Выше истины земной

Шаги прихрамывающего на правую ногу Наруто были лишены твердости, но шел он по незнакомой тропе уверенно и спокойно. Его вел внутренний ориентир, подобный протянутой ниточке от Убежища до замка, нужно было только ухватиться за нее и не отпускать. Появившиеся сухие и мертвые деревья подсказали, что осталась последняя возможность подобрать подходящие слова для оправдания перед шаманом за побег и кражу. Лес расступился, открывая взору одноэтажный, но довольно большой деревянный дом с низенькой крышей, поросшей мхом. Он был темным пятном в редеющей чаще, мимо которого невозможно пройти. Итама как раз показался на веранде, по обыкновению озябший и погруженный в свои мысли. На задумчивое лицо падали пряди снежно-белых волос. Уставший, немного осунувшийся, но невредимый после своего опасного путешествия. Добытчик остановился. Ему нечего сказать в свою защиту. Он не лучшим образом покинул это место, ведомый эгоизмом, и вернулся, руководствуясь все теми же представлениями. Но теперь не стыдился и не сожалел о содеянном. Если его примут, то не потому что просит об этом, а потому что его ждут здесь. Изгнанный принц заметил несмелого вторженца в свою вотчину. Придирчиво, ища подвох, присмотрелся к нему и, убедившись в чем-то, подарил теплый взгляд. Легкий наклон головы был знаком, приглашающим подняться, тонкая улыбка - прощением. И тут же все его внимание вновь обратилось к будто говорящей с ним пустоте. Вот так просто, все вернулось к спокойному благополучию. Они вновь стоят на улице и молчат, размышляя каждый о своем. - Тебе не стоило уходить, - не поворачиваясь, произнес Сенжу через некоторое время, плотнее запахивая края одежды. - Но я могу остаться? - Конечно, можешь, - проворчал Итама, перекатывая пальцами четки. - Ты видишь, да? - неопределенно спросил он. - С самого начала, даже сквозь дым ваших удушающих благовоний, - айну прекрасно понял вопрос. - Всех бесят и ожившую утварь, и черное пламя, - признался, с удивлением вспоминая первое впечатление. Он успел забыть о том, как напугался лишенного жара огня. - Зачем вы хотели скрыть от меня это? - От того, что это – зло. Я живу здесь и ни как человек, и ни как ёкай, будто застряв на границе миров, принимая частичку от каждого и не позволяя одному сливаться с другим. Я не хотел, чтобы ты сбежал, увидев, как все обстоит на самом деле, - с грустью посмотрев на ничего не понимающего в законах темной половины мира юношу. Итаме предстояло уплатить свою цену за посредничество, и он был готов. Но однажды и его гостю, окончательно и бесповоротно увязшему в этой трясине, придется отдать долг за свой талант. - Что вы встретили? Шаман повел плечами. - Кагуя собирается к нам с визитом. И она не единственная. - Вы, кажется, ненавидите ее сильнее других демонов. Почему? Крохотные ёкай осторожно показались на глаза, стараясь прижаться к их долго отсутствующему хозяину, а один странный комок подбирался к Наруто, не ставшему отгонять смельчака. - Даже они знают меру. А она пожирает целые народы и делает это с помощью своих нечестивых потомков. Вот почему. Благодаря хранителю горы мне удалось отогнать демоницу. Но она как будто и не рвется сюда… Итама вдруг затих и резко обернулся к добытчику, цепляясь за каждую черточку его лица. Любопытный шарик, вившийся рядом с пареньком, перепугано метнулся под веранду. - Мадара… стервец, - прошептал избранник духов, по-доброму усмехаясь. Юноша вспыхнул. Сенжу умудрился прочитать то, что хотелось бы оставить при себе. – Нужно скрыть тебя. Ты когда-нибудь бывал на их гуляниях? Изумленное хлопанье глазами было ответом. Он в своем уме, конечно, не бывал. - Следующей ночью. Будь готов. Я проведу тебя к ним. И ничего не бойся, я присмотрю за тобой. Наруто знал, что должен бояться. Празднества аякаши всегда были большой проблемой и серьезной угрозой, но теперь у него появилась возможность узнать изнанку этих торжеств, не рискуя быть съеденным, и вместо страха возник интерес. Мог ли Мадара бывать там, и какой он, без притворства? *** Итама смело шел вперед сквозь обманчивые сумерки угасающего дня, юноша же хватался за него, боясь оступиться. На них обоих были свободные одежды, раздуваемые ветром, а на лицах – маски из белой глины. Если бы Наруто нужно было просто достать что-то у тваренышей, то давно бы уже отступил, уходя из этой глуши, где не было троп ни людей, ни животных, а пространство пропитано неестественной, враждебной энергией, но их цель была куда более дерзкой. Когда из теней вокруг появились шумные ёкай, стало откровенно не по себе. Он был готов ринуться назад, но Сенжу крепко вцепился в него. Чужое прикосновение не вызывало неприязни, напротив, придало немного уверенности. А будто туго натянутая аура плотнее обволокла паренька, надежнее укрывая его. - Спокойнее, - голос мужчины стал немного другим, бархатистее, такому не хотелось перечить. Чем дальше они уходили, тем более необычным все представлялось. От растений исходило тепло и желтовато-зеленое свечение. Тяжелый воздух наполнял легкие, но оседал в них, не давая насыщения. Чужеродная атмосфера гнала заблудших путников и любопытных дурачков от священного места. Доносились переливы странной, скорой музыки и даже обрывки неизвестных песен. Словно бы веселилась большая компания. Но это было очень далеко от правды. Среди холодной сырости, во мрачной мгле спутанных зарослей шествовали призраки и духи. Шаман, хорошо знающий, как следует себя вести, чтобы остаться в живых, почти тащил растерянного кицуне вперед, на поляну, освещенную потусторонними огнями. Почему-то всем в Убежище показалось забавным натянуть на него именно маску Лиса-обманщика. Не каждый день приходится заявляться к аякаши для того, чтобы украсть у них Золотое саке. Сумасбродная и рискованная выходка. Но на его стороне надежный сообщник и они хорошо подготовлены. Неожиданно кипучее воодушевление от предстоящей авантюры охватило опытного вора. Добываемые им сокровища всегда были очень ценными и значимыми, неповторимыми. Он менялся каждый раз, лишь соприкасаясь с ними, а сейчас его ожидало настоящее преображение. Айну подался вперед, едва не обгоняя своего провожатого. Слегка переоценивая свою решительность. Празднество было в разгаре. Все гудело и звенело, раздавалась трель нечеловеческих голосов, сбивающих с толку. Наруто пришел в ужас, когда