведь в случае провала восстания ему грозила смертная казнь. Будет ли благодарен ему король Патрик – неизвестно, да и правда ли то, что он в здравом уме? Зато король Теодор уж точно будет благодарен, если предупредить его о готовящемся заговоре, - так или примерно так рассуждал маркиз Д*** (его фамилию мы не будем указывать, возможно, предположения историков ошибочны, и предателем стал другой человек, хотя большинство фактов все же свидетельствуют против маркиза). Подумав как следует, он написал письмо канцлеру, и вскоре был удостоен его личной аудиенции. - Вы можете перечислить мне все имена заговорщиков? – спросил канцлер. - Увы, нет, ваше благородие, я только знаю, что организаторы – граф Огюст и граф Мишель. - Замечательно! Эти мерзавцы не только выжили, но и снова взялись за старое! Возвращайтесь в строй заговорщиков, маркиз, и информируйте обо всем, что там происходит. Скоро маркиз доложил канцлеру, что в доме Огюста в скором времени соберутся все участники заговора для принятия окончательного решения по дате восстания. В письме была приписка, что в числе заговорщиков есть женщина, называющая себя Луизой, подлинное имя которой Адела, и это бывшая няня принца Патрика, которую маркиз долгое время считал пропавшей без вести, но узнал, встретив ее в доме Огюста. Дождливым вечером заговорщики собрались в доме Огюста. Им предстояло назначить дату штурма королевского замка. Жена графа Огюста – Диана была прекрасно осведомлена о заговоре, но старательно изображала непосвященную. В этот вечер молодая женщина сидела у постели их заболевшего сына Оноре – ровесника Патрика. Вдруг у ворот особняка послышался шум. Выглянув в окно, Диана увидела, что отряд гвардейцев выламывает ворота. Не растерявшись, женщина позвала молодого лакея: - Скорее выйди через черный ход, и беги через дверь на задворках, пока не окружили дом. Предупреди Сюзанну, что Луиза в опасности, и лучше ей как можно быстрее скрыться. Скорее беги! – Диана подтолкнула юношу в спину. Молодой человек успел выполнить приказание своей госпожи и покинуть хозяйский особняк до того, как все выходы были перекрыты. Но едва он успел выбежать из дома, гвардейцы ворвались в гостиную, где обсуждался план государственного переворота. Все заговорщики были сразу арестованы, и в их числе оказался Шарль, - муж Аделы-Луизы. Через пятнадцать минут лакей ворвался в дом Мишеля: - Госпожа, все пропало! Дом графа Огюста захватили гвардейцы, и госпожа Диана велела передать, что мадам Луиза должна скрыться! – на одном дыхании выпалил он. Сюзанна, жена Мишеля, побледнела, как смерть. Адела выронила из рук вышивание. - Шарль! Что с ним, не знаешь? - Простите мадам, нет… - Но может, все не так страшно? – дрожащим голосом спросила Сюзанна. - Не знаю, сударыня, страшно это или нет, но только отряд гвардейцев выломал ворота особняка моего господина. Хозяйка сразу же велела мне бежать через заднюю дверь, чтобы предупредить госпожу Луизу. - Я немедленно поеду к свекру! – воскликнула Адела. – Ой, нет, он не захочет видеть меня… - Луиза, мы же договорились с вдовой барона Дени, что в случае необходимости вы спрячетесь у нее! Мари, помогите Луизе собраться, и поедете с ней! Когда Луиза будет в безопасности, сможете вернуться, - сказала Сюзанна. Мария, помощница Аделы, которую горничные и лакеи в доме Мишеля называли «служанкой служанки», молча поклонилась в ответ. Взяв деньги и самое необходимое, одевшись, как крестьянки и одев в крестьянское платье детей Аделы, - трехлетнего Патрика и двухлетнюю Эмму, женщины бросились прочь из столицы. Они вынуждены были идти пешком, под проливным дождем по размытой дороге. Только к вечеру следующего дня они добрались до поместья вдовствующей баронессы Камиллы. Слуги долго не хотели допускать двух измученных дорогой крестьянок к своей госпоже, не веря в то, что одна из них – знатная дама. Но когда Адела, собрав последние силы, властным тоном потребовала допустить ее к вдовствующей баронессе, слуги невольно поверили странной нищенке. - Госпожа, к вам какая-то дама… - неуверенно сказал лакей, - по видимому, благородного происхождения… - Так впустите же ее, – ответила Камилла. В гостиную вошла Адела. Ее и в самом деле было трудно узнать в мокром и грязном крестьянском платье. Камилла с удивлением смотрела на странную посетительницу. - Мое почтение, сударыня. Вы не узнаете меня? – спросила Адела, сбрасывая с головы крестьянский чепец. - Адела? Вы? Что случилось? – испуганно воскликнула Камилла, догадавшись, что в таком виде Аделу сюда могло привести только несчастье. - Все пропало, госпожа Камилла… Всех арестовали… - не в силах говорить, Адела, заплакав, опустилась на пол. Камилла подбежала к ней и помогла подняться. - Моя дорогая, мужайтесь! Здесь вы вне опасности! - Мне теперь все равно… Прошу вас, если со мной что-то случиться, позаботьтесь о моих детях. Они могут остаться круглыми сиротами… - Ничего подобного не случиться, у меня вы в полной безопасности… я так думаю… Неужели переворот полностью сорван? - Я в этом уверена. Лакей Огюста сообщил, что гвардейцы ворвались в дом графа, выломав ворота. Диана сразу же велела предупредить меня… Я думаю, что всех заговорщиков сразу же арестовали, и моего мужа вместе со всеми… Не выдержав, Адела горько заплакала. Камилла крепко обняла ее: - Что я вам могу сказать? Как я вас утешу? По крайней мере, ваш муж только арестован. У него есть шанс остаться в живых. Вы еще можете надеяться на лучшее. Шесть лет назад, после срыва предыдущего восстания, у меня не осталось подобной надежды. Тем временем канцлер допрашивал графа Огюста: - Я надеюсь, вы будете любезны рассказать мне, господин граф, по какому поводу в вашем доме было столь многолюдное собрание? - А вы что, уже запретили приглашать в дом гостей, канцлер? Я нарушил ваш новый безумный закон? Не кажется ли вам, что это уже слишком? – с иронией ответил Огюст на столь же иронично заданный вопрос. - Смотря, по какому поводу собирать гостей, господин Огюст. Это зависит от того, какие беседы вам угодно вести. Если вы болтали о погоде, о скачках, о прекрасных дамах, - это не запретные темы. Но если вы, к примеру, обсуждали план свержения короля Теодора… - голос канцлера стал угрожающим. - Да вы что, с ума сошли, граф Давиль? Вы считаете, что мне это нужно? – насмешливо спросил Огюст. - А почему бы и нет? – возразил канцлер. - Шесть лет назад вы очень хотели этого. Вас тогда спас лишь случай. Но больше такового вам не представится. Я прекрасно знаю, что вы вчера хотели назначить дату нападения на королевский дворец. - Слушаю я вас, господин канцлер, и думаю: кто же сошел с ума, - вы или король Теодор? У вас решительно мания преследования, и вы должны лечиться у психиатра! Его величества это тоже касается! - Не пытайтесь отпереться, граф! Сменив тему разговора, вы ничего не добьетесь! Мне известны все ваши планы! - Я вам сочувствую, канцлер. Вам с королем так страшно быть свергнутыми, потому что вы судите обо всех по себе. Вы убили короля Анри и отняли корону у Патрика, и теперь боитесь, что с вами произойдет то же самое! Господь наказал вас за преступления, лишив разума! Шизофрения у вас, а не у короля Патрика! - Короля Патрика! – расхохотался канцлер. – Это вы безумец, граф, если называете королем сумасшедшего ребенка, который теперь не помнит своего имени! - Я прекрасно знаю, что… - Огюст осекся, вовремя осознав, что не стоит говорить канцеру про свою осведомленность об истинном состоянии здоровья Патрика. - Ну, что? Что вы хотели только что сказать? – зло спросил канцлер. - Что вы мерзавец и кровопийца! – закричал Огюст. – Вы не правите страной, вы ее уничтожаете! Начав с убийства короля, вы теперь хотите уничтожить всех граждан Абидонии! - Ах, как это возмутительно, как низко! – с издевкой закричал канцлер, передразнивая Огюста. Дальше допрос превратился в банальное переругивание. Мы не будем приводить его полностью, равно как и не будем рассказывать о допросах Мишеля, Шарля и прочих – они были как две капли воды похожи на допрос Огюста. Никто не сознался в подготовке государственного переворота, и все бранили канцлера, как только могли. Как бывший прокурор, канцлер понимал, что нельзя завести уголовное дело без улик, основываясь только на доносе маркиза Д***, но интуиция подсказывала ему, что маркиз рассказал всю правду, которую знал, ничего не добавив от себя. Понятия чести и уголовный кодекс Абидонии требовали немедленного освобождения заговорщиков, но страх за свою жизнь, и главное, боязнь потерять власть исключали возможность освобождения арестованных. К тому же, канцлер не был обременен столь старомодным качеством как честь, и в таком случае, как арест подозреваемых в попытке государственного переворота, можно было обойти некоторые правила уголовного кодекса. Недолго думая, канцлер решил казнить заговорщиков. Но публичная казнь без решения суда была невозможна, а суд был невозможен за отсутствием состава преступления, поэтому канцлер решил покончить с ними прямо в подземелье королевского замка. Целые сутки арестованные сидели без пищи и воды, и когда тюремщик принес похлебку с куском черствого хлеба и маленьким кувшином воды, несчастные поспешили утолить голод и жажду. Ни одна порция похлебки не была полностью съедена, и ни один кувшин воды не был опустошен до дна, – сильнейший яд оказал свое действие после двух-трех глотков. Участники заговора умерли почти мгновенно. На другой день тела погибших в темнице - «от разрыва сердца», - как констатировал Коклюшон, были выданы безутешным родственникам. Овдовевшие графини Диана и Сюзанна, разделив судьбу Камиллы, похоронили своих мужей и Шарля. Адела не смогла даже проситься с мужем – появляться в столице молодой женщине было опасно, ее разыскивала полиция, ибо канцлер узнал от маркиза Д***, что бывшая няня принца Патрика жива, но теперь