Чистая линия

Айлар пробирался к условленному месту почти неделю, за это время он успел поменять двух коней, истратил большую часть золота и дважды чудом не попался в лапы к весьма решительно настроенным Императорским гвардейцам. Как ни странно, начавшаяся гражданская война не затронула большую часть Империи – население не спешило выяснять отношения друг с другом, большинство заняло позицию тревожного ожидания, не спеша примыкать ни к той, ни к другой стороне. Конечно, большинство горожан было на стороне Императора, поскольку все городские вольности издавна проистекали именно из Императорских рук, поэтому все Резиденции Чистильщиков в городах опустели довольно быстро, покинутые по приказу Великого Приора либо разгромленные войсками верных Императору старых и новоназначенных маршалов. Однако большая часть Резиденций Чистильщиков находилась в горной и лесной части Империи, а вот с этим уже начинались проблемы. Стены Резиденций были крепки, продовольствия в них было вполне достаточно, чтобы выдержать долгую осаду, да и воинами Чистильщики были неплохими. Самым же неприятным было то, что не представлялось возможным вычислить местонахождение Великого Приора - тот путал следы не хуже лисы и умело руководил организованным сопротивлением собратьев. Что же касается сельского населения, то они, конечно, попрятали по захоронкам всё мало-мальски ценное и удирали в лес при малейшем намёке на опасность, но в целом продолжали жить, как жили. Хлеб сеять и скот разводить кому-то надо, а разорённая страна означала быстрый крах того из противников, кто придёт к власти. Поэтому войска Императора серверские и фригольдерские сёла не трогали, повинуясь приказу, да и Чистильщики пока крестьянам особого вреда не причиняли. То ли руководствовались теми же мотивами, что и Император, то ли затаились, готовя какую-нибудь особо убойную пакость. В целом же Айлара не особо волновала жизнь быдла, которое он, как благородный мон, воспитанный в соответствующем духе, глубоко презирал. Он летел к своей цели и точно знал, где её найти. Более того, поскольку истинный облик вернулся к Айлару, он предполагал, что отец его уже безоговорочно мёртв, и это наполняло его душу жаждой мщения. И он сумел достичь цели. Через неделю после поспешного бегства из столицы Айлар проехал через небольшую деревушку под названием Старые Похабники, расположенную на самом краю обширной болотистой территории, которую для краткости так и именовали – Великим Болотом. Именно там он пообедал в местном трактире, взял еды с собой и отправился дальше – по почти незаметной старой дороге, ведущей к печально известному Трясинному Холму. Местные, которые к Трясинному Холму опасались соваться даже днём, только покрутили пальцем у виска на такую монскую блажь, да и занялись своими делами, почти забыв о странном проезжем. Айлара это более чем устраивало. Он вновь пришпорил коня и поскакал во весь опор по едва заметной лесной дороге, хранившей, впрочем, еле заметные следы прошедших времён. Очень давно прошедших… То выступал на обочине странным образом стёсанный камень с почти исчезнувшей витиеватой вязью, совершенно не похожей на современную Имперскую письменность, то обнаруживались за поворотом несколько совершенно лысых глинистых проплешин, на которых не росла ни одна травинка – и все проплешины были идеально правильной круглой формы, то глаз замечал почерневшую от времени каменную руку по пояс ушедшей в землю статуи без головы… Айлар не обращал внимания и на это – его цель была уже близка. Но дорога никак не кончалась, лес становился всё мрачнее и глуше, а одинокий всадник всё скакал и скакал… И никак не мог отделаться от ощущения взгляда, направленного прямо в спину – холодного, липкого, мертвящего. Дорога кончилась, когда уже почти совсем стемнело. Просто кончилась, упершись в очередную круглую проплешину – на этот раз куда большую по размерам, чем встречались Айлару до этого. В центре этой проплешины стоял почти ушедший в землю каменный, растрескавшийся от времени постамент. Айлар присвистнул – сколько же прошло времени, если прочнейший гранит пошёл трещинами и выглядит, как изъеденная опарышами головка сыра? Свист неприятно прозвучал в сером вечернем воздухе, ему отозвался крик какой-то птицы, похожий на глумливый хохот, и Айлара невольно передёрнуло. Но он в очередной раз скрепил