Одноразовые знакомые

"У вас два пропущенных вызова". Клара решила, что вполне имеет право ещё немного подуться. Она терпеть не могла, когда что-либо тщательно спланированное внезапно срывалось по сомнительной уважительности причинам. В списке раздражающих Клару Освальд вещей испорченные планы стабильно находились на верхних позициях - где-то между назойливыми продавцами и женой отца. Телефон зазвонил в третий раз. Она выждала несколько гудков и взяла трубку. - Да? – сказала она с прохладцей. - Клара, прости меня, я не хотел портить тебе вечер. Мне жаль, что так вышло... – Голос Малкольма звучал устало. – Можно мне за тобой заехать? - И ты думаешь, этого достаточно? Просто поманишь пальчиком – и я тут же прибегу? – сказала она немного резче, чем хотела. - Мне рано вставать. Представляешь, не у одного тебя есть работа, мистер важная шишка! Трубка некоторое время молчала. Клара ожидала какой-нибудь ответной колкости, грубости или потока раздражённых оправданий - но не этого: - Клара… Пожалуйста… Она вздохнула. Злиться на него совершенно не получалось. *** - Выглядишь так, будто тебя привязали к стулу и заставили весь день смотреть "Жителей Ист-Энда", - сказала Клара, садясь к нему на колени и обхватывая его шею руками. Малкольм слабо усмехнулся и спрятал лицо у неё на груди. - В точку, как всегда, мисс Освальд, - пробубнил он. Клара улыбнулась. - Я знаю одно отличное средство, - прошептала она, гладя его по голове. Снизу раздалось приглушённое мычание. - Я не думаю, что я сегодня… - Я имела в виду ванну, Казанова, – рассмеялась Клара, положив щёку на серебристую макушку. Она мягко похлопала его по спине. – Идём, потру тебе спинку. - До сих пор не понимаю, чем я тебя заслужил, - пробормотал Малкольм, расстёгивая рубашку. - Клюнула на твои брови, это же очевидно, – со смехом сказала она, поднимаясь. – Жду в ванной! Действительно, чем? Постоянным враньём? - Залезай, - скомандовала Клара, когда он открыл дверь. Она стояла вполоборота, обнажённая в клубах пара, и, наклонившись, пробовала рукой воду. В любой другой день он был бы позади неё в мгновение ока, прижимая к себе, жадно впиваясь в шею и превращая каждый её вздох в стон наслаждения… Но не сегодня. Слова и шёпот, поднятые копья, медленно, смакуя каждый его шаг, подталкивающие его к яме с кольями. Большие пальцы вниз, помни, Цезарь, что и ты смертен... - …Малкольм! – Клара сжала его ладонь. - Не спи. Он помотал головой и попытался изобразить беззаботную улыбку. - Задумался. - Сегодня думать запрещается, - сказала Клара, поднявшись на цыпочки и чмокнув его в нос. Она залезла в ванну и усадила его спиной к себе. – Разрешается расслабиться и молча получать удовольствие. – Клара взяла в руку мочалку и мягко провела ею по его плечам, массируя задубевшие мышцы. - Прекрасная мысль – лежать между девичьих ног... - нараспев процитировал он, прикрыв глаза. *** Он входит в тихую и тёмную гостиную. Он пытается зажечь свет, но выключатель лишь громко щёлкает, ещё и ещё, и это единственный звук на много миль вокруг. Глаза пытаются привыкнуть к темноте. Он делает несколько неуверенных шагов вперёд и видит неподвижный силуэт на фоне окна. В тишине негромкий хруст звучит подобно раскату грома. Надсадный хриплый голос режет слух. "Расскажешь, каково оно"?.. - …Малкольм! Он вздрогнул и открыл глаза. Он всё ещё лежит в ванне, ноги Клары обнимают его бёдра, его голова откинулась ей на плечо. Малкольм выпрямился и провёл рукой по лицу. - Задремал, наверное… - Так, теперь мы точно идём спать, и даже не пытайся убедить меня, что ты бодр и весел, - улыбнулась Клара, легонько подталкивая его в спину. *** Он входит в тихую и тёмную гостиную. Он пытается зажечь свет, но выключатель лишь громко щёлкает, ещё и ещё, и это единственный звук на много миль вокруг. Глаза пытаются привыкнуть к темноте. Он делает