ее зовут Луиза, и она вдова мятежника Шарля. В третий раз сменив имя и назвавшись Софи, Адела осталась жить в поместье Камиллы, изображая служанку, так же, как ранее и в доме Мишеля. Ее сердце было разбито, и только дети, требуя заботы, придавали ей сил жить дальше. Камилла, несколько лет назад пережившая такую же трагедию, всеми силами старалась помочь несчастной Аделе. Выслушав отчет тюремщиков о выполнении приказа отравить участников заговора, канцлер решил доложить королю, что пресек попытку государственного переворота. Канцлер застал короля в парке, - его величество скакал галопом по главной аллее на своем любимом коне. Флора и Оттилия сидели в беседке. - Сюда идет канцлер… - недовольно произнесла королева. - Сестрица, ты несправедливо относишься к моему мужу. Он день и ночь печется о благе государства и королевской семьи, а ты не рада его видеть. Надо быть благодарной, и не забывать неоценимых услуг, оказанных тебе и его величеству моим супругом, - наставительно произнесла Оттилия. -Ваше величество! Остановитесь! – закричал канцлер, когда король поравнялся с ним. Теодор, проскакав еще немного, поднял коня на дыбы. - Ну, что еще там, канцлер? – недовольно спросил он. - Сойдите с коня, ваше величество, нам надо поговорить о важном деле. - О каком еще деле? – с досадой спросил король. - Речь идет о попытке государственного переворота… - Да черт с ней, занимайся этим делом сам! – воскликнул Теодор. - Ваше величество, вы что, не понимаете, - вас хотели свергнуть! - Ну и что! – безразлично бросил король. – Ой, что-о-о?! – вдруг спохватился он, и сразу же соскочил с лошади. - Некоторые дворяне, такие, как граф Огюст, граф Мишель и прочие, хотели напасть ночью на дворец, нас всех перебить, и возвести на престол… - канцлер многозначительно замолчал. - Кого? – недоумевающе спросил король. - Не догадываетесь? – прошептал канцлер. - Нет… А, вот оно что! Так арестуйте немедленно этих негодяев, и дело с концом! - Уже арестованы. - Так что же вы хотите от меня? Что, я их повесить должен собственноручно? У нас для этого дела есть палач. - Они уже казнены. - Как? А почему я не знал о казни? Я тоже хотел бы посмотреть! - Они только что отравлены в тюрьме по моему приказу. - Это что, новый вид казни? – удивился король. - Возможно, я это буду применять и впредь, для преступников, вина которых не доказана, - ответил канцлер. - То есть как?! – не понял Теодор. - У меня не было улик для того, чтобы доказать их причастность к заговору. Однако отпустить их я не счел возможным, так как считаю их весьма опасными. Поэтому я приказал отравить негодяев. - Постойте, канцлер, вы что, казнили невиновных? Я правильно вас понял? Просто так, взяли и велели отравить? Ну, свояк, вы уже совсем озверели! – усмехнулся король. - Я казнил их на основании показаний одного благородного человека, который, рискуя своей жизнью, предупредил нас об опасности. - Ах, вот оно что… - Ваше величество, вам надо показать себя милостивым к тем вашим подданным, которые верно вам служат. Я бы посоветовал вам пригласить во дворец маркиза, и выразить ему благодарность. - Как же, как же! Я тоже так подумал! Пусть завтра приезжает, распорядитесь передать ему приглашение! На следующий день маркиз Д*** прибыл во дворец. Лысый лакей провел его к королю, который в этот момент был очень занят – он следил, как кузнец перековывает его любимого коня. Тем не менее, несмотря на занятость, его величество милостиво принял маркиза. - Ваше величество, маркиз Д*** прибыл по-вашему приглашению, - доложил лысый. - Добро пожаловать, маркиз! – Перекуй тогда и задние копыта! – обратился король к кузнецу. – Это я не вам, конечно же. Вас я благодарю за оказанную услугу. Вот, возьмите на память! – король поднял с земли стертую подкову, которую кузнец только что снял с заднего копыта королевского коня. - Пойдемте, выпьем вишневой наливки за ваше, и, конечно же, мое здоровье! – с этими словами король повел своего гостя во дворец. Через час маркиз, спасший трон короля Теодора, возвращался домой. Голова болела от крепкой наливки, а в руке он сжимал старую подкову. Такова была благодарность короля Теодора, заслужить которую он давно мечтал. Предав своих соратников, маркиз остался в полном одиночестве. Он не получил никаких выгод и наград за свое предательство, немногочисленные друзья отвернулись от него, а родственники перестали с ним общаться. Вдобавок, оказалось, что у маркиза есть совесть, которая стала его беспрестанно мучить. Вскоре он сошел с ума и покончил с собой. Прошел еще один год. Королева Флора запоздало вспомнила, что пришло время обучать детей Закону Божьему. Королевское семейство не отличалось благочестием: редко посещало собор и дворцовую капеллу, не соблюдало посты, и почти не отмечало церковные праздники – исключение составляло Рождество. Флора была набожной, но в замке командовали Оттилия и канцлер, давно утратившие частицу Бога в своих душах. Возможно, королева не вспомнила бы про религиозное и нравственное воспитание детей, если бы не заметила, что Альбина становится все более жестокой девочкой. Взрослея, Альбина стала обижать Патрика, дразня мальчика за его немоту, чего не допускала в первые годы. Королева делала дочери замечания, Альбина клялась, что больше не будет смеяться над Патриком, но вскоре принцесса нарушала клятвы. Дети стали ссориться, и случалось, что после ссоры они не общались два-три дня. Зачинщиком ссор всегда был Патрик – он отказывался выполнять приказания принцессы. Например, однажды мальчик отказался протянуть веревку поперек темного коридора, - он не хотел, чтобы люди спотыкались об нее и падали. Мальчик решительными жестами выразил свой отказ участвовать в этой игре. - Патрик, не отпирайся, давай привязывай, сам увидишь, как это будет смешно! – уговаривала друга Альбина. В ответ Патрик принес ей записку следующего содержания: «Это не смешно, а жестоко и безнравственно. Я не привяжу веревку, а напротив, буду предупреждать всех, что здесь опасно ходить». - Предатель! – воскликнула Альбина. – Как ты смеешь меня ослушаться? Все, отныне ты навеки утратил мое расположение. Больше я с тобой не дружу! – с этими словами принцесса ушла, оставив расстроенного до слез Патрика одного. Мальчик тяжело переживал ссору, а принцесса сдержала слово, два дня не походив к Патрику. Но лишенный титула принц не собирался просить прощения у своей кузины – мальчик знал, что поступил правильно, и не хотел идти против своей совести, ибо перемирие с Альбиной требовало признать себя неправым, и поступать так, как велит принцесса. К счастью, спустя два дня Альбина забыла о ссоре. Следующий конфликт возник, когда принцесса решила напугать старую Жанну, выскочив перед ней в темноте в маске черта. Разумеется, ее высочество потребовала, чтобы Патрик помог напугать пожилую женщину. Но Патрик снова отказался, да еще и весь вечер охранял Жанну, убиравшуюся в комнатах. Впоследствии у детей было множество ссор из-за того, что Патрик отказывался поддерживать хулиганские выходки Альбины. Узнав о причинах ссор принцессы и своего воспитанника, королева задумалась о том, почему Патрик всегда поступает благороднее, нежели ее дочь. Тут королева вспомнила, что ее покойная сестра Эмма сама давала принцу уроки нравственного воспитания и рассказывала о боге. «Вот почему Патрик ведет себя столь благородно, и в нем нет жестокости!» - не нашла лучшего объяснения королева, и распорядилась преподавать детям Закон Божий. Прошел еще один год, и королева с огорчением заметила, что изучения Закона Божьего не улучшило характера Альбины. Странное дело, испортился характер и у Патрика, - к счастью, пока это заметили только Оттилия и канцлер. Уже давно Альбина и Патрик мечтали завести собаку или кошку, но это было категорически запрещено: канцлер и Оттилия ненавидели животных. Правда, во дворце были собаки – большие и злые псы на псарне, к которым дети боялись подойти. Кошек же во дворце не было совсем, зато развелись небывалые полчища мышей и крыс. Эти отвратительные животные, казалось, скоро сгрызут дворец до основания. Оттилия несколько раз падала в обморок, едва лишь завидев огромных крыс, нагло бродивших по коридорам, но, несмотря на это, была по-прежнему категорически против кошек. Мышеловки и яд, разбросанный по углам комнат, лишь немного сократили количество крыс и мышей. Но вскоре крысы перестали есть яд и подходить к мышеловкам, предоставив более глупым мышам умирать бесславной смертью. Поголовье крыс снова стало стремительно возрастать. Но тут волей судьбы в королевском дворце появилась кошка. Полгода назад, осенним хмурым днем Альбина и Патрик, гуляя на заднем дворе, где находились хозяйственные постройки, заметили у двери сарая жалкого серого котенка. Как он проник на территорию дворца, осталось загадкой. - Ой, какой хороший! – воскликнула Альбина. – Бедный, ему, наверное, холодно, и он совсем голодный! Котенок, почувствовав, что на него обратили внимание, подошел к девочке и жалобно мяукнул. - Возьмем его домой! Ой, там же тетка и канцлер… они, наверное, не разрешат, - спохватилась Альбина. Патрик решительно взял котенка на руки, всем своим видом показывая, что не даст его в обиду. - Ты спрячешь его наверху? – догадалась Альбина. Патрик кивнул в ответ. Несколько дней дети смогли скрывать появление кошки во дворце. В их тайну была посвящена Жанна, - как и все слуги, она понимала, что кошка была не лишней в кишащем мышами дворце. В случае обнаружения кошки кем-либо из старшего поколения королевской семьи Жанна решила солгать, что видит этого котенка впервые. Наверху котенку жилось неплохо: он мог вылезти через окно на крышу, затем проникнуть на чердак, где тоже было немало мышей, к тому же Патрик и Альбина кормили котенка остатками своего обеда, а старая Жанна приносила объедки с кухни. Но любопытный котенок решил