Горизонт

Скрип снега нарушал белое безмолвие, залитое утренней зарёй. Двигаясь навстречу тонкой полоски леса, она ступала осторожно по оледенелой корке снежного настила, иногда проваливаясь по щиколотку; под ней, скованные льдом, стояли воды Верховского озера. Сзади почти по прямой, а на самом деле лёгким полукругом, тянулась вереница следов. Если не будет снегопада, она легко найдёт дорогу обратно, хотя путеводители здесь были и так лишни. Женщина шла не быстро, и изо рта её через каждые два шага вырывались клубы пара. Внезапно она остановилась без всяких казалось бы видимых причин: Кейт Уолкер всматривалась вдаль, наблюдая, как ясное небо меняет свой цвет, как постепенно восходит солнце, поднимаясь всё выше и выше над белой землёй, и как снег начинает сверкать под его холодными лучами. От промозглого ветра давно потеряли чувствительность пальцы рук и ног, глаза слезились, колени и бедра ныли, несмотря на тёплую одежду, а щёки горели. Но это ничего: главное – сейчас находиться здесь, почти в пяти километрах от поезда и видеть, как горизонт пронзает рассвет. Она слегка качнулась вперёд, но замерла, передумав. «Нет, дальше нельзя» Стоило об этом подумать, как во внутреннем кармане зазвонил телефон. Его тихую трель почти не было слышно, да и вибрация с трудом чувствовалась сквозь толстый свитер. Стянув варежку, она долго пыталась отыскать его, проклиная скованные холодом пальцы. Наконец, нашла и как можно скорее, но крайне неловко, нажала на кнопку, чтобы принять вызов. На экран смотреть нужды не было: посреди ледяного озера до неё мог дозвониться только он. - Я уже иду, - в её голосе слышалось облегчение, несмотря на дрожь. - Я жду Вас, - ответил механический голос сквозь треск и методичное пиканье разряженной батареи. Пора возвращаться. Плечо опять заныло. Что есть горизонт?.. Поезд находился на насыпи. Чтобы до него добраться, надо было преодолеть пологий берег озера, поросший камышом и колючим кустарником, разумеется, перед этим преодолев ледяную пустошь, отовсюду продуваемую ветрами – само Верховское. За берегом начинался лесок с редкими соснами; там стоило взять немного левее, чтобы не пробираться через сухой малинник и не прыгать через канаву. Всё это она знала наизусть. Солнце светило ей в левое ухо, пока мисс Уолкер, спеша, покидала открытое пространство, ощущая ненавистное жжение над лопаткой. Только оказавшись под защитой хвойных крон, женщина смогла чуть отдышаться и сбавить темп. Идти стало сложнее: здесь в окружении деревьев ветер не мог сдуть верхний слой снега или сделать его достаточно твёрдым, чтобы выдержать вес человека, поэтому Кейт проваливалась почти по колено в глубокие сугробы. Зато здесь было тепло, и по её телу то и дело проходили горячие волны, руки в варежках вспотели, а в носу противно захлюполо. Сосны совсем поредели, и неожиданно возник узкий пролесок с насыпью и единственными путями, тянущимися далеко и скрывающимися за поворотом. В отдалении виделся поезд, запорошенный снегом. Женщина смотрела на него сзади и боролась с лёгким приступом тревоги. «Как будто он вот-вот тронется, а я не успею добежать» От этих мыслей по спине прошла волна боли и сконцентрировалась на правом плече. Стараясь не шевелить правой рукой и не смотреть в сторону кабины, Кейт еле дошла до вагона и молча скрылась за его дверью. Тут же её окутали тепло и сухость. Быстро скинув полушубок, она почувствовала, как жжение немного отступило, но до конца всё равно не прошло. Кейт слегка ощупала через свитер плечо левой рукой, подавляя желание почесаться. Чем больше об этом думаешь, тем становится хуже. Хотелось раздеться догола и, привалившись