Итама утянул его в хоровод медленно двигающихся ёкай, ловко подражая их ломанным движениям. Он так не мог. Но нельзя было возразить, произнести хоть слово, иначе их съедят. «Пляши, когда все пляшут». Старая поговорка оказалась верна и для общества монстров. Находясь внутри этого невероятного действа, легко было перестать слышать и чувствовать хоть что-то, кроме биения собственного сердца, подстраивающегося под ритм гремящих барабанов. И танцевать. Танцевать так, как никогда в жизни, будто каждое движение задевает струны невидимого инструмента и порождает нечто, объединяющее всю кружащуюся нечисть. И не без удовольствия признавать в себе самом изменчивого бакэмоно, наделенного тысячей неповторимых личин: веселых, грустных, надменных, льстивых и пакостливых, примеряемых ежедневно с непринужденностью ёкай. Лишь глубокой ночью наступила тишь. В полутьме неясных очертаний появились два существа, обремененных могуществом призывать на поверхность воды, питающие создания без капли красной крови. И они остались равнодушны к самозванцам, забредшим на чужой праздник. А потом произошло то, чего все ждали – из-под земли забил золотой источник, разливаясь кривыми, торопливыми ручейками по лугу, вызывая ликование его возбужденных обитателей, быстро пьянеющих от наполнившей их энергии. Какое-то тягучие спокойствие смело кутерьму. Бесноватая, пресытившаяся гурьба разбредалась по засыпающему черному лесу, чье дыхание стало медленнее и глубже, а тьма – непрогляднее, убаюкивая приютившихся аякаши. Итама потянул безвольного подопечного к роднику – единственному источнику света. Достал чашку, выточенную из камня, набрал саке и с жадностью припал к искристому содержимому, потом передал вновь наполненный сосуд своему спутнику, которому тоже пришлось немного сдвинуть в сторону маску, чтобы выпить. Первый глоток Наруто сделал почти бездумно, но вкус поразил его, и вскоре не осталось ни капли. Хотелось еще, но чутье подсказывало, что существует запрет на большее. Земля под ногами качнулась. Он пошатнулся, бесконечно медленно падая назад, и совершенно не заботясь об этом. Трава приняла его в свои раскрытые объятья и, будто тихая река, понесла под звездами, утонувшими в млечном пути. Цвета незаметно менялись, теряя прежнюю четкость, напоминая неправдоподобные миражи, выступающие из марева на солнцепеке, а звуки обрывались эхом среди скал. Больше не было крепкой руки Итамы, которая бы как следует встряхнула его. А шаман сильнее, чем кажется... Когда он в последний раз пришел в себя, всего на мгновение, то увидел Мадару. Такого, как всегда, и немного другого, пахнущего лесом и туманами. Заботливо убирающего прилипшие к юношескому лицу светлые, как колосья пряди, явно наслаждаясь этой близостью и истинным обликом айну, причиной которого было волшебное саке. Учиха провел подушечками пальцев по приоткрытым губам одурманенного добытчика, собирая оставшуюся, загустевшую влагу с них, и, довольно улыбнувшись, слизал дрожащие медовые капельки. Перевертыш потянулся к нему, но веки закрылись, и он спокойно уснул. - Твои племянники еще не послали за вами шпионов? - шепотом спросил хозяин обители под горой, останавливаясь на пороге комнаты гостя. Дорога обратно заняла куда меньше времени, еще до рассвета они вернулись домой, в котором слуги зажгли все лампы, приготовили еду и не задавали вопросов. - У них сейчас достаточно забот, кроме слежки за нами. Остальное их не касается. - Но это остальное касается его, - красноречивый взгляд на спящего. - Он знает, кто ты? - Да. И не боится. Сенжу не сдержал тонкую улыбку. Он становился расчетливым, как его учитель. Соврал добытчику о причинах его нахождения здесь. Выдавал свою заботу за простое участие, умолчал об истинном интересе. - А тебя, шаман, все устраивает. Ты хотел этого. От Учихи повеяло холодом. Такое бывало раньше, когда они друг друга считали помехами и врагами. Итама промолчал. Он не скрывал свое желание задержать Менму, так к чему оправдываться перед тем, кому все равно нет дела до его помыслов и чаяний? Но укор болезненной занозой надежно засел под его кожей. - Верни ему его нож, когда он проснется. Я укрепил лезвие водой из источника. Теперь острие не затупится. - Он, правда, ранит ёкай? - Только в его руках. Изгоняющий лишний раз убедился, что сам не понимает, какой силой наделен спасенный им свободный. И, не став более задерживаться, отправился к себе. Ноги предательски дрожали. Пришлось опереться на стену и перевести дух. Мелкие духи беспокойно вились рядом, они волновались о своем человеке. Присутствие на гуляниях отнимало много сил. Зато удалось сберечь мальчишку, ради этого стоило потрудиться. Юный бродяга и не догадывается, насколько ценен, одним своим существованием сдерживая ярость демона. - Упрямый. Почему не позвал меня? Руки обхватили торс Итамы, но он не позволил себе размякнуть и положиться на их силу, отталкивая. - Ты злишься?.. – множество оттенков в простом вопросе. И преувеличенное удивление, и непонимание с недовольством, мастерски скрытые за смешливым тоном. Сердитый шаман, зашагал вперед и, не оборачиваясь, зашипел, как змей: - Нечисть кружит вокруг Химэдзи. Ты знал все это время. Никогда на празднествах не собиралось столько аякаши, они все в ожидании, - запнувшись, едва не упал. - Изуна, что происходит? – прозвучало ужасно беспомощно. Он замер, спиной ощущая приближение Учихи, и в следующие мгновение – его ладони у себя на боках. Было естественно, что Мадара утаил правду, но молчание Изуны было как предательство. - Пойдем. В комнате Итама позволил себе повалиться на футон, тяжело дыша. Дурные знаки – скоро их станет слишком много. Горожане тоже заметят предзнаменования, забеспокоятся, и он не сможет утихомирить всех, слухи расползутся. - Война неизбежна, - теперь он не спрашивал, все стало предельно ясно. Порождения тьмы собирались к пиру. - Все идет своим чередом. Случится то, что должно. Шаман, не собирающийся признавать гибель горожан чем-то обычным, гневно взглянул на присаживающегося рядом Изуну, который строго и неожиданно сухо сказал: - Люди умрут, такова их судьба. Не тебе ее менять. - Случится то, что должно… Опять... Ненавижу эти слова. Я обязан хотя бы предупредить Хашираму. - Думаешь, ему некому рассказать? Мадара уже все объяснил. Сенжу прикрыл глаза. Смертельная усталость тисками сжимала