of Verona – Breathe
Среди танцующих языков пламени мелькают тени, янтарный свет выхватывает из темноты залитое слезами лицо хрупкой темноволосой девушки в полупрозрачном хлопковом платье. Вокруг мелькают лица, но она их будто бы не замечает, стеклянными глазами глядя в темноту. Она кричит, но крик растворяется в оглушающей тишине, которая нарушается лишь звуком хлещущей крови из разорванного горла. Страшно. Дико. Она ищет защиты, бросается к единственному человеку, которому еще верила, верила, что та, кто подарила ей жизнь, не позволит другим вот так просто отнять ее. – Мама, мамочка,- шепчет трясущимися губами темноволосая девушка, но слова замирают, а в душе все обрывается с диким, но беззвучным криком отчаяния, и брюнетка даже не сопротивляется, когда ее силой оттаскивают прочь. Ей все равно. Ее родная мать смотрит пустым взглядом леденящего душу безразличия, отворачиваясь от бьющейся в истерике дочери. Девушке нечем дышать. Она отчаянно хватает ртом воздух, задыхаясь от накатившей волны разочарования и дикой, неописуемой боли. Она готова была молить всех небесных жителей, в которых ранее не верила, была готова молиться кому угодно, чтобы не видеть, как люди, бывшие ее семьей, убивают ее лучшую подругу. - Моника! Нет, пожалуйста, нет! – девушка вновь не сдерживает себя, срывается, давясь тугим комом в горле. Она вновь и вновь пытается вырваться, но руки, которые сдерживали девушку, сжимаются сильнее на ее тонких продрогших плечах, впрочем, она, казалось, не чувствовала этого. И среди оглушающего сознание ужаса врывается голос. - Давина… Давина… Давина… Голоса. Они окружают ее и монотонно повторяют ее имя, которое она начинает ненавидеть. Темнота рассеивается, и девушка видит вокруг пустые лица людей, окруживших ее плотным кольцом, а напротив нее стоит глава ковена, протягивающая к ее шее окровавленный кинжал… Ты должна поверить в жатву! Нет, нет, нет! НЕТ! Она пятится назад, в какой-то момент понимая, что отступать дальше некуда. И руки проваливаются в пустоту. И она сдается. Давина…***
- Давина! Давина, черт тебя дери, перестань визжать! Девушка распахивает глаза, подрываясь на взмокших простынях. Ее трясло, в глазах застыл ужас, но будившему ее было все равно. Ей не нравится видеть это лицо, но все же, даже оно лучше тех, кто является в ее кошмарах изо дня в день. Он смотрит на нее с пренебрежением, а Клер, кажется, начинает отпускать, и страх сменяется до приторной, но такой уже привычной и ставшей частью ее жизни, ненависти. Это как защитная реакция организма, когда ты не хочешь демонстрировать врагу свою слабость, наступаешь себе на горло, находишь в себе силы сдерживать подступающую тошноту. Девушка инстинктивно смахивает тыльной стороной ладони бисеринки пота со лба, смаргивает слезы с длинных ресниц, но ее взгляд, словно лазер, прожигает сидевшего напротив вампира. Жаль, что не дотла. - Чего тебе нужно, Клаус? – цедит ведьма сквозь зубы, не без труда скрывая дрожь в голосе и едва сдерживаясь, чтобы не запустить в злорадную ухмылку древнего чем-нибудь тяжелым. - Что мне нужно? – искренне изумился тот, насмешливо приподнимая бровь,- Мне нужно, чтобы ты перестала превращать мой дом в руины, милая. Вставай, нам надо поговорить. С этими словами древний схватил ее за руку. И тут Давину затрясло, ее лицо исказила ярость. Да как он смеет так обращаться с ней после всего, что сделал? Не контролируя себя и свою магию, девушка резко вытягивает руки, раскрывая душу и выпуская наружу всю свою ненависть, придавая ей материальный облик. Древнего отбросило к стене, под массой тела которого, разлетелся на части ее мольберт – подарок Марселя. Но Давина и глазом не моргнула, медленно сжимая пальцы, наслаждаясь хрустом костей гибрида. - Пошел прочь,- выдохнула Кдер, делая акцент на каждом слове, захлебываясь своей ненавистью. Майклсон срывается с места, морщится от боли, но все же делает бесполезную попытку добраться до своей обидчицы. Магией его вновь отбрасывает, на этот раз за дверь, а когда древний пытается сделать шаг вперед, невидимая преграда обдает его словно электрическим разрядом. - Истеричка,- зло выплевывает Клаус, но все же отступает, и в следующее мгновение исчезает из поля зрения разъяренной маленькой ведьмы, сопровождаемый грохотом захлопнувшейся за ним двери. Давина опускает руки и делает резкий вдох. Силы закончились, и пелена ненависти отступила. Осталась лишь пустота. Опять. За окном раздались