несколько неуверенных шагов вперёд и видит неподвижный силуэт на фоне окна. В тишине негромкий хруст звучит подобно раскату грома. Поворачивается шея. Надсадный хриплый голос режет слух. "Расскажешь, каково оно"? В слабом свете уличных фонарей кровь на тощем заросшем лице слабо поблёскивает. "Каково оно – всё потерять"? Челюсть не двигается, челюсть висит на лоскутах плоти, опускается и опускается, обнажая крошево зубов, вонь, нестерпимая вонь. Голоса нет, изо рта вырывается лишь беззвучный крик. "Каково оно, сынок"?.. *** Малкольм резко распахнул глаза, тяжело дыша. Сердце билось в грудной клетке, как пойманная в силки птица. Холодный пот заливал лицо, подушка под ним была сырая. Он вытер лоб подрагивающей рукой и выбрался из смятой постели. Вмиг ставшие непослушными ноги с трудом подняли его и понесли в ванную. Он запер за собой дверь и включил воду. Не дождёшься, блядь. *** Клара, отвернувшись, лежала на боку с открытыми глазами, прислушиваясь к звукам из ванной. Что-то подсказывало ей, что сейчас не лучший момент выяснять, что происходит. Мы ненавидим и боимся свидетелей нашей слабости. Завтра. Завтра всё будет хорошо. *** - Ты же ничего не съел. - В меня с утра кроме кофе ничего не лезет, - пожал плечами он, завязывая галстук. - Малкольм. - Клара, ну серьёзно, на работе поем, прекрати суетиться. В конце концов, это не мне нужны силы, чтобы разбираться с толпой голосящей детворы. - Он постарался улыбнуться как можно естественнее. На его измождённом лице это выглядело жутковато. Клара поджала губы, решив оставить разборки по поводу его поведения на потом. Вместо этого она поднялась на цыпочки и поцеловала пахнущую лосьоном после бритья щёку. Малкольм только что-то промычал, возясь с манжетами рубашки. Клара вздохнула. - Мне пора. - Я вызвал кэб. - Не стоило… - Сама скажешь это водителю. Кажется, это он сигналит. - Малкольм… - Прости. Немного не выспался, - проговорил он, отвернувшись. Клара хотела было ответить что-нибудь резкое, но сдержалась. Нам предстоит долгий разговор, мистер не-трогайте-меня-я-сильный-и-крутой... *** Всё бессмысленно. В их стройном плане ты уже сброшен с пьедестала и валяешься в грязи с перебитыми ногами, униженно пытаясь уцепиться за трёхсотфунтовые ботинки идущих наверх. Он устал драться. Уже неважно, что он скажет. В этой русской рулетке ему дали револьвер с полным барабаном. - Позвольте мне кое-что вам сказать. Вся планета сливает информацию. Каждый! – не выдержал Малкольм. - Каждый изрыгает свои внутренности в интернет, ставит статусы об отношениях, выкладывает фотографии интимного пирсинга. Мы пришли к тому, что есть люди, миллионы людей, которые были бы счастливы продать почку, только чтобы попасть на телевидение! Чтобы продемонстрировать людям свои грязные трусы, а после писать жалобы в журнал «О'кей» о вмешательстве в личную жизнь! Обмен приватной информацией – это то, чем живёт наша экономика. О ветер, дуй! Ты стёр меня во прах, мне больше нечего тебя бояться! Малкольм криво усмехнулся. - Но вы преследуете меня, потому что не можете арестовать весь остров, не так ли? – с отвращением продолжил он. - Вы не можете заковать в наручники целую страну. Не можете линчевать того парня? – Малкольм наугад ткнул в одного из свидетелей своей смерти. - Но вы решили, что можете сидеть тут, судить меня и строить мне глазки, как девочки с третьей страницы «Сан»? Вам это не нравится? Что ж, вы сами себе не нравитесь! Вы ненавидите всю вашу породу. И знаете, что? Я тоже ненавижу! Но как смеете вы приходить и сваливать это у моей двери? – узкая ладонь разрубила тесный воздух зала. - Как смеете вы осуждать меня за это? За то, что политики отказались от морали и просто гонятся за популярностью любой ценой. Я – это вы, а вы – это я! Он умолк. - Вы закончили? – холодно осведомился лорд Гулдинг. Малкольм устало