его. А завтра он все же поговорит с лордом и предложит свою помощь, хотя пустоголовый братишка будет отказываться от нее, как последний идиот, которым он всегда был. Демоны не нападут, пока не явятся Ооцуцуки, чтобы породить страдания, которыми они питаются. Но ничто не мешает им выбирать себе своих жертв, откармливая их души смятением и болезнями. Итаму охватила дрожь и волнение. Чужие губы коснулись ложбинки у основания шеи, успокаивая. Даже горечь предстоящих испытаний немного отступила. Но он все же спросил: - Когда? - Может быть, никогда. Дорожка поцелуев была витиеватой, как всегда, блуждающей по коже от ключицы до подбородка, игриво прикушенного. Шаман рассмеялся, пытаясь посмотреть на Учиху и что-то сказать. Изуна не позволил ему этого, закрывая его веки шелковым поясом, продолжая дарить тепло своего дыхания, поднимаясь выше, осторожно приближаясь к ко рту, но вынужденный избегать самого простого и действенного способа выражения своих чувств. - Скажи, чего ты хочешь? Пожелай – и ты получишь это. Старая игра, почти забытая. Она взяла свое начало очень давно. Когда один из них впервые осознал, что нет ничего приятнее, чем управлять людьми, а другой узнал, как противостоять даже сладкоречивому демону. - Ты не исполнишь то, о чем я тебя попрошу, жалкий бес. Жалкий бес в отместку оцарапал его оголившееся бедро. - Принеси мне персиков ложного лета. - Глупое желание. - Я же говорил. Тогда обязательно вернись, когда наступит весна. - Итама слепо притронулся кончиками пальцев к вискам Изуны, обводя контур по овалу такого знакомого лица. И точна зная, какая из сотен отрепетированных ухмылок сейчас на нем. - Для этого не нужно твое дозволение, глупый человечишка. Сегодня Сенжу был полностью во власти своего искусителя, и не возражал бы против того, чтобы им овладели. Но это не устроило самого соблазнителя, привыкшего к негласному соперничеству, в котором они не без удовольствия периодически уступали друг другу. - Спи. Итама попытался возражать, но вялое бормотание было неубедительно. Он провалился в черноту своего сознания, стремительно и незаметно, под звучание обожаемого голоса, который так приятно слушать, даже не понимая слов. «Я бы все отдал, лишь бы поцеловать тебя». *** Итама родился слабым и болезненным, окруженным неприятными слухами о происхождении его матери. Хотя Буцума пресекал их все на корню, стоило какой-то болтушке забыться и начать трещать о чем не следовало. Но сердце ребенка навсегда было очернено тем, что он еще один незаконный сын своего лорда-отца и к тому же ущербный. Братья не жаловали его и даже избегали. Поначалу он наивно и упорно следовал за ними, подражал им, но вскоре старшие выросли и больше не было ребяческих игр, частью которых у него так и не получилось стать. Однажды попытавшись добиться своего слезами, он заслужил от близнецов презрительные взгляды, похожие в своем отвращении до жути, а от Хаширамы – болезненную оплеуху и навсегда запечатлевшиеся в памяти жесткие слова: «Ты Сенжу. Не смей реветь, как девчонка». Сам того не зная, брат доказал, что признает младшего, и после Итама перестал гоняться за теми, кто, вроде как, были его самыми близким людьми, удовлетворившись своим официальным положением. Он сын лорда, и это уж точно никто не посмеет отрицать. Когда его здоровье стало вызывать серьезное беспокойство, отец послал за лекарями. Но ни один из них не смог излечить от участившихся припадков, которые неизбежно заканчивались обмороком. Мальчик молчал о том, что видел в своих снах странные и даже страшные вещи. Причина его приступов открылась с приходом в замок отшельника, живущего у горы, рядом с городом. Он хотел помочь несчастному, почти калеке в глазах клана, стать шаманом. Буцума тогда едва не убил старика, сообщившего, что его сын обладает теми же способностями, что и дикари, но кто-то из ближнего окружения остановил его, напомнив, о необходимости считаться с выбором духов. Иначе можно навлечь их гнев. С тех пор Итама сторонился Белого замка с чистой совестью и уходил блуждать по лесу. Он впервые почувствовал себя особенным, способным на что-то. Его почти не тревожило недовольство отца и нежелание братьев замечать его. Хозяин горы благодушно принял любознательного ребенка, как посредника между ним и людьми, открывая секреты о том, где можно найти исцеляющие травы, о тропах, ведущих к ключам чистейшей воды, о месте, в котором дважды в год собираются тысячи аякаши, чтобы проводить или встретить лето. Он рос, овладевая тайным умением, отдаляясь от семьи, но не забывая о ней. - Мальчик, - отшельник почему-то всегда обращался к ученику именно так, даже несмотря на то, что тот уже не был мальчиком. – Подойди. Итама поднял голову, встречаясь взглядами с блеклыми незрячими глазами седого старика. - Что это? В руках у него барахтался полупрозрачный слабый ёкай. Закручиваясь в узел, он даже не мог вырваться из пут, которые сам же и создал. - Мелкий дух, - поморщившись. Отшельник цыкнул и печально покачал головой, его длинные волосы качнулись вслед. - Что должно с ним сделать? Подросток с неприязнью посмотрел на паразита, питающегося кошмарами, вызывая их каждую ночь в разуме несчастного, внутри которого поселялся. - Изгнать, - четко ответил он, будучи полностью уверенным в своей правоте. Отправить его к создательнице, дожидаться перерождения. Старик опять цыкнул, став суровее, но ничего не сказал, а помог существу распутаться и отпустил. - Он часть природы, как и ты. Приручи или отпусти. Мальчик не решился задать вопрос и просто согласно кивнул. Он стал сомневаться в своем предназначении. Какой из него шаман, если не может помочь жителям избавиться от своих ночных кошмаров? А должен отпускать паразитов. - Ты обязан присматривать за всеми. У тебя нет стороны. Тогда он не понимал, что это означает. Однажды отец призвал его в замок. К ним собирались наведаться давние противники и конкуренты, для проведения важных переговоров. Повзрослевшему Итаме было все равно, кто к ним должен приехать, он волновался только о слабеющем с каждым днем наставнике, но противиться воле лорда не мог и с нежеланием вернулся в Химэдзи. Гости из клана Учиха прибыли с большой свитой, явно намереваясь поразить и начать новый виток соперничества между семьями, теперь они сражались за право называться богатейшими. Сенжу отвечали размахом