Обычный день

Воскресенье, 9:15       Ни для кого не секрет, что Такеши и Манабу Миками очень любят свою бабулю, и сделают для нее все, что она захочет. И она тоже это знала, поэтому миссис Миками, без зазрения совести, подняла своих мальчуганов-хулиганов в воскресенье в пол восьмого и попросила сбегать в ближайший католический храм. Мальчики поежились, но ведра ледяной воды заставили засонь подскочить и выполнить просьбу бабули, предварительно наевшись рисового омлета. Бабуля должна была забрать у пастора лечебные травы, но времени никак не было свободного, поэтому пришлось любимых внучат отправить за нужными травками. А бежать до храма около часа, поэтому холодная вода и улыбочка — и мальчики уже унеслись.       Девочка пела в церковном хоре о всех усталых в чужом краю. О всех кораблях, ушедших в море, о всех, забывших радость свою. Так пел ее голос, летящий в купол, и луч сиял на белом плече, и каждый из мрака смотрел и слушал, как белое платье пело в луче.       Братья Миками чуть животики не порвали, когда увидели сей натюрморт. Не. Церковный хор они видели, мальчики-зайчики с чудными голосами заставляют своими песнями сердце биться чаще, но это был Треш. Далеко не девочка, такая заросшая щетиной не девочка. Далеко не в платье и без луча на белом плече. Ну, если только на синем. Монах Блуддист, мистер Аппетит, ПохЧтоКтоГоворитНоКорольСудзурана, Тамао Серидзава выл с детками Аве Марию, благоговейно прикрыв глаза.Причем таки неплохо даже, но смотрелся на фоне невинных детей просто как бомж. Такой пьяный и матерый.       - Такеши, камера же работает? — Манабу не мог отвести глаз от Тамао.       - Манабу, я ее не выключаю... — Такеши лишь сглотнул, снимая Ланшдышевского Будду.       Запись шла, песни сменялись, а близнецы были поражены происходящим, что ноги не собирались спасать жизни своих владельцев.       Тамао Серидзава всегда любил петь. С младенчества он пел, подражая певцам. Особенно ему нравились песни Филиппа Керкорова и Валерия Леонтьева. Даже не рассуждаем, откуда он их знает,просто знает и все. Но тогда его пение напоминало вопль кота, застрявшего в трубе. Родители вещались стоило крошке Тамао открыть рот.        - Фи...Фигаро, Фигаро, Фи..., душечка моя, что нам делать с нашим малышом? — Отец будущей бородатой няшки был солистом хора местного Дома культуры.        - Задрал нах! — Худенькая Миссис Серидзава отхреначила муженька сырой рыбой по мордасам. — Это из-за тебя он по ушам ездит. Что отец — бестолковая скотина, что ребенок уже поганится. Иди на завод работай, нахлебник! — И стала тыкать рыбьей рожей мужу в рожу, грязно ругаясь. — Сделай что-либо с ним, или я убью тебя, безработный.       А отец и сделать против ничего не может, только отплевывается от чешуи да кивает, усиленно думая, как спастись самому и сыну. Поэтому, как еще Серидзава-чан научился ходить и говорить, он был отдан в церковный хор, где каждое воскресенье его учили петь. Тогда он еще не знал, что станет грозой школы и то, что два очупенца подпортят ему репутацию опасного чловека.