отвёл взгляд. Помни, Цезарь… - Мне и так конец. Не вы прикончили меня. *** Если к концу первого урока Клара лишь немного волновалась, успокаивая себя, что у всех бывают тяжёлые дни, то к концу четвёртого она уже не находила себе места, вновь и вновь вспоминая его сбивчивое дыхание во сне и запавшие глаза. Ей хотелось бросить все дела, выкинуть книжки в окно, выбежать из класса – но, как назло, это был один из тех дней, которые продолжают кидать в тебя событие за событием, дело за делом, не давая толком перевести дух. Летние каникулы были праздником только для детей, которые уже одной ногой бежали по густой зелёной траве, или разбрызгивали набегающие на берег волны, или крутили педали велосипеда. Графики стажировок и отпусков, расписание дежурств на два месяца, летняя школа, последнее родительское собрание, подготовка отчётов за год… В перерыве Клара, спрятавшись в пустом кабинете, набрала номер Малкольма. Короткие гудки. И снова. И опять. Она вздохнула. Не у неё одной, видимо, сумасшедший денёк. Им нужно было поговорить. *** - Знаешь, я не просто беру эту блядскую работу на дом. – Отчаяние хрипело в груди, выплёскиваясь наружу потоком ярости. - Я беру её на дом, она привязывает меня, блядь, к кровати и ебёт лютым поебом в жопу до самого завтрака. Потом она будит меня, выплёскивая полную чашку мочи в лицо, отвешивает пощёчину, чтобы убедиться, что я проснулся и можно пнуть меня по яйцам. Эта работа поимела меня во все дыры. Годы непрерывной войны со всеми вокруг, годы злобы, ненависти и постоянного ожидания удара в спину. Впервые за эти годы он высказывал вслух всё то, что боялся сказать даже самому себе. Особенно самому себе. - Малкольм ушёл, ты не можешь знать Малкольма, потому что Малкольма здесь нет! Малкольм, блядь, покинул здание много лет назад! Это – просто скорлупа. Я – сосуд для этой блядской работы. Прилизанный пиздюк храбрится. Сбываются все его мечты. Король умер, да здравствует Король! Малкольм ошибся, дав ему восемнадцать месяцев, прежде чем работа сожрёт его живьём изнутри. Хуесос не продержится и полгода. Боишься, что кто-то сможет тебя заменить? - Я собираюсь уйти со сцены с охуенно высоко поднятой головой. То, что ты увидишь, - это мастер-класс по уходу с достоинством, сынок, - произнёс он, чувствуя, как с каждым словом что-то ломается внутри. Что осталось от тех стен? - Публика будет стоять. "Вот он идёт", скажут они. "Ни друзей, настоящих друзей, ни детей, ни славы, ни памяти". – Он вспомнил о Кларе и почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. - Что ж… пошли они на хуй. *** Когда последняя бумага легла на стол взмыленной Мэг, которая весь день практически не отходила от телефона, Клара смогла, наконец, выдохнуть. До вечера было ещё далеко, а она уже чувствовала себя вымотанной, будто пробежала марафон с мешком песка на плечах. Она вышла во двор и достала телефон. Гудок, ещё один, и ещё. Наконец, тихий голос на другом конце провода ответил: - …Клара? Что… Она нетерпеливо перебила его. - Малкольм, нам нужно поговорить. Он помедлил. - Клара, если честно, сейчас не самое подходящее время. Умом она и сама это понимала, но копившиеся весь день эмоции настоятельно требовали выхода. Она глубоко вдохнула, успокаиваясь. - Ладно. Когда? Снова пауза. - Не знаю. Завтра… или потом. - Что-то случилось? В этот раз он не медлил с ответом. - Всё заебись. Просто ещё один блядский день в блядском офисе… ну, знаешь… Клара сжала губы. - Хорошо. Созвонимся, - холодно бросила она и выключила телефон. Да. Конечно. Само собой, давайте продолжать игру "всё хорошо". Клара застегнула сумку и пошла было в сторону улицы, как вдруг что-то заставило её остановиться. Нет. Что-то было не так. Что-то в его голосе отзывалось в ушах слабыми паническими нотками. Она почувствовала тяжесть в груди. Что-то не так, и словами "всё