торжеств, не скупясь на то, чем обычно пренебрегали – создавая иллюзию роскоши в их «военном лагере», как называл Белый замок Итама. Впрочем, все же считая это место своим домом. - Младший, - обратился к нему Буцума. Юноша вздохнул. Его имени все, будто намеренно, избегали. Он находился в своей старой комнате и переодевался из тряпок, так ласково именуемых близнецами, в нормальную одежду. - Да, отец? С возрастом все очевидней становились жестокая натура этого мужчины и взрывной норов, отражающиеся в каждой складке или неровности его строгого, грубого лица, в глубоких морщинках и, особенно, в колючих глазах. В них никогда не было и капли ни отеческой заботы, ни любви к женщине. Кроме как к одной, но мало кто это видел. Он не выносил неподчинение, считал подобное недопустимым даже в мелочах, и оскорбительным, если его дети смели перечить ему. - Покинь ужин сразу после того, как я представлю тебя. Сухо и отстранено, как обычно. Его стыдились. Итама затянул пояс туже, чем следовало. Пальцы сжали края ткани. - Хорошо, отец, - такому приказу он готов подчиниться. Все равно бы сам сбежал. Лорд ушел, не говоря ни слова больше. Снося косые взгляды братьев, облаченных в броню, шаман вместе со всеми присутствовал на пиру. Будучи одетым в легкое, праздничное кимоно он не производил должного впечатления. И смущение, с которым он думал, что успешно справляется, иногда выдавало его неловкими движениями, беспричинным касанием белой половины волос, которые закрывали глаза. Его сердце тревожно сжималось, он чувствовал тоску и какой-то болезненный озноб. Старик-отшельник научил его прислушиваться к таким вещам, а понимать их удавалось не всегда. Услышав свое имя, он поклонился гостям, любопытно глазеющим на него, и вновь окунулся в поток размышлений, мысленно выстраивая вокруг себя стену. Когда пришло время уходить, он огляделся, убеждаясь, что на него никто не смотрит. Старшие сыновья кланов быстро нашли общий язык. Уже достаточно взрослые, чтобы стать заменой отцам, но совсем как дети, они вцепились друг в друга, с восторгом обнаружив, что у них есть общие интересы и темы для разговоров. Два лорда о чем-то тихо и без особого энтузиазма переговаривались; самые главные речи будут произнесены не здесь. Близнецы предпочитали отмалчиваться, наводя ужас на чужаков своими янтарными глазами и бесцветными волосами. Пространство было заполнено гомоном приглушенных голосов сытых и довольных воинов. Он был готов незаметно исчезнуть, но ощутил на себе насмешливый взгляд юноши чуть старше него самого. Итама нахмурился. Чем он успел развеселить младшего отпрыска Таджимы? Но все же немедленно встал, уже почувствовав предупреждающее внимание отца. Учиха проводил его обиженным взглядом. Шаман бежал из замка к своему Убежищу, будто за ним гнались. Единственное, на что Буцума пошел ради него, так это выстроил ему хороший дом в глуши. Там его, должно быть, уже заждался старик Хамура. Так и оказалось. Они оба почувствовали приближение чего-то плохого. - Соберись с духом, мальчик. Зло идет сюда. Тогда все казалось и сложнее, и проще. Он как последний дурачок возомнил себя всесильным, в одиночку готовым побороть всех и вся. Жители протоптали к жилищу шамана широкую тропу в надежде получить обереги и избавление от болезней, вызванных наплывом ёкай. Слухи об умирающем скоте и несчастных случаях стали доходить и до лорда. Когда начали пропадать люди, Буцума вынужден был прервать свои переговоры. Итаму вызвали во дворец. Доклад отцу был короток. Что-то притянуло все эти невзгоды. И ответ напрашивался сам собой. - Для чего вам нужен союз с Учихами? – впервые он позволил себе дерзость. – Отмените его. - Не тебе мне указывать, - лорд был разгневан. Шаман глубоко вздохнул, успокаиваясь. Вчера ему пришлось изгнать целую колонию вредных екай, провоцирующих немоту, пробравшихся сквозь барьеры. Он знал, для чего были приглашены давние соперники - чтобы начать войну. Какая мерзость. - Может и так, но уже гибнут ваши люди. Учиха привезли с собой несчастья. Прогоните их. Лицевой нерв мужчины задергался, старая травма давала о себе знать. - Щенок! Как ты смеешь?.. - Прошу, отец! - закричал он. – Хоть один раз поверьте мне. - Делай свое дело и не лезь в то, что к тебя не относится! Твой долг избавляться от лесных тварей. Тот разговор перерос в скандал. Итама ушел ни с чем. Его слова так и не приняли всерьез. Вернувшись через день, он застал показательные бои, так любимые лордом Химэдзи. Его забавляли сражения сыновей друг с другом. Возможно, он считал, что это лучший способ воспитать их или утвердить братские узы, забывая о возникающим соперничестве между ними. Ведь каждый из них, во что бы то ни стало, должен был оправдать ожидания отца, но кто-то неизбежно проигрывал. В этот раз участвовали и Учиха. Шаман бездумно перекатывал четки в руках, с ненавистью смотря на чужаков. Теперь не осталось сомнений: они причина всех напастей. Отец давно не заставлял Хашираму и близнецов драться, но ради забавы своих гостей устроил эту дикость вновь. Тобирама и Каварама застыли друг напротив друга зеркальными отражениями. Оба уставшие, но все еще готовые биться. Выпад и моментальная защита. Ответный удар и блок. Они были равны в своих физических возможностях и имели одинаковую подготовку, потому лишь добровольно уступали друг другу. Но сегодня на кону стояло одобрение их повелителя и уважение потенциальных союзников или врагов. Видеть лицо довольного отца было невыносимо, он будто мерился с Таджимой еще и сыновьями. У него было целых три хороших наследника. Четвертый был не в счет. Каварама выхватил кунай и бросил его в голову едва увернувшегося брата. Итама дернулся. Это оказалось слишком опасно. В прищуренных глазах второго альбиноса читалась такая же мысль. Но вместо того, чтобы остановиться, он напал с соответствующей жестокостью. Битва продолжилась. В какой-то момент Каварама сумел обойти Тобираму, и ударом стопой под коленку сбил его с ног. Послышались одобрительные возгласы. Но никто не думал, что над поверженным будет занесен клинок, и мгновение отделит его от смерти. Хашираме чудом удалось перенаправить этот удар. Вовремя заметив неладное, он бросился к братьям. Тобирама лежал навзничь с рассеченной правой щекой, из которой струйкой лилась кровь. Он неверяще смотрел на воткнутый в землю кортик рядом с ним. Полученная