Tomorrow without heroes

Решив, что спешить уже все равно некуда, Фрэнсис выбрал длинную дорогу к дому, мимо озера. Людей здесь в это время суток обычно не было, а если и были — бояться Фрэнсис действительно не привык. К тому же, по настоящему опасные бандиты в Айову не совались, предпочитая Западные и Восточные пустоши. Зачем он пошел этим путем, Фрэнсис понял, только когда вышел к самому озеру. Сюда его притащили воспоминания и некоторые количество тоски, вызванной разговором с Тори. На другом берегу, среди расчищенного леса, высился монумент Павшим Мстителям, в народе называемым Шестеркой Мертвецов. Шесть символичных фигур стояли спина к спине, образуя круг. В ночное время их подсвечивали разноцветными прожекторами. Шесть лучей, бивших из-под земли, сходились где-то высоко над статуями и превращались в один большой, чистого белого цвета. Такие памятники стояли почти в каждом городе — где-то покрупнее, где-то помельче. Барни ворчал, что Старку не на что тратить деньги — вместо того, чтобы отстраивать Нью-Йорк, Вашингтон и другие разрушенные города, он ставит где ни попадя гигантские надгробия. Поначалу Фрэнсис злился на него за эти слова, потом ему стало все равно. Барни по-своему был прав — и в отличии от других недовольных, имел право так говорить. Сам Фрэнсис не очень любил сюда приходить. Но время от времени, на годовщину окончания войны, приходилось делать это вместе со всеми. В школах уцелевших штатов любили приводить учеников на большую площадь перед монументом, чтобы воспеть доблесть погибших и рассказать о том, как они пожертвовали собой, чтобы уничтожить Альтрона. В первый раз, слушая этот бред, восьмилетний Фрэнсис не выдержал и устроил истерику прямо на памятной церемонии. Тогда удалось все замять, но Барни с тех пор вообще не разговаривал с ним про родителей, а одноклассники начали называть Фрэнсиса Бартона трусливым и странным. Почти все — Тори так точно не считала. Интересно, как скоро ему удастся вымолить себе прощение и удастся ли вообще? Лаки в его руках на секунду проснулся, лизнул Фрэнсиса в нос и снова уснул. Сам Фрэнсис решил, что уже вдоволь нагулялся, и пошел прочь от озера. К дому он подходил украдкой, через задний двор. С веранды слышались голоса, поэтому Фрэнсис решил пробраться через кухню на второй этаж, надеясь, что Барни не заметил его опоздания. Но внезапно что-то потянуло его послушать разговор старших. Он аккуратно положил Лаки в корзину, стоящую у задней двери, укрыл мешковиной и тихонько обошел дом. Кейт что-то объясняла Барни — без горячности, скорее по привычке. — ...и в любом случае понадобятся новые люди для защиты — даже Росомаха не вечен. А уж Старк тем более. — Вот пусть и ищут среди горячих голов, их сейчас полно! А если Старк хотя бы попробует приблизиться к моему племяннику, то пусть знает — я и с одной рукой могу всадить в его реактор десяток стрел. — Барни, я не собираюсь тащить Фрэнсиса ни в Нью-Йорк, ни в Лос-Анджелес, ни куда либо еще. Просто рядом со мной ему было бы безопасней. — Ему четырнадцать, Кэти. — И через два года он уже будет совершеннолетним, — заметила Кейт. — Обожаю эти ваши чертовы новые законы, — Барни выругался. — Все, чтобы затащить в армию побольше детей! — Я просто хочу, чтобы ты понял — пройдет немного времени, и он сам уйдет. Не в армию, так куда-нибудь еще. И лучше, если он при этом будет не один. — Вот через два года и поговорим, — отрезал Барни. — А сейчас знать об этом не хочу. — Да, ослиное упрямство у вас семейное, — отозвалась Кейт. — Я слышу это от тебя последние двадцать лет. — Мы столько не знакомы. — Странно, мне казалось, что мы терпим друг друга вечно. — Ну, кто-то терпит, а кто-то любит, знаешь ли. На эту реплику Барни промолчал. Послышался звонкий стук бутылки о стакан — слишком знакомый звук для Фрэнсиса в последнее время. Кейт снова заговорила: — Не хочу тебя так открыто осуждать, но... — Спасибо, что этого не делаешь, стрекоза, — тут же ответил Барни. — Мне хватает косых взглядов и без тебя. — При нем ты тоже пьешь? — холодно поинтересовалась Кейт. — При нем — нет, — твердо ответил Барни, умолчав, что Фрэнсис вполне может находиться при этом в доме или даже в соседней комнате. Кейт вздохнула. — Барни, хочешь, открою тебе секрет? — Ну давай, удиви меня, — хмыкнул Барни. — Фрэнсис уже давным-давно мог сбежать отсюда, не дожидаясь совершеннолетия. Но он не делает этого только из-за тебя. — Хочешь нащупать у меня остатки совести, Бишоп? — Именно. Ты вообще представляешь, что с тобой будет, останься ты один? Думаю, нет. А вот он представляет и не бросает тебя, потому что чувствует ответственность и потому что вы — семья, в конце концов, — Кейт не кричала, но голос ее дрожал от гнева. — Но почему-то ты делаешь все, чтобы у него не осталось никакого желания возиться со старым алкоголиком. — Выражения подбирай, — процедил Бернард. — Я не Клинт, которому ты могла тыкать носом в ошибки. — Серьезно? Тогда почему ты делаешь все, чтобы тебя хотелось