себя, спешился и достал из седельной сумки нечто, завёрнутое в кусок хорошо выделанной кожи и небольшую глиняную бутылочку. Достав всё это, Айлар осторожно, словно пробуя ногой тонкий лёд, вступил на глинистую проплешину. Ничего не произошло, и он, ободрившись, двинулся вперёд к вросшему в землю постаменту, на котором красовалась такая же старая, изъеденная временем статуя. Странная это была статуя… Существо, которое хотел изобразить скульптор, имело без сомнения, некоторое человекоподобие - такой коренастый, невысокий человечек с ногами колесом и очень широкими плечами. Чудовищно переразвитые мускулы бугрились на его плечах и груди, ноги же, напротив, были рахитично тоненькими и уродливыми. С особым тщанием был вытесан каменный эрегированный член, перевитый набухшими венками, но, в общем, в этом облике не было ничего необычного – мало ли какие уроды рождаются на белый свет и поганят его, если их вовремя не зачистить… Но вот голова… Голова явно не принадлежала человеческому, да и вообще любому живому существу, рождённому в этом мире. Круглые глаза, наполовину прикрытые странными перепонками, лысая бородавчатая голова, огромный рот без признака губ, зато с торчащими из него острейшими игольчатыми зубами, оттопыренные, острые, как у собаки, уши… Кошмарное создание вызывало тошноту и возникал закономерный вопрос – какой душевной хворью страдал скульптор, изваявший это чудище… Однако тонкие движения души были неведомы Айлару уже очень и очень давно, поэтому он спокойно, хотя и с некоторым трепетом, приблизился к статуе и развернул кусок кожи. Там оказался шар, словно выточенный из дымчатого горного хрусталя. Айлар поместил шар между ног статуи-уродца, где была как нарочно сделана специальная выемка. Шар встал прочно, словно был изначальной частью композиции. Айлар же откупорил глиняную бутылочку и окропил жидкостью из неё и постамент, и статую, и глину вокруг. После этого остатки жидкости он вылил в небольшую вмятинку на макушке шара, достал из того же куска кожи две тонкие свечи и поместил их справа и слева от шара и нараспев произнёс фразу, которую его заставил выучить отец: - Эр икоретум мир барбаратум, тушик сех беш маззоратум! Жидкость в выемке шара тут же засветилась ровным синим светом, и Айлар улыбнулся. Вот и всё. Скоро за ним придут и отведут к Великому Приору. *** Яссан устало привалился к плечу Кархана – карета везла обоих в особняк Тамира Ритейни, в котором они оба ночевали теперь постоянно. Император не выказывал по этому поводу ни малейшего неудовольствия, Тамир Ритейни – тем более, благородное общество посудачило пару дней по поводу недостойной связи младшего Ритейни с Императорским рабом и нашло себе другие темы для обсуждения – тем более, что их хватало. К тому же это самое благородное столичное общество сильно поредело – большинство монов, приписанных к полкам, было призвано на действительную службу и отправилось в составе армейских частей усмирять Чистильщиков. Этим распоряжением Императора довольны были далеко не все, но поскольку Лигалиран Максимус Третий завёл непохвальную привычку ввергать несогласных с его политикой в узилище с грядущей смертной казнью в перспективе, то моны почли за лучшее подчиниться. К тому же выяснилось, что без Чистильщиков в столице стало проще и легче дышать, и монская молодёжь поддерживала начинание Императора отнюдь не из-под палки, а по враз возникшему внутреннему убеждению. Подкреплением этого внутреннего убеждения была ещё и клятва верности, даваемая каждым благородным при восшествии на престол очередного Императора. Так что поддержку монов Император себе всё-таки обеспечил. Те же, кто был не согласен с его политикой, уже успели покинуть столицу и отбыть в собственные владения, надеясь пересидеть там внезапно вспыхнувшую гражданскую войну. И, положа руку на сердце, можно было сказать, что пока всё шло не так уж плохо. Однако Яссана не покидало ощущение, что главная пакость, которую им готовит отнюдь не сломленный и опасный, как болотная гадюка, Великий Приор, ещё впереди. Но Император был на диво спокоен и собран. Более того, из некоторых недомолвок и случайных обрывков бесед между Императором и Госсе Яссан понял, что уже через неделю должно произойти некое событие, которое поставит точку в затянувшемся противостоянии. И Император явно ожидал, что это событие будет в его