им рана была идентична рубцу на левой стороне. Близнец будто пытался отличить его от себя. Каварама избавился от захвата старшего и, поклонившись отцу, принял от него похвалу. Лорды ушли в замок, оставляя сыновей одних. Альбиносы столкнулись взглядами, ведя свой привычный негласный диалог. Один был зол, второй внешне безразличен. С таким же безучастием Каварама чуть запрокинул голову назад и нарочито медленно провел кончиком большого пальца по своему подбородку, словно что-то обещая. Тобирама хорошо понял невысказанную угрозу и отшатнулся от собственного брата, не узнавая его. Итама негодовал, его била дрожь после увиденного, к тому же изгнание озверевших ёкай изрядно выматывали. Пришло время заставить отца признать очевидное: зло уже действует и на них. Он пошел следом. Но ему преградил путь ухмыляющийся Изуна. Пришлось оттолкнуть его, но безрезультатно. - Дай пройти! Сумевший устоять на ногах, юноша криво улыбнулся. За его спиной тут же возник подобный грозовой туче Мадара. Предыдущая битва была его, и он все еще был на взводе. - Что происходит? Итаме пришлось убедить себя с вызовом посмотреть и на него, хотя серьезно уступал ему в росте и силе. - Все в порядке, брат. Не беспокойся, - не оборачиваясь, ответил младший Учиха и заговорщицки продолжил. - Хочешь пройти, двухцветный, тогда сразись со мной, - он пугающе широко распахнул глаза, в них полыхал азарт. – Проиграешь, исполнишь любое мое желание. Итама сжал кулаки. Ему опять мешали. И, не раздумывая, бросился вперед. Его противник был в броне и с мечом, но шаман будто не воспринимал это оружие как настоящее. Хотя его отчаянно-самоубийственный поступок был оценен и удостоился восхищенного взгляда. Через секунду Итама барахтался прижатый к земле весом другого юноши. Когда чужая рука неожиданно нежно зарылась в его волосы, он затих, будто мышка-полевка, которую коршун вдруг решил погладить, а не съесть. - Так ты черный или белый? - Он слабак, - тихо проговорил Каварама, но его услышали все. Что-то щелкнуло в сознании Итамы, и найдя в себе силы, брыкнулся и скинул врага со спины. Четки будто сами собой обмотались вокруг костяшек. Удар пришелся прямиком в челюсть растерявшегося Изуны. Избранник духов взвыл от боли вместе с ним. - Я Сенжу Итама – шаман этого клана, - в нем заговорила гордость, хотя голос срывался. К отцу он, конечно, не попал. Хаширама отвесив ему увесистый подзатыльник, вытолкал за ворота, приказав забыть дорогу к замку. Итама попытался прорваться внутрь. - Немедленно откройте ворота! – он пробовал приказывать. - Мне надо увидеться с отцом. Хаширама! – пиная ногой деревянную преграду. - Я знаю, ты слышишь меня. Открой эти чертовы ворота! Последний раз гневно стукнув по ним кулаком, он твердо решил попробовать поговорить с Буцумой на следующий день, и так, пока тот не послушает его. - Бестолочь, – раздалось сбоку. – Не этому я тебя учил. Не этому. - Хамура-сенсей? – неподдельно удивился Сенжу. Его учитель сидел на земле у стены. Покрытый пылью, иссушенный старик, застигнутый усталостью посреди пути, не более, которого легко принять за бродягу, чьи дни сочтены. Отшельник слепо смотрел перед собой, разочарованно качая головой. Длинные пальцы клешнями обхватили черный посох, на который он опирался. Настроение его было крайне скверным. - Я говорил тебе не приходить сюда? – тихо, но достаточно резко, чтобы заставить пристыдиться. - Случится то, что должно, и не тебе пытаться это исправить. Не таким образом. Шаман нахмурился, но промолчал. Его мнение не изменилось, но спорить не хотелось. Да и содранную на костяшках кожу начало нестерпимо жечь, напоминая о единственной драке, в которой он участвовал. - Ты уходишь, немедленно. - Что? Нет! Сенсей, вы не можете отослать меня. Не сейчас. - Могу и отошлю, - наставник медленно и с трудом поднялся, подманивая понурого ученика, не посмевшего остаться на месте, и коснулся левой щеки подошедшего юноши в доверительном жесте. - Пока тебе стоит унять в себе злость и набраться терпения. Я рассчитываю на тебя куда больше, чем ты думаешь. Итама не мог видеть появившегося знака неполной луны на тыльной стороне ладони учителя, он прислушивался к по-отечески теплой речи и слишком поздно догадался о творимой хитрости. Вспыхнувшее в протесте сознание помутнело, хотя не пропало вовсе. Его оттеснила, забила в угол черепа непреодолимая, навязчивая идея, глухая к любым доводам разума, – беспрекословно идти к горе. Он проснулся в лесной чаще, в обители хозяина этих мест. С дрогнувших ресниц скатилась утренняя роса. Ему уже доводилось оказываться в таком положении, когда Хамура был недоволен им в предыдущий раз. Распутав заросли, наползшие на него, как покрывало, он, крадучись, стал пробираться через кустарник. Но дорогу ему преградил большой медведь, из чьей спины росли травы и грибы, словно из дряхлой коры пня. Дух-хранитель долго смотрел янтарными огоньками своих глаз сквозь опасливо замершего Итаму. А потом вдруг качнул головой, издавая одобрительный рык. Ясно. Его отпускают. Хоть кто-то не мешал ему самому принимать решения. Сенжу помчался в город. Многое и непоправимое могло произойти, пока он отсутствовал. А Хамура даже не удосужился разбудить его. Но все было как обычно. Замок почивал среди воздушных облаков, покачиваясь в разогретом воздухе. Жители галдели и, как прежде, куда-то спешили, не замечая растерянно отшатывающегося от них юнца. Кидомару пропустил его, отвесив формальный поклон. Хранители врат давно перестали обращать внимание на ужасный вид молодого господина, регулярно возвращающегося с гор грязным и потрепанным. Слуги занимались своими повседневными делами. Запах готовящийся еды доносился с кухонь. Раздался заливистый хохот, и тут же стало тихо. Видимо, старшая из служанок шикнула на забывшихся кумушек. Шаман, не веря, огляделся. Когда он уходил, деревья еще цвели. Лето. Жаркая, полная забот пора, без примеси тревоги на бронзовых лицах дворовых, озабоченных поиском прохлады. Так не бывает. Обычная и мирная жизнь, когда все предвещало нескончаемые беды. Буцума даже не заметил отсутствие Итамы в течение двух месяцев, но скупо похвалил того за старания. Напасти прекратились. - Младший. Приводи себя в порядок, заявляясь в замок, - спокойно сделал замечание отец, будто эта повторяющаяся оплошность сына не вызывала у него сильнейшее