хорошо" Клару Освальд было не обмануть. Она ускорила шаг. *** Клара осторожно открыла входную дверь. Она была не заперта. Откуда-то изнутри доносились приглушённые звуки не то телевизора, не то радио, будто кто-то неуверенно пытался взять несколько нот. Клара тихонько толкнула дверь и прошла в ставшую такой знакомой, до боли знакомой гостиную. За окном постепенно темнело, но в комнате горел лишь один торшер. Она сразу увидела его фигуру на фоне окна и узнала звуки. Малкольм, в кое-как заправленной рубашке и брюках, стоял спиной к двери, поднеся к губам кларнет и тихо пытаясь извлечь из него обрывки какой-то мелодии. Ноты не слушались, сбивались между собой, то пытаясь прорезать себе путь сквозь клапаны, то с шипением падая вниз. Ей вдруг стало невыносимо грустно. На сто частей порвётся сердце, прежде чем посмею я заплакать... - Никогда не слышала, как ты играешь, - сказала Клара, пытаясь улыбнуться. Малкольм резко развернулся, в его глазах застыл страх. Увидев её, он опустил плечи и медленно положил инструмент на диван, не поднимая взгляда. - Я двадцать лет к нему не прикасался, - негромко сказал он. - Теперь уже поздно учиться заново. - Малкольм. Пожалуйста, поговори со мной. Клара сделала пару шагов к нему, но остановилась в нерешительности, не зная, обнять его или не приближаться. Что-то в его напряжённой позе пугало её. Лицо, едва тронутое светом, больше походило на камень – бледное и осунувшееся. Она со страхом подумала, что ни за что не узнала бы в этом человеке того порывистого, остроумного и грубоватого Малкольма, которого она встретила в том самолёте. Он казался старше, казался тенью самого себя. Малкольм поднял взгляд, натянув на лицо одну из своих улыбающихся застывшей неестественной улыбкой масок. - Как прошёл твой день? – спросил он. – Как детишки? Клара не поверила своим ушам. Из всех доступных в английском языке слов он сейчас выбрал – эти? Он подошёл к ней, всё так же неловко улыбаясь, и поднял руки, чтобы обнять. - Не смей, - отчётливо произнесла она. Малкольм остановился, непонимающе глядя на неё. - Если ты думаешь, что со мной сработают твои дешёвые уловки, подумай ещё раз. - Клара, что ты?.. - Ты меня за дурочку держишь? – прошипела она. - Не смей уходить от ответа. Не смей изображать из себя недотрогу. Не смей недооценивать меня. Он молчал. - Малкольм, пожалуйста. Это же я. Твоя Клара. – Она подошла ближе и дотронулась до горячей шершавой щеки. – Ты можешь обманывать кого угодно, но не смей… не смей даже думать, что мне всё равно. Я видела тебя, я знаю тебя – и я знаю, что что-то не так. Что бы это ни было… - Клара, я не… Она отдёрнула руку. - Хватит! Или ты всё мне рассказываешь, или оставайся один в своём пустом доме, мучай свою чёртову дудку и жалей себя! – Соль в глазах. – Я не знаю, что думать. "Мы не можем больше быть вместе"? "Это было ошибкой"? "Я встретил другую"? "Я задолжал кредиторам"? "Я убил человека"? Я даже не знаю, кем ты работаешь. И мне было всё равно, слышишь? – Её голос сорвался на полушёпот. - Мне нужен был только ты, такой, какого я знаю. Будь со мной честен, хотя бы раз. Малкольм медленно опустился на диван. Он боится, поняла Клара. Он в ужасе. Она скрестила руки на груди, стараясь не дать воли эмоциям. - Клара, я… - начал он еле слышно, но откашлялся и продолжил. – Когда мы… когда мы только познакомились, я не хотел, чтобы ты знала, кто я. Я боялся, что оттолкну тебя. Я пытался отделить работу от личной жизни, потому что… наверное, потому что я трус, потому что я никогда не встречал такого человека, как ты. Он прикрыл глаза рукой. Клара не двигалась, чувствуя комок в горле. - Ты говорила, что не читаешь газет и ненавидишь политику. Ненавидишь правительство. Так вот… нет никого, кто ненавидел бы его больше меня, - сказал Малкольм сквозь зубы. – Я отдал ему всё, что у меня было. Нет, меня