Против традиций

В ушах стоял противный шум. Сознание невольно выбиралось из крепких пут темноты. Веки, будто налившиеся свинцом, с утяжелением открылись. Перед глазами всё расплывалось, и зрение упорно не хотело восстанавливаться. Он не знал, куда дели его детей, но что-то подсказывало внутри: с ними всё хорошо, им ничего не сделают. Стоило позаботиться о себе. Но почему-то хотелось просто смириться. Просто принять свою участь. Ведь он никому не нужен. Даже Реборну. «Чёрт, почему я вспоминаю каждый день этого чёртового брюнета? Почему каждый раз так ноет в груди. Не от ран, нет, это не такая боль. Как же я бесполезен. И бессилен. Господи, да пусть уже всё это закончится…» Тсунаёши не знал, сколько уже здесь находится. Он знал, что находится в аду за непонятно какие грехи. Всё тело ныло от тех действ, что придумывали своей больной фантазией люди. Оборотень думал, что охотники просто опасные люди, которые убивают их род ради безопасности других. И, в общем-то, они правы, до безобразия правы. И думал, что они люди чести. Но такого он не ожидал. …Его занесли в какую-то комнату. Могильная прохлада коснулась кожи, метка опасливо вспыхнула и беспомощно заткнулась, никак более не проявляя себя. Его буквально кинули на железный стол, выбив последний воздух из легких. Дышать вообще было тяжело, перед глазами расплывались картинки; веки вообще хотелось закрыть, но беспокойство за малышей заставляло искать их, находиться в сознании и приносить себе еще большую боль. - О, какой хороший экземпляр! Готовьте предметы, вытащим пулю и посмотрим, как быстро заживут его раны… Не то, чтобы эти охотники были врачами: делали они всё небрежно, будто им было абсолютно по барабану, выживет ли он, не выживет ли. Просто на чёрном рынке органы стоят чуть ли не целое состояние. И плевать, что пересаженные в человека органы медленно убивают нового хозяина. На чёрном рынке всем наплевать на друг друга. …Крепкие кожаные ремешки не давали высвободиться, буквально вдавливая в уже ставшее ненавистным стол. Детей он больше не видел, но краем уха слышал их мольбы, чтобы им дали увидеться с Закатом, но никаких криков боли. Это давало хоть какую-то надежду. Он не видел лиц – их скрывали за странными масками. Но он никогда не забудет их противный запах. Острый нож – кажется, люди называют его скальпелем – вспорол брюхо. Боль. Вытекающая кровь. Какая-то противная пустота. Из него вынимали различные органы. Ошарашенный организм пытался как-то восстановить тело, но уже банально не справлялось… Честно говоря, Тсунаеши не помнил, чтобы его когда-то куда-то перетаскивали. Как, в принципе, чтобы его кормили. Несколько раз приносили воду, в большинстве своём, чтобы вылить ему, волку, на голову, приводя в чувство. Вырваться из крепких пут не представлялось возможным – у охотников уже давний опыт, и это чувствовалось в каждом их движении. Как же это всё противно. В комнату, гулко топая тяжёлым солдатскими сапогами, зашли несколько человек. В руках одного из них была небольшая тара с водой и всевозможными инструментами. Тсунаеши устало вздохнул и больше уже не дёргался – надоело. Лучше умереть. Забыться. Лишь бы снова не чувствовать эту боль, которая волнами расползается по телу, бьёт колоколом в висках и набатом в мозгу. По морде грубо проводят мокрой тряпкой, и это прекрасная возможность показать свой характер. Почему не побаловаться напоследок? Руки неосторожно прошлись по губам, и тело автоматически дернулось вперед, мощные зубы впились в пальцы, прокусив даже кости, и слуха коснулся противный визг. К ним подбежали ещё несколько человек, но челюсти разжать – дело последнее. Пускай его лучше убьют от злости, чем он еще будет это терпеть. Ему хорошо, со всей силы дали по макушке, но сознание не уплыло, и зубы почти полностью сомкнулись. Мощные руки