Меня зовут Джефферсон Брукс

«Be yourself, everyone else is already taken» © Oscar Wilde.

«Я беременна от Адама Ламберта» - чушь какая-то. Уже полчаса покрывшийся испариной от гнева Брайан тряс перед глазами растерянного музыканта двумя сверстанными полосами популярного таблоида, которым теперь уже не суждено было увидеть свет. - Ты понимаешь? Ты понимаешь, КАК ты накосячил, Ламберт?! Знаешь, я со многим мирился, многое прощал, но на этот раз ты перешел все границы! - Но это же бред! – оправдываться у Адама уже просто не было сил. – Раскрой глаза, Брай! Это не я! Неужели ты не видишь? - Не ты? – Лондон подскочил к нему вплотную. – ЭТО – не ты? Адам, здесь не детский утренник! Прекрати строить из себя младенца! - Но это правда не я! - Ламберт! – он яростно швырнул яркие журнальные страницы в лицо певцу. – Я прошу тебя, хоть раз будь мужиком! И признай то, что натворил! Да даже моя бабушка, которой девяносто, поймет, что на этих фотографиях – ТЫ! Внутри у Адама все кипело, нервы натягивались, как струны, но это был не страх. Его тоже душил гнев. Гнев от того, что ему никто не верил. Да и сам он, глядя на эти несколько чересчур откровенных снимков, уже начинал сомневаться. Да, он видел СВОЕ лицо, видел СЕБЯ, бесстыдно раскинувшегося на смятой постели и сжимающего в объятиях обнаженную девушку, лицо которой было скрыто черной «заплаткой», какими обычно прикрывают что-то нецензурное, но готов был поклясться, что этого никогда не было! Где, как, при каких обстоятельствах можно было сделать подобные фотографии, чтобы потом в твоей памяти не осталось ни следа? Да как такое вообще возможно?! - Брайан, послушай, - он старался говорить как можно спокойнее, хотя, видит Бог, давалось ему это с трудом, – я понимаю, в это сложно поверить, но… Черт, это не я! И я понятия не имею, кто эта девушка! - Да? – язвительно прищурился музыкальный директор. – А залетела она, значит, от святого духа? Непорочное зачатие, да? Только этот дух – ты, Ламберт! И нихера ты не святой! - Твою мать, Брай! Да у меня… вообще никогда в жизни не было женщины! Но как я могу тебе это доказать?! - Да уж, - злобно выплюнул Лондон. – Вряд ли врач сможет подтвердить нам твою девственность. Недоумок великовозрастный… Скажи спасибо, что Майки оказался моим другом и эта Дева Мария отправила свои фотографии именно в этот журнал! Иначе уже завтра твою шикарную голую задницу увидела бы вся Америка! «Задница…» - осенило Ламберта. - Посмотри сюда! – он подобрал с пола страницы и настойчиво сунул их обратно в руки Лондону. – На мою задницу посмотри! Открыть тебе тайну, Брайан? У МЕНЯ НА ЗАДНИЦЕ – ВЕСНУШКИ! Да! Они у меня вообще везде! Или ты хочешь, чтобы я сейчас спустил штаны и продемонстрировал их тебе? Тебе ведь нужны доказательства? Но тот в ответ только расхохотался: - Адам, ты жалок. Или ты думаешь, я не знаю, что делают с твоими снимками фото-редакторы и сколько ты платишь им за то, чтобы они убрали веснушки даже с твоих рук? Я тебя умоляю! Не будь ребенком! - А ты не будь идиотом! Кому я мог заплатить в этом чертовом журнале, если я только сейчас впервые увидел эти фотографии, и принес их ТЫ?! И знаешь, что я тебе скажу? Ты ищешь правду не там, где стоило бы. Помнишь те фотографии с какой-то вечеринки месяц назад? Я ведь говорил тебе, что у меня нет такой одежды! И я говорил, что никогда не был в этом клубе! Ты точно так же не верил мне, и я сдался. Я списал все на алкоголь, думал, что мог и вправду выпить лишнего и что-то забыть, но сейчас я уверен: те снимки тоже были подделкой! Ты видел, на что способны фотошоперы? Нет? Ну так потрать полчаса, пошарься по социальным сетям! Даже 15-летние подростки приделывают мою голову к туловищам стриптизеров так, что хрен догадаешься! А уж если за дело возьмется профессионал – вряд ли ты отличишь монтаж от оригинала. Кто-то хочет испортить мне жизнь, Брай. А ты подыгрываешь ему! Он делает эти монтажи и рассылает по газетам и журналам, только на этот раз наш фотошопер облажался! А знаешь, где? В самой сути! Девушка пишет в журнал, что якобы беременна от меня, и в качестве доказательства присылает фотографии, где мы с ней кувыркаемся в постели. Но почему она не выдвигает никаких условий? Не требует от меня признать отцовство? Или она просто хочет прославиться? Тогда почему она сама же скрыла свое лицо? А? Брайан? Весь этот монолог вырвался у него буквально на одном дыхании – так, что после последнего произнесенного слова музыкант начал судорожно глотать ртом воздух, как выброшенная на мелководье рыба. Брайан стоял напротив, сжав кулаки, и не говорил ни слова. Видимо, в глубине души он осознавал: в том, что говорил Адам, есть логика. Но признать это был не готов. Остальные тоже молчали. И от этого Адаму становилось еще больнее. Никто, НИКТО из его товарищей – тех, кто отыграл с ним не один десяток концертов, кто видел его тернистый путь к успеху, знал его лучше, чем кто бы то ни было - не спешил встать на его сторону. Брайан. Ведь он его друг! Или Адаму всегда просто так казалось? Казалось, что