Рассвет

Она очнулась посреди льда, гудящего под завывания холодного ветра. Голубые своды пещеры пели и переливались. Лавеллан протянула руку, пытаясь нашарить посох, но не нашла его. Скорее всего он остался там, на верху, похороненный под снегом вместе с разрушенной деревней. Боль. Невыносимая боль пронзила тело, заставляя девушку корчиться на холодной земле. Боль гудела в висках, сдавливала легкие, мешая сделать вздох. Ладонь левой руки жгло, словно проклятая метка пыталась разъесть кожу. Она попыталась подняться, но ноги отказывались держать ее: Иштар падала, стоило сделать шаг. Где-то впереди маячил свет, и поток ледяного ветра врывался в замерзшую пещеру завывая и пронизывая хрупкое тело насквозь. Каждый шаг казался пыткой, каждый вздох – мукой, но она пыталась идти, не смея остановиться, не позволяя себе сдаться. Столько времени прошло с тех пор, как ее чуть не приговорили к смерти, столько всего изменилось вокруг. И вот, она уже не долийка- маг, убийца Верховной жрицы, а Вестница Андрасте, надежда всего мира и Глас Инквизиции. Столько взоров было устремленно на нее, столько надежд возложено. Ей казалось это смешным и до дури нелепым. Вот так легко, доверить свою жизнь незнакомому эльфу, поставить на нее все, что имелось и верить. Слепо верить в ее избранность. Но Иштар делала все, чтобы не обмануть чужие надежды, даже если это значило рисковать собой. Ее все равно могли бы казнить, и эльфийка предпочла умереть за хорошее дело, имея за спиной тех, кто хотя бы вспомнит ее спустя много лет. Но порой мысли ее были совершенно другими: она была готова пасть под натиском врага, оставить все тем, кто действительно умеет вести за собой народ и воевать со злом. Сейчас даже сильнее, чем всегда. Но слишком многое было позади, столько всего сделано, столькие верят и нуждаются в ней. Разве теперь, когда она сама почти поверила в свою необходимость в этом деле, она может их всех бросить? Отдать на растерзание новому, жестокому врагу? Они ждут ее. Она знает это. Каллен обещал, что они будут ждать. Шаг, еще один. Боль, раздирает все тело изнутри и, кажется, что не осталось ни единой целой кости. Но она упрямо переставляет ноги, проваливаясь в снег. За то время, что Лавеллан провела в Инквизиции, она успела стать ее частью. Эльфийке это напоминало большую семью, со своими проблемами и радостями. Каждый ее товарищ привносил что-то новое в суровые будни. Варрик любил разбавить давящую атмосферу хорошей историей, Кассандра всегда строго смотрела на него в такие моменты, но Иштар видела блеск в глазах Искательницы. Лавеллан внимательно наблюдала за каждым из спутников, изучая, запоминая, привыкая. Она любила следить, как Солас бродит по Убежищу, что-то бубня себе под нос, в такие моменты его обычная мягкость в походке пропадала, и девушка слышала, как снег хрустит под его ногами. Лавеллан не боялась смотреть им в глаза, веря, что те не солгут. Янтарные глаза Командира всегда были честны. Она видела в них боль, когда он сильнее сжимал эфес меча сильными пальцами, облаченными в кожаные перчатки и рассказывал ей некоторые вещи из своего прошлого. Видела в них вину, когда он кидал на нее последний взгляд, провожая на очередное опасное задание. Он мог прятать тоску за улыбкой, но она всегда внимательно смотрела в золото его глаз. И в какой-то момент переставала его слушать. Воспоминания теплом нахлынули на Иштар, заставляя упрямо двигаться вперед. Ее ждут, должны ждать. Каждый шаг, каждый хруст снега под ногами отзывался эхом в голове. Страхи, надежды, желания, чужие мечты, чужие надежды… Она шла, шла не ради себя, не ради своего спасения, огибая поваленные деревья и отыскивая следы холодных костров. Она шла ради них, ради своих друзей, ради людей, которые ей доверились и ради странного чувства привязанности, которое согревало лучше любого огня. Ноги уходили в снег по щиколотку, ветер хлестал по лицу, трепал белые волосы, забирался под тканевый доспех. Ей хотелось сорвать тяжелые наплечники, скинуть сжимающую тело броню, освободиться от кажущейся непосильной ноши. Боль все сильнее расползалась по телу, каждое движение, каждый новый шаг давались с трудом. Снова костер. Еще теплый. Иштар упала на колени, рядом с горсткой углей, проводя над ними руками. Они где-то рядом, возможно, совсем близко. Каждое ее действие имело значение, каждое решение, каждый выбор. От нее всегда ждали чего-то. К ней прислушивались, с ней считались. Лавеллан не привыкла к такому и не хотела привыкать. Но она чувствовала, что нужна им в эту тяжелую пору и делала все, что было в ее силах. И каждый раз задавалась вопросом: почему именно