полностью осмотреть весь замок. Патрик и Альбина возвращались из классной комнаты, когда в малой гостиной раздался душераздирающий вопль Оттилии: - Откуда здесь кошка?! Брысь! Пошла вон! Дети со всех ног бросились в гостиную. Там они увидели Оттилию, вскочившую с ногами на софу, и королеву, зажимавшую уши от визга сестры. Насмерть перепуганный котенок забился под стол. Патрик еле вытащил его оттуда. - Это ты, Патрик, принес во дворец эту отвратительную грязную кошку? - спросила Оттилия. - Так я и думала, - ядовитым тоном произнесла она, увидев ответный кивок мальчика. – Чего еще от тебя можно ожидать. Тебе хоть самому-то не противно держать на руках эту мерзкую кошку, у которой, наверное, еще и блохи есть? Патрик отрицательно покачал головой и с вызовом взглянул на Оттилию. - Вот, сестра, полюбуйся, каков твой воспитанник. В грязи родился, и к грязи тянется. Мог бы понимать, что раз живет во дворце из милости, то должен соблюдать правила. Как ты посмел в нарушении внутреннего дворцового устава принести сюда эту мерзкую тварь?! - Сестрица, ну хватит! – вмешалась королева. По-моему, очень милый котенок! - И ты туда же! Знаешь, сестра, твое стремление защитить этого мальчишку порой переходит все границы! - Я тоже эту кошку сюда принесла! Мы сделали это вместе! – вмешалась, набравшись смелости, Альбина. - Вот, полюбуйтесь. Принцесса с успехом учится дурному у вашего воспитанника, насмешливо произнесла Оттилия. - Сестрица, успокойся, пожалуйста. От кошки может быть большая польза, - во дворце развелось много мышей, - сказала королева. - Против мышей есть мышеловки! – возразила Оттилия. – А когда все заразимся лишаем, узнаешь, какая от нее польза! - Что за шум, а драки нет? – спросил король, войдя в гостиную. - Ваше величество, полюбуйтесь, как нарушается дворцовый устав, некогда подписанный вами! – ядовито пожаловалась Оттилия. - Папа!!! Я хочу кошку!!! Разреши ей жить во дворце! – закричала во весь голос Альбина. - Альбина! Ведите себя прилично, - принцесса не должна так кричать. Это Патрик научил вас вести себя столь… - внезапно Оттилия осеклась, поняв, что сказала глупость. - Ха-ха-ха! Ой, умора! – Патрик научил Альбину орать! – ну, свояченица, с вами не соскучишься, - расхохотался король. – Чем тебя эта кошка не устраивает, - пусть живет во дворце, - много места не займет, а вот мышей ловить будет! - Спасибо, папочка,- Альбина крепко обняла отца. - Ваше величество, Патрик, очевидно, принес эту кошку с помойки, - она может быть заразной, – не унималась Оттилия. - Патрик, ты лазишь по помойкам? – удивился король. – Ну, прямо как я в детстве! - Папа, мы нашли ее у дровяного сарая, - пояснила Альбина. - А, ну тогда понятно… Я-то, было, посчитал Патрика на редкость способным мальчиком. Что касается кошки, то надо показать ее коновалу, – он определит, заразна ли она. Трудно догадаться, что подумал коновал, когда король вызвал его в гостиную и потребовал осмотреть кошку, - но глаза у лошадиного врача были как две крупные монеты. В конце концов, он объявил, что не берется судить о полном здоровье кошки, но с виду она не заразна. С согласия короля и королевы кошку решили оставить во дворце. Но Оттилия потребовала, чтобы слуги не пускали ее в господские помещения первого и второго этажей. Кошка могла находиться лишь на кухне, в крыле прислуги и на верхнем этаже. Все же Оттилия пожаловалась мужу на нарушение дворцового устава, выдуманного самим канцлером, и подписанного королем, который не удосужился прочесть врученный ему документ. К удивлению Оттилии, канцлер не стал возмущаться. - Одна кошка, - это еще, куда ни шло. Посмотри, до чего обнаглели крысы - канцлер протянул жене кожаную папку с проектами законов. Угол папки был напрочь отгрызен. - Думаю, что кошка сможет несколько исправить положение. Крысы еще отвратительней, чем люди – они не желают есть яд! Если бы в крысах было хоть что-то человеческое, кошка нам бы не понадобилась! - Я даже у тебя не нашла поддержки, - обиделась Оттилия, и с гордым и разгневанным видом вышла из кабинета канцлера. Через полгода котенок превратился во взрослую смышленую кошку, любимым занятием которой стала ловля мышей. Обладая более развитым чувством благодарности, нежели иные представители рода человеческого, кошка признала Патрика хозяином, помня, что это именно он принес ее во дворец. Также она любила Альбину и старую Жанну, зато услышав голос Оттилии, спешила удрать, чтобы не попадаться ей на глаза. В один прекрасный день, когда Патрик открыл дверь своей комнаты, кошка ворвалась к хозяину с мышью в зубах, и, страшно гордая, положила ее на пол в центре комнаты. Патрик с возмущением смотрел на кошку, но та не понимала, что вызвала его недовольство. Наконец, мальчик решил, что это – выражение благодарности. Хоть одно существо в замке относилось к принцу с уважением. Но от выражения «верноподданнических чувств» кошки у Патрика прибавилось неприятных забот – выбрасывать задушенных мышей и крыс приходилось почти каждый день. Кошка приносила мышей в комнату, либо Патрик находил их на пороге. Однажды, найдя очередную мышь, Патрик собрался вынести ее на мусорную кучу в заднем дворе. Мальчик с отвращением взял мышь через лист бумаги за хвост, и направился вниз, но на лестнице неожиданно столкнулся с Альбиной. Милостиво настроенная принцесса искала своего кавалера, пожелав пригласить его на прогулку. Увидав в руке мальчика дохлую мышь, Альбина завизжала от неожиданности. - Патрик, ты с ума сошел, где ты взял это?! – закричала она. Патрик в ответ прижал палец к губам, призывая Альбину успокоиться. - А-а-а, это опять кошка! – догадалась принцесса. – Вот что, Патрик, ты пока не выкидывай ее. Мы с тобой кое-что сделаем. Спрячь пока эту дохлятину. Патрик послушно спрятал мышь за ящиком с углем, стоявшим напротив печи, находившейся в коридоре. - Что бы такое придумать? – размышляла вслух Альбина. – Выбросить ее из окна кому-нибудь на голову, или положить на обеденный стол, на блюде под крышкой? Вот будет смешно, когда крышку откроют! Как ты думаешь, стоит ли это сделать? Но Патрик отрицательно покачал головой. - Нет? Ты не согласен? – спросила Альбина. – Вообще-то ты прав, из окна мы не сможем метко прицелиться мышью, чтобы она точно попала в кого-нибудь, а если положить ее на стол, то аппетит пропадет не только у тети, но и у меня. А папу этим не напугать, он только скажет - «подумаешь, мышь!». Нет, это не интересно. Может быть, подложим мышку кому-нибудь под дверь, как это кошка делает тебе? Ой, точно, надо положить ее под теткину дверь! Патрик, ты сделаешь это для меня? Как и следовало ожидать, Патрик снова выразил отказ. - Нет? Почему? – удивилась Альбина. - Я же не прошу положить мышь под дверь маме, или какому-то хорошему человеку. А тетка давно этого заслуживает. Помнишь, как она недавно кричала на тебя? На мгновенье задумавшись, Патрик вспомнил, как три дня назад зашел в гостиную показать королеве сочинение, за которое его хвалил преподаватель. Но вместе с королевой в гостиной находилась и Оттилия, которая сегодня была в дурном настроении. - Мой мальчик, какой же ты умница, - сказала ее величество. - Я понимаю, Патрик, ты делаешь определенные успехи, но твое хвастовство отвратительно, - заметила Оттилия. - Ты должен быть гораздо скромнее, а тебе, сестрица, не следует так хвалить своего воспитанника, - ему следовало напротив, сделать выговор. Ты его слишком балуешь. Неожиданно Патрик закашлялся, - он был немного простужен. - Вот, полюбуйтесь! – воскликнула Оттилия. – Разве ты не знаешь, что во время болезни не следует появляться на людях? Ты что, хочешь заразить нас, дрянной мальчишка? Убирайся отсюда немедленно! - Сестра, прошу тебя, успокойся, Патрик почти что здоров, у него лишь небольшой кашель, - вступилась королева. - Я что сказала? Убирайся немедленно! – повторила Оттилия, проигнорировав слова сестры. Патрик вышел из комнаты, сохраняя гордый вид, хотя с трудом сдерживал слезы. Даже спустя несколько дней вспоминать это было очень больно. - Ну, что, Патрик, сделаешь? – повторила свой вопрос Альбина. Внезапно Патрик решился выполнить приказание ее высочества. Мальчик согласно кивнул в ответ. - Молодец! – похвалила Альбина. – Только нам надо обдумать, когда лучше это сделать. А сейчас пойдем в сад. Поздно вечером, когда все обитатели замка легли спать, Патрик и Альбина неслышно подкрались к комнате Оттилии, и оставили мышь под дверью. Наступило утро. Страшный визг разорвал тишину, прокатившись по всему второму этажу. В замке поднялся переполох: слуги решили, что случился пожар, а король с королевой подумали, что мятежные дворяне, несмотря на казнь своих предводителей, все же захватили дворец. Выбежав в коридор, они увидели канцлера, которой подхватив жену на руки, вынес ее из комнаты, и усадил на кресло в коридоре. Оттилия была в полуобморочном состоянии. - Что случилось, сестра? – воскликнула королева. – Ты не здорова? Оттилия молча показала на мышь. - Ой! – взвизгнула Флора. – Да она же мертвая, что ты боишься? – быстро успокоилась королева. Оттилия слабо застонала. - Ну и кошка, ай, да молодец! – воскликнул король. – Знает, шельма, куда надо мышь подложить! - Мерзкая тварь… - всхлипнула Оттилия. - А я склонен думать, что это сделала не кошка. Это чья-то глупая шутка, - холодно произнес канцлер. - Вы думаете? Если это шутка, то шутка гениальная! – расхохотался король. - Остается выяснить, кто это сделал, - сказал канцлер. – Надеюсь, что это не вы, ваше величество. Позовите сюда детей. Вот как, они уже здесь? Прекрасно. Альбина и Патрик, привлеченные шумом, в самом деле давно пришли. - Итак, дети, кто из вас сделал это? – спокойно, но в тоже время угрожающе спросил канцлер. Патрик выступил вперед. Королева удивленно ахнула. - Ты, Патрик? – осведомился канцлер. – Хорошо, что сознался. Ты будешь строго