200 pages

      …Люк просыпается не оттого, что, наверное, пора бы уже, не оттого, что сквозь не до конца задернутую шторину пробивается уже по-настоящему июньское солнце, а потому что ощущает на груди тяжесть раскаленного кирпича. Но он даже и не думает пошевелиться. И чтобы описать, насколько ему это приятно, он бы в жизни не смог подобрать слов! Он улыбается в потолок и в очередной раз поражается невероятной способности этого парня расставлять (ну, в данном случае – раскладывать) все по своим местам – даже во сне.       Люк медленно и осторожно делает вдох, пытаясь вобрать в себя как можно больше любимого запаха, и еще медленнее выдыхает. Он вообще хотел бы сейчас перестать дышать. Джин с манговым соком – вот что это такое для него по запаху, вкусу и состоянию после, дикая, одуряющая экзотика… Джон. Котеночек. Котище… Но вслух Люк ничего такого не произносит, никогда. Это Джон промурлыкает “mi querido”, даже когда просто одобряюще касается плеча Люка, Джон с какой-то крышесносящей интонацией произносит простое “детка”, а в постели выдает что-то невероятное на смеси испанского и этого своего дичайшего эускара… Люк еще раз улыбается и, изловчившись, наконец-то целует лохматую макушку – и тут же понимает, что этот хитрованище уже не спит!..       …Люк никогда не любил утро, а раньше Джона умудрился встать аж целый один раз – когда вообще не смог уснуть в их первую совместную ночь в Нью-Йорке. Но Джон, Джон просыпался на зависть легко и радостно и тут же развивал бурную деятельность: потихоньку расталкивал Люка, включал музыку, завидно шумел в ванной, потом проверял почту, читал новости, а если ему не нужно было сразу же убегать – даже готовил завтрак, вернее, варил потрясающий кофе и складывал что ни попадя в бутерброды, но все равно…       …Уйма легких поцелуев рассыпалась по груди и дальше вверх – к шее, подбородку, носу – и наконец Люк увидел эти невероятные, огромные глазищи с колдовской зеленцой и золотыми искорками в самой их глубине… И ставшее традицией для них “¡Hola! – Хей!”, и поцелуй… Такое утро никогда не будет страшным: с самого момента пробуждения и даже чуть раньше, с ощущения этой тяжести на плече, на руке или на груди, сразу же сообщающей, что все в порядке, что можно без опаски открывать глаза, обнимать эту испанскую горячность и угловатость, улыбаться – почти так же радостно, как он, и начинать дышать полной грудью… Джон!.. Котеночек…       …Люк просыпается в холодном поту и совершенном ужасе оттого, что ему резко стало нечем дышать… Сквозь уже давно не отдергиваемую шторину едва-едва пробивается тусклый, все еще неприятно-холодный мартовский рассвет. Вакуум… Без света, без запахов, без малейшего признака жизни поблизости. Ему захотелось взвыть во весь голос – так он просыпался уже четвертую неделю подряд, и у него не было ни малейшей надежды на то, что это изменится.