Не моя вина, что ты стала популярной

Жизнь Томоко с самого начала не была легкой. Детство лишь в воспоминаниях казалось беззаботным, счастливым, таким безрассудным и неудержимым. Пожалуй, самые положительные стороны детства можно пересчитать по пальцам. Во-первых, Томоко еще не столкнулась лицом к лицу с такой проблемой как популярность. Даже если бы тогда вопрос о ее популярности стал ребром, Томоко не придала бы этому абсолютно никакого значения. Когда не ведаешь, что прямо перед тобой возникает препятствие, можно легко переступить через него, главное, не оступиться, иначе дальнейшая жизнь покажется несладкой. Во-вторых, она умела наслаждаться жизнью в полноценном объеме. Просто так радоваться мелочам, которым среднестатистический подросток, а уж тем более взрослый, не придают никакого значения или смысла. Будь то игры с младшим братом или ловля жуков - мелочь, а приятно. В-третьих, Томоко и Томоки были близки, и эта близость обуславливалась искренностью и ясностью в их отношениях. Дети, в отличие от всех прочих, лгать не умеют - пожалуй, за ненадобностью лжи, отпадает всяческий интерес к развитию этого навыка. Далее, чем старше ты становишься, тем больше возрастает потребность во лжи, будто она растет вместе с тобой. И вот, Томоко выросла. По мере ее взросления нагромождались и проблемы. От счастливого детства не осталось и мокрого места. Отныне воспоминания превратились в иссушенный источник, память подводила - трудно вернуться в прошлое, когда перед тобой угрюмое настоящее и малоперспективное будущее. Тем не менее, она боролась из последних сил. Ее методика была весьма нестандартной и не приносила сладостных плодов успеха, но Томоко все же не сдавалась. POV Томоко. «Ночь, сладостная и такая же незыблемая, как мое одиночество». — Будьте прокляты, потаскушки со своими потаскушными парнями! Сдохните уже, наконец, и выметайтесь из моей головы! — Девушка крепко сжимала подушку, уткнувшись в нее лицом. Она «тихо» постанывала от сжигающей ее обиды. Из соседней комнаты послышался обреченный вздох, сопровождаемый шлепаньем босых ног по голому паркету. Дверь в комнату девушки отворилась так же резко, как и заперлась за собой. Реакции не последовало, Томоко по-прежнему таращилась в пустоту, всхлипывая и проклиная всех и вся на свете. Мутные хрусталики глаз устремились в никуда. Томоки картина никоим образом не удивила. Откровенно говоря, он далеко не в первый раз наблюдает нечто подобное. У него давным-давно выработался иммунитет на все чудачества старшей сестры. Он лишь процедил сквозь зубы: — Дура. Сколько я еще буду слушать твой скулеж за хрупкими стенами?! По твоей милости теперь синяки под глазами есть не только у тебя! — выдохнув, он немного остудил свой пыл. Томоко не обернулась, лишь сухо ответила: — До тех пор, пока я не стану популярна. Томоки опешил. Придя в себя, он ощутил, как гнев накатывает новой волной, и, не сумев его подавить на стадии эмбриона, сорвался: — Ты считаешь это забавным?! Если так, то мне придется ждать одного из двух: либо пока я отсюда не съеду, или же ты, к чертям собачьим, не переедешь отсюда! Но, знаешь, я уже потерял всякую надежду отвертеться от влияния твоих чудачеств на мою личную жизнь. Как-нибудь продержусь, пока мы не решим эту «маленькую проблемку». — Запри за собой дверь, — эти слова были единственным ответом Томоко на негодования брата, что его значительно взбесило. — Катись к черту! — С грохотом захлопнув за собой дверь, парень отправился в свою комнату. POV Томоки. «Блин! Зачем? Зачем я так сказал?! Я ведь вовсе так не думал! Надеюсь, она не воспримет мои слова всерьез. Хотя, это ведь Томоко, от нее можно ожидать чего угодно, не следует ее недооценивать. Утром немедля извинюсь. От самой мысли об извинениях, конечно, воротит, но ничего не поделать. Я повел себя грубо, даже слишком. А до утра нам обоим лучше остыть. Так будет лучше для нас». Однако утро началось не с примирения. То утро осталось где-то в параллельной вселенной, где Томоки был менее резок в своих словах, а его сестра не ушла под покровом ночи в неизвестном направлении. — Как это - пропала?! — Парень слушал, но не слышал того, что говорила ему рыдающая мать. — Ее нигде нет! Куда она ушла? Почему она ушла? — Руки матери взмывали вверх и снова опускались, кляня себя во всем случившемся и взывая к Богам, чтобы те вернули ей дитя. — Я поищу ее! — Сын вылетел из дома в чем спал. Его не волновало, что подумают о нем люди. Сейчас его беспокоило лишь одно: необходимо любой ценой найти и вернуть сестру домой. «Это все из-за меня! Томоко, прости, прошу тебя, Томоко, скажи, что с тобой все в порядке!» Слезы наворачивались на глаза, но это не решило их «маленькой проблемки».