Клуб анонимных алкоголиков

      Это. Не. Ложь. Это. Не. Ложь! Это. Не. Ложь! Это. Не…       Какой смысл себе это повторять каждый раз, когда кулаки врезаются в чужую челюсть или глаз? Какой смысл считать правдой то, во что не верится уже и себе самому? Что если это была просто жестокая страшная сказка, навеянная Тенью? А откуда тогда Тень, если ее нет в этом мире? Значит это правда. Но почему тогда никто не верит?       - Это не ложь, блядина!       С громким хрустом ломается чужой нос, даже непонятно чей, а важно ли это вообще? Пострадавший тут же уползает прочь из спальни, хныча и зажимая руками ноздри из которых хлещет кровь и сопли. Остальные в ужасе расползаются по своим койкам и закрываются балдахинами, но в глазах каждого из них посверкивает любопытство, завтра вечером они снова отважатся попросить рассказать что-то новое и снова кто-то сдуру ляпнет «да такого просто не могло быть» и получит тяжелым кулаком в морду, через секунду уползая в травму. Так каждый раз. За четыре года в школе уже все знали, не стоит называть красноволосого когтевранца сказителем, вракой или лжецом, если конечно нет желания получить перелом.       Надо ложиться спать, завтра первым уроком будет Наговедение, как его теперь называл весь факультет с легкой руки самого Фарена. Уход за магическими существами был пожалуй самым любимым занятием для бывшего гнома, бессловесные твари никогда не посмеют сказать и слова… Они молчат и с пониманием пялятся на тебя своими глазенками всех цветов, форм и размеров, как будто понимают человека, оказавшегося в ловушке, похожей на их собственную. Человек их не слышит точно так же, как никто вокруг не слышит его.       - Эй, Броска? – позвал кто-то из-за закрытой занавеси синего бархатного балдахина.       - Чего надо, отрыжка бронто?       - Ты знаешь, что завтра на Наговедении будет?       - Нет, - зло огрызнулся бывший гном, укрываясь одеялом с головой. – Иди к Архидемону в жопу, я спать!       Спальня погрузилась в мертвую тишину, кто-то и в самом деле уже заснул, а кто-то лихорадочно пытался в темноте вспомнить содержание учебника по уходу за магическими существами, надеясь угадать, что же за тварь покажут завтра на уроке. Думал об этом и Броска, хотя делал это совершенно машинально. В отличие от других учеников его мало могли напугать животные этого мира, какими бы опасными или уродливыми они не были. Чаще всего они безобидны или их легко убить, стоит только проткнуть мечом в нужном месте. Но убивать школьных зверушек нельзя, озвучивать способы их возможного убиения в бою тоже было слишком странно для четырнадцатилетнего ученика магической школы. В одиннадцать Фарен впервые решил рассказать своим сокурсникам о старых-добрых приключениях гнома из Пыльного Города, по глупой привычке двадцативосьмилетнего головореза забыв опустить в той байке все выпускания кишок, разлетевшиеся по камню мозги из разбитых голов и животрепещущие подробности личной жизни любого наемника из нищего квартала Орзамара. Нельзя сказать, что это было ошибкой, именно благодаря тому самому первому взрослому рассказу, слишком правдоподобному для маленьких умов, он стал знаменит и тогда ни у кого просто не хватило сил назвать его лжецом и выдумщиком. Дети не могли спать ночами кто неделю, а кто и весь месяц.       Сон не шел, а память так и не освежилась. Бывший гном привычно принялся пересчитывать в уме все гадости, которые он придумал за девять лет, проведенных в этом странном мире. Все это он собирался проделать с Риорданом и Анорой, как только вернется в Денерим… Знал, что не вернется, но все равно со свойственной пылеглоту кровожадностью и расчетливостью выдумывал этот тысяча-и-один способ убийства людей, отдавших его Архидемону. Уж что, а мстить он умел, холодно и расчетливо, а не так дико и самоуничтожающе, как Кусланд, одержимый своей идее до пены у рта. И сделал бы это Броска не от того, что считал виноватым себя, а от того, что ему задолжали этот проступок, как задолжали бы денег, а долги надобно возвращать.       Или часы зазвонили слишком поздно, или сам красноволосый парень проспал, всю ночь думая об убийствах, сказать было сложно, за узким окном все было почти черно, хотя школьный колокол обычно звонил уже в восемь часов утра. Солнце уже давно должно было встать. Высовывая голову из-под одеяла Фарен было подумал, что пропустил ставшую привычной тренировку у озера, но потом только тихо чертыхнулся, все равно, ведь даже закаленная в ледяной воде Черного озера Одуванчик не сунется в такую погоду на улицу. За стеклом, жадно грохотнув, сверкнула молния, с треском разрывая черные тучи, проплывающие кажется прямо на уровне башни. Стоит только открыть створку окна и протянуть руку, ухватить мокрый от влаги край облака…       В спальне уже никого не осталось, после очередной вспышки «этонеложь» от Броски, его все сторонились несколько дней, делая вид, что он им больше не интересен. И в этот момент именно они были лжецами, жадно зыркая за завтраком исподлобья и провожая его любопытными взглядами в коридоре. Вот и сегодня торопливый завтрак перед занятиями тоже прошел в гордом одиночестве, редкая возможность перестать улыбаться и смеяться, желанный миг успокоения постоянно напряженным скулам и языку. Возможность помолчать и ничего не слышать в ответ.       