Мой страх — отсутствие тебя

      Драко вернулся в Хогвартс рано утром, когда обычные ученики еще спали в своих постелях и даже не догадывались о том, что в скором времени это безмятежное спокойствие будет нарушено. Но он знал и мог бы попытаться все изменить, стать героем. Ведь именно этого хотела бы для него она. Ее лицо возникало в сознании юноши каждый раз, как только тот закрывал глаза, и каждый раз ему приходилось до боли сжимать руки в кулаки, чтобы не дать волю накопившемуся чувству отчаяния разорвать его самого и все вокруг на мелкие кусочки.       Слизеринец глубоко вдыхал обжигающе холодный воздух, но ничего не чувствовал, кроме очередной порции боли. В груди словно образовалась зияющая рана, которая не торопилась затягиваться, а потрескавшиеся от постоянных укусов губы казались белее первого снега. Они болезненно дрожали и пытались сложиться в нервную ухмылку, от которой его лицо становилось неестественным, чужим. В какой-то момент он споткнулся и упал, а потом понял, что не может найти в себе силы подняться. Светловолосый юноша полулежал, уткнувшись головой в снег, а по его щекам текли горячие слезы. Ни хрипов, ни стонов. Немые слезы, разрывающие душу на части.       Ему холодно, но дело не в погоде. Он вздрагивает, но не от редких снежинок, залетающих за шиворот его мантии. Ему плохо, но не из-за полученной накануне метки. Драко вспоминает легкие, почти невесомые прикосновения заботливых рук, и ему кажется, что он чувствует, как изящные пальчики перебирают его светлые пряди волос, набирает полные легкие воздуха, чтобы закричать, но с его губ не срывается ни единого звука. Слизеринец поднимается на ноги, выпрямляет спину, поднимает голову и шагает к замку, и лишь потускневшие, будто выгоревшие глаза говорят о том, что прежнего юноши больше не существует.       Он оказался втянут в войну, а это — цена. Раньше ему казалось, что он все сможет вынести, что все его действия и решения заведомо правильны, но как же ошибался. Драко шагает быстрее, пытаясь убежать от крика, что все еще слышится ему, стараясь сконцентрироваться на чем-нибудь еще. Ничего не выходит. Ее голос повсюду. Остановившись у одной из стен, он упирается в нее руками, но цвет серого камня находит болезненный отклик в его сердце, и он со всей силой бьет в нее, снова и снова, пока не замечает, что оставляет за собой красные следы. Разбитые костяшки — ничто в сравнении с тем, что пришлось испытать ей.       Когда он услышал крик в Малфой-мэноре, то сразу же понял, кому он принадлежит. Сорвавшись с места, он побежал в сторону лестницы, ведущей в подземелье. Преодолев бессчетное количество ступеней, он толкнул дверь, сквозь щели которой пробивался свет, и увидел ее. Она лежала в неестественной позе, руки раскинуты в стороны, а белокурые волосы разметались по грязному полу, покрытому сыростью и плесенью. Ее застывший взгляд устремлен в потолок, завешанный паутиной, губы чуть приоткрыты, словно она хочет заговорить.       В комнате больше никого не было. В одном из углов стоял старый фонарь — источник тусклого света. Драко никогда не называл женщину, лежащую у его ног мамой. Но он любил ее, потому что невозможно было не заметить, как она прекрасна во всех своих проявлениях. Нарцисса Малфой любила своего сына, это Драко точно знал, чувствовал. Перед ним не могла быть она. Хозяка поместья — светлая, полная тепла, заботы, нежности и жизни женщина, а то, что он видит перед собой — красивая кукла, мираж, иллюзия.       — Мам?.. — неуверенно произносит он, подойдя ближе и опускаясь рядом.       Ее платье как всегда идеально, а макияж аккуратен, но ее руки совсем неподвижны. Нарцисса Малфой не может ничего не делать своими изящными руками, они должны быть заняты вышивкой, рисованием, игрой на фортепиано, чем угодно, но не лежать так.       — НЕТ! — Драко кричит, приподнимая ее за плечи, обнимая и крепко прижимая к себе. — Мамочка, мама! Ты же слышишь меня! Открой глаза, посмотри на меня! Улыбнись, как можешь только ты, я же впервые называю тебя так, как ты всегда хотела!       