она? Ее окружали люди, чьи идеалы и взгляды на мир были более четкими, обоснованными. Иштар же просто хотела положить конец этой бойне. И уж точно она не надеялась, что именно её слова станут эхом разноситься по всей стране и за ее приделы. Каждое сражение, каждый разговор, каждый взгляд, словно отнимали у нее силы, высасывали без остатка. Часто, вернувшись в убежище, она просто лежала на кровати, переводя дух, осматривая новые шрамы и ссадины. Отдых был роскошью, но то короткое время, что было у нее, казалось самым лучшим. Засыпанный снегом двор, люди, снующие вокруг, старающиеся помочь Инквизиции. Кассандра, раздирающая мечом и так уже покалеченный манекен. Казалось, что она срывает всю злобу от их неудач на безжизненной кукле, которая кричала бы от боли, если могла. Иногда Вестнице казалось, что именно это Кассандра и представляет. Каллен. Он всегда стоял перед тренирующимися солдатами, когда Вестница проходила по двору. Взгляд его золотых глаз иногда упирался в горизонт, снег путался в светлых волосах, а лицо было, как и всегда, напряженно – спокойным. Иштар любила подходить к нему в такие моменты. Он осекался на полуслове, понимая кто его окликнул, неумело извинялся, каждый раз мягко улыбаясь. Они говорили с ним лишь о делах Инквизиции, иногда он рассказывал о Храмовниках, иногда делился мыслями о своих сослуживцах. И лишь один раз эльфийка заметила тень смущения на его лице. Вопрос прозвучал так неожиданно, что она сама удивилась своей прямоте. Иштар улыбнулась. Словно очнувшись от наваждения, она снова поднялась на ноги. Теперь она не чувствовала боли, лишь холод, пробирающий все тело, мокрые штаны прилипали к ногам, а каждый глоток ледяного воздуха колол горло и легкие. Шаг за шагом она поднималась по склону, ветер глушил любые звуки, но она чувствовала, что уже близко. На секунду ее одолел страх: что если, за то время, что она просидела у костра, люди ушли дальше, что если ей не хватит сил их догнать? Но ответ пришел сам. Когда ей уже казалось, что этот чертов подъем никогда не закончится, когда сил оставалось только на то, чтобы ползти, погружаясь руками в колючий снег, она поднялась на склон и увидела огни, словно у ее ног лежал маленький город среди снежной пустыни. Сквозь вой ветра она услышала до боли знакомый голос. Значит он тоже выбрался, значит все это не зря. Иштар сделала еще шаг и повалилась на жесткий, утоптанный снег. Она успела лишь различить, как чьи-то руки приобняли ее за плечи, кто-то укутал ее в плащ. А дальше темнота поглотила Вестницу. Уже около получаса Иштар лежала и слушала перебранки своих командиров. Она с трудом различала их слова и потому не могла уловить смысл, но Лавеллан заметила злые, смешанные с горечью, нотки в их голосах. С трудом поднявшись на локтях эльфийка посмотрела на происходящее вокруг. Страх, отчаяние, злость – овладели всеми, не только ее лидеры были в смятении, каждый, кто сумел выбраться из того ада был растерян не меньше, но только эти четверо нашли в себе силы спорить. Иштар хотела встать, пойти к ним, но мать Жизель остановила ее. Она пыталась уловить смысл каждого слова, сложить все воедино, но голова болезненно гудела, а мысли скакали от спорящих советников до осознания собственной значимости. Из того немного, что она смогла разобрать в словах женщины, стало ясно одно: теперь в нее верят еще сильнее. Страх подкатил к горлу, ей казалось, что она все еще не готова быть чем-то значимым для всех этих людей вокруг. Еще один короткий взгляд на спорщиков, и сердце сжалось от горечи. Иштар никогда не видела их такими злыми. Она нашла силы подняться. Спор утих. Все разошлись, и никто даже не обмолвился с ней словом. Растерянность и обида сдавили горло, разбивая быстро придуманную речь на тысячи бессвязных звуков. Она оборвала себя на полуслове и замолчала, тоскливо глядя на окружающих. Вот так легко и играючи все, чего они смогли добиться за последнее время, стерлось и забылось, словно и не было никакой надежды, только страх и боль, крепкой хваткой сжимающие горло и растекающиеся по жилам. И она вновь ощутила себя слабой и беспомощной, как в тот раз, когда чудовища заставляли её карабкаться по каменным ступеням, раздирая до крови пальцы. Но тогда ей протянули руку, вытащили из давящей пустоты. Песня неожиданно разорвала напряженную тишину, прерываемую лишь стонами и плачем. И постепенно она наполнила сердце легким, едва ощутимым теплом, так похожим на то, что дарит утреннее солнце. Эльфийка стояла неподвижно, прислушиваясь к словам, подхваченным со всех сторон. И сердце её дрогнуло, когда среди множества других Иштар различила голос