раздражение до этого. - Этого больше не повторится, - выдавил из себя юноша, малодушно ожидая, что в любую минуту иллюзия спадет, и десятки тварей ринутся к нему, оскалив пасти. - Зачем пришел? - Лорд сделал большой глоток чая и довольно прикрыл глаза. Казалось, сейчас он готов говорить с нелюбимым отпрыском сколько угодно. - Я хотел спросить… - О чем? - Учиха? Они уже уехали? Буцума усмехнулся. - Уехали... Почаще вылезай из той норы, в которой живешь. Таджима мертв. Его сыновья, скорее всего, тоже. К ним подослали убийц. Хорошо, что это случилось, когда они уже покинули Химэдзи. Итама тяжело вздохнул. Не так он представлял себе избавление от принесших проклятье. Вспомнилось лицо Изуны, не умеющего скрывать ни одной своей эмоции, того самого, умудрившегося играючи вывести шамана из себя. Заносчивый, азартный, не заслуживший смерти. - Они оказались бесполезны. Я уже послал гонцов к Ооцуцуки. В этот раз можешь не присутствовать на пиру в их честь. Сенжу потерянно шел к Убежищу. Почему наставник не пришел? И тут же вскипел от гнева, увидев в своей ссылке назидание от ворчливого старика, решившего таким образом проучить своенравного ученика. Знающего, как должно. Неожиданно на его пути появились ограждающие печати - белоснежные гирлянды посреди густой зелени умиротворенной чащи. Не вязались эти крепкие силки для опасной нечисти со всеобщей беззаботностью. Первая же догадка, пугливой мыслью забившаяся в голове, распространила по телу яд худших ожиданий и противный холодок. А когда он поднялся выше, заставляя свои ватные ноги сгибаться, то оцепенел от ужаса и непонимания. Стены его дома облизывал черный огонь, а все вокруг было убито. Деревья застыли чудовищными изваяниями. Воздух загустел от жара. Юноша успел сделать несколько неосознанных шагов назад, когда услышал крик. Невыносимая боль была в этом вое, подобном животному. «Учитель!» Он бросился в объятое сверхъестественным пламенем Убежище, не зная, чувствуя, куда следует бежать. - Хамура, нет… - выдохнул Итама и остановился у границы подрагивающего барьера вокруг ритуальной комнаты, не рискуя войти в нее. В мареве багрянца, источаемым самой материей, лежало тело отшельника, почти незаметное в дымке мглы, пробивающейся из-под пола. Он был мертв, и уже давно. А в центре, скованные цепями, бились в агонии две человеческие фигуры, скручиваемые судорогой. Запертый в живом сосуде аякаши тяжело поднял косматую голову, изучая пришельца сквозь узорчатые красные глаза. - Мальчишка, сними оковы! – взревел он, яростно дергаясь в путах и кидаясь вперед, насколько мог. – Или я сожру тебя! Итама качнулся и отпрянул, вжимаясь спиной в перегородку бумажной стены, будто мотылек, бьющийся внутри фонарика, обжигая крылья о фитиль. Его начала бить дрожь, ударами молота отзываясь в темечке и шумом в ушах. Для этого он был отослан? Чтобы окончательно разрубить силу демона и запечатать в людях, если у учителя не хватит сил? Милостивее будет убить их. Но Хамура не собирался позволять они перерождаться. - Двухцветный! – кровожадно оскалилось существо. - Этот маленький ублюдок не спускал с тебя масленого взгляда. Знаешь, что он хотел сделать? Отпусти меня – и я покажу… Договорить он не смог, прикусив самому себе язык, и теперь захлебывался кровью. Итама заплакал, узнав, наконец, некогда смешливые глаза Изуны, полные страха и мольбы о чем-то. Второй измученный пленник был его братом. Два месяца терзаний… - Убей! – борясь с самим собой, прошипел Мадара сквозь плотно сомкнутые зубы. – Убей! – взрывая когтями пол, разнося его в щепки, и тут же падая, выгибаясь от ломки. Сенжу сжал четки. Его обучали нужным движениям и словам мантр. Заклинания дорожками короедов въелись под корку. Но его дух слаб. Противоречия мучают его. Никто не имеет права поступать так жестоко. То, что ему предстояло сделать, было насилием, жертвоприношением. Через годы, когда в видениях или снах шаман возвращался в это время, то вновь не находил правильного решения, ведь такого не существовало. Он жалел избранных стать носителями. Но и предать доверие учителя, не пожалевшего себя, тоже не мог. Хамура доверил ему завершить начатое им – запереть могущественного аякаши в тех, кто все равно был обречен. В своих кошмарах он каменел от страха, падал на колени и рыдал или убегал, но не хватал чужую душу и не рвал ее, чтобы затолкать в нее голыми руками само зло, клокочущее от ненависти, силясь вырваться наружу. Итама не знал, сколько часов или дней усмирял демона и ломал людей, оказавшихся в его власти, впав в глубочайший транс, но он все же создал нечто неестественное, запретное в своей основе, но неизбежное. Это был его долг. Не люди и не демоны – джинчуурики. Отравленные, уязвимые, но с дьявольской силой. Их судьба проходит в одиночестве. И он определил ее, наложив печати тоски и безысходности. Обрушивая на несчастных обязанность жить с этим ради благополучия других и знание неизбежности разрушения оков. Когда Итама разлепил веки, то сразу пожалел об этом, умирая каждой клеточкой тела от изнеможения, почти не ощущая левую часть тела. - Эй, двухцветный? – позвал Изуна. Его окровавленный рот кривился в полубезумной улыбке. Он сжимал парализованную руку юноши, не замечающего этого. - Ты в порядке? Шаман содрогнулся – чумазое чудовище нависало над ним, но вырваться не было сил. Он скосил взгляд, ища второго. А если ему не удалось окончательно запечатать обоих? И Мадара сейчас бесчинствует в городе?.. Но старший Учиха сидел у дальней стены комнаты, облокачиваясь на поднятое колено. Не нужно было видеть его лицо, чтобы понять, какие эмоции сейчас отражены на нем. Опустошение. - Итама? - прошептал Изуна. Его трясло с головы до ног, он едва ли осознавал, что с ним произошло, и пугал своим видом. - Можно, я еще подержу тебя за руку? Говорить не было сил, но будь они, Сенжу ответил бы «нет». Горячие ладони накрыли кисть Итамы, сжимая осторожно, будто маленькую, хрупкую птицу. И все же кто они – демоны или люди? А ты белый или черный?.. Солнце неустанно всходило и вновь закатывалось за горизонт, изо дня в день избранник духов стоял на своем посту. Маленький домик, затерянный в лесу, обернулся западней для двоих джинчуурики и одного невольного тюремщика, на котором теперь была ответственность за сотворенных монстров с человеческим обличием. Но он опасался своих заключенных, больше, чем