Он целует ее в висок, поглаживает по спине, по длинным волосам, словно хочет успокоить, поддержать ее. Драко так хочет, чтобы она сделала то же самое, но ее руки так безжизненны и холодны. Юноша пытается согреть их, покрывает их поцелуями, смешанными с горячими слезами, но они остаются ледяными. По телу разливается жидкая тревога, от которой становится трудно дышать, и тогда Драко кричит, что есть силы, от осознания того, что она была в его жизни, была самой лучшей, самой нежной, любимой, единственной, кто принимал его таким, какой он есть.       На его крики сбегаются все, кто был в этом поместье. Последними приходят отец и Волан-де-Морт. Кажется, их совсем не удивляет то, что здесь только что произошло. Хозяйку поместья убили, а они даже не пытаются найти того, кто это сделал. Внезапная догадка пронзает острой болью, и Драко собирается броситься на них, но его перехватывает Снейп и силой тащит за собой из комнаты. Он не понимает, что тот говорит ему, не может разобрать ни слова. Неужели, он заодно с ними? Нет, не может быть. В глазах профессора он читает те же эмоции, который испытывает сам.       — Она не хотела этого допустить, — наконец может разобрать он и понимает, что речь идет о метке.       — Она была слишком чистой для этого места, — произносит Драко и не узнает своего охрипшего голоса. — Она не заслужила такой участи.       — Мне жаль, Драко. Мне следовало заметить это раньше.       — Что заметить?       — Это яд. Он свел ее с ума, — быстро заговорил Снейп. — Они вынудили ее покончить с собой.       Тогда Драко не мог поверить в это, ведь отец всегда трепетно относился к Нарциссе. Он любил свою жену больше всего на свете. Это же не могло быть притворством? Неужели весь этот брак — игра, постановка? Так вот что ждет его самого, если он последует кодексу чистокровных аристократов. Сейчас он понимал, что никакой любви, кроме материнской, в их семье не было, но эмоций совсем не осталось, поэтому Драко, добравшись до комнаты, рухнул на кровать и провалился в сон, оказавшийся жутким кошмаром, из которого невозможно выбраться.

***

      Слизеринец проснулся, когда уже наступил день. Он так и не смог выспаться, и легче ему не стало. Наоборот, его словно придавили тяжелым камнем, и теперь он буквально ощущал, как все внутри сжимается от воспоминаний о пережитой ночи. Хотел бы он не думать об этом, забыть хотя бы на день, но боялся, что упустит, не сможет вспомнить ее лица, ее голоса, ее смеха. Ушедшая было боль накатила волной, и Драко вынужден был подняться с постели, чтобы как можно быстрее оказаться в толпе других учеников, ведь только там он смог бы делать вид, что ничего не произошло. Сейчас ему хотелось увидеть Грейнджер. Она не сможет отказать, когда кому-то нужна помощь, пусть даже ему.       Маскирующим заклинанием он спрятал метку и, приняв душ, надел темные брюки и черную рубашку. Взглянув на себя в зеркало, он не заметил внешних изменений, даже кругов под глазами не было, лишь слегка болезненный вид. Неплохо для человека, у которого вырвали из груди самое дорогое, что у него было. Драко не собирался идти на занятия, ему нужно было получить только каплю сочувствия и поддержки, жалости бы он не вынес. Наверное, стоило послать ей письмо с совой, чтобы предупредить, ведь он уехал, ничего не объяснив. Да и что он мог ей сказать? «Грейнджер, я уеду на пару деньков. Мне тут нужно записаться в ряды Пожирателей, ничего серьезного, обычные будни». Малфой остановился посреди коридора, понимая, что он даже не сможет объяснить толком, почему и зачем он уехал, да и о том, что произошло — тоже. Не каждый день узнаешь, что твой собственный отец — женоубийца.       Он уже было собирался вернуться в гостиную Слизерина, чтобы забыться там за бутылкой припрятанного огневиски, как вдруг заметил ее. Грейнджер, его Грейнджер. Единственное, что у него осталось. Драко даже и не думал, что ему так не хватало ее, пока не увидел ее худенькую фигурку, прижимающую к себе стопу книг, ее непослушные каштановые волосы и глубокие шоколадные глаза. На мгновение все отошло на задний план, и только она осталась в центре. Жаль, что он не может подойти к ней сейчас, в коридоре слишком многолюдно. Юноша старался поймать на себе ее взгляд, чтобы знать, что она рядом, даже когда их разделяют эти метры.       — Гермиона, — темноволосый юноша пробирается к ней сквозь толпу и приветливо машет рукой, — доброе утро!       — Уже обед, Дилан, — девушка улыбается ему одной из своих самых лучезарных улыбок. — Но я рада, что ты вообще пришел.       «Какого черта она улыбается ему?»       — Я бы не смог оставить такую девушку одну, — Грэйв заправляет вьющуюся прядь ее волос за ушко, а потом приподнимает ее голову за подбородок и целует.       «Черт! Ты сам напросился. Грейнджер никому не позволит целовать ее у всех на виду, а уж тем более тебе».       Но гриффиндорка не оттолкнула его, а, наоборот, обняла за шею своими тоненькими руками, а затем смущенно опустила взгляд вниз, пряча его за густыми ресницами. Выражение лица Драко изменилось, и он уже сделал несколько шагов по направлению к ним, расталкивая всех, кто попадался на его пути, как вдруг перед ним появился Рон.       — Уйди с дороги, Уизли, — прошипел он сквозь стиснутые зубы.       — Ты не подойдешь к ней, — спокойно ответил ее друг, не сдвинувшись с места. — Если она тебе хоть чуть-чуть дорога, то ты оставишь ее в покое.       — Что ты несешь, идиот? Я просто хотел поздороваться с другом.       — Ты все прекрасно слышал, — гриффиндорец остался стоять на своем. — Я знаю, что между вами происходило то, чего не должно было быть. Но ей от этого было слишком плохо. Ты разрушал ее, а теперь она наконец-то сделала правильный выбор. Она счастлива без тебя.       — Без тебя тоже, как я вижу, — Драко знал, куда бить, чтобы Уизли заткнулся. — Разница в том, что я этого так не оставлю. Я должен с ней поговорить.       — Я сказал, что ты не будешь с ней разговаривать, — Рон предупреждающе положил руку ему на плечо. — Не давай мне повода начистить тебе личико, маменькин сынок.       Прежде чем Драко осознал, что он делает, его кулак уже врезался в лицо Уизли, разбив тому нос в кровь. Собственная рука отозвалась глухой болью, но это не могло остановить юношу. Гриффиндорец явно не ожидал, что под строгим костюмом аристократа может скрываться натренированное тело, поэтому сначала растерялся, а после пары пропущенных ударов уже не смог взять ситуацию в свои руки. Малфой повалил того на пол и продолжил остервенело бить его, вымещая все напряжение и злость, что накопились за последнее время.       — Не трогай его! — услышав голос Гермионы, Драко резко поднял голову, не веря, что она заметила его.       — Нам нужно поговорить! — рявкнул он резче, чем хотел.       — Нам не о чем разговаривать, — девушка опустилась на колени рядом со своим другом, приподняв его голову и положив ее себе на колени и зашептала заклинания, залечивающие ушибы.       — Объясни мне, что происходит? — Драко не заботило то, что творится вокруг, что сейчас он и эта упрямая гриффиндорка становятся центром всеобщего внимания и предметом последующего недельного обсуждения. — И перестань его уже трогать!       — Ты только что избил моего друга! Ты опасен для общества! И у тебя хватает наглости спросить, что происходит? — возмущенно воскликнула Гермиона, не отрывая своей ладони с лица Рона.       — Грейнджер, посмотри на меня! — закричал Драко, хотя лицо девушки было от него в нескольких сантиметрах. В эту секунду ему показалось, что когда он видел ее в другом конце коридора, она была ближе, чем сейчас.       — Драко, тебе лучше уйти, — Дилан, незаметно оказавшийся рядом, положил руки на плечи девушки, словно показывая свое покровительство. — Кто-нибудь помогите мне доставить его в больничное крыло.       — Грэйв, лучше не вмешивайся, когда мы разговариваем, — поднявшись, слизеринец буквально сверлил глазами того, кого знал с самого детства.       — Мне кажется, что ваш разговор давно окончен. Пойдем, Гермиона, — приобняв ее за талию, когтевранец помог девушке подняться, а потом захватил ее рассыпавшиеся книги. Но самое страшное, что она пошла за ним, оставив Драко одного.       — Просто посмотри на меня, чертова Грейнджер! Сделай это!       — Малфой, оставь меня в покое, — не оборачиваясь, произнесла она и, прижавшись к Дилану, скрылась за поворотом, ведущим в больничное крыло.       Затянувшаяся было рана вновь начала кровоточить.