наказан, и, надеюсь, ее величество не станет защищать тебя. - Его надо высечь кнутом на конюшне! – закричала Оттилия. – Высечь до крови, не щадя, и дать ему не менее ста ударов! - Сестра! – закричала королева. – Прошу тебя, будь снисходительней! - Ни о какой снисходительности не может быть и речи! Мальчишка настолько испорчен, что порка кнутом только пойдет ему на пользу! - Поймите, ваше величество, моя супруга настаивает на этом ради вашего блага и блага самого Патрика. У него уже развиваются преступные наклонности, и если мальчика вовремя не остановить, строго наказав, то его пороки будут множиться, и Патрик со временем превратится в преступника. Я уже не говорю о том, сколько горя доставит это вашему величеству, - сказал канцлер. - Немедленно уведите этого мальчишку на конюшню, и путь самый сильный конюх всыплет ему как следует! – приказала Оттилия лысому лакею. Услышав эти слова, Патрик бросился к королеве, упал перед ней на одно колено, и с мольбой во взгляде поцеловал ей руку. - Не бойся, мальчик, я этого не допущу, успокоила его королева. – Сестра, пойми, что Патрик не выдержит подобного наказания – он может умереть! - Мама, ведь это я его заставила! – вдруг закричала Альбина, до сих пор делавшая вид, что непричастна к подлогу. – Это я его попросила, он не мог отказать! Пожалуйста, не наказывайте Патрика! - Ты, Альбина? – удивилась королева. - А дочка-то у меня смышленая, не то, что некоторые! – расхохотался король. - Тебя тоже следует наказать! – рассердилась на племянницу Оттилия. – оставить сегодня без обеда, не выпускать в сад, и целую неделю не давать сладкого! Нечего сказать, хороши у вас дети – и дочь, и приемыш! Кстати, почему этот мальчишка все еще здесь? Его давно должны пороть на конюшне! - Тише, свояченица, успокойся, никто Патрика не будет наказывать! – вступился за мальчика король. – Я против жестокого обращения с детьми! Ничего такого страшного мальчонка не сделал, всего-то мышь тебе подложил. Эх, жаль, что я не додумался! - Патрик осознал свою вину, и он попросит у тебя прощения, - правда, Патрик? – спросила королева. Кивнув в ответ, Патрик выбежал из коридора. - Вот, полюбуйтесь! Совершил отвратительный поступок, - и бежать! - усмехнулась Оттилия. – И, прошу тебя, сестра, не говори глупостей – Патрик не может попросить прощения из-за своего недуга! Мальчишка невыносимо дерзок, - я не помню, чтобы он когда-либо просил прощения – он считает, что из-за немоты все должны его жалеть и относиться снисходительно к любым его выходкам! - Должен вам сказать, ваше величество, вы слишком мягкий человек, - заметил канцлер. Я опасаюсь, что однажды ваша мягкость будет стоить вам короны. Теодор с недоумением посмотрел на канцлера, не поняв его намека. Неожиданно вернулся Патрик. Дрожащей рукой он протянул Оттилии лист бумаги, на котором было написано: «Прошу вас простить меня, госпожа Оттилия. Мой поступок не имеет оправдания. Даю слово, больше подобного не повторится». - Но стоит ли тебе верить? – надменно спросила Оттилия, свысока посмотрев на мальчика. - Вот видишь, сестра, Патрик попросил прощения, хотя ты была уверена в обратном. Твой долг простить его – сказала королева. - Ладно. Я постараюсь просить тебя, Патрик, при условии, что ты не будешь попадаться мне на глаза, - ответила Оттилия. - Ты должен постараться вести себя достойно, Патрик, ибо ты уже совершил множество поступков, свидетельствующих о твоей испорченности, - сказал канцлер. - Мы должны обратить внимание и на принцессу, - вставила слово Оттилия, - думаю, что Альбина понимает недостойность своего поведения. - Простите, тетя, - смущенно пробормотала принцесса. - Постараюсь. Я охотно верю, что ты выдумала эту шалость сама, но вести себя подобным образом стала, поддаваясь дурному влиянию, - при этих словах Оттилия взглянула на Патрика. – Я считаю, ваше величество, что ваше решение растить вместе принцессу и безродного мальчишку было ошибкой. Услышав эти слова, Патрик стремительно вышел из коридора. - Зачем ты так, сестра? Мальчик ведь попросил прощения, - вздохнула королева. - Я всего лишь выразила свое мнение. Попросив прощения, Патрик не исправится. Вспомните, что он сделал прошлым летом! - Но ведь и тогда во всем была виновата Альбина! – возразила королева. – И зачем вспоминать то, что давно прошло? Я думаю, дети извлекли урок из летнего происшествия. Закрывшись в своей комнате, и в слезах упав на кровать, Патрик тоже вспоминал свой летний мнимый проступок. В тот день Альбина разыскала его в саду, и в руке у принцессы была чашка с вишнями, очевидно, вынутыми из варенья или компота. - Угощайся, Патрик! Эти жадины не хотели давать мне вишен, но я их перехитрила! – принцесса протянула мальчику чашку. Разумеется, что «этими жадинами» Альбина назвала своих родителей и тетку с канцлером. Патрик несколько удивился – Альбине никогда не запрещали есть сладкое. - Ешь, не стесняйся, а то сама все слопаю! – сказала Альбина, выплевывая косточки. Случаи, когда Альбина делилась со своим кавалером чем-то вкусным, были редки, и Патрик не счел нужным отказываться. Вишни были очень вкусными, хотя и горьковатыми. Дети быстро съели до дна всю чашку. - Надо же, жадюги какие! – не переставала возмущаться Альбина. – Скоро совсем запретят мне есть сладкое, даже меда не получу, если простужусь. Сами-то едят, того гляди лопнут – ну, папа с мамой, конечно же. А вот канцлер, такой противный, - сам не любит сладкое, и считает, что другим не надо, а тетка кривляка, - съела две вишенки и говорит: «Я боюсь испортить фигуру!». А я вот нечего не боюсь, а мне не разрешили их есть! – Ой, у меня от такой несправедливости даже голова закружилась! Так можно заболеть от обиды! Патрик, дай мне руку, а то я упаду! Но Патрик, с трудом поднявшись со скамьи, испуганно взглянул принцессе в глаза, - у него тоже кружилась голова. Все же, оставаясь галантным кавалером принцессы, мальчик протянул ей руку. Когда Альбина облокотилась на руку своего друга, дети чуть не упали. - Да ты что? – воскликнула Альбина – стоять на месте не умеешь? Патрик в отчаянии посмотрел на нее, не в силах объяснить, что происходит. - У тебя тоже голова кружится? – догадалась Альбина. – Странно, мы, наверное, оба заболели… пойдем скорее в замок! Дети, вцепившись друг в дружку, поспешили вернуться домой. Несмотря на головокружение, им было весело. - Это все вишни! – догадалась Альбина у входной двери. Вот почему мне их не разрешили… Патрик, мы с тобой – пьяны! Вот здорово, совсем как взрослые!!! Действительно, эти вишни были из вишневой наливки, поданной к столу в обед вместо вина. Король и королева, выросшие в деревне, обожали вишневую наливку, часто предпочитая ее изысканным винам. Разумеется, взрослые не разрешили Альбине есть ягоды из наливки, но своенравная принцесса нашла способ угоститься такими аппетитными вишнями. За столом у короля и канцлера возник спор, который поддержали их супруги. Взрослые так увлеклись, что престали обращать внимание на Альбину, которая, улучив момент, набрала почти полную чашку вишен, и поспешила покинуть столовую. В порыве щедрости принцесса поделилась с Патриком, - она не догадывалась, что из-за ее хорошего поступка у Патрика будут большие неприятности. После обеда Оттилия вышла в коридор, направляясь в свою комнату. Со стороны лестницы послышался громкий смех Альбины. Оттилия поспешила посмотреть, что там случилось, попутно готовясь сделать принцессе замечание. В это время дети поднимались на второй этаж. - Патрик, ты что, прямо идти не можешь? – возмущалась, заливаясь смехом Альбина. Патрик, тоже смеясь, покачал головой в ответ. - Ну, знаешь! Так мы останемся на лестнице до завтра, - пока не протрезвеем! Ляжем здесь спать, как последние пьяницы! Сев на ступеньку, дети долго смеялись, глядя друг на друга. - Знаешь, не надо больше вести меня за руку, лучше держись за стену, а я возьмусь за перила, - наконец решила Альбина. Так дети без особых трудностей преодолели лестничный пролет, столкнувшись на площадке с шокированной происходящем Оттилией. Увидав разгневанную тетку, Патрик против обыкновения не испугался, а беззвучно рассмеялся, глядя на нее: побледневшая Оттилия с искаженным от возмущения лицом и впрямь смешно выглядела. - Что здесь происходит, ваше высочество? – холодно спросила Оттилия. - Почему вы так громко смеетесь – это нарушение правил приличия… Взрыв хохота не дал ей договорить. - Нам просто смешно, а что? – наконец, выговорила Альбина. - Почему ты, Патрик, держишься за стену, и что вы, Альбина говорили про пьяниц и протрезвление? – тон Оттилии не предвещал ничего хорошего. - Я говорила, тетя, что вы и канцлер – пьяницы! – весело сказала Альбина и громко расхохоталась своей шутке. - Что?! – глаза Оттилии, казалось, сейчас вылезут из орбит. - Как вы смеете, ваше высочество?! - Да ладно, тетя, вы что, шуток не понимаете? – беспечно ответила Альбина. – Ой, мы же забыли чашку из-под вишен на скамейке в парке! Тетя, будьте любезны, прикажите слугам принести ее, а то я не в силах! - Чашку из-под вишен… Ах, вот оно что! – догадалась Оттилия. – Немедленно идем в столовую! Там все еще сидят ваши родители. Сами–то еще идти можете? - язвительно спросила она детей. - О, да, конечно, мы держим себя в рамках приличия, весело сказала Альбина, и протянула Патрику руку. Дети, смеясь, вошли в столовую. - Ступай в парк, найди чашку на скамейке у пруда и принеси ее, - сразу же приказала Альбина лысому лакею, прислуживавшему за столом. - Вот, сестра, к чему привело ваше воспитание! – трагическим тоном сказала Оттилия. - А что такое? – удивилась королева. - Разве вы ничего не замечаете? - Свояченица, что ты ко всему придираешься! Дети смеются, и надо ли из-за этого поднимать скандал? – возмутился король. - Ваши дети пьяны! – воскликнула Оттилия. – Неужели вы этого не видите! - Да что ты, тетя, как не стыдно