они его. Хамура не объяснил, как следует поступать дальше. К негодованию Итамы, младший Учиха цеплялся за него, не отставал ни на шаг, не видя, как он избегает его присутствия. Настойчиво помогал восстанавливать дом и возвращать в нем былой порядок. Вел себя сдержанно и будто взвешивая каждый свой шаг и решение на мысленных весах. На одной половине которых было следующее действие, на другой – то, как на него отреагирует шаман, с неохотой принимающий его услуги. И был осторожен во всем, кроме одной вещи. Однажды Сенжу наткнулся на Изуну, дремлющего у входа в его комнату, и оторопел от ужаса. Будто открыл двери голодному волку, поджидающему жертву. Младший Учиха, вопреки худшим ожиданиям, всего лишь зевнул, поднялся и, не дав объяснений, молча ушел. Эта странность стала происходить настолько часто, что в одну из бессонных ночей Итама приоткрыл сёдзи и улыбнулся, привычно находя у порога лунатика, миро сопящего, опустив голову на плечо. Тогда незаметно зародилась глубокая привязанность, утайкой вплетаясь в глубок колеблющихся чувств. Он случайно разбудил лохматого демоненка, убирая прядь волос с его лица, и встретился с вполне человеческим взглядом – мутным и растерянным ото сна. Всего лишь мальчишка, как он сам, едва повзрослевший. Захотелось пообещать, что все будет хорошо, и крепко обнять, для надежности убеждения. Ведь теперь они связаны, единственные, кто способен понять и помочь друг другу. Учиха были преданы близким соратником лорда Таджимы. Поджидающие их наемники Ооцуцуки не оставили в живых никого, даже изменника. Хамура сумел вывести из ловушки раненых наследников, спрятав у себя. Но демон, кормящийся бедами и мучениями, не мог упустить свою добычу, за которой так долго следовал. Старый отшельник намеревался с самого начала воспользоваться этой присущей аякаши жадностью. И теперь братья были обречены нести в себе половины монстра, отдав свои души в его распоряжение за неимением других. - Не прогоняй меня, - попросил Изуна, утыкаясь лбом в грудь Итамы. – Хочу быть рядом с тобой, - сквозь полудрему. Вспомнились объяснения наставника. Кошмары преследуют джинчуурики, стоит им только заснуть. Ежедневно повторяющаяся пытка. *** У Сенжу ушло много времени на понимание того, с чем он теперь имеет дело. И наивно пытался балансировать на грани. Но, укрощая Учих, терял все силы на их контроль. В округе стала гулять нечисть. Он не выполнял свои обязанности в полной мере, неумолимо заваливаясь в сторону, теряя равновесие. Под боком вздрогнул Изуна, нахмуриваясь. Ему снился кошмар. Итама придвинулся ближе к спящему и провел рукой по его голове, зная, что этим обычным, но дозволенным только ему движением прогнал тревоги и унял метания. Мышцы лица Учихи расслабились, дыхание выровнялось. Невозможно было принять, что этот «сурок» и голодный они, соединены в одном человеке. Может быть, из-за необходимости не допустить проявления скрытой грани, желая задушить ее на корню, шаман не мог оставить несносного наследничка. Всем сердцем желая помочь ему. И готов был прикладывать сколько угодно сил, лишь бы оградить джинчуурики от роста в нем пожирающей надежду и веру опухоли жестокости, и тем самым не дать Изуне освободить худшее внутри себя. Но эта бессрочная вахта почти полностью истощила единственного караульного. Итама замер. Ледяная волна вопящих инстинктов окатила его спину. Мадара, подобный лезвию без ножен, о который можно в любой момент порезаться, был здесь. - Тшш… - Учиха присел и наклонился к самому уху своего беззащитного надзирателя. - Если так и будешь забирать его боль, то сам скоро умрешь. Но прежде не сможешь продолжать удерживать меня. Ты слаб. Я предлагаю тебе выбор. Ты отпускаешь нас или я убиваю тебя. Выбор, измельчающий в порошок былую уверенность, что он правильно поступил, сохранив братьям жизнь. *** - Я сказал: мы уходим! – закричал Мадара, свирепо смотря на того, кому раньше был готов безоговорочно довериться. - Я не хочу, - четко проговаривая каждое слово, ответил младший, срезая удлинившимся ногтем пожелтевший, еще не опавший лист с ветки, и любуясь его медленным падением. Они стояли под старым деревом, мгновенно погибшим, как и другие в округе, в первый же день, когда Хамура начал свой обряд, но у тлеющего старца все еще была крона – застывшая безжизненной бронзой. - Ты забыл, почему мы здесь оказались? Кто повинен в том, кем мы стали? - ярость старшего была почти ощутима. Но она никак не волновала Изуну, обычно разделяющего чувства брата. - Хочешь начать кровную войну с Ооцуцуки? Обрушить на их головы кровавый ураган, за то, что мы оказались легкой мишенью? Пожалуйста, отправляйся, без меня. - Нет, отото. Ты пойдешь со мной. Потому что не по своей воле хочешь остаться. Изуна, которого я знал, никогда бы так не сказал. Не простил бы смерть отца и названных братьев, обменяв месть на тихую жизнь в глуши и мелкие заботы. Шаман силой удерживает тебя! - О чем ты? – прозвучало грубо и зло. – Придумываешь глупости, чтобы утянуть меня обратно в дом, который всегда был мне ненавистен. Я лучше останусь в этом дремучем лесу, чем снова сунусь в замок. - Твой драгоценный Сенжу Итама - полукровка. Отчасти айну, способный управлять аякаши. Ты для него, как шики, выполняющие любой его приказ. И ведешь себя соответствующе – засыпаешь, будто верный пес, у его ног. - Замолчи! Когти, похожие на лезвия, остановились у незащищенной шеи брата, буквально вспыхнувшего сиреневым пламенем, и оно, точно настоящий щит, оттолкнуло младшего Учиху. Когда потусторонний огонь охватил с ног до головы обоих братьев, поднявшийся вихрь сорвал сухие листья, начав валять их по земле. - Есть решение, - зарычал Мадара, - убить избранника духов. Схватка была неизбежна. Демон, повелитель раздора и ужаса, запертый в людях, использовал возможность вырваться из клеток их плоти. Братья сжигали друг друга, но не могли причинить и малейшего вреда, резали, а раны затягивались. И биться они могли бесконечно. - Довольно! – голос Итамы лопнувшей струной оборвал все звуки. А сам он, белее мела, упал на колени, задыхаясь после бега. Два красноглазых монстра застыли, подчиняясь приказу. Бушующая вокруг них энергия с шипением растворялась без следа, оставляя напоминанием о себе черные выжженные пятна под ногами и голые ветки деревьев. Но Мадара сумел сбросить с себя невидимый