Рыцарь из Вал Руайо

Нерия Сурана понимала, что из Круга надо бежать, и чем скорее, тем лучше. Примеры Йована, пытавшегося выкрасть свою филактерию, пойманного, бежавшего и, впоследствии, казненного в Редклифе, и Андерса, совершившего успешный седьмой побег, и теперь — по слухам — бегавшего от храмовников по всему Ферелдену, ее не вдохновляли. Судьба Солоны Амелл была и того хуже: Каллен чуть не убил ее, но она выжила. Вместо казни, по ходатайству Первой чародейки при поддержке Серого Стража, она была усмирена. Но шрам от раны, лоснившийся на ее шее, пугал Нерию значительно меньше, чем клеймо Усмирения на лбу. Это была участь худшая, чем смерть, Нерия знала это наверняка. Каллен, ставший новым рыцарем-командором, очень изменился. Он, казалось, был еще спокойнее, чем Усмиренная Солона, но сумрачный блеск в глазах и мертвенная бледность лица делали его похожим на одержимого. Каллен и правда был одержим — одержим желанием не допустить повторения событий той роковой ночи, когда Ульдред наводнил Башню демонами. Такими строгими, как при Каллене, порядки в каленхадском Круге не были никогда: в дортуарах проводились постоянные обыски, время сна, еды, отдыха и занятий были расписаны по минутам. Гарнизон храмовников увеличился чуть ли не вдвое, а на каждую простейшую тренировку стихийных заклинаний, на каждую книгу о магических искусствах из общей библиотечной секции требовалось разрешение не только Первой Чародейки или кого-нибудь из старших магов, но и самого командора. С тех пор, как Элисса Кусланд вызвала Винн, ставшую Первой чародейкой после гибели Ирвинга в Денерим, ее обязанности в Круге выполняла Нерия, что, по идее, должно было упростить ей жизнь — но не тут-то было. Тихий, спокойный рыцарь-командор превратил ее жизнь в ад. Каждая шалость учеников сурово наказывалась и вменялась Нерии в вину, каждый разговор между недовольными магами, подслушанный кем-нибудь из рыцарей, подтверждал в глазах Каллена некомпетентность Нерии и ее неумение справиться с ситуацией. «Если я об этом знаю, почему вы — нет? — Каллен спрашивал Нерию, и тут же обрывал: — Мне не нужны ваши оправдания. Вы заставляете меня думать, что происходящее вас полностью устраивает. Возможно, вас устроило бы, если бы Башня полностью контролировалась магами и только магами; магами, неспособными удерживать внутри рвущийся наружу хаос, слишком слабыми, чтобы противостоять искушающим их демонам. Так, Сурана?» «Нет, Командор», — отвечала Нерия, сцепив пальцы в замок на животе. От напряжения у нее начинал дергаться уголок глаза. «Нет? Не похоже, чтобы вы и вправду так считали, — хмурился Каллен. — От вас Усмиренной было бы больше пользы для Круга, чем на вашем нынешнем посту. Если вы не примете меры, я их приму. А теперь — идите». Выходя из кабинета рыцаря-командора, Нерия не могла удержаться от того, чтобы украдкой посмотреть на красиво одетую и аккуратно причесанную Солону Амелл, сидевшую за столом у двери — и содрогнуться. Ее подруга сидела, устремив взгляд в бумаги, и что-то писала с сосредоточенной старательностью ребенка, делающего уроки. Нерия и раньше встречалась с Формари, считавшимися храмовниками одними из ценнейших членов Круга: они варили лекарственные зелья и зачаровывали амулеты, неустанно пополняя казну Круга. Нерия привыкла к ним, как привыкают к старой мебели, домашним животным или цветам на подоконнике. Но Солона была ее подругой, ее наперсницей — сколько счастливых часов провели они вместе! Было что-то жуткое в том, чтобы смотреть на опустевшую оболочку той, что когда-то была самым близким для нее человеком. А потом в Башне начались твориться странные вещи: начали пропадать маги. Каллен объяснял эти исчезновения требованиями короля присылать боевых магов ко двору, или целителей — эрлу Эамону в Редклиф. Но отосланные