ЛЮБИМЫЙ КОШМАР ДАРЬИ

… Дарья открыла глаза … Она ушла из своей палаты ранним утром и свернулась в этом кресле клубочком не только чтобы быть поближе к Джейн. Больничная кровать оказалась вампиром — Дарья чувствовала себя не отдохнувшей — скорее наоборот — ослабевшей … И этот сон … … Она бродит по мрачному, полуразрушенному дому — сквозь его окна и дыры в стенах она видит свой собственный, ярко, по вечернему, освещённый дом. Светлые окна резиденции Моргендорфферов стали, в этом причудливом сне, невозможно, чудовищно огромными — Дарья, без труда, могла видеть одновременно и отца, который, что то жизнерадостно напевая, химичил над громадной кастрюлей, что клокотала на плите и трещащую с кем то, по телефону, в другом конце гостиной Квин (образца «пять лет назад»). Маму, что ходила взад и вперёд с мобильным телефоном в руке и, судя по сердитому выражению лица, активно общавшуюся с Эриком. Судя по всему был ранний летний вечер но дом, по которому бродила Дарья, словно поглощал любой свет, любые цвета. Она искала в нём Джейн. Темно. Холодно. Тоска. Отчаянье. Одиночество. Доски пола поскрипывали под ногами, как и полагалось старому, рассохшемуся дереву, но обжигали ступни ледяным, каменным холодом. Даже во сне Дарья понимала что такого дома нет и не может быть не только в её квартале но и во всём Лондейле. И что в нём забыла Джейн? Но Дарья почему то продолжала упорно кружить по пустым и холодным комнатам полуразрушенного дома в бессмысленных поисках подруги … Пока наконец не проснулась на больничной кровати чувствуя себя так, словно из неё потихоньку высасывали силы. Медленно и аккуратно. Со вкусом. Наслаждаясь каждым глотком. Смакуя. И Дарья сбежала. Из неуютной палаты. Подальше от живой темноты по углам. И устроилась в кресле. Но … Кошмар всё равно настиг её и тут. … Оказалось, мамочка не только хороший адвокат но ещё от её строгого взгляда мерзкие кошмары, поджав хвосты, съёживаются и убегают. Дарья уснула сжимая очки в руке, а вынырнув, наконец, из омерзительного, прилипчивого сна, разлепив слипшиеся веки, нацепила очки на нос и сфокусировала взгляд. Мама… … Хелен была хорошим адвокатом. Следовательно терпимым и толерантным. Чужие «слабости» не должны были на неё влиять. Мешать работе. Мешать быть объективной. По отношению к другим — к клиентам, свидетелям … Но собственная дочь … Хелен была в лёгкой растерянности. Но она помнила, напряжённую как струна, фигуру дочери у больничного окна. Как обрушилась Дарья к ней, Хелен, на руки — словно из тела старшей дочери внезапно выпустили весь воздух. И лицо Дарьи, белее больничной простыни, запавшие глаза … И сейчас она, свернувшись в кресле, у палаты Джейн, насторожено уставилась на мать … Вопросительно. С тревогой. У Хелен просто сорвалось с языка: — Ты её любишь? Глаза Дарьи не то чтобы вспыхнули … Но они вдруг сверкнули ярко, как два изумруда: — Да. Почти с вызовом. С готовностью защищаться и защищать. Бледные губы поджаты. Плечи напряжены. Хелен вздохнула: — Тогда ладно. Ну что тут поделаешь? Может вернёшься в палату? — Нет. Я лучше тут посижу немного. Вернутся на проклятую больничную койку? Снова чувствовать ступнями ледяные доски пола в этом жутком доме? Всё равно её выписывают и лучше зайти в палату только чтобы собраться — переодеться и забрать немногие личные вещи, а после уйти не оглядываясь. Хелен присела на краешек кресла Дарьи и с нежностью взъерошила волосы дочери. — Мама, я тебя люблю… Хелен показалось, что она ослышалась. Но тут Дарья осторожна приподнялась из кресла и обняла мать, уткнулась носом ей в плечо. Старшей дочери вообще были не свойственны такие проявления нежности, а уж подобные признания в любви … Хорошо, что рядом не было Джейка — он бы непременно всё испортил, проорав что-то вроде: «И мы тебя, kiddo!» … А так … Хелен запрокинула голову чтобы удержать слёзы: — И я тебя, милая… Повисла такая светлая тишина словно мимо ангел пролетел. Или в родильном отделении появился на свет будущий коп … Хелен посмотрела на Дарью и осторожно стянула с носа дочери очки — той удалось снова уснуть … На этот раз без сновидений. — Если Джейн так повлияла на Дарью, если их любовь так изменила её — то пусть будет проклят тот кто скажет о них хоть одно худое слово! — пробормотала себе под нос Хелен. … Провожая Квин, назад в Лондейл, Дарья, неожиданно для младшей сестрёнки, обняла её на прощание и поцеловала в щеку — Квин явно пришла в замешательство … И в полном шоке, не зная как реагировать, просто похлопала старшую сестру между лопаток … — Что то большое в лесу упало на спину кверху лапами и сдохло … — уже сидя в такси, растроганно проворчала Квин. … Но этот зловещий сон вернулся к Дарье через какое то время, когда она и Джейн уже вернулись домой — в свою бостонскую квартиру. Джейн, внезапно для себя, проснулась и тут же уставилась в широко распахнутые, тёмно-оливковые, почти чёрные в темноте, глаза Дарьи: — Что случилось, подруга? — Ты здесь … Ты в порядке… И Дарья … заплакала … Навзрыд. Как маленький ребёнок. Сжавшись в комочек и жалобно поскуливая. Подушка промокла насквозь почти мгновенно. Джейн растерялась: — Да. Всё в порядке. А это так плохо? Я должна быть не в порядке? — Тут до неё дошло. — Тебе что то такое наснилось? Дарья смогла только кивнуть и с трудом пробормотала, всхлипывая: — Дааа… Джейн тихо рассмеялась и нежно погладила её по голове: — И это всё?! Успокойся — кошмар кончился, бука ушёл … Хочешь спою колыбельную нашей маленькой девочке? Дарья только фыркнула: — Ты то?! С твоим то музыкальным слухом и голосом? Колыбельную?! — Она уже улыбалась сквозь слёзы. — Ладно. Давай спать — нам рано вставать. Я уже успокоилась. И, пожалуйста — никаких колыбельных! — Как скажешь … Я вообще то очень послушная девочка. Время от времени. Раз сказали, что никаких колыбельных — не будет тебе колыбельных. А жаль — у тебя бы остались незабываемые впечатления! — Не сомневаюсь. И у наших соседей тоже. — Обижаешь… — Ладно. Спи уже… Кошмар больше не вернулся. Видно Дарья его выплакала.