так врать! – защищалась Альбина. – Мы нечего такого не пили, я говорю правду! - Зато вы поели вишен, которых вам запретили, ваше высочество! – возразила Оттилия. – Ослушавшись, вы совершили невероятный проступок, который привел к столь печальным последствиям! - Почему это печальным, - нам весело! – возразила Альбина. - Вот, ваше величество, посмотрите, как ведет себя принцесса в состоянии алкогольного опьянения: она невыносимо груба, дерзка, слишком громко и вульгарно смеется, к тому же она оскорбила меня и канцлера, назвав пьяницами! А Патрик… Он совсем неуправляем! Патрик, не преставая смеяться, с удивлением взглянул на Оттилию. Женщина не могла признаться даже самой себе, что больше чем оскорбления Альбины ее возмутил смех Патрика. Оттилия давно уже привыкла к тому, что Патрик ее боится. - Ну, что он сделал? Устроил пьяную драку? – смеясь, спросил король. – Ты, свояченица, перегибаешь палку. Ничего страшного не произошло. - Вот именно, - подтвердила Альбина. – Что ты стоишь, я же приказала тебе принести чашку, - обратилась принцесса к лысому лакею, который с интересом подслушивал, делая вид, что сосредоточен лишь на выполнении своих обязанностей. Альбина, смеясь, села за стол рядом с отцом. Патрик по-прежнему стоял недалеко от двери, протирая глаза руками. - Мальчик мой, иди сюда, садись, - позвала его королева. Патрик робко взглянул на нее. - Садись, чего ты там стоишь, - зевая, пригласила его Альбина. Патрик сел рядом с королевой. - Вот правильно, сядь, а то упадешь и заснешь на полу, - съязвила Оттилия, – а вам, ваше высочество, хочу сказать, что так зевать в обществе, как вы сейчас, - неприлично! - Да-а-а? – снова зевнув, удивилась Альбина. - Видели бы вы себя сейчас со стороны, - до чего вы оба отвратительны! - Сестра, хватит, - ничего страшного не случилось, - дети съели одну чашку вишен на двоих. Бывает и хуже, - сказала королева. - Да! Вот я, например, в детстве съел аж две миски. Заблевал замок родителей от флюгера до конюшни! – вспомнил король. Вскрикнув, Оттилия зажала рот и выпучила глаза. Раздался взрыв хохота - смеялись не только дети, но и королевская чета. Поборов приступ тошноты, Оттилия с глубокой обидой взглянула на короля. - Ваше величество! Как вы могли! Это же нарушение всех правил этикета… - с укоризной сказала она. - Ну, вот, теперь я провинился! - расхохотался король. Тем временем Патрик, чувствуя, что его клонит в сон, опустил голову на руки, сложенные на столе. Альбина последовала его примеру. - Ваше величество, вы не хотите принять всерьез мои слова о недостойном поведении детей. Вы их слишком балуете и не наказываете за проступки. Когда-нибудь вы пожалеете об этом! – с этими словами обиженная Оттилия вышла из столовой. Недоуменно переглянувшись, король с королевой пожали плечами. Взглянув на детей, он увидели, что Альбина и Патрик заснули за столом. - Ха-ха-ха! Ой, умора, прямо как горькие пьяницы! – рассмеялся король, но даже его громкий хохот не разбудил детей. Королева приказала няне отнести Альбину в ее комнату. Патрика наверх отнес лысый лакей. На половине пути мальчик проснулся, и с удивлением увидел себя на руках у лысого. - Может сами дойдете, или как-нибудь доползете, ваша милость? – насмешливо спросил лысый. Патрик с отвращением высвободился из рук этого неприятного человека, и с гордым видом поднялся к себе. На другой день Альбина чувствовала себя великолепно, а более слабый Патрик был бледней, чем обычно, и под глазами у него залегли тени: у мальчика сильно болела голова. Встретившись утром во время завтрака, дети со смущенной улыбкой смотрели друг на друга, вспоминая вчерашнее приключение. Внезапно в детскую вошел лысый лакей. - Ваша милость, вас желает видеть канцлер, - обратился он к Патрику. – Пройдите в библиотеку, он ожидает вас там. С ужасом взглянув на Альбину, Патрик встал и направился в библиотеку. Альбина вскочила, и бросилась в комнату матери. - Мама! Канцлер хочет наказать Патрика! – закричала она. Тем временем канцлер, которому Оттилия рассказала о вчерашнем происшествии, сделал Патрику длинный выговор. Канцлер мог говорить еще дольше, но тут в библиотеку вошла королева, поспешившая защищать своего воспитанника. - Канцлер, что здесь происходит? – спросила она. - Ничего особенного, – ответил канцлер. – Ты можешь быть свободен, Патрик. Ваше величество, принцесса с вами? Очень хорошо. Моя супруга хочет поговорить с ее высочеством. Выйдя из библиотеки, Патрик вернулся в свою комнату. Попив воды, намочив носовой платок и приложив его ко лбу, мальчик забился в оконную нишу. Капли воды стекали с платка, смешиваясь со слезами. Патрик вспоминал оскорбительные слова канцлера: «Я хочу напомнить тебе, Патрик, что ты живешь в королевском дворце из милости, лишь благодаря капризу ее величества. Ты должен был бы просить милостыню на улице, или работать жалким учеником ремесленника. Но тебе невероятно повезло – ее величество сжалилась над тобой, и взяла тебя во дворец. Благодаря ей ты не страдаешь от голода и получаешь образование, достойное дворянина. Но чем ты платишь своей благодетельнице? Ты просто обязан быть кротким, вежливым и учтивым, а вместо этого твои пороки множатся день ото дня. Вчера ты был пьян, – одно это заслуживает порицания, но кроме этого, ты осмелился смеяться над моей супругой, сестрой твоей благодетельницы. Ты не имеешь права смеяться ни над кем в этом замке – ибо ты безродный, а королевская семья знатнейшего происхождения. Ее величество очень добра, и всегда за тебя заступается, и я не хочу, чтобы она страдала в будущем, когда ты вырастешь преступником. Я могу сделать так, что тебя в два счета выставят на улицу, где ты и должен находиться по праву рождения», - канцлеру доставляло огромное удовольствие унижать принца Абидонии, у которого он и без того отнял все. Патрик это понимал, но не мог ответить своему противнику, превосходившему по силе. «За то, что я вчера поел вишен, канцлер выставил меня алкоголиком», - с горечью думал мальчик. Досталось сегодня и Альбине, но не за то, что она украла запрещенные вишни, а за глупую шутку, и смех, который Оттилия сочла верхом непристойности. Но никто не называл принцессу преступницей, унижая ее так, как ранее канцлер унизил Патрика. Выйдя из библиотеки, девочка быстро забыла выговор тетки. Но Патрик, как он не старался, даже в прошествии нескольких месяцев не смог забыть оскорбительный разнос. Нынешние слова канцлера были повторением летних оскорблений, и всколыхнули, как мутный осадок старую обиду. «Сейчас я заслуживаю наказание, но тогда, летом… - канцлер ни за что назвал меня преступником…» - думал Патрик, вытирая слезы. «Канцлер, наверное, хочет чтобы и тетушка Флора поверила в это… Но почему он и Оттилия так ненавидят меня?». Законный наследник престола еще не мог догадаться, что именно его королевское происхождение было причиной ненависти канцлера и тетки. Канцлер и Оттилия упорно видели в мальчике преступника, и никто не замечал, что в королевском дворце растет поэт. Сочинять стихи Патрик начал еще в восьмилетнем возрасте. Однажды, читая книгу стихов прославленного абидонского поэта прошлого века, мальчик задумался о тайне стихосложения. «Это не у всех получается, нужен особенный талант, - думал Патрик, - я так не смогу». И все же он сделал попытку, и неожиданно наивные детские стихи точно сложились сами. Патрик был очень удивлен тем, что у него это получилось. А дальше… Патрик не мог объяснить даже себе самому, почему сочинение стихов стало его любимым занятием. Иногда приходилось разрывать несколько черновиков, чтобы получить окончательный вариант стиха, но случалось и такое, что в порыве вдохновения Патрик мог за минуту написать длинное стихотворение. Но никто в замке не замечал его литературных занятий. Иногда Альбина или королева заставали мальчика что-то пишущим, но они не придавали этому значения. Сегодня, выслушав немало высказываний по поводу своих «преступных наклонностей», Патрик почувствовал, что хочет убежать из дворца. Как это нередко бывало, свои мысли мальчик изложил в стихах. Когда он дописал последнюю строку, в дверь постучала королева, и Патрик поспешил открыть ей. - Как ты себя чувствуешь? – спросила Флора, войдя в комнату своего племянника, которого, впрочем, никогда так не звала. - Ты плакал? – спросила она, заметив покрасневшие глаза Патрика. – Но ведь ты почти совсем взрослый, нельзя же так расстраиваться из-за слов моей сестры, тем более что тебя и не наказали. Что это у тебя на столе? Стихи? Королева внимательно посмотрела на лист со стихотворением. Несколько слов и даже одна фраза были зачеркнуты и исправлены, и потому Флора поняла, что эти стихи только что сочинены, а не переписаны откуда-либо. - Патрик! – Это ты сам сочинил? – удивленно спросила королева. Патрик с улыбкой кивнул. Изумлению ее величества не было предела, но задумавшись над смыслом стихотворения, Флора немного огорчилась:   В морской дали корабль плывет Что в долгий путь его зовет? За горизонтом берег дальний, - Быть может, он – предел мечтаний? Но лучше просто вдаль уплыть, Чем стоя у причала гнить, И каждый день, из года в год Один и тот же видеть порт. Как я мечтаю убежать, Чтоб замка больше не видать, Уплыть на старом корабле В даль, к неизведанной земле! - Патрик, разве тебе плохо здесь? – укоризненно спросила ее величество. Патрик посмотрел на нее долгим выразительным взглядом. «Зачем вы это спрашиваете? Разве вы не замечаете, как относятся ко мне ваши родственники?» - прочла королева во взгляде мальчика. Патрик сказал бы это вслух, если бы только мог. - Я знаю, мой хороший, Оттилия и канцлер очень жестоки, но тебе лучше не обращать внимания на их слова. Они считают себя особенными, и унижают всех, кого только могут. Достается даже мне и королю. Постарайся больше не замечать их, и тебе будет намного спокойней. Вечером, во