никогда не возвращались; так как переписка со внешним миром была строжайше запрещена с первых дней вступления Каллена в должность, Нерия не могла ни связаться с исчезнувшими членами Круга, ни узнать что-нибудь об их дальнейшей судьбе. Но, как правило, исчезали только те, кто вызвал у Калена подозрения в неблагонадежности — и эквитарианцы оказывались «отосланы» наравне с либертарианцами. Нерия проклинала Винн, не торопившуюся возвращаться из столицы и бросившую Круг на произвол судьбы. Унаследовав участь своего отца, Нерия стала выполнять обязанности Первого чародея во время затянувшегося отсутствия Винн не потому, что этого хотела, а потому, что больше заменять чародейку не захотел никто. Но мысли о том, что случилось бы, если бы Башня осталась без Первого чародея, в полной власти сэра Каллена, пугали Нерию еще больше, чем необходимость каждый день отчитываться перед ним. Нерия вела Стража в гостевые покои Башни, вспоминая визит его предшественника. Дункан — так звали этого смуглого, похожего на ривейнца мужчину — покинул Круг, так и не рекрутировав ни на одного из его членов, хотя он внимательно приглядывался к Нерии и Солоне. Тогда Нерии это не понравилось, но теперь она думала, что, став Стражем, она могла бы покинуть Круг на законном основании. Слухи об орденском ритуале Призыва, во время которого и происходило посвящение в Стражи, которые распространяли маги, готовившие зелье для остагарского ритуала, Нерию не пугали. Любой риск был оправдан, если на кону стояла возможность оставить Башню навсегда. — Мы пришли. Вот ваши покои, сер... — Сурана помедлила, припоминая его имя, и орлесианец назвал себя, чуть картавя: — Сер Октав, к вашим услугам. Страж был бледным и рыжеволосым, с правильными чертами лица и водянистыми голубыми глазами, под которыми залегли мрачные черные тени. Его облик производил болезненное впечатление — восковая бледность, запавшие щеки и странно белесые, словно выцветшие глаза наводили на мысли о лихорадке... или заражении скверной. Нерия знала, что Стражи неподвластны моровой чуме, но инстинкт целительницы заставлял ее ощущать смутное беспокойство. Она тоже была в Остагаре и видела умиравших от скверны разведчиков, возвращавшихся после стычек с отрядами порождений тьмы на границе с Дикими землями. Нерия живо интересовалась скверной и собирала образцы их крови и мягких тканей, в надежде найти сыворотку, которая бы замедляла ее распространение по организму, но после возвращения из Остагара у нее не было возможности продолжить исследования. — Я распоряжусь об ужине, — сказала Нерия, внимательно оглядывая лицо Октава в поисках признаков заражения, но ни язв, ни характерных опухолей под одеждой заметно не было. Капитан двигался совершенно свободно, не как человек, истощенный телесным недугом, но тут ее внимание привлекли его волосы. Они либо были такими тонкими от природы, либо поредели со временем. Но Октав был слишком молод для первых залысин, и Нерия снова засомневалась. — Что вам подать? — Подогретое вино со специями, — попросил Октав, взявшись за медную ручку в виде львиной головы, державшей в пасти тяжелое кольцо, — и бифштекс с кровью, — добавил он, сглотнув. Сурану поразило хищный блеск, появившийся в его глазах: на фоне приступа внезапной живости, утомленная изможденность Октава стала еще заметнее. На мгновение привлекательный молодой мужчина показался ей неприятным и отталкивающим. И тут Нерию осенило, что темные пятна под его глазами не были синяками — это были первые признаки подкожного гниения, постепенно переходившего на щеки и обводившего чернотой бескровный рот с истончившимися губами. — Как скажете, сэр Октав, — кивнула Нерия. Она едва не выдала себя изумленным возгласом. Страж — как бы безумно это не звучало — умирал от скверны; теперь она знала это наверняка.