пользу. Что же касается обитателей особняка, то их жизнь текла своим чередом. Нарим и Аргай потихоньку оправлялись, Аргай чувствовал себя всё лучше и лучше, благодаря хорошему уходу Егани, а наложник Тамира – Саки – оказался на редкость добрым и сострадательным юношей, и общество его было братьям только на пользу. Самому Яссану Саки нравился, и он только радовался наладившейся личной жизни отца, а вот Кархан… Он никак не высказывался по поводу Саки и вёл себя с ним вполне дружелюбно, но Яссан-то чувствовал, что новый наложник отца вызывает у Кархана чувство странной настороженности. Яссан недоумевал – мальчишка казался безобидным и ласковым, словно котёнок, поведение его было безупречным, и тот, кто не знал, откуда взялся Саки, о борделе не подумал бы никогда. Но в душу к Кархану Яссан лезть не осмеливался – вдруг настороженность любимого вызывает не сам Саки, а его положение? Вдруг Кархан боится, что Яссан тоже оставит его в положении простого наложника и продаст в заведение типа каких-нибудь «Игривых котиков» или «Нежных пташек», когда наиграется? Это было немного обидно – ведь Яссан порой просто в лепёшку расшибался, пытаясь доказать Кархану, что любит его и никогда не сможет обидеть, но этого Яссан старался не показывать - всё-таки душевные раны так быстро не затягиваются, а рана, нанесённая Кархану, была почти смертельной… Более всего сейчас Яссана беспокоил новый повар, который продолжал служить в особняке, как ни в чём не бывало. Яссан уже спрашивал Тамира, почему мерзавца не сдадут Страже, но Тамир ответил, что пока этого человека опасаться не следует и лучше взять с поличным не только его, но и его сообщников – тех, что заставили его пойти на нехорошее дело и снабдили ядом. Яссан с отцом спорить не стал, но чувство тревоги не покидало его. Ужин прошёл вполне мирно и даже весело – по-семейному. А в конце ужина Тамир Ритейни заявил, что столичный театр завтра открывает новый сезон пьесой о разлучённых происками коварной родни, но волей судьбы обретших счастье и богатство влюблённых. Пьеса называлась: «Насстар и Куфий или Преданные возлюбленные». Тамир заявил, что согласно обычаю открытие сезона непременно почтит своим присутствием сам Император, а когда Яссан скептически поморщился и сказал, что у Императора полно других дел, добавил, что Его Величество, несмотря на дела, непременно будет в театре - это незыблемая традиция, и что он, Тамир Ритейни, уже заказал билеты в ложу для всей честной компании. - В смысле? – удивился Яссан. - Ну, как же, – ответил Тамир. - Мы с Саки, Нарим с Аргаем и Егани, как сопровождающее лицо, и вы с Карханом. А то мальчики сидят сиднем дома, вы с Карханом пропадаете на работе, а молодые годы уходят… Были времена, когда я боялся, что ты отдаёшься только развлечениям, Яссан, но сейчас я думаю, что и тебе, и Кархану стоит отдохнуть и немного развеяться… К тому же пора окончательно заткнуть глотку этим светским сплетникам и дать им понять, что отношения членов семьи Ритейни – это внутреннее дело семьи Ритейни. И не стоит краснеть, Кархан – никто не посмеет тебя обидеть. Так что завтра вечером мы все едем в театр! - Здорово! – воскликнул Саки и захлопал в ладоши. Улыбнулся и Нарим, а вот Аргай грустно опустил голову и выдавил: - Я… мне страшно… как воспримут меня другие… вы так добры… а… - Даже не думай отказываться! – горячо сказал Яссан. – Тебе непременно стоит побывать в театре – это просто волшебное зрелище. И ведь ты будешь не один, так что не беспокойся. Аргай кивнул и неуверенно улыбнулся. В это время Саки осторожно выбрался из-за стола, прикоснулся губами к щеке Тамира и сказал: - Я сейчас… Тамир Ритейни кивнул, и Саки быстро вышел из столовой, в которой слуги начали собирать тарелки, чтобы внести десерт – желе с фруктами и пирог с вареньем и молочным кремом. Слуги были при деле, и Саки, осторожно покрутив головой, скользнул на кухню, поглядел на хлопочущую кухарку и её помощников-поварят, а вот второго повара он там не заметил. Саки заглянул в шкаф в коридоре перед кухней и убедился, что белая с синей отделкой куртка повара висит там. Юноша задумчиво поморщился и быстро обыскал карманы куртки. В одном из них он обнаружил мешочек из-под порошка – тот самый, который подменил собственноручно. Мешочек был пуст, а это значило только одно – ночью в доме стоит ждать непрошеных гостей.