ему невероятно повезло – иметь музыкального директора, который не только вел переговоры со студиями звукозаписи и продюсерами на радио, но и мог просто прийти в гости, порубиться в стрелялки, а потом поддержать, дать дружеский совет... Эшли. Она всегда была ему как сестра. Он даже пару раз плакался ей о своей никак не складывающейся личной жизни, и она жалела его, гладила по голове, как пятилетнего ребенка, и всячески старалась вселить веру в себя. Она тоже не верит? Она тоже считает, что он, Адам Ламберт, которому открытое признание в своей сексуальной ориентации едва не сгубило так и не успевшую толком начаться карьеру, вот так просто взял и запрыгнул в кровать к какой-то девице, да еще и пренебрег средствами контрацепции? Томми. Его взгляд сейчас было видеть больнее всего. Потому что такой взгляд Адам видел впервые. За почти три года совместной работы, гастрольных разъездов и выступлений он так и не смог понять, как относится к нему его собственный гитарист. Иногда Адаму казалось, что он его боится. На сцене тот беспрекословно выполнял все, что от него требовали, а вне сцены тихий и молчаливый парень всячески старался избегать его внимания: незаметно выскальзывал из гостиничного номера и растворялся в толпе на шумных улицах незнакомых городов; в клубах забивался в самый дальний угол и усиленно делал вид, что прекрасно проводит время в компании Джека Дэниелса; а если группе предстоял длительный переезд в гастрольном автобусе-трейлере, взбирался на кровать – на самый верхний ярус - и часами не показывался оттуда, не издавая ни звука. А иногда Адам самонадеянно полагал, что гитарист в него тайно влюблен: слишком остро реагировало это хрупкое тело на неожиданные прикосновения и властные объятия певца, которые он позволял себе на сцене и никогда не позволил бы за кулисами. Потому что за кулисами Томми вновь превращался в «призрака гитариста Адама Ламберта», увидеть которого где-то поблизости было почти невозможно. Но сейчас в густо подведенных карих глазах, которые смотрели на него из дальнего угла студии, был не страх и уж точно не обожание. Презрение? Ненависть? «Томми… Неужели и ты им поверил? Поверил, что я мог ни с того ни с сего пойти против своей природы и разделить постель с девушкой, которая теперь зачем-то скрывает от всех свои глаза? Поверил, что для меня в этом мире существуют еще чьи-то глаза, кроме твоих…» Выдержав с минуту этой молчаливой войны, Ламберт развернулся, схватил со спинки кресла свою куртку и быстро зашагал к двери. Стены уже давили, хотелось как можно скорее покинуть это место, выйти на улицу, подышать воздухом и уехать к чертовой матери куда-нибудь подальше от всех. Но как только он взялся за ручку, за спиной вновь послышалось шипение Брайана: - Я отдавал их на экспертизу, Адам. Говори что хочешь, но снимки подлинные. *** С размаху хлопнув дверцей машины, певец несколько раз в отчаянии стукнул кулаками по рулю, а потом сложил на нем руки и обессиленно опустил на них голову. Крупные капли дождя бились в лобовое стекло, и Адаму казалось, что тяжелое сизое небо льет слезы вместо него. Потому что мужчины не плачут. Теперь внутри была пустота. Удивительно, но он абсолютно не злился на своих музыкантов – он их понимал. Фотографии, которые загадочным образом попали в журнал, выглядели настолько натурально и убедительно, что при первом взгляде на них Ламберт испытал настоящий шок. На кровати в совершенно незнакомой ему комнате лежала обнаженная девушка, светлые волосы которой были беспорядочно разбросаны по подушке. Голова девушки была немного откинута назад, словно в экстазе. Рядом же с загадочной блондинкой, а правильнее сказать – НА НЕЙ, лежал он, Адам. Тоже абсолютно голый. Не удосужившись даже прикрыться одеялом, он за секунду до щелчка затвора, видимо, самозабвенно зацеловывал доверчиво выставленную шею девушки, но в момент съемки поднял взгляд на камеру. И это было так… страшно. Страшно видеть себя, свое лицо с характерно расширенными зрачками, из-за которых серо-голубые глаза казались почти черными, свою томную полуулыбку, говорящую о явном удовольствии от всего происходящего, и… ничего из этого не помнить! Невозможно… Поверить в это мог кто угодно, только не сам Адам! И сейчас, сидя в своем автомобиле, он клялся себе, что найдет ее! ЕЕ или ЕГО – человека, который сделал настолько качественный монтаж, что даже эксперт, которому доверился Брайан, не заподозрил неладного. Что ему нужно, этому фотошоперу-террористу? Денег? Тогда почему к фотографиям и записке не были приложены реквизиты счета, куда Ламберт должен перечислить сумму с шестью нулями, чтобы снимки не попали в печать? Славы? Ну так где же он – этот новоявленный звездун? Как он сможет прославиться, если его не увидит никто, даже сама жертва? Психопат? Психопатом при таком раскладе рисковал стать сам Адам. И он обязательно докопается до правды, а сейчас… Сейчас он поедет домой, в Сан-Диего. Всего два часа пути – и он будет там, где его всегда ждут, несмотря ни на что. И там ему всегда поверят.