время ужина, королева рассказала домашним о неожиданно обнаруженном таланте своего воспитанника. К удивлению Флоры, все равнодушно отнеслись к ее рассказу. - Я часто замечала, что он что-то пишет, но не думала, что это стихи, - сказала Альбина. – Патрик – он у нас вообще с приветом, так что не удивительно, что он поэт. - Ну, конечно, Патрик у нас очень умный мальчик, но тем, что он пишет стихи, я не смогу восхищаться – я в этом ничего не понимаю, - признался король. - Единственный талант, который я признаю – это кавалерийский, а здесь Патрик не очень-то преуспел – он неплохо держится в седле, но смешно смотреть, как двенадцатилетний мальчишка с опаской подходит к лошади. Если он будет и дальше хотя бы немного бояться лошадей, ему не стать отличным наездником. - Напрасно ты, сестра, восхищаешься, - в возрасте Патрика все дети пишут стихи, но лишь единицы становятся поэтами. Это у него пройдет, - вставила слово Оттилия. - Я же говорил вам, ваше величество, что пороки мальчика множатся день ото дня. Теперь Патрик, вдобавок ко всему сочиняет стихи, - усталым голосом произнес канцлер. Я так старался избавить страну от этих ненужных обществу поэтов, - и вот, пожалуйста, не где-нибудь, а в королевском замке появляется еще один негодяй, - то есть, я хотел сказать – поэт. Предлагаю сменить тему – сколько еще можно говорить об этом отвратительном мальчишке! Но прошло две недели, и однажды, когда королевская семья собралась к завтраку, канцлер первым заговорила о вновь провинившемся Патрике. По словам канцлера, на этот раз бестолковый воспитанник королевы едва не устроил пожар во дворце, и лишь потому, что канцлер очутился в нужное время в нужном месте, трагедия была предотвращена. Патрик часто приходил в дворцовую библиотеку рано утром или поздно вечером, - чтобы избежать встречи с канцлером. Осенью и зимой, когда день был короток, читать в темноте было невозможно, и Патрик зажигал свечу. В тот день, проснувшись около шести часов утра, Патрик почувствовал, что заснуть снова, он, скорее всего, не сможет. Одевшись и взяв с собой огарок свечи, мальчик отправился в библиотеку. Там он зажег от принесенного огарка большую свечу, стоявшую в тяжелом бронзовом подсвечнике – мальчик даже не мог сдвинуть его с места. Взяв книгу, Патрик углубился в чтение. Но, несмотря на то, что книга была интересной, к девяти часам утра плохо выспавшийся Патрик заснул за чтением. Ровно в девять часов утра канцлер застал Патрика спящим над книгой, а в подсвечнике все еще горела свеча. - Изволь проснуться, Патрик! – резко сказал канцлер. Мгновенно проснувшись, Патрик взглянул на канцлера с таким ужасом, как будто увидел привидение. - Ты хоть понимаешь, что мог устроить пожар? Если б ты во сне опрокинул свечу, библиотека загорелась бы мгновенно, а вслед за ней и весь дворец! Ты уже не маленький, так должен понимать, как осторожно надо вести себя с огнем! Если ты когда-нибудь по своей глупости и неосторожности устроишь пожар, – пусть даже небольшой, - окажешься на улице, где ты и должен быть! Представляю, какая могла бы быть ирония судьбы – нищего приютили во дворце, который он затем сжег дотла! Отныне я запрещаю тебе зажигать свечи в библиотеке! Можешь читать книги на подоконнике, - там светлее! И не надо так зло смотреть на меня, - ты же прекрасно понимаешь, что я прав! Патрик и в самом деле смотрел на канцлера с нескрываемым гневом, - он знал, что канцлер нарочно придирается по пустякам, ибо граф Давиль прекрасно понимал, что Патрик не в силах опрокинуть тяжеловесный старинный подсвечник, к тому же стоявший достаточно далеко от мальчика, так, что исключалась возможность случайно задеть его. Патрик гордо выслушал канцлера, но, вернувшись в свою комнату, мальчик вытер выступившие на глазах слезы: «Теперь канцлер назовет меня поджигателем», - думал он. Патрик был недалек от истины. - Ваше величество, сегодня мне удалось спасти замок от пожара, который чуть было не устроил ваш воспитанник, - обратился канцлер к королеве. - Что? – удивилась Флора. - Я застал его спящим за столом над книгой. Неподалеку стоял подсвечник с горящей в нем свечой. Патрик вполне мог бы задеть его во сне. Страшно подумать, чтобы тогда произошло. - Это какой подсвечник? – спросила королева. – Тот, старинный, прошлого века, на шестнадцать свечей? - Он самый. - Ну, свояк, вам не о чем беспокоиться,- я сам его с трудом сдвигаю! – вмешался король. - Не думаю, что Патрик смог бы его опрокинуть, - сказала королева. - Возможно. Но я считаю, что случиться может всякое, - ответил канцлер. - Вот именно, - подтвердила Оттилия. – Патрик совершенно бестолковый и беспечный мальчишка, и поверь мне, сестра, мы еще наберемся с ним неприятностей! На этот раз Оттилия была права – через восемь лет в королевской семье произойдут большие неприятности, впрочем, Патрик не будет в них повинен, просто для родственников абидонского принца придет время расплаты за все то зло, которое они ему причинили. Пока же неприятности выпадали только на долю Патрика. Впереди его ждало самое тяжелое испытание, страшнее которого была лишь гибель его родителей. Однажды Патрик нашел на антресолях одного из многочисленных шкафов библиотеки книгу под заглавием «Убийства королей». С ужасом мальчик поспешил поставить книгу обратно, - ее название напомнило ему гибель его родителей. Патрик испугался, что чтение может вызвать приступ навязчивых воспоминаний, которые мучили его до сих пор. Но через несколько дней любопытство взяло верх над страхом, и Патрик решился прочесть наводящую ужас книгу, в которой были описаны убийства королей различных эпох и стран. Прочитав всю книгу в три дня, и перелистнув последнюю страницу, Патрик задумался, - все короли, истории убийства которых он прочитал в книге, были жертвами заговорщиков, которые являлись родственниками убиенных монархов, и все убийства осуществлялись с целью захвата власти. Но ни один король не погиб от рук разбойников, как погибают простые смертные, – богатые купцы или даже знатные дворяне. Гибель родителей Патрика была из ряда вон выходящей. Но, если предположить, что убийцы королевской четы были кем-то подосланы, - как в большинстве случаев, описанных в книге, то гибель Анри и Эммы была обычным явлением в мировой истории. «Я слышал, преступники утверждали, что мстили за казненных родственников, но правда ли это? Протоколы опросов могли и подделать, как это не раз случалось в истории, - думал Патрик, - к тому же, преступники обычно ненавидят не закон и того, кто его издал, а палача. Возможно, этих бандитов обещали хорошо наградить, но затем казнили, - ибо в случае заказного убийства обычно наказывают исполнителей, а имена тех, кто их нанял, остаются в тайне… Но кто истинный убийца моих родителей?». Внезапно Патрик вспомнил недавно прочитанную им книгу «Теория криминалистики и следовательского дела». «Ну что ж, придется мне самому расследовать убийство родителей, - тем более что это – мой долг. Как говорилось в «Теории криминалистики», - надо искать тех, кому была выгодна смерть моих родителей. Кто от этого выиграл? Смешной вопрос, Патрик. Это король и канцлер… которые и отстранили меня от власти. Святая Дева, как я сразу не догадался?! Они, это точно они! Кроме них, у меня нет родственников, а если предположить, что это сделали дворяне, недовольные правлением отца, то сейчас бы они занимали высокие должности при дворе… Но у короля Теодора нет двора! Лишь малочисленные друзья иногда приезжают, но и они не получили никаких выгод от дружбы с королем. Дворяне отпадают, и остаются свояки отца – бывший полковник и канцлер, мужья моих теток. То, что они отстранили меня от власти, лишь доказывает их вину. Если бы Теодор не захотел стать королем, то короновали бы меня… Стой, Патрик! Ты забыл, что король почти ничего не решает? Настоящий король - это канцлер. Кажется, он был канцлером и при жизни отца… Почему же он не стал королем… - ах, да, по старшинству Теодор имел больше прав на престол… Но все равно, правит страной канцлер, и ему это очень нравится… Вот почему он и тетка Оттилия чаще, чем кто-либо иной, называют меня безродным. Тетка Оттилия, без сомнения, тоже замешана, но неужели и королева, моя добрая тетушка Флора… Нет, это невозможно!.. Почему невозможно, Патрик? Ради короны совершаются любые преступления! Она тоже… Неужели, она тоже – убийца моих родителей?! Я этого не выдержу!!!». Дрожащими руками Патрик убрал книгу в шкаф. Голова у мальчика кружилась, его бил озноб и перед глазами стоял туман. Такое страшное разочарование Патрик чувствовал впервые в жизни, - неудивительно, что ему слало плохо. Погибшую мать ему заменила тетка Флора. Она была единственной живой душой, которая любила мальчика. В любой ситуации Флора всегда защищала Патрика, она ласково разговаривала с мальчиком, и она была единственной, кто хвалил его за успехи. И вот теперь оказывается, что любящая тетя была замешана в убийстве родителей своего племянника! В этот миг страшные воспоминания снова застигли Патрика врасплох, - он опять слышал звуки выстрелов, и видел алые пятна крови на ткани шатра и одежде родителей, и довольную улыбку канцлера. Но кто знает, не улыбалась ли так же довольно в тот момент и тетя Флора? Когда страшное видение исчезло, Патрик с трудом открыл дверь библиотеки и вышел в коридор. Держась за стену, он пошел к лестнице, спеша поскорее добраться до своей комнаты и лечь. Патрик чувствовал, что может потерять сознание – голова у него кружилась, а перед глазами стоял туман. Но страшнее всего было ощущение пустоты и холода на душе, - Патрик теперь знал, что он совсем одинок, и у него нет ни одного любящего родственника. Поднимаясь по лестнице, Патрик впервые ощутил сердцебиение, сменившееся замиранием сердца, и решил, что умирает. До комнаты оставался всего один лестничный пролет, но взглянув с