к дереву, ободрать себе всю кожу на спине. Дверь в вагон резко открылась, женщина вздрогнула от неожиданности. Лёгкое присутствие холода, а затем опять сухость и тепло. - Наконец-то Вы вернулись, Кейт Уолкер. Женщина подняла взгляд на единственного, кто был рядом с ней всё это время – автомата последней модели, являющимся великим парадоксом, опережающим время – машиной с душой. Она чувствовала себя защищённой под его внимательным взором и одновременно какой-то слишком открытой, словно он всё о ней знал, хотя, по сути, не знал ничего. - Волновался? – Спросила она так, словно спрашивала незнакомца о времени. - Сегодня Вы ушли раньше обычного. - Да, хотела застать рассвет. - Нашли что-нибудь? - Нет, ничего. Кейт Уолкер выудила из внутреннего кармана полушубка разряженный телефон, равнодушно глянула на пустой экран и положила на стол. - Твой тоже разряжен? - Не совсем. Но во избежание непредвиденных ситуаций, в которых, возможно, не представится случая пополнить энергией аккумулятор, лучше… - Хватит, - остановила она непрекращающийся поток слов, - Просто дай его мне, если считаешь нужным. Не проронив больше ни слова, он вынул из заднего кармана брюк аппарат, покачал в руке, будто проверяя на вес, а затем легко и аккуратно положил на стол рядом с её мобильником. Кажется, он хотел сказать и спросить ещё что-то, но женщина поспешно отвела взгляд, дав понять, что не хочет разговора. Поэтому он ушёл, опять пустив в вагон поток холодного воздуха. Ганс Форальберг – гениальный человек. Высшее доказательство его просветлённого ума только что разговаривало с Кейт, а одно из прочих лежало на столе. Телефонный аппарат, сконструированный для Оскара, был в два раза больше её мобильника, во столько же раз больше весил и улавливал связь только с одним абонентом – с ней. Причём важную роль играло расстояние: примерно на четырёх с половиной километрах между приборами связь начинала барахлить, а на неполных пяти – совсем обрывалась. За этим надо было следить и не уходить далеко. Но телефон не последнее изобретение Ганса в области связи, как все полагают. Свой мобильник Кейт «поставила на зарядку» как обычно: подключила через провод к розетке, благо электричество в вагоне было, иначе как бы работали тусклые бра на стенах. Однако с прибором Оскара было не так всё просто. Форальберг не был бы Форальбергом, если бы не изготовил вещь, основанную исключительно на механике, какую бы функцию она не несла. Поэтому этот аппарат можно было зарядить только с помощью другого механизма, также изобретённого Гансом. По сути, он повторил опыт с поездом и «заводником». Такая же коробка, только гораздо меньше подсоединялась к телефону миниатюрного выдвижного ключа: ручка у коробки крутилась, вырабатывалась энергия – телефон заряжался. Только и всего. Кейт, вздохнув, опустилась на колени рядом с «заводником» для телефона. Ручку пришлось крутить левой рукой. Спустя недолгое время, аппарат был заряжен. «Удивительно, что сам Оскар не заводится с помощью ключа!» Она живо представила, как каждое утро шла бы в кабину, чтобы завести машиниста большим ключом или вот таким же ящиком «заводником». А может, Оскар заходил бы к ней в вагон самостоятельно каждый вечер и говорил что-то вроде: «Кейт Уолкер, у меня кончается завод. Заведите меня». «Боже, какой ужас!» Она хохотнула, неловко дёрнув плечом, и сразу же схватилась за него, ожидая, когда боль уляжется. Где-то снаружи и наверху тихо шумели сосны. Женщина поднялась на ноги и замерла, наблюдая через окно за торжественным сверканием снега на утреннем солнце. Телефонный аппарат приятно оттягивал руку. Было в нём что-то такое, что