Высокая цена

Следующим вечером в дверь дома, где жила Джозефина Смит, позвонили. - Вы – мисс Смит, работавшая ранее медсестрой в частном госпитале под руководством мистера Дэйвиса? – спросил человек, появившийся перед девушкой на крыльце. - Да. - Мне было велено передать вам вот это, мисс. Возьмите, – незнакомец протянул Джозефине небольшую коробку и письмо в незапечатанном конверте. На конверте не было адреса, а вместо подписи отправителя стояла только монограмма, одновременно пугающая и интригующая своими очертаниями. Девушка невольно замерла, разглядывая эту необычную букву М из четырёх перекрещенных сабель. - Но… что это? – изумлённо проговорила медсестра. – И от кого вы пришли? Она взглянула на то место, где только что стоял принесший коробку, но его там уже не было. Посланец исчез так же внезапно, как появился. Джозефина внимательно огляделась по сторонам, но никого не увидела ни в своём саду, ни на улице, пожала плечами, вошла в дом и с опаской открыла коробку. Там девушка к ещё большему своему удивлению обнаружила тёмно-синий футляр, в котором лежали изысканные серьги и браслет из серебра с великолепной персидской бирюзой. Примерив украшения, Джозефина восторженно улыбнулась: прежде никто не дарил ей таких красивых и дорогих подарков. Но ещё большую радость юной медсестре доставило письмо, в котором Джеймс и Скарлетт благодарили её за самоотверженность. Вдобавок, Скарлетт, конечно, сочла ужасно несправедливым факт увольнения Джозефины с прежнего места работы и через знакомых нашла другой госпиталь, куда мисс Смит с радостью готовы были принять на следующий же день, если она того пожелает. Обрадованная девушка завтра же отправилась по данному ей адресу и, согласно указанию, предъявила это письмо в качестве рекомендации. Её приняли, и вскоре Джозефина завоевала на новом месте работы всеобщее расположение, благодаря своей честности и трудолюбию. *** В ещё одном потайном сейфе, где Вайс хранил свои богатства, нажитые шпионажем и шантажом, помимо денег обнаружили обгоревшую папку из тиснёной кожи. Очевидно, владелец когда-то попытался сжечь её, но передумал и поспешно выгреб обратно из огня. В папке нашли множество изрисованных простым карандашом бумажных листов, свидетельствовавших о многократных и поначалу провальных попытках Клауса научиться рисовать так же красиво, как Вильгельм. Поскольку на каждом из рисунков была проставлена дата, то их легко можно было разложить в хронологическом порядке и проследить переход от совершенно безобразных и примитивных до довольно симпатичных. Последний и самый лучший рисунок представлял собой портрет Кэролайн, стоящей вполоборота за перилами моста в последний момент перед рискованным прыжком. Рядом с датой было неровным, прыгающим почерком дописано «Единственная по-настоящему желанная и единственная оставшаяся недоступной». Молодая женщина долго смотрела на картину печальным и задумчивым взором, но не стала брать её себе. Когда же речь зашла о деньгах Клауса, то Мориарти без всяких предисловий сразу заявил, что забирает себе восемнадцать тысяч триста шестьдесят четыре фунта и шесть пенсов. Когда его спросили, почему такая странная сумма, то он невозмутимо ответил: - Стоимость повреждённой декорации плюс стоимость трёх разбитых статуэток плюс оплата за ремонт моей одежды, которую те мерзавцы повредили, ударив меня ножом. А остальное – в счёт морального ущерба. Никто не стал ему возражать. Равную сумму получила чета Виллард. На эти деньги Вильгельм и Кэролайн открыли в Лондоне собственную мастерскую и художественную галерею, решив даже теперь не возвращаться в Германию. Остальное же состояние, равное примерно полумиллиону фунтов стерлингов, поступило в британскую казну. И Лестрейд, и Грегсон удостоились похвал комиссара и премии. Трудно определить, что их больше обрадовало. И Мориарти, и его жена были уверены, что это дело, столь рискованное и утомительное для них, благополучно завершено. Однако спустя некоторое время к Джеймсу в театр пришёл