Чистая линия

Валран и Медведь переглянулись и Валран подумал: «А вот эта новость стоит того, чтобы попробовать воспользоваться Тайным Путём. Император должен быть предупреждён». - Медведь, - сказал Валран, - проследи, чтобы наш благородный гость был под надёжнейшим присмотром. И не причинил себе никакого вреда. Думаю, ему ещё придётся повторить свои показания. А сейчас дела требуют моего отсутствия. Медведь понятливо кивнул, и Валран, ещё раз проверив охранников на стенах, отправился прямиком в покои Императора. Обычно он там не бывал – не было нужды, но где находится Императорский Тайный Путь – знал. И мог им воспользоваться, поскольку был одним из немногих людей, кому Император доверял безоговорочно. Валран прошёл через переднюю, через спальню и оказался перед дверью гардеробной. Открыл её и сделал несколько шагов между рядами развешанных одеяний – в дальний угол. Там находилась совершенно неприметная невысокая дверца, почти сливавшаяся с обивкой стен – невнимательный человек не заметил бы, но Валран точно знал, где искать. Он наклонился к дверце и достал из-за ворота рубашки предмет, напоминавший монету овальной формы с квадратной дырой посередине. Сняв с шеи цепочку, на которой он носил этот предмет, Валран пальцами ощупал дверцу и совместил «монету» с еле заметной прорезью. Раздался тихий щелчок, и дверца отворилась. Валран вытащил монету, протиснулся в дверцу, аккуратно прикрыв её за собой, и оказался в коридоре, выложенном каменными плитками, ровно подогнанными друг к другу. Стены коридора поросли чем-то вроде мха и мох этот тускло светился в темноте слабым зеленоватым светом. Валран пожал плечами и сделал несколько шагов вперед. Потом ещё несколько. Потом он пошёл быстрее, почти побежал… и вдруг коридор кончился. Валран стоял у точно такой же дверцы, как и в начале пути. Он вновь вставил монету в дверцу, вновь раздался щелчок, и дверца отворилась. Валран так же аккуратно вытащил монету и, протиснувшись в дверцу, оказался в шкафу со старыми доспехами, свидетельствами подвигов прошлых Императоров, которые сохранялись со всем бережением. Мужчина закрыл дверцу и стал осторожно протискиваться вперед, ища выход из шкафа. К несчастью, доспехи – вещь громоздкая, и, пробираясь, Валран задел один из шлемов, помещённых на неустойчивую подставку. Шлем рухнул , издав гулкий звон, дверца шкафа отворилась, и голос Лигалирана Максимуса Третьего холодно произнёс: - Кто здесь? - Ваше Величество, - быстро сказал Валран, - это я Валран Хомайни, начальник охраны Резиденции. У меня крайне важные вести, в противном случае я не стал бы пользоваться этим… способом. - Я узнаю вас, Валран, - отозвался Император, - выходите. Надеюсь, что это важно, ибо вы лишили меня очень приятного времяпровождения. Валран смущённо хмыкнул и отправился на выход, оказавшись в небольшой комнате, соседствующей с Императорской опочивальней. Сам Лигалиран Максимус Третий в накинутом халате с обнажённой шпагой в руке и босой стоял в дверях. Рядом с ним подбоченился Госсе с метательными ножами, вокруг талии его было обмотано нечто, подозрительно напоминающее по фасону императорскую рубашку. - Простите, - вздохнул Валран, покаянно опустив голову, – но вести действительно важные и безотлагательные. - Пройдёмте в опочивальню, Валран, - сказал Император. - Там нас будет невозможно подслушать. Валран кивнул, Император запахнул халат и подпоясался, Госсе исчез в опочивальне и присоединился к разговору уже в штанах и собственной рубашке. Император налил густо-синего вина в два бокала и пододвинул один Валрану, а сам невозмутимо отхлебнул из горлышка и позвал подошедшего Госсе присесть на подлокотник своего кресла. - Рассказывайте, - коротко сказал Император. Валран рассказал всё, начиная со штурма Резиденции и заканчивая словами брата Благодать. Император задумчиво слушал, время от времени прикладываясь к горлышку бутылки, а когда Валран закончил, сказал: - М-да… Всё достаточно плохо. Но не