Позволь отогреть твоё сердце

Далёкий путь в неизвестность, Но я к нему не готов. Меня ждёт пустая вечность, Полная глупых снов. Вот дверь уже открылась, Готовая в мир принять. Нужна мне пустая вечность, Жаль, никому не понять.

      Сегодняшний день был удивительно жарким. Небо было чистым, светило солнце, пели птицы… даже не скажешь, что сегодня после обеда будут похороны. Конечно, я и мои родители тоже пойдём. Мама хорошо знала семью Учиха, а я… я иду, чтобы поддержать Саске. Интересно, как он? Мама сказала, сегодня лучше к нему не приходить просто так и встретиться сразу там. Думаю, она права.       Этот день стал траурным не только для Учихи, но и для нашей семьи. Мама достала из шкафа чёрное платье, в котором была на похоронах Микото и Фугаку Учих, отец нашёл костюм. За сегодня они даже ни разу не засмеялись, перекинулись парой фраз, да и всё. Непривычно видеть родителей такими, непривычно самой стоять перед зеркалом и думать, что больше не хочешь никогда надевать чёрные вещи по такому случаю.       Наверное, я начинаю ненавидеть этот цвет. Цвет, обозначающий конец, конец всего: хорошего, и плохого, счастья и грусти, жизни и существования… Не знаю, как много вещей в этом мире могут закончиться. Наверное, все, ведь ничто не вечно, в особенности счастье. Интересно, что чувствует сейчас Саске. Должно быть, ему тяжело, но он больше не один. Я рядом. Всегда буду рядом. — Сакура, — отец окликнул меня, что заставило вздрогнуть и отойти от зеркала. — Нам пора ехать. — Да, уже иду, — спокойно отозвалась я и спустилась в коридор, чтобы обуться.       По дороге к дому Учих, который находился не так уж далеко от нашего, мы не проронили ни слова. В тёмной одежде под палящим солнцем мы изнывали от жары, но молча терпели. Саске уже ждал нас. Со стороны он выглядел так же, как всегда. Может, немного холоднее обычного. Поздоровавшись, родители немного поговорили с парнем, и мы пошли дальше. Наверное, ему уже надоело слышать эти слова сочувствия, поэтому он никак на них не реагирует.       На кладбище мы добрались на автобусе. Благо, ни один нормальный человек не поедет туда просто так в эту жару. В том же автобусе мы встретили несколько знакомых Итачи, которые выразили сочувствие его младшему брату лёгким кивком головы. Когда мы вышли, стало ещё хуже. Вокруг была пугающая атмосфера, каркали вороны, стояли памятники людям, которые больше никогда не засмеются, не заплачут, не смогут жить…       Мы проходили мимо многих, мимо героев войны, мимо тех, кто погибал в авариях, кто умирал своей смертью, но ни разу не остановились. Семейное кладбище Учиха находилось под тенью деревьев, было окружено кустами красных роз — символа вечной любви. Там было уже много могил и все они были ухоженными, все до единой. Взгляд невольно упал на скромный памятник с именем Микото Учиха. Я видела маму Саске на фотографиях, но даже сейчас она показалась красивой.       Во время церемонии Саске стоял в первом ряду, и я стояла рядом с ним, всё так же размышляя о вечности. Когда священник закончил читать молитву, многие подошли, чтобы проститься с Итачи, но его брат не сдвинулся с места. Он только взял мою руку и крепко сжал её, словно нуждался в этом. Я заплакала, так горько, как могла, потому что плакала вместо него. Это были горькие слёзы, вместе с которыми сердце покидала боль. Его боль. Надеюсь, она больше не вернётся.       Когда все разошлись, могилу стали закапывать. Мы с Саске так и продолжали стоять на месте, но теперь я плакала в его объятьях, которые были такими нежными и трепетными, как никогда. — Саске, — тихо сказала я, внимательно рассматривая его лицо заплаканными глазами, перед которыми всё расплывалось. — Всё будет хорошо. Я обещаю тебе. — Я знаю, — он улыбнулся, по-настоящему улыбнулся, но это была не счастливая улыбка, а скорее умудрённая. — Знаю и буду продолжать верить в это.