угрожающие громовые раскаты, от которых девушка вздрогнула, словно пятилетний ребенок. Смотрит в окно на черные тучи, застилавшие небо над Новым Орлеаном, города, который, не смотря ни на что, она так любила. И теперь этот город может пасть, она чувствовала приближающуюся бурю. Бурю, которую вызывала она сама. Выдыхает, опуская глаза, безвольно опускаясь на мягкую постель. Голова кружилась, а картинка перед глазами рябила и расплывалась - она чувствовала себя так, словно смерть уже дышала ей в затылок. А в следующий миг стало еще хуже, когда, казалось бы, хуже быть уже не может. Истошный кашель, раздирающий горло, залитое слезами лицо и девушка склонившаяся над подушкой, хватающая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Еще секунда... Я не могу больше этого вынести! Земля сыпалась из ее рта на белые простыни, боль сковала тело, ужас добивал изнутри. Давина задыхалась вновь и вновь, а когда все прекращалось, и девушка могла отдышаться - все начиналось сначала. Снаружи вновь раздался грохот, на который Клер уже не реагировала. Это просто гром. Пожалуйста, пусть это просто закончится... Ей было всего 16 лет и она не могла больше сдерживаться, не могла строить из себя неприступную крепость, хотя могла одним движением пальца уложить древнего, в душе она все та же хрупкая девушка, напуганная и стремящаяся доверять. Доверие - оно было ей необходимо, ей так хотелось вновь ощутить это чувство, спрятаться за ним, чувствуя мнимую безопасность. Она так устала. Так устала быть преданной, вначале своей семьей, друзьями, потом Марселем... А ведь она ему верила! Но Жерард лишь использовал девушку в своих целях, наслаждаясь безукоризненной властью, полученной с помощью нее. Ему было плевать, плевать на ее безопасность и на ее чувства, он прятал ее на чердаке, не позволяя видеться ни с кем из друзей и выходить за порог церкви. Ради твоей безопасности - твердил он. Я люблю тебя - говорил он. Ложь! Очередная яростная вспышка гнева и стоящая на тумбочке лампа взлетела в воздух и, ударившись о дверь, разбилась в дребезги. Слезы душили ее, но она не заплачет, не будет плакать... Какими смешными теперь казались ей его слова, а еще более смешны были его жалкие попытки поговорить, оправдать свою ложь, когда он приходил в эту комнату, а она снова и снова впечатывала его в эту многострадальную стену. Раны предательства, нанесённые любимыми, не зашьёт ни один человек, не залечит ни одно время. Ибо доверие, обесцененное однажды, уже никогда не будет таким наивным и чистым, какими были когда-то и мы. Какой была ты , Давина. Цена любого предательства — это всегда чья-то жизнь. И эта жизнь принадлежала Тиму! За что... Нет, она не будет вновь думать об этом, она больше не сможет пропустить через себя столько боли - она убьет ее. Боль исчезает, а вместе с ней исчезаешь и ты сам. Клер не знала, сможет ли кому-нибудь поверить вновь, в душе был лишь холод. Ради чего она цеплялась за эту жизнь? Жизнь, в которой нет любви и добра, жизнь в которой она погрязла как в болоте, в этой липкой лжи и двуличии. Может в этом и есть ее выбор? Просто сдаться. Ну же Давина, зачем тебе истошно хвататься за очередную ниточку и попытку спасти твою, никому не нужную жизнь. Зачем? Чтобы вновь остаться ни с чем? Одной, среди вампиров, где у тебя нет ни единого близкого человека? Это мучительно, мучительно осознавать, что ты никому не важна, им нужна лишь твоя сила, а без нее - ты ничто. И чтобы там не говорил ей Марсель это было неважно, она не верила. Она никому уже не верила. Но все же, она хотела жить. Как бы нелепо это не звучало, Давина правда верила, что сможет справиться со своей силой и сможет вернуть себе свою жизнь. Ту, где она так нелепо, но так мило смеется, заражая своим смехом всех вокруг; ту, где вокруг сияют искренние улыбки ее друзей и близких; ту, где она счастлива и свободна. Где ее со всех сторон не окружает смерть. Она хотела быть нормальной. Чем она не заслужила такого простого желания? Вновь поднимает голову, глядя пустым взглядом карих глаз в сторону окна, цепляясь взглядом за сгущающиеся сумерки. Застывшие слезы, превращаются в лед, а взгляд ожесточается. Она будет продолжать бороться ради себя и ради своего будущего. Но очередной грохот за окном и приступ Давины, как всегда сопровождающийся потоком грунта, рвущимся наружу из ее тела, нарушил ее мысли, заставив девушку направить все свои оставшиеся силы на борьбу с тем, что убивало ее.