Майкрофт. Поскольку все знали, что Майкрофт Холмс много лет живёт, строго подчиняясь единственному маршруту между домом и министерством иностранных дел и только чрезвычайные обстоятельства могут заставить его изменить этого правилу, то Мориарти сразу догадался: повод для этого неожиданного визита должен быть весьма серьёзный. Так оно и было. - Мне необходимо обсудить с вами кое-что важное. Этот вопрос настолько необычен, что я даже не знаю, с чего начать, Конечно, как вам известно, я убедил Лестрейда не предавать огласке, каким образом вы «допрашивали» немецкого агента, а также замять некоторые другие малоприятные подробности, связанные с этой историей. И вы, и Скарлетт таким образом избавлены от неприятностей, – витиевато заговорил Майкрофт. – Но одну неприятность даже я не в силах был предотвратить. Мориарти не хотел демонстрировать, насколько неприятное впечатление на него произвело услышанное. С притворным хладнокровием он поинтересовался: - Что же это? - Неприятность, с одной стороны, забавная, даже комичная. Но с другой… – Майкрофт вздохнул и, помолчав, наконец проговорил: – Согласно указу, я теперь обязан вручить вам орден в награду за заслуги перед государством. Джеймс ожидал услышать всё, что угодно, кроме этого. - Мне? Вы не ошиблись? – с иронией переспросил он. – Уж вам-то известно, что государственные дела меня в этой истории интересовали меньше, чем кого-либо. Они меня вообще не интересуют. - Вот это и придаёт ситуации оттенок трагикомедии. Вы сыграли важную роль в борьбе министерства иностранных дел с разведкой Германии, сами того не желая. И теперь независимо от вашего либо моего на то желания, я должен вручить вам награду в присутствии монарха. А вы соответственно должны её принять с благоговением и радостью. - Вот это в самом деле неприятность, – ответил профессор. – Я не хочу никаких орденов и цветистой лести официальных приёмов. Возражения не принимаются. Если уж вам непременно нужно кого-то наградить, то пусть орден достанется Скарлетт. Может, это её хоть немного утешит: она до сих пор волнуется из-за того, что вы потеряете доверие к ней из-за той кражи. Майкрофт задумался, а затем произнёс: - Пожалуй, мне следует наконец-то признаться. Не было никакой кражи, мистер Мориарти. Я подозревал, что может произойти попытка агентов иностранных разведок завладеть этими данными и заранее подменил документы в сейфе на ничего не стоящие. Даже если бы не удалось задержать шпиона, он увёз бы из Англии фальшивки, и ничего страшного не случилось бы. Я скрывал это от всех сотрудников без исключения, поэтому Скарлетт ничего и не знала. Теперь можете ей рассказать. А завтра вечером я вас обоих жду около входа в сад Букингемского дворца. Возражения не принимаются. Да, не вздумайте опять забираться на крышу. В коридоре, уходя, он столкнулся со Скарлетт. Она всё это время стояла за дверью и слышала разговор. - Это… это правда про документы? Даже если бы Клауса не поймали, а я была казнена, то правительственные секреты не пострадали бы? – спросила девушка, твёрдо стараясь, чтобы её голос не дрожал. - Правда, – ответил Майкрофт. – Прости, что я не предупредил тебя раньше, но я никому не мог рассказать. - Слава Богу! Наконец-то я могу свободно дышать! Я так счастлива! Выслушав указание прибыть завтра на церемонию награждения, Скарлетт хитро улыбнулась и что-то прошептала Майкрофту. Тот улыбнулся ей в ответ и кивнул. Когда обрадованная красавица, с души которой свалилось тяжкое бремя, убежала к мужу, то её начальник скептически покачал головой и обращаясь к самому себе, пробормотал: - Нехорошо лгать. Но пусть лучше Скарлетт верит в эту мою выдумку про фальшивки в сейфе, чем знает правду. В конце концов, я на её месте, возможно, тоже украл бы их, если бы кто-то угрожал убить Софи. Я не смог бы заплатить за свою принципиальность столь высокую цену. Когда до начала церемонии вручения ордена оставалось всего несколько минут, Скарлетт решила, что её новое платье очень красивое, но в нём довольно