смертельно. Госсе, вызови Главу Тайного Сыска. Пусть берет своих орлов и обыскивает столичную Резиденцию Чистильщиков. Не сомневаюсь, что там остались одни мелкие сошки, но сделать это стоит. Патрули Благочестивых Стражей усилить Гвардией – Чистильщиков задерживать и отправлять в тюрьму. Немедленно собрать верные мне войска и отправить в Резиденции Чистильщиков. Указ передать в другие города Империи. Отныне братство Чистильщиков вне закона. - Объявить об этом народу? – спросил Госсе. - Не сейчас, Госсе, - сказал Император. – Всё делать быстро и по возможности тайно. Утром мне предстоит ещё драка с Советом Монов. И к этой драке мне надо иметь хоть какие-то козыри. - Я всё понял, - кивнул Госселин, натянул сапоги, накинул куртку, - я готов. - Погоди. Меня беспокоит вопрос о маге-отступнике, маге-изгнаннике с Островов,- задумчиво протянул Император. - Я свяжусь с Лаиром Арсайя, он сейчас там, - сказал Госсе. – Думаю, что он сможет прояснить этот вопрос. - И напомни им о безопасности моих детей, - вздохнул Император. – Я начинаю беспокоиться. - Я всё сделаю, - улыбнулся Госсе одними глазами. – Всё будет хорошо, Ли… мы справимся. - Немного не так, хороший мой, - ответил Император, не обращая никакого внимания на вопиющее нарушение этикета, - нам придётся справиться. Госсе коротко кивнул и вышел. - Я благодарю вас, Валран, - сказал Император. – А сейчас – возвращайтесь. И, если будут ещё атаки – отразите их. И пленник… Стерегите его пуще глаза – я постараюсь посетить вас и поговорить с ним самолично. - Да, Ваше Величество, я немедленно возвращаюсь, - вытянулся Валран по стойке смирно, отставив пустой бокал. Вино было… дивное, но, увы, атмосфера к винопитию не располагала. - Хорошая работа, Валран, - улыбнулся Лигалиран Максимус Третий на прощание, - теперь мы все в одной лодке. Так что берегите себя, вы мне нужны. - Да, Ваше Величество, - согласился Валран и открыл дверь в маленькую комнату с доспехами. *** Кархан и Яссан чувствовали, как ощущение некоей недосказанности и ожидания чего-то нехорошего так и витало в воздухе. Появившийся вскоре Лигалиран Максимус Третий велел подготовить указ об объявлении отныне братства Чистильщиков вне закона, а пока он надиктовывал Кархану основные положения, пришедший вместе с ним Тамир Ритейни шёпотом рассказал Яссану о том, что утром на Совете Монов развернулся жесточайший спор по поводу этого решения Императора. Однако большинство благородных Императора поддержало, прочие же были вынуждены отправиться под домашний арест в свои особняки. На крики о монских вольностях Император весьма выразительно посмотрел в окно в сторону площади, где бодренько сколачивался эшафот для Айлара Игрени. После этого крикуны поутихли, и Императору удалось протащить своё предложение через Совет Монов большинством всего в девять голосов при тридцати трёх воздержавшихся и минимальном кворуме. Тем не менее, дело было сделано. Осталось только огласить указ. Рассказал Тамир Ритейни и о случившемся в горной Резиденции, вызвав у Яссана нешуточную тревогу – ведь если у Ордена есть маги – дело будет куда хуже и кровавее. Тем не менее, указ был подготовлен, подписан и размножен, а оглашение его на центральной площади столицы рядом со свежепостроенным эшафотом вызывало у столичных жителей двоякие чувства. Многие, очень многие одобрительно свистели и аплодировали. Некоторые просто молча удалились с площади. Но довольно большая часть присутствующих заняла выжидательную позицию – так же, как и часть благородных в Совете. Тем не менее, дело сдвинулось. Гвардия, Тайный Сыск и большая часть армии и Благочестивой Стражи поддержали Императора безоговорочно. Император же сместил Главу Благочестивых, поместив его под домашний арест, и поставил на его место верного ( и обязанного ему всем) человека. Из восьми армейских маршалов трое поддержали Императора безоговорочно, двое колебались, но их колебания всё-таки решились в пользу Императора, один покончил с собой, не желая