не обдирали налогами, меня не выставляли на улицу. Я фактически и был правительством, Клара. Я отдал ему больше двадцати лет жизни, и половину из них я говорил устами премьер-министра, чиновники казнили и миловали по моему слову. И они боялись меня. Ёбаного Малкольма Такера. – Он усмехнулся. – Они, блядь, боялись меня так, как не боялись темноты и монстров под кроватью. Они тряслись за свои карьеры, потому что знали, что если они сделают не по-моему – они их лишатся и пойдут работать в закусочную. Малкольм поднял голову и взглянул ей в глаза. Она молчала. - Я плохой человек, Клара. Самый хуёвый из всех, возможно. Я хотел делать, как лучше, но эта ёбаная работа решила по-другому. Она годами постепенно захватывала меня, как блядский паразит, извращала по своему образу и подобию, а я был настолько опьянён властью, что не заметил, как она высосала меня, оставив лишь оболочку, и выбросила на обочину, как использованный гандон. Сегодня, - сглотнул он. – Сегодня всё кончилось. Хотя нет. Всё кончилось два года назад, но я продолжал цепляться… ползти… Прости меня, Клара. Я не хотел, чтобы всё зашло так далеко. Я не хотел, чтобы… - Он умолк, пытаясь отдышаться. Клара молча изучала его лицо. Лицо незнакомого человека. Он смотрел ей в глаза со смесью страха и мольбы, а она не могла заставить себя вымолвить хоть слово. - Если ты хотел от меня избавиться, ты мог бы придумать что-нибудь получше, - произнесла она, наконец. Сердце застыло в груди. Глупая, глупая, глупая девочка. Что родилось во лжи, родилось мёртвым. Малкольм неловко поднялся. - Клара… - Довольно, - оборвала она. – Мне без разницы, правда это или очередная ложь. Мне всё равно. Даже если это правда - стоило оно того? – горько спросила она, опуская сжатые в кулаки руки. – Ты думал, что я слишком глупа и наивна и не смогу понять? – Малкольм дёрнулся, но Клара остановила его движением руки. - Ты не доверял мне. Ты врал мне. Ты обманывал меня. С каждым оброненным ею словом его лицо всё больше бледнело. - Ты… Теперь я уже не знаю, какой ты настоящий. И уже не хочу знать, если честно… С меня хватит. Прости. Она опустила взгляд, стараясь не видеть ужаса в глазах напротив, резко развернулась и пошла прочь. Малкольм, словно приросший к месту, попытался сделать шаг… другой… - Клара… Она обернулась. В её глазах стояли слёзы. - Я люблю тебя… - едва слышно проронил он. Клара грустно улыбнулась. - Теперь это уже неважно. *** Какое-то время он бездумно стоял на пороге, не в силах пошевелиться. Останови её, сделай хоть что-то. Поздно… Малкольм повернулся и, медленно переступая, пошёл обратно в гостиную. Он опёрся о край стола, опустив голову и пытаясь набрать в горящие лёгкие побольше воздуха. Ты повернул глаза зрачками в душу, а там повсюду пятна черноты… Рука нашарила стоящую на столе вазу. Он резко схватил её и с отчаянным криком запустил в стену. Ты – бесполезный кусок дерьма. Стул полетел в телевизор, раздался оглушительный звон. Малкольм одним яростным движением смахнул с полки все стоящие там книги и статуэтки. Зачем он их покупал? Кому это всё теперь нужно? Книги беспомощным разноцветным ворохом посыпались на пол. Я же говорил, что ты ничего не добьёшься. Он рывком отбросил в сторону журнальный столик и, схватив лежащий на диване кларнет, со всей силы ударил им по монитору компьютера, сшибив его на пол. Старый инструмент треснул, металлические клапаны жалобно звякнули, раскатываясь по полу. Зазвенело в агонии стекло. Ты потерял всё. Малкольм достал из кармана "Блэкберри", пару секунд ненавидяще глядел на него и внезапно бросил о стену. Телефон, мигнув в последний раз, разлетелся на сотни кусков. Ты потерял её. Последним отчаянным усилием он перевернул торшер, вырвав его с корнем из розетки, и остался в полной темноте, тяжело дыша. Малкольм без сил упал в кресло и закрыл лицо руками.