хотелось оставить в своём сердце навсегда. Просто от того, что этот механизм находится рядом, уже становилось легче: душевно и даже физически. А может, дело вовсе не в нём?.. Поддавшись какому-то неестественному, больному порыву, Кейт поднесла аппарат к самому носу и с наслаждением вдохнула резкий запах машинного масла. Его источал не сам телефон, а жирные пятна на корпусе, будто его брали грязными руками, а затем долго, но тщетно вытирали о грубую ткань. Ей определённо нравился этот запах. Как художнику нравится запах разбавителя или как пекарю – свежеиспеченного хлеба. Он окружал её всюду и приносил успокоение, огораживая её, порой, от невзгод реального мира. Что есть горизонт?.. Это черта между землёй и небесами. В одном свитере, без верхней одежды, она покинула вагон и быстро прошмыгнула в кабину механического локомотива. Оскара она застала в какой-то неловкой позе: с маслёнкой в одной руке он стоял, привалившись к топке и, кажется, пытался попасть тонким носиком куда-то в район локтевого сустава другой руки, которая как-то совсем безвольно лежала на руле. - Оскар, - окликнула его женщина, и автомат на время оставил свои дела, слегка замешкавшись, - Я возвращаю тебе телефон. Он заряжен, всё хорошо. - А, спасибо, Кейт Уолкер, - он убрал телефон в карман. - Что, даже не скажешь мне о моём безрассудстве покидать вагон без верхней одежды? - А! Это крайне безрассудно с вашей стороны! – Быстро исправился он. Кейт окинула его подозрительным взглядом, припомнив, что это не первый раз, когда он ведёт себя странно. - В чём дело? – Она покосилась на его левую руку, по которой медленно стекала капелька масла, - Что с рукой? - Вам не о чем беспокоиться, - ответил он как можно жизнерадостнее. - Мне есть, о чём беспокоиться! Ты мой машинист и ты ведёшь поезд! Так что с рукой? - Ничего! - Покажи мне. Она схватила его за запястье, а он в это время отдёрнул руку. Женщина почувствовала, как напряглись мышцы на спине и плече, и вовремя отпустила Оскара. - Простите меня! – Спохватился он, - Как ваше плечо? - Не болит, - спокойно сообщила она, осознавая, что оно действительно не болит, и сделала шаг к нему; он сделал шаг назад. - Ты что, меня боишься? – На её губах играла нервная улыбка. - Нет, - он уперся спиной в приборную панель, - С чего бы? - Действительно. А такое чувство, что да. - Вам показалось. - Правда? Чудно, - она подошла вплотную, и он отвернулся, повернув голову и уставившись в дверной проем кабины. Сейчас он казался совершенно беззащитным, словно перед ней стоял ребёнок, а не автомат, сделанный из железа. А ещё он походил на загнаного в угол зверька, которому просто некуда деваться: лучше так, чем бегать по кабине или прыгать в сугробы. «Если бы ты был человеком, ты бы, наверное, зажмурился и затаил дыхание, терпеливо вынося моё присутствие, как должное». Кейт медленно закатала рукав на пиджаке Оскара, и замерла в нерешительности. По позвоночнику прошёл лёгкий холодок, вряд ли от мороза, забравшегося под свитер. Её взору открылись рыжевато-багряные пятна ржавчины, ползущие откуда-то изнутри, где крепился локтевой сустав, и до жути походившие на язвы. Она хотела тронуть их, но он остановил её руку. Не перехватил, - нет, а лишь деликатно отодвинул, как будто предостерегая от соприкосновения с чем-то грязным. - И давно это у тебя? - Несколько дней, - пожал он плечами и опустил рукав. - Я могу тебе чем-то помочь? – Спросила она, будто извиняясь. Он видел, как ей обуяло беспокойство, как свободно и непринуждённо держит она на весу правую руку, и впервые за долгое время чувствовал облегчение. - Нет, Кейт Уолкер, не можете, - ответил он равнодушно.