схватили пасть и разжали челюсть: человеческая рука тут же выпорхнула из капкана. - Чертов волчара! – прошипели где-то совсем рядом, у самых глаз появился нож, и Тсунаёши послушно закрыл глаза. По веку прошлось острие. Было безумно больно. Но сознание как-то отрешённо отмечало это и молча отмахнулось от всего. Острие быстро-быстро прошлось по брови, чуть не проткнуло глаз и остановилось где-то на щеке. Уже не было того привычного отчаяния. Только какое-то молчаливое, необычное равнодушие заполнило всё внутри, и уже не хотелось куда-то спешить. Хотелось на небеса. Хоть и без крыльев. Веки открыли пальцы в противных, резиновых перчатках, пальцы другой руки совсем близко приблизились к глазному яблоку… Реборн… *** Перед его глазами предстало какое-то нелепое подобие бункера и избушки (не на курьих ножках, нет). Деревянная крыша заметно покосилась, из дыр на ней выбивалось всклокоченное сено. Стены на честном слове держали гнилые деревяшки. Зато окна пуленепробиваемые, а дверь – хоть танк вызывай. И смех, и грех, но сейчас, честно, не до веселья. Реборн, казалось, перерыл всю страну и перепроверил все рейсы самолетов, поездов и вообще пересекавших границу. Хорошо иметь связи в людском мире и объединяться с такими же одиночками, как он. Ну как объединяться. Где-то сбоку куковала женщина с длинными, перекрашенными в ядовито-розовый, волосы (не то, чтобы ей шло, но лучше её лишний раз не злить) и внушительной винтовкой наперевес, рядом кудахтал мужчина, нечёсаный и не выбритый, но, чёрт возьми, незаменимый медик. И те, кому он, Реборн, доверит свою жизнь. Что, в принципе, не отменяет того факта, что прибежал он к ним от отчаяния, заполнившего всю его сущность. Перед этим он целые сутки мчалась Бог знает куда, пытался найти хоть какой-то след, знакомый запах. В его мозгу билась мысль, что Тсунаёши – тот самый, которому его сердце отдалось – может в любой момент умереть. Картинки сменялись одна за другой: метка – вечное проклятье изгоя, как любят говорить чертовы религиозники – личная Геена Огненная. Следом – драка с теми амбалами, серьёзные раны и избитое тело. Отчаяние, страх, просьба в голосе выбежавшего мальчишки и звук падающего тела. Жадный, беспощадный огонь, пожирающий всё вокруг, ужасающие крики умирающих в пожаре людей. И огромная лужа драгоценной тёмной крови с до безумия знакомым запахом его пары. Что-то в душе звенело, бушевало, рвало, метало. Вся человеческая сущность в страхе забилась в самые дальние закрома, ожидая, когда зверь соизволит успокоиться и спрятать острые клыки. На это понадобилось целые сутки. Сутки, за которые с его парой могло случиться всё, что угодно! Когда разум всё же выбрался из своего укрытия и осадил зверя, он начал подкидывать различные идеи, сводящиеся к просьбе о помощи. Если точнее, к этим двоим. Познакомились они с ними давно, на работе. Девушка по имени Ларра пришла к нему в кампанию устраиваться на работу секретаря. И где-то на середине собеседования, когда Реборн уже мысленно пытался понять, на что подписывается, примчался пьяный мужчина и с криками: «Не позволю!» - кинулся на сидящего в кресле директора кампании. Короче говоря, на Реборна. Реборн тоже не лыком шит: с одного легкого удара точно в лоб отправил по обратному адресу. В итоге оказалось, что Ларра с этим мужчиной с кличкой в лучших традициях ковбойских кино Шамал – любовники. На работу пришлось взять обоих. Чуть позже сроднились. Ещё позже они узнали его историю. А он их. Потому сейчас они находятся здесь. Обстановка в доме была не лучше. В углах разнообразными узорами раскинулись паучьи паутины, пара змей прикорнула под стулом, а ветер осторожно колыхал свисающие с почти упавшего карниза тряпки. Мебель, пол, старинная посуда – всё в огромном слое пыли. Кроме одной кровавой дорожки и следов от армейских