холодно. - Дорогой, одолжи мне свой сюртук, пока мы здесь, – попросила она мужа. – В одном только платье мне холодно, а выйти получать орден в пальто будет неприлично. В тот момент, когда Майкрофт торжественно прикрепил орден к лацкану сюртука, личико девушки зарделось румянцем смущения и радости. Она была счастлива и от этого казалась ещё красивее, чем обычно. Красное платье выразительно подчёркивало огненную яркость её рыжих волос и искромётный умный взгляд тёмно-серых глаз. Когда торжественный приём в Букингемском дворце закончился, девушка вернула Мориарти его элегантный чёрный сюртук и надела своё пальто. Её задумка блистательно осуществилась: Джеймс весь вечер расхаживал с орденом на лацкане, не замечая того, и не мог понять, почему Холмс и Ватсон так странно на него смотрят, а порой вообще начинают смеяться. Наконец он не выдержал и с безупречно разыгранным спокойствием полюбопытствовал: - В чём дело? Вы подозреваете меня в страшном преступлении, должно быть. Думаете, что я подсыпал вам в кофе порошок, вызывающий беспричинный смех? В ответ на это Ватсон вообще не смог ничего сказать, а только засмеялся ещё веселее. - Вы себя в зеркало видели, профессор? – поинтересовался Шерлок, иронически улыбаясь. - Откровенно говоря, нет. - Так посмотрите. - Причём тут зеркало? Ладно, посмотрим, – Джеймс подошёл к зеркалу, взглянул на своё отражение и вдруг нахмурился: – Хм, а это что такое? Его жена, стоявшая неподалёку, опустила голову и едва заметно вздохнула. Девушка опечалилась, думая, что ему не понравился её сюрприз. - Так это же всего лишь помада Скарлетт у меня на щеке, – проговорил профессор. – Мне нравится. Это для меня дороже всяких орденов и королевских грамот. Эта его фраза вызвала новый приступ смеха. - Ладно, сегодня у меня настроение хорошее, так что смейтесь, если вам это доставляет такую радость. Сегодня все должны быть счастливы! Какой же я счастливый человек… В такие минуты, как эта, я просто сам себе завидую! – самодовольно проговорил Джеймс, нежно обнимая красавицу Скарлетт. - Зависть, это, конечно, не уголовное преступление, – Шерлок пристально взглянул на парочку, изображая максимальную строгость. – Но определённо порок. - Ага. И к тому же, смертный грех, – вмешался Ватсон, едва отдышавшись после продолжительного хохота. - Если хотите исповедоваться в своих грехах, то вы не по адресу: я ведь не священник. Так что завидуйте молча, – ловко отпарировал Мориарти. – Так уж и быть, я вам разрешаю. Не всем же так везёт, как мне. Всё, до свиданья. Завидуйте мне, ведь я самый счастливый человек. - Неисправимый хвастун, – Джон укоризненно покачал головой. - Возможно. Но каждый несчастный искренне убеждён, что несчастнее его никого нет и быть не может, а каждому, кто счастлив, кажется, что он самый счастливый на свете, – с философским выражением лица изрёк Майкрофт. – До встречи, друзья мои. Мне срочно нужно просмотреть в министерстве некоторые документы перед завтрашним совещанием. Просматривая расшифрованные донесения агентов, Мистер Британское Правительство был серьёзен и погружён в размышления. Но пытливый наблюдатель обратил бы внимание, что Майкрофт размышляет, скорее всего, не о работе. Все сомнения в этом были развеяны, когда он отложил в сторону документы, заказал звонок по секретной линии правительственной связи, защищённой от прослушивания, и… позвонил к себе домой. - Да, дорогой? – взволнованно ответила в телефонную трубку Софи. – Что-нибудь случилось? - Я должен сказать тебе кое-что важное. Нет, я хочу тебе доверить строжайшую государственную тайну. Слушай внимательно, ничего не пропусти. - Мне нужно будет что-то записывать? - Нет, я надеюсь на твою прекрасную память. Слушай и помни, что я тебе скажу сейчас. - Слушаю. - Я очень люблю тебя, Софи. И я безумно счастлив с тобой. Молодая женщина улыбнулась. Майкрофт не мог этого видеть, но точно знал это. - И я люблю тебя. Лишь с тобой я почувствовала себя по-настоящему счастливой, – проговорила Софи. – И это тоже государственная тайна.