ненавидеть? Почему ты не говоришь с мальчиком про его родителей? Почему ты не учишь его ничему? — Потому что не хочу, чтобы он закончил так же, как мой брат! — взорвался Барни. — Потому что эта война моей семье слишком многого стоила! — Клинт погиб как герой, — тихо, но твердо произнесла Кейт. — И все остальные тоже. Не смей его осуждать, не смей так говорить! Это был их выбор — и благодаря ему мы все сейчас живы. — Я бы с удовольствием поменялся с ним местами, — ожесточенно ответил Барни. — И мне даже не нужно, чтобы кто-то об этом помнил. Спасибо за пафосную речь, малышка, но это мне совершенно не помогает. Они оба замолчали, теперь уже надолго. Сидящий в засаде Фрэнсис, кусал собственный кулак, пытаясь унять эмоции. Больше всего ему сейчас хотелось выйти и высказать Кейт и Барни давно просящиеся наружу слова. Не делал он этого лишь потому, что было немного страшно и... стыдно. Поэтому он сидел в траве, удерживал злые слезы и ненавидел себя неизвестно за что. Когда он уже почти решил не выходить и тихо убежать к себе, Барни вдруг зашипел от боли, ругнулся и попытался встать. — Что, опять? — тревожно спросила Кейт. — Да... началось... — еле выдохнул Барни. — Ты же не делал сегодня укол, черт, Бернард! Я сейчас принесу, погоди. Фрэнсис вылетел из травы, словно подброшенный пружиной. Барни даже не обратил внимания на него, а Кейт лишь посторонилась, пропуская его в дом. Фрэнсис кинулся к аптечке, которая всегда стояла на первом этаже в самом доступном месте, вытащил шприц, ампулу с препаратом и антисептические салфетки и рванул обратно к дяде. Сама процедура, за много лет отработанная до автоматизма, заняла у него всего двадцать секунд. Барни с облегчением выдохнул, когда он вытащил шприц и приложил чистую салфетку к месту укола. Обошлось, с облегчением подумал Фрэнсис. Иногда он не успевал до приступа, и Барни скручивало от фантомной боли почти до судорог. Пару раз приходилось даже скорую вызывать. Иногда из больницы присылали медсестру, и чаще всего ею оказывалась Джейн. — Его нужно отвести в спальню, — пробормотал Фрэнсис, поднимая глаза на Кейт. — Поможешь? — Спрашиваешь еще, — она помогла ему поднять Барни, и вместе они дотащили его до кровати. Раздеваться Барни отказался, сказав, что ему уже легче и через десять минут он сам сможет все сделать. Фрэнсис не настаивал — знал, что Барни не любит, когда его считают совсем уж беспомощным инвалидом. Он потянул Кейт за руку и вывел из комнаты. — Ты уверен, что с ним все в порядке? — еле слышно спросила она. — Теперь да, — так же прошептал Фрэнсис. — До следующего раза. Нужно будет все же утром позвонить Джейн и попросить заехать. На всякий случай. Главное, чтобы Тори не взяла трубку. Они оба вышли на веранду. Здесь стало еще тише, хотя казалось, куда еще. Фрэнсис утащил со стола сэндвич и вяло сжевал его, почти не чувствуя вкуса. На недопитый стакан с виски и початую бутылку он покосился, но убирать с глаз подальше не стал. Кейт стояла, скрестив руки на груди и прислонившись к краешку стола, и смотрела куда-то вдаль. Со стороны кукурузного поля потянулись первые ниточки тумана. Фрэнсис поежился, но за курткой в дом все же не пошел. — Много успел услышать? — спросила вдруг Кейт. Фрэнсис вздрогнул, но уже не от холода. — Про Старка и ваши сложности на Восточном побережье, — честно признался он. — И остальное тоже. Извини, что подслушивал. — Что уж теперь говорить, — вздохнула Кейт. — Плохо, конечно, но чего я хотела, обсуждая это здесь в открытую? — Чтобы я обязательно услышал? — выдал неожиданное предположение Фрэнсис. Кейт обернулась к нему и внимательно посмотрела в глаза. Отводить взгляд он не стал, но это ему стоило большой выдержки. — Я не хотела, чтобы это дошло до тебя так, — сказала Кейт. — По крайней мере сейчас, — добавила она. Фрэнсис отложил недоеденный сэндвич и встал. — А какая разница — сейчас или через два года? — Ты даже не представляешь, насколько дети могут измениться за такой короткий срок, — она снова отвернулась. — На самом деле, я не хотела спорить с Барни об этом. Просто у нас с ним осталось не так много общих тем для разговора. И иногда мы оба срываемся. — Зато я хотя бы слово об отце от него услышал. А не вечное: «Я не буду об этом говорить». Фрэнсис закрыл глаза и представил, как хватает бутылку со стола и швыряет об стену. А потом еще раз. И еще. Легче не становилось. — Ему трудно, малыш. Клинт был ему слишком дорог. Он до сих пор не может забыть и жить дальше. — Еще бы, когда рядом живет ходячее напоминание, — разозлился Фрэнсис. — Фрэнс, ты не понимаешь... — Да все я понимаю! Почему вы оба считаете меня идиотом? Я же прекрасно вижу, что не нужен ему! И Барни за меня цепляется только потому, что я похож на отца! И ты тоже! Вы оба хотите контролировать мою жизнь, потому что его вам спасти не удалось! Я для вас просто подходящая замена! Выкрикнув это, он спрыгнул с крыльца и выбежал на середину двора. Кейт не стала его догонять, Барни не вышел на шум.