Где-то за столами, совсем рядом, сидели Лина и Айдан, но даже их бывший гном старался не искать глазами. Пусть он и обожал время, проведенное с ними, но в душе всегда оставался осадок или склизкий налет глупой мысли: «А что если я и в самом деле лгу?». Ведь это они могут быть настоящими Героями, а он просто психом, с какого-то нажьего перепугу узнавший весь этот необъятный мир и невольно отдавший за него все. Как и говорила эльфийка, он должен был умереть жалкой смертью пылеглота из трущоб – от голода, но с проклятой гномьей гордостью, не дав себя запытать до смерти.       Идти под дождь одному, когда остальные остались стоять под сводом ворот замка, с ужасом глядя на ледяные потоки воды и жадные всполохи молний, под аккомпанемент сотрясающего землю грома, это было прекрасное ощущение. Его можно было бы даже сравнить с тем самым горделивым чувством, которое Герой Ферелдена испытал, провожаемый на последнюю битву восторженными криками незнакомых ему простых солдат. Ради такого мига стоило и умереть… Дождь хлестал по спине, закрытой только легкой рубашкой и черной мантией, впиваясь ледяными иглами и пробирая до костей, какая ерунда. Зато дышать в этой пропитанной озоном и электричеством благодати было на удивление легко и приятно.       Но тишину нарушили нагоняющие однокурсники, бегущие по тропе прямо к месту занятий, закрывая головы сумками или просто руками. Девушки пищали от холода, парни гоготали что-то совершенно неостроумное, то ли подбадривая себя, то ли их. Но потом они исчезли, убежали вперед, оставив так и не ускорившегося Фарена на дорожке, выложенной каменными плитами.       Когда когтевранец наконец соизволил добраться до залитой огороженной колышками площадки, урок уже начался. Вернее это было сложно назвать уроком. Животных на площадке не было из-за все того же проливного дождя, а выгнать из-под небольшого крылечного навеса всех учеников учителю просто не представлялось возможным, хотя всего-то и требовалось что перегнать это упрямо сопротивляющееся стадо от этих загонов к пустующей теплице под номером пять, чтобы провести сорванный непогодой урок там. Учитель, слишком сильно напоминающей увеличенного в пять раз гнома, уже начинал выходить из себя, то увещеваниями, то угрозой снятий баллов, вынуждая студентов выйти под дождь. Фарен так и остался стоять поодаль, наблюдая за сверстниками и часто смаргивая от того что вода крупными каплями стекала прямо в глаза с ресниц.       Наверное, только глупый опыт заядлого головореза или близость к лесу, позволила ему первому услышать знакомый каждому подземному жителю звук клацающих в движении сочленений хитинового панциря и хищное, полное ненависти визгливое бульканье и шипение, слишком быстро сменившееся щелканьем прочных черных жвал.       Фарен успел обернуться и не пропустить атаку, когда тварь размером с лошадь чуть было не свалила его в прыжке. Такое они любят, свалят жертву на землю и рвут горло, грудь и живот до тех пор, пока не останется сил сопротивляться, а яд пропитает все тело, делая плоть мягкой и податливой как моченые яблоки из бочки.       Ученики завизжали и бросились врассыпную, забыв про дождь, занятия и учителя. А здоровенный как гора полувеликан опрометью бросился к арбалету, висящему на столбе у дальней части ограды.       Бывший гном отскочил назад, уже осознавая, что учитель никак не успеет добежать, расчехлить оружие, наложить стрелу и атаковать. Пока он будет это делать, тварь уже расправится…       Броска чуть ли не в слепую, не сводя глаз с четырех посверкивающих огоньков напротив, нашарил рядом колун, вогнанный по самый обух в большой дубовый пень. Сколько раз он «лгал», что ложил таких тварей пачками, когда бродил по сырым оскверненным пещерам, сколько раз смаковал для красоты моменты отрубания всех восьми ног по кусочкам. Парень наступил ногой на пень и легко выдернул топор из обижено взвизгнувшего дерева. Мокрое разбухшее древко неудобно лежало в ладони и плохо скользило, но даже этого будет вполне достаточно. Он Герой Ферелдена, ему тридцать два и что он не справится всего с одним проклятым ползуном?       - Эй, Фарен, Фарен, ну расскажи, а? Сколько можно дуться-то, а? – сразу с десяток мокрых бледных, но любопытных, лиц не переставали сверлить своими жадными глазенками, прямо в голову, не давая даже отдышаться или глотнуть воды, так заботливо преподнесенной старостой.       - Эй, Фарен, ну, колись давай!       Поверят они на этот раз или нет? Будет им достаточно просто слов или нужно будет каждого подвести к раскуроченному хитиновому чудищу, что уже никогда не дернет ни одной длиннющей изогнутой лапой.       - Вы че, сами ничего не видели? – огрызнулся бывший гном.       Дождь закончился, ученики возвратились, учитель ушел, чтобы прислать старост и позвать декана факультета. Эка невидаль, паука убили, звать всех надо, как будто праздник какой-то или возвращение святой пророчицы Андрасте воплоти. Глупое детское тело еще дрожало от восторга победы и напряжения, разлившегося по телу от значимости момента, но старый по меркам пыльного города гном только досадно хмыкнул, раздраженный слабостью этих рук.       - Я просто взял в руки топор и раскроил эту тварь, чего вам еще надо?       Фарен раздраженно отмахнулся от старых дружков и поднялся на ноги, собираясь уходить, смысла торчать и дальше рядом с трупом обезумившей твари больше не было. К тому же на холме уже показались взволнованные учителя и пухлая как пончик медсестра с объемистой аптечкой в руках. Лучше побыстрее от них отделаться, сослаться на усталость и шок и улизнуть обратно в спальни.       Уже начиная подъем по тропе, он обернулся и сказал:       - Ладно, гарлоки, вечером расскажу.