площадки вверх, Патрик не увидел коридора и двери своей комнаты – впереди была темнота. Мальчик хотел взяться за перила, но перила тоже исчезли, и рука схватилась за пустоту… Через некоторое время потерявшего сознание Патрика обнаружил лысый лакей. Неизвестно, сколько времени Патрик лежал без чувств на лестнице, - он не знал, в котором часу покинул библиотеку. Лысый обнаружил его около пяти часов вечера. Отнеся мальчика в его комнату, лысый поспешил к королеве. - Ваше величество, Патрик потерял сознание на лестнице, недалеко от своей комнаты, - сообщил он. - Что?! – Флора в ужасе вскочила и поспешила наверх. – Немедленно позовите врача! – приказала она, выходя из гостиной. - Слушаюсь, ваше величество, - с чуть заметной насмешливой улыбкой ответил лысый. - Опять у нас проблемы… - тяжело вздохнула Оттилия. – Если этот несчастный мальчишка снова заболел, надеюсь, он не успел заразить всех нас. Придя в комнату Патрика, придворный врач дал мальчику понюхать нашатырь, и вскоре Патрик пришел в себя, и чуть приоткрыл глаза. Он не понимал, где находится: перед глазами стоял туман, и Патрик не различал лиц окружающих, и предметов обстановки, а голоса были слышны словно издалека. - Что это с ним, доктор? – взволнованно спросила королева. - Пока трудно сказать, ваше величество, - одно я знаю точно, жара у мальчика нет. Возможно, это нарушение кровообращения, обычное в этом возрасте. - Патрик! – повала королева, ты слышишь меня, мальчик? - Он в состоянии оглушения, ваше величество, и не может реагировать. Через час-другой это пройдет. С вашего разрешения, я немного приоткрою окно, тогда мальчик быстрее выздоровеет. - Я не отойду от Патрика, пока он полностью не придет в себя, - заявила королева. Тем временем Оттилия рассказала мужу о случившемся. - Если этот мальчишка серьезно болен, он может нас заразить. Я лучше поеду в наш загородный дом, – сказала она. - Надеюсь, этот несчастный наконец-то умрет, - он и так доставил нам массу проблем, – ответил канцлер. – После его смерти мы наконец-то сможем жить спокойно, не опасаясь больше заговоров со стороны дворян. Разумеется, мы объявим, что скончался принц абидонский, и похороним его со всеми почестями, а после этого будем счастливо жить, не опасаясь потери власти. Но надежам канцлера не суждено было оправдаться – лейб-медик доложил ему, что Патрик всего лишь потерял сознание, очевидно, слишком быстро поднимаясь по лестнице, и сейчас приходит в чувства. - Вот досада! - прошипел канцлер. Тем временем Патрик окончательно пришел в себя. Он увидел, что находится в своей комнате, а у его постели сидит королева. Но появление тети не обрадовало мальчика, - он сразу вспомнил, что королева замешана в убийстве его родителей. - Патрик! Как ты себя чувствуешь? – ласково спросила королева. Патрик с отвращением взглянул на нее, и отвернулся к стене. - Что с тобой, Патрик? – испугалась королева. В эту минуту в комнату вернулся Коклюшон, который пошел за лекарством, попутно зайдя и к канцлеру, - доложить о состоянии Патрика. - Доктор, я не понимаю, что с ним, - Патрик как будто испугался меня… - взволновано сказала королева. - Патрик, вы меня слышите? – спросил лейб-медик. Патрик нехотя взглянул на него. - Выпейте лекарство, - врач протянул мальчику стакан с возбуждающими каплями. Патрик быстро выпил лекарство, и снова отвернулся к стене, закрыв лицо рукой. - Странно, пробормотал врач, - такое поведение нехарактерно для мальчика… Уж не повредился ли он рассудком? Королева громко заплакала: - Патрик, может, ты хочешь остаться один, так я уйду, не буду мешать тебе отдыхать, но зачем же ты с такой ненавистью смотришь на меня? Чем я тебя обидела? «Сама знаешь!», - подумал Патрик. Плача, королева вышла из комнаты своего воспитанника. - Не огорчайтесь, ваше величество, быть может, мальчик хочет остаться один, он не желает, чтобы его видели больным, - успокаивал королеву врач. – Это обычное расстройство поведения для его возраста. Поздно вечером Флора снова пришла к Патрику. Мальчик читал, лежа в постели, но увидав королеву, он захлопнул книгу и снова отвернулся к стене. - Патрик, ну почему ты так ведешь себя? – спросила королева. – Как будто я причинила тебе зло! Мой хороший, я ведь очень люблю тебя, и если я тебя обидела, то сделала это нечаянно! Прости меня! – со слезами в голосе воскликнула Флора. Патрик вдруг вспомнил, что нечто похожее уже было восемь лет назад, после гибели родителей. Тогда он тоже пришел в сознание, и тетя, плача, сидела возле него. И она не отходила от племянника несколько дней, пока он не поправился, и была очень добра к нему, стараясь по мере сил утешить несчастного сироту. Позже он перестала называть Патрика своим племянником, но, как выяснилось, это ей запретил канцлер. И всегда королева защищала Патрика от нападок Оттилии и канцлера, а после старалась успокоить плачущего мальчика. Так могла ли обожавшая своего племянника Флора быть убийцей своей сестры, матери Патрика? Патрик вспомнил, что Флора часто приходила в собор, где были похоронены его родители, и плача, оставляла цветы на мраморном надгробии его мамы. «Нет, тетушка не виновна в убийстве родителей, - это сделали король, канцлер и Оттилия», - решил Патрик. С виноватой улыбкой мальчик обернулся к плачущей тете, и, как всегда, почтительно поцеловал ей руку. Королева со слезами обняла племянника: - Патрик, если я обидела тебя… Но Патрик не дал ей договорить, отрицательно покачав головой. Встав, мальчик написал на листе бумаги несколько слов, и протянул записку королеве: «Прошу вам простить меня, ваше величество, - у меня временно помутился рассудок. Вы ни в чем не виноваты передо мной, - напротив, мне не хватит жизни, чтобы отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали». - Патрик, поверь мне, я сделала для тебя слишком мало. Мне не позволили сделать больше, сам знаешь кто, - тяжело вздохнула королева. Патрик понимающим взглядом взглянул в глаза тети, и снова поцеловал ей руку. На следующий день Патрик не выходил из своей комнаты, и все решили, что мальчик плохо себя чувствует после вчерашнего обморока. Но Патрик боялся случайно встретить короля, канцлера и Оттилию. Эти люди всегда внушали мальчику отвращение, а канцлер с Оттилией еще и страх. Но теперь, когда Патрик знал, что они убийцы его родителей, мальчик опасался сойти с ума от ненависти, едва лишь завидев их. Поздно вечером Патрик, наконец, вышел в коридор. На улице было не по-весеннему холодно, поднялся шквалистый ветер, натворивший немало бед этой ночью в городе. Струи холодного воздуха легко проникали через ветхую оконную раму в комнате Патрика, и мальчик решил согреться в коридоре у печи, которую затопила Жанна. Когда Патрик почти согрелся, он почувствовал, что в теплом коридоре в один миг снова стало очень холодно, словно порыв ледяного ветра мгновенно унес все тепло. Патрик обернулся, чтобы взглянуть на окно, предполагая, что ветер распахнул его, но то, что он увидел, превзошло все ожидания: в десяти шагах от мальчика стоял призрак. Это была пожилая дама в старинном платье; Патрик узнал ее, - это была его прабабка королева Мари-Элеонора, чей портрет он видел в картинной галерее дворца. Патрик в страхе смотрел на потустороннее видение, пока ему не пришла мысль, что бесплотная душа не сможет причинить вреда. Гораздо опасней этого призрака был канцлер, убивший его родителей, и неоднократно угрожавший выгнать Патрика из дворца. Набравшись смелости, Патрик бесстрашно взглянул в глаза призрачной королевы. К его удивлению. Мари-Элеонора ободряюще улыбнулась. - Не бойся никого, как не боишься сейчас меня, - услышал он тихий голос, похожий на шелест опавшей листвы. – Помни, что ты – принц Абидонии! «Спасибо, прабабушка!» – подумал Патрик, жалея, что не может вслух поблагодарить призрак. Но Мари-Элеонора, казалось, прочла мысли правнука. Еще раз улыбнувшись, призрачная королева растаяла в воздухе. В коридоре снова стало тепло. Придя в себя, Патрик заметил, что не чувствует страха, а лишь безмерное удивление, и чувство необъяснимого спокойствия. Он вспомнил слышанную при жизни родителей легенду о призраке Мари-Элеоноры, появлявшейся в трудные минуты, чтобы помочь своим потомкам. «А я еще сомневался в существовании привидений, - подумал Патрик. Наверное, прабабушка явилась, чтобы ободрить меня». Теперь он знал, что легенда – не вымысел, а правдивый рассказ, передававшийся на протяжении нескольких поколений его предков. «Помни, что ты – принц Абидонии!» - эти слова призрачной королевы Патрик запомнил, ка мудрый совет. На следующий день Патрик, как ни в чем не бывало, пришел на уроки. Возвращаясь из классной комнаты, мальчик встретил в коридоре канцлера и с надменным видом прошел мимо, почти не обратив на него внимания. В дальнейшем Патрик старался избегать подобных встреч, но когда случай сталкивал его с канцлером или Оттилией, (чаще всего это происходило в библиотеке), мальчик первый спешил покинуть комнату, но делал это с таким гордым и величественным видом, что не мог не вызвать неудовольствия канцлера и его супруги. Разумеется, Оттилия не могла долго терпеть столь вызывающего поведения. - Патрик, ты становишься невыносимо дерзок! Как ты смеешь выказывать неуважение? В ответ Патрик написал несколько строк на листе бумаги, и величественным жестом подал записку Оттилии: «Не понимаю, сударыня, о чем вы говорите. Я всегда стараюсь избавить вас от моего общества, которое вам столь неприятно». Растерявшись, Оттилия не нашла, что ответить. Злобно взглянув на Патрика, она решила показать его записку канцлеру. Достойные супруги вновь пожаловались королеве: - Ваше величество, я советую вам обратить внимание на Патрика. Характер мальчика ухудшается с каждым днем, - в последнее время Патрик ведет себя столь надменно, как будто он здесь хозяин, и мы его подчиненные… - Что я вам могу