сапог. Они шли к едва заметному проёму в полу. Знакомый запах Тсунаёши вновь взбудоражил сознание, зверь внутри свирепо зарычал, и только силой воли Реборн заставил себя остаться в человеческом обличии и в человеческом разуме. Троица мягко ступила за порог, половицы противно и предательски скрипнули, но это их не остановило, как и не принесло никаких внешних проблем. Воодушевившись, незаменимая парочка в один прыжок достигла закрытого погреба, быстро откинула крышку (или всё же дверь?) и сунула туда дуло винтовки. И тишина-а. Почему-то думалось, что здешние охотники не столь умны, если не поставили даже охрану на «мало ли, что может случиться». Следующий ход был Реборна. Он в тот же один прыжок достиг входа в погреб и мигом сиганул туда. Лететь пришлось недолго. Точнее, выпрямившись, его макушка спокойно достигла «потолка». А по воздуху летал заметный запах крови. Крови ЕГО пары. Спина опасно выгнулась. Острые клыки слегка порезали губы. Брюнет буквально ощущал, как радужка его зрачков изменяла свой цвет. И он бы уже кинулся вперед, превращаясь в опасного и яростного зверя, как на его спину приземлилась нелёгкая тушка Шамала. Тот искренне извинился, поднял друга на ноги и на всякий случай отошёл подальше. Аметистовые глаза полыхнули жёлтым огнём и успокоились. Разум вновь взял верх, и оборотень в бессилии только сжал кулаки. Рядышком приземлилась Ларра, оглянулась на напряжённых парней и, пожав плечами, осторожно двинулась вперед. Шли недолго. Ожидаемый лабиринт представлял собой всего одно разветвление в две стороны. Нюх оборотня уверенно повёл их в нужное направление, а через несколько минут ушей коснулось протяжный, болезненный визг. В мозгу Реборна что-то переклинило, и он стартанул с места, абсолютно позабыв о своих друзьях. Те, не особо обижаясь, кинулись за ним, стараясь не отставать. В воздухе вокруг брюнета пошли солнечные блики, под одеждой ходуном пошли мускулы, тело будто бы размылось, и мощные волчьи челюсти сомкнулись на шее не вовремя выскочившего охотника. В следующим за ним теле охотника пуля прочертила себе путь. Потом ещё, ещё и ещё. Бой был коротким, но следующие за ним ярость и раздражение уже буквально заполнили всё вокруг. Они наконец-то добрались до нужной двери, без стука и извинений выбили её из петель… …и Реборн, как громом поражённый, застыл на пороге. Помещение было до смеха небольшим. В уголочке сидел толстяк, перевязывая свою руку. Ещё трое окружили стол, и каждый занимался своим делом ради одного результата. А лица закрывала маска, и только безжизненные глаза тускло смотрели на новоприбывших. А на самом столе, весь в крови… …Тут даже зверь ошарашенно застыл, не зная, что предпринимать. Где-то сбоку ахнула и закрыла рот руками Ларра. Шамал нахмурился и уже приготовился бежать к умирающему пациенту. А на самом столе, весь в крови, исхудавший, измученный, придушенный и перетянутый кожаными ремнями, лежал волк. Шерсть, всклокоченная и спутанная, заметно потемнела. По всему телу рассыпались ясно видимые шрамы. Впалые бока обтягивали с точностью до самых мелочей ребра. Из правого глаза струйками шла тёмная кровь. Грудь тяжело вздымалась. Тусклый красно-оранжевый глаз равнодушно, без привычной искорки обвёл присутствующих тяжёлым взглядом, а потом медленно закрылся. И произошёл ВЗРЫВ! Чёрная тень метнулась на человека со скальпелем. Стены окрасились новой, свежей кровью. Совсем рядом пролетела пуля и кровавой лужей разлетелась о каменную стену. Послышались быстрые шаги, удаляющиеся всё дальше от ужасного места. Осталось только кровавое побоище. Рядом с телом в один миг оказался Шамал, начал «колдовать» над своим пациентом, используя всё, что было в комнатушке. Но Закат слабел на глазах. И чёрный волк взвыл от боли. От отчаяния. От бури в душе. Неужели, всё закончиться именно так?