служить, как он считал, несправедливости, и ещё двое скрылись – явно для того, чтобы примкнуть к Чистильщикам. В общем и целом всё было не так уж и плохо, на маршальские вакансии тут же нашлись верные Императору претенденты, которых до того несправедливо обходили чинами и званиями… Серьёзно беспокоили Императора три вещи – один из двух скрывшихся маршалов пользовался популярностью в войсках, неведомый маг, и бывший Канцлер Игрени, который слишком уж поспешно покинул столицу после свидания с сыном. *** Утро казни выдалось пасмурным, но на количество людей, собравшихся на площади, это не повлияло никак. К тому же, пока начинание Императора по объявлению Чистильщиков вне закона дошло далеко не до всех – братство казалось большинству населения Империи Магна чем-то незыблемым, естественным и вечным, и не все понимали, что вчерашние всесильные охотники одним росчерком Императорского пера оказались поставлены в положение жертв. А вот казнь… На столь редкое зрелище полюбоваться хотели многие, хотя бы потому, что Император, в отличие от своего венценосного отца, ещё не баловал свой народ подобными зрелищами. Поэтому площадь была заполнена народом до краёв, толпа волновалась, шумела и на все лады обсуждала вины Айлара Игрени, продолжая порождать один фантастический слух за другим. Наконец, раздался звук труб - на улице, ведущей от тюрьмы показалась обитая чёрным бархатом телега, в которой, прикованный за руки посеребрёнными цепями к устроенным в повозке перекладинам, стоял приговорённый. Он был одет в простую белую рубашку с отложным воротником, волосы его были коротко подстрижены, дабы не мешали топору палача, а бледное лицо было прекрасным и одухотворённым. Невозможно было поверить в то, что этот прекрасный юноша мог совершить что-либо дурное и в толпе раздались жалостливые вздохи. Повозка проехала сквозь толпу прямо к эшафоту, на котором уже стоял мэтр Тигуль – одетый, согласно моде своей профессии в красный камзол. Голову его покрывал чёрно-красный остроконечный колпак с прорезями для глаз и рта – тоже дань традиции. Императорского палача в лицо знали многие, но считалось, что казнимый не должен видеть его лица. Палач держал в руках начищенный, серебристо сверкающий даже в это пасмурное утро, меч с позолоченной рукоятью. Мона могли казнить только этим мечом, называемым Вершитель Судеб или Вершитель Справедливости. Существовала также легенда, что этот меч не отсечёт невинную голову, но проверить это практикой не удалось – то ли легенда была именно что легендой и не более, то ли все моны, попадавшие на эшафот, были насквозь виновны. Приговорённый твёрдым шагом взошёл на эшафот, и встал рядом с палачом. Вновь зазвучали трубы. На балконе Императорского дворца показался сам Император в сопровождении Тамира Ритейни, двух маршалов и Госсе. За их спинами стояли ещё какие-то люди, но разглядеть их из толпы было затруднительно. Это были Кархан и Яссан, поддерживавшие Нарима Кассани, который нашёл в себе силы посетить казнь бывшего супруга. Трубы прозвучали в третий раз, и на помост перед приговорённым и палачом взошёл Императорский глашатай в жёлто-голубом камзоле, и зелёном берете с пурпурными перьями. Пестрота этого наряда была так же данью традиции. Глашатай сильным, звучным голосом огласил вину благородного мона Айлара Игрени и в толпе заахали. Многие стали грозить кулаками и выкрикивать проклятья, а после того, как Глашатай прочёл приговор, кое-кто в толпе закричал: - Мало! Четвертовать за такое надо! Были и возражавшие: - Не может быть! Это всё наговор! Однако гвардейцы, окружавшие эшафот, слаженным движением подняли пики, и замолчали как те, так и другие. Раздалась барабанная дробь, и приговорённый опустился на колени, положив голову на обитую фиолетовым сукном плаху. Барабаны зарокотали ещё громче, палач занёс меч и… всё смолкло. Даже толпа затихла. И в наступившей тишине неожиданно раздался звонкий крик Госсе: - Стойте! Остановите казнь, Ваше Величество!