Конкистадоры

      За всю мою долгую жизнь практически никто из волшебников не интересовался, на что похож вызов. Оно и понятно — фермеры тоже не спрашивают у лошади, как ей новый плуг и похож ли он на старый. А между тем вызов смахивает на аркан. Громким и при этом совершенно беззвучным зовом он пронизывает Иное Место в поисках нужной сущности, а найдя, оборачивается вокруг парой-тройкой крепких петель и выволакивает ее в материальный мир.       У духов, которых вызывают слишком часто, постепенно появляется привычка еще по первым словам Призыва примерно предугадывать, каким будет волшебник, ждущий в пентакле. Чей-то аркан сделан из хрупких нитей, а чей-то — и не аркан вовсе, а стальной корабельный трос с серебряным гарпуном на конце.       Зов, тащивший меня сегодня, походил на обычную пеньковую веревку: крепкий, но вполне терпимый, и мне показалось, что я знаю, кого увижу в пентакле напротив. Он все никак не оставит меня в покое. Я вытек из Иного Места в облике болотной лужи, сладковато и душно воняя гнилью, но волшебник даже не поморщился. Что и говорить, он здорово изменился за последние годы, но я не уставал подкалывать его и пытаться застать врасплох. И как бы он ни менялся, от щегольства, пожалуй, не избавится никогда.       Голый по пояс “Ихо кетцаль” стоял в простом пентакле, никаких тебе приблуд Адельбранда, плошек с ядовитыми благовониями и прочих дополнительных уз. Он здорово загорел, вытянулся и окреп, а я не настолько хорошо разбирался в этапах взросления людей, чтобы точно сказать, сколько ему теперь лет. Черные волосы отросли по самые плечи и были небрежно забраны в хвост. По правому боку тянулся длинный светлый шрам, выглядывая из-за пояса простых льняных брюк и заканчиваясь на уровне ребер. То ли он так демонстрировал принцип “шрамы украшают мужчину”, то ли выставил напоказ для меня, как напоминание и опознавательный знак.       Я мельком по привычке оглядел помещение [Ну вы помните, что мое многоуровневое восприятие позволяет мне одновременно осматриваться, читать несколько книг и вести светскую беседу без ущерба смысловому содержанию? Что ж, вот я и напомнил.] Мы находились в небольшой бревенчатой хижине. Стол и пара стульев были отодвинуты к стене, в углу за противомоскитными занавесками пряталась узкая кровать, по стенам висели грубовато сколоченные полки. В этом доме я появлялся уже в четвертый раз, а обстановка оставалась все той же. Менялся только ее обитатель.       — Рад тебя видеть, Бартимеус, — слабо улыбнулся Натаниэль.       — Потрясающе, — хлюпнула лужа. — Чем обязан на этот раз? Хочешь снова отправить меня в Европу, чтобы я пустил ищеек Лавлейса по ложному следу? Или я могу сразу отправляться на болота собирать пятнистых жаб для местной ребятни? [“Хвостом” я занимался четыре года назад целый месяц, проделав в облике Ната путь из Чехии в Якутию, и еле унес ноги от того жуткого бородача. Три года назад я ненадолго появился в Британии, чтобы разведать для мальчишки обстановку. Два года назад я очищал от опасных артефактов древнюю пирамиду под Нуэво Чааль. Год назад я помогал индейцам собирать перья кетцалей, приманивая их на свой облик. Улавливаете тенденцию? Он не мог винить меня за то, что я сразу перешел к делу.]       Но Натаниэль покачал головой.       — Нет. На этот раз я вызываю тебя по вескому поводу. Мне нужна будет вся твоя хитрость и изворотливость.       Внутренне чувствуя себя невероятно польщенным, я все равно сделал недовольное выражение лица на поверхности лужи.       — Что, вместо жаб будут пауки?       — Вместо жаб будут Лавлейс и вся его шайка, — спокойно сказал Натаниэль и улыбнулся шире. — Мы отправимся в Британию.       — На вид разница небольшая, — заметил я. — Но позволь указать тебе на очевидный изъян в твоем “безупречном” плане: тебя прикончат быстрее, чем ты сойдешь с корабля. Хотя нет, я передумал, это гениальный план по возвращению меня в Иное Место, так что продолжай, пожалуйста!       Натаниэль подтянул к себе в пентакль табурет и уселся на него, не спуская с меня взгляда. Вообще-то он немало удивил и огорошил меня этой новостью. Здесь, в отставшем от цивилизации, изолированном и сосредоточенном на себе мирке в глуши Центральной Америки, он был в относительной безопасности, и я, признаться, ожидал, что он проживет здесь всю жизнь, просто потому что — что еще ему оставалось? Но, как и тогда, в детстве, он рвался восстанавливать справедливость, не оглядываясь на жестокие факты: он идет на верную смерть, и никто не в силах помочь ему. Тем более — я. Парадоксально, но, несмотря на периодические вызовы и идиотские задания, я давно перестал желать этому парню смерти. Отчасти именно из-за его необычной для волшебника совести. Однако это не значит, что я стану отговаривать его от самоубийственных поступков.       — Мы будем не одни, — возразил тем временем Нат. — Помнишь, несколько лет назад я просил тебя понаблюдать за Лондоном?       Я скрипнул зубами от раздражения. Теперь целая неделя побегов от следящих шаров и ночной полиции называется мирным словом “понаблюдать”!       — Тогда ты доложил, — продолжил Нат, — что Сопротивление еще действует. Если Лавлейс до сих пор не приказал стереть их всех в порошок, возможно, удастся отыскать их и предложить сотрудничество. Не думаю, что при Лавлейсе простолюдинам живется лучше, чем при Девероксе. Я недавно ездил в порт Веракрус, и по слухам похоже, что Британия объявила-таки колониям войну. Только представь, скольких призовут в эту глушь! Как думаешь, кто это будет — волшебники или простолюдины? — Он мог бы и не делать многозначительную паузу, ответ был очевиден. Волшебники станут управлять армиями, пристроив толстые зады в мягких креслах перед гадательными зеркалами, а козлы отпущения, то есть духи и простолюдины, будут погибать сотнями и тысячами. Я достаточно войн повидал, и каждая складывалась по этому сценарию. Натаниэль тем временем кивнул сам себе и продолжил: — Они не смогут остаться в стороне.       — Ты и их угробишь вслед за собой, — резюмировал я.       Он удивленно поднял брови.       — Я не собираюсь их заставлять.       — В отличие от меня, — мрачно фыркнул я.       — Ну, тут у нас нет выбора, — улыбнулся он.       Я так и знал, что этим кончится.