Каллена. Она слышала в нем силу и слабую, почти истлевшую надежду. Сжимавшая горло тоска отступила, давая наконец-то вздохнуть с облегчением. Хотя бы на минуту. Люди один за другим благодарно кланялись Вестнице, глядя на нее с благоговением и надеждой. А Иштар только и могла, что удивленно смотреть на них. Слишком большую ношу взвалила она на свои плечи в день создания Инквизиции. Солас оказался не таким впечатлительным, как она: он был хмур и сдержан, когда отводил девушку в сторону от горящих костров. Каждое его слово казалось колким и болезненным. Это они виноваты в происходящем. Их народ. И ей хотелось засмеяться от нелепости всей ситуации. Но Солас никогда не говорил пустых слов, всегда заглядывая глубже и дальше. Он рассказал ей про Крепость в глубине гор, про место, которое сможет дать им приют. Снова переход, снова ноги тонут в снегу, но она бежит вперед, выбираясь из сугробов, почти смеется, глядя на солнце впереди. Тепло лучей согревает и прогоняет тревоги, позволяет забыться. И она изредка оборачивается, одаривая людей теплой улыбкой, вселяя надежду в их сердца. Эльфийка видит усталость на их лицах, но они все равно улыбаются в ответ, вымученно, но искренне. И Каллен, вышагивая впереди колонны изредка кидает на нее взгляд, от чего девушка еще увереннее ступает вперед. Иштар больше не боится поддаться желанию сдаться, его нет, оно отступило, как и многие страхи. До той поры, пока все они не обретут новый дом, она не будет бояться. Старый замок возник среди гор, возвышаясь над утесами он казался неприступной твердыней. Солнце лизало древний камень, а небо, казалось, лежало на шпилях крепостных башен. Девушка невольно замерла, любуясь картиной. - Это Скайхолд. Бывшее пристанище древних эльфов. – Тихо, но с заметной гордостью произнес Солас, вставая рядом с Вестницей. - Красивое имя. Оно ему подходит. Старый дом эльфов. Сколько же еще невероятного и столь же великолепного построили их предки? Солас с охотой рассказывал ей легенду, заставляя девушку ловить каждое слово: ей очень нравились его истории. И хотя время не пощадило это место, оно казалось лучшим пристанищем для всех них. Иштар видела почти слабую, полную отчаянья радость в глазах людей, что входили в стены Скайхолда. Здесь они создадут новый дом, новую, более сильную Инквизицию. Она знала это почти наверняка. Они не успели даже толком занять замок, когда Кассандра обратилась к Вестнице, уводя ее по ступеням, ведущим к тяжелым дверям замка. Иштар судорожно перебирала в голове все свои поступки, пытаясь отыскать хоть один, заставивший Искательницу с такой же теплотой смотреть в глаза вестнице. Но, как на зло, ничего не приходило на ум, и девушка уже начала несколько волноваться за душевное состояние своей спутницы, да и за свое тоже. Она почти наверняка была уверена, что сейчас ее снова вытолкнут на всеобщее обозрение, возвещая, что эльфийка истинная Вестница Андрасте и только она сможет вытащить их из этой бездны отчаяния. Она кинула беглый взгляд на Каллена, но тот лишь улыбнулся им в след. Эльфийка досадовала, что так и не смогла поговорить с Командиром: слишком быстро они двинулись в путь. Белые брови поползли вверх, когда девушке протянули старый меч и наградили новым титулом. - Теперь вы – Миледи Инквизитор! – Властно прозвучало в ушах, и все, что могла сделать Иштар – согласно кивнуть. Она конечно была готова к подобному представлению: в последнее время ее любили толкать вперед и обращать на нее взгляды окружающих, но Инквизитор. Это было уже слишком для ее хрупких плеч. Она почти готова была отказаться. Но слова так и не сорвались с губ, а руки не выпустили непривычно тяжелый меч. Ей предложили выбрать цель, путь, по которому будет следовать новая Инквизиция. И девушка долго выбирала за что же готова вступиться. На языке вертелась эта чертова Вера, с треклятой Андрасте и дурацким Создателем, которые так далеко завели их всех. Взгляд скользил по скорбным, усталым лицам, ждущим ее слов, и Лавеллан точно поняла, чего она хочет. - Мы должны отомстить обидчикам, чтобы наши павшие смогли упокоиться с миром! – Прокричала эльфийка с трудом поднимая тяжелый меч над головой. Ей казалось, что оружие вот- вот выскользнет из тонких рук, и девушка крепче сжала рукоять. Месть, вот чего ей сейчас хотелось больше всего. Вернуть должок, за все, что Корифей сделал этим людям и лично ей. Каллен прошелся перед солдатами, которые тут же подтвердили свою готовность следовать за Инквизитором, поднимая мечи и выкрикивая её новое звание. Даже Жозефина радовалась со всеми. Иштар лишь могла вымученно улыбнуться: слишком тяжела была эта ноша.