сказать, канцлер? Ведь так и есть, Патрик – принц, а вы всего лишь… - Тише! – зашипел канцлер. – Сколько раз повторять вам, ваше величество, ради вашего же блага и блага государства – забудьте о происхождении Патрика! – на одном дыхании выпалил он. – Патрик всего лишь безродный сирота! - Называйте его как угодно, но правда остается правдой, - возразила королева. - Какая там еще правда? – зло усмехнулся канцлер. – Правда – это то, что знает большинство. А все, кроме нас, знают, что Патрик – безродный. Ту правду, которую знаем только мы, я почти уничтожил. Не пытайтесь ее воскресить, ваше величество, ибо, если однажды общество узнает, чьим сыном является Патрик, мы с вами сложим головы на плахе. Мальчишка обязан вам жизнью, но будет ли он помнить об этом, если станет королем? Весьма сомнительно. - Я все поняла, - вздохнула королева, - я унесу эту тайну с собой в могилу, но боюсь, что молчанием не изменишь положения дел: Патрик будет вести себя по-прежнему, и перевоспитать его невозможно – в его жилах течет королевская кровь. Патрик, возможно, даже не сознает, что держится в точности, как его отец. Вот моему Теодору никогда не перенять манер короля Анри, - все знают, что предки моего супруга – не слишком знатны, да и род его не так уж древен, и происходит от простого конюха, дворянство которому было пожаловано за его подвиги во время войны. - Согласен, ваше величество, потомок конюха стал королем, и, как ни старайся, этой правды не скроешь, - ответил канцлер. Королева помолчала, немного подумав, затем спокойно и твердо произнесла: - Нет, канцлер, даже и не просите, я не буду бранить Патрика за его манеру держаться, – он просто не сможет вести себя иначе. - Я вижу, вас не переубедить, ваше величество. Посмотрим, к чему приведет ваше попустительство дерзким выходкам этого мальчишки. От всей души желаю, чтобы вам не пришлось раскаяться, - холодно ответил канцлер.   Прошло два года с того дня, как Патрик раскрыл тайну гибели своих родителей. Недавно мальчику исполнилось четырнадцать лет. Погожим апрельским днем Оттилия, выглянув из окна, увидела Патрика в компании пожилого гвардейца, свободного в тот час от несения караула. Они направились вглубь дворцового парка. Недолго думая, Оттилия приказала лысому лакею проследить за приятелями. Через полчаса лысый вернулся, и доложил Оттилии, что гвардеец обучает Патрика фехтованию. - Этого еще не хватало! – воскликнула Оттилия. – Мальчишка перешел все границы! Научившись владеть шпагой, он нас всех однажды перебьет! Надо принять меры, чтобы этого не случилось! – с этими словами Оттилия направилась в кабинет канцлера. Возвращаясь во дворец через служебный вход, Патрик чуть не столкнулся с канцлером, ожидавшим его у двери. - Как прошел урок фехтования? – насмешливо спросил канцлер. Патрик с вызовом посмотрел на него: «Вы недовольны этим, но я все равно буду брать уроки фехтования!» - говорил выразительный взгляд мальчика. - Я понимаю, Патрик, вы хотите ничем не уступать молодым дворянам, хотя сами дворянином не являетесь, - (с некоторых пор канцлер стал обращаться к Патрику на «вы», как к взрослому). – Это весьма похвально, и я не собираюсь запрещать вам учиться. Но вам надо сменить учителя, - не пристало вам, человеку низкого происхождения, брать уроки у дворянина, даже если он вовсе не против. Пора бы вам уже понять, что унижаете благородного человека, заставляя его учить вас. Я подыщу вам более подходящего учителя, - вот, например, этот, - канцлер указал на лысого лакея, стоявшего у него за спиной. Патрик с отвращением отшатнулся. - Не стоит пугаться, это признанный мастер фехтования. Либо вы продолжаете уроки с ним, либо вообще не учитесь фехтованию, которое вам ни к чему. Отныне я запрещаю вам подходить к гвардейцам! Да, кстати, прошу вас не жаловаться ее величеству, - вы можете расстроить королеву, которая и так себя плохо чувствует. После того как венценосное семейство предали завистники, называвшие себя ранее друзьями, я хотел было сослать их на остров Берцовой Кости, но ее величество была так добра, что уговорила меня не делать этого. Так не будем же еще сильнее огорчать королеву нашими несогласиями в некоторых вопросах. Ну, так вы будете заниматься фехтованием с тем учителем, которого я порекомендовал вам? Патрик взглянул с насмешкой на лысого и с вызовом на канцлера, затем согласно кивнул. - Вот и хорошо! Завтра же приступите к занятиям. На другой день канцлер был крайне разочарован: лысый доложил ему об успешно прошедшем уроке фехтования. - Мальчишка, оказывается, упрям, - подумал канцлер, - но надо выждать, может вскоре ему надоест фехтовать с лакеем. Назначив лысого учителем фехтования, канцлер рассчитывал, что Патрик откажется заниматься с неприятным ему человеком. Это было удобнее, чем просто запретить мальчику фехтовать, ибо в таком случае Патрик пожаловался бы королеве, а ее величество заступилась бы за своего воспитанника, и в таком случае Патрик непременно бы выучился владеть шпагой, что было крайне нежелательным для канцлера. Не запрещая мальчику фехтовать, канцлер надеялся, что занятия фехтованием будут вскоре прекращены, но здесь он просчитался: Патрик разгадал замысел канцлера, и назло продолжал брать уроки фехтования у лысого лакея. Но юноша подчинился канцлеру, не став жаловаться королеве, которая, по словам графа, плохо себя чувствовала. Флора и в самом деле была сильно огорчена, – да так, что последние несколько дней ее мучили головные боли, - недавно королева убедилась, что когда-то близкие друзья семьи полковника, а затем и короля Теодора, - стали теперь совсем чужими и далекими людьми. Даже они поняли, что Теодор I приносит только вред своему отечеству. То, что Теодор фактически отказался от правления государством, передав все дела в руки канцлера, внушало еще большее презрение подданных к своему королю. - Что это за король, который не занимается государственными делами? Зачем тогда он захватил власть? – откровенно возмущался пожилой генерал, бывший друг Теодора. Постепенно друзья королевской четы стали все реже и реже посещать королевский дворец, а прошлой осенью многие оставили службу, и уехали в свои родовые поместья. Добрая, но глуповатая королева не могла понять, в чем дело: - Разве мы обижали их? Да, конечно, Теодор хотел назначить всех своих друзей на высокие государственные посты, но канцлер запретил ему это делать, назначив людей по своему выбору, но в этом же Теодор не виноват, он изо всех сил хотел сделать приятное своим друзьям, и не его вина, что этого не захотел канцлер! Неужели они не понимают этого? Мы же не можем делать все, что пожелаем, - надо учитывать требования мерзавца канцлера! Оттилия, всей душой презиравшая друзей королевской четы, тем не менее, тоже негодовала: - Как они посмели пренебречь дружбой августейшего семейства? Правда, здесь нет ничего удивительного, вспомни, сестра, сколько раз я говорила, что все они – полные ничтожества. Как видишь, я оказалась права, - полагаю, это они от зависти. - Подобное неуважение к монаршей чете – это фактическое неповиновение, - сказал канцлер. – Я прикажу арестовать всех наглецов и без суда сослать их на остров Берцовой Кости. - Нет, канцлер, прошу вас, не делайте этого! – воскликнула королева. – Они заблуждаются, и когда-нибудь поймут, что неправы, - я верю в это! - Что ж, пусть будет по-вашему, - со вздохом ответил канцлер. А вот король совсем не был огорчен предательством бывших друзей: - Вот и хорошо, что не будут больше здесь появляться! – заявил он. – Они хоть и дружили со мной, но всегда считали меня дураком! Я по ним скучать не собираюсь, пока у меня есть лошади – они намного лучше завистливых людей! Осенью исполнилось десять лет со дня гибели короля Анри и его супруги. Королева распорядилась отслужить панихиду по погибшим, чего не делалось уже много лет. Канцлер не стал препятствовать, - он решил, что в этот раз, вспоминая покойного короля Анри, венценосное семейство совершит богоугодный поступок, тем самым подняв свою популярность. Разумеется, Патрик не должен был присутствовать на панихиде, но, когда королева после окончания службы выходила из Собора Святого Креста, она заметила в храме Патрика, стоявшего рядом с придворным врачом. Мальчик пришел в собор вслед за королевским семейством. Внимательно взглянув на своего воспитанника, королева заметила слезы, блестевшие в глазах Патрика. «Наверное, он помнит родителей, несмотря на то, что прошло уже десять лет», - подумала Флора, но спросить у Патрика об его родителях не решилась. Канцлер и Оттилия выражали надежду, что Патрик забыл о своем происхождении, что как будто подтверждалось, - Патрик никогда не задавал вопросов на эту тему, за исключением одного лишь случая в детстве, когда он спросил, почему королева не называет его племянником. Но про тот случай Флора никому не рассказала, и в последнее время она склонялась к предположению, что Патрик уже не помнит своих родителей. Мальчик вел себя согласно легенде, выдуманной канцлером, и только величественные манеры выдавали в нем принца. Появление Патрика на панихиде и его слезы опровергли догадки королевы, и подтвердили опасения канцлера и Оттилии, боявшихся, что Патрик не смог забыть родителей. - Настанет ли час, когда мы перестанем считать Патрика опасным? – спросила Оттилия мужа. - Только в случае его смерти, - ответил канцлер. – Но я думаю, что пока нам ничто не угрожает – Патрик еще совсем мальчишка, а когда он повзрослеет… Сомневаюсь, что он посредством интриг вернет себе корону. Где он найдет своих сторонников? Патрик не выходит из дворца, и во дворце он общается лишь со слугами. Да и какое общение может быть у немого? Словом, пока мы в безопасности. В случае осложнений у меня всегда найдется верное средство против этого мальчишки. - Яд? – прошептала Оттилия. - Именно, - ответил канцлер.