аркан, прожигая ненавидящим взглядом создателя унизительной узды. Его движения смазались, ярость бурлила в нем. Он без усилий уничтожит Сенжу, с такой же простотой крошат хрупкий известняк. Над лесом, под чистым небом раздался жуткий раскат грома. Изуна защитил Итаму от смертоносного удара брата, приняв его мощь на свою объятую пламенем и закованную в костяной доспех руку. - Не имеет значения, кто он. В голосе младшего было железное убеждение. Готовый пойти против воли богов, если понадобится, он собирался стоять на своем до конца. - Я никуда не уйду. Мадара оскалился, заочно уничтожая слабое существо, именуемое посредником двух миров, и тут же, меняясь в лице, отступил. Братишка просто запутался. Он вернется сам, еще немного – и ничто не будет его держать здесь. Шаман, тощим чучелом, едва держался на ногах. Обескровленные губы мелко подрагивали, как у лихорадочного. А его способности таяли, рыхлым снегом под палящем солнцем. - Хорошо. Оставайся. Невидимый барьер разрушился под незначительным давлением. Итаме казалось, он видит реки крови, льющиеся вслед за уходящим Учихой, но был не способен его остановить. Пальцы изгоняющего зарылись в землю. Маленькое заклятие дорого далось ему, зато пара слабеньких шики незаметно увязались за Мадарой. - Ты в порядке? – Изуна явно переживал. - Нормально, - ответил Сенжу, делая шаг, и тут же от неожиданного головокружения, начал заваливаться набок. Горячие руки подхватили, крепко прижимая к взволнованно вздымающейся груди. - Зачем врешь мне? Даже ребенок поймает тебя на лжи. - Хм… Но ты раньше всегда притворялся, что веришь мне. Что изменилось? – наигранно весело, не нужно за него тревожиться. - Если я продолжу пренебрегать твоим состоянием, то так и не смогу помочь. Тебе не становится лучше. - Все наладится. Учиха осторожно скользнул рукой по спине Итамы вверх, зарываясь пальцами в его волосы. Так было удобнее притянуть его к себе, а тот и не замечал происходящего. Справляясь с накатившей мигренью, смотрел в пустоту. Очнуться его вынудил слишком пристальный и непозволительно близкий взгляд черных глаз. - Что ты делаешь? – дернулся он, не представляя собой серьезного противника. Объятья не поддались. - Собираюсь поцеловать тебя. - Изуна наклонился, буквально умирая от потребности примкнуть к побледневшим губам, заставить их заалеть. Брат больше не терроризировал его своим свирепо-молчаливым противостоянием, дом был полностью предоставлен в их распоряжение. Они заслужили несколько беспечных дней, принадлежащих только им. Сенжу на мгновение растерялся, а потом отвернулся, прячась. - Ты знаешь. Этого нельзя делать. - Просто скажи мне, чего ты хочешь? Исцеление, силу? - Возомнил себя демоном?! – дыхание сбилось. – Или это он сейчас говорит в тебе? - Послушай, это ради тебя. Я же не стану забирать твою душу… - А я не стану проверять, - шаман решительно разорвал тиски и направился к дому, проклиная свою порывистость, вызвавшую тошноту. Через несколько дней Сенжу упал в первый обморок, через неделю почти перестал двигаться, угасая и превращаясь в серую тень. А отчаявшийся Изуна избегал его, чтобы не дать тому забрать его кошмары. К существующим в нем ужасам прибавились переживания за то, что мог натворить брат. Весть о его возвращении в родные земли дошла даже до их уединенного жилища. Слуги Буцумы иногда заходили к Итаме и делились новостями. Второй обитатель Убежища не показывался им на глаза. Ни к чему было привлекать к себе внимание. Мадара умудрился сделать это за двоих. А еще они рассказали, что лорд Сенжу отправляется на войну против дикарей, объединившись с Ооцуцуки. Итама совершенно не переживал за отца. Близилась осень. Каким-то внутренним чутьем Учиха ощущал канун празднеств аякаши. Его тянуло в лес, тварь внутри него предвкушающее замирала, почти мирно призывая посетить гуляния. - Двухцветный, - встревоженный джинчуурики провел кончиками пальцев по бледной коже спящего. Сон, которого был слишком глубок и спокоен. - Опять решил, что я умер? – удалось даже выдавить улыбку, забывая, что от нее осталась половина. Часть лица все еще была парализована. - Нет, - он соврал, но ложь в его дрогнувшем голосе была очевидна. – Я ненадолго уйду. Ты отпустишь меня? - Я давно тебя не держу, барьер исчез. Изуна поморщился. Он не это имел в виду. - Я скоро вернусь. Итама ждал его, переживая куда сильнее, чем мог предполагать. Когда, по его мнению, прошло непростительно много времени, он поддался сковывающему внутренности страху за бесследно пропавшего Учиху, за тех людей, что могли пострадать от его рук, за себя, сходя с ума от предчувствия, что закончит свои дни в одиночестве, запертый в доме. Он боялся смерти, ее невидимого, но осязаемого присутствия, могильной сыростью пронизывающей его едва бьющееся сердце. Ему удалось выползти из комнаты и добраться до самого выхода, на этом спонтанное путешествие и закончилось. Он апатичной развалиной остался лежать на веранде, дышал свежим ночным воздухом и любовался свечением равнодушных звезд. Стало даже любопытно, что его может ожидать за гранью, в ином мире? Теперь, когда он станет его частью, а не стражем на пути к нему. Из леса донеслись тихие голоса, словно бы шептались дети, сидя на верхушках деревьев среди шуршащей листвы. К ним примешалась музыка, неясная, сливающаяся со звучанием самой природы, и такая же красивая. Его глаза слипались, а мысли ускользали. «Обманщик… Обещал вернуться». Когда исполнительный шинигами уже выступил из морока, чтобы забрать человека, что-то пробудило смертного. Перед ним было двое существ. Хранитель горы – старый медведь, обросший травой, и другой, незнакомый Изуна. Итама все равно узнал его, даже объятого пламенем. Он обрадовался и тут же разозлился, желая сорваться на нем за испытанное чувство обреченности. Но сознание – ломкая вещь, когда в своих руках его уже держит смерть. Сенжу погрузился в черноту, забыв, как нужно дышать. Когда он пришел в себя, то уже вновь был у себя в комнате, а рядом вились мелкие ёкай-прилипалы, взволнованно закружившиеся, стоило им заметить, что хозяин не заблудился на сумеречных тропах. Но дом был пуст. Долгие месяцы шаман думал, что больше никогда не увидит Изуну. Иногда приходили известия из соседнего княжества о судьбе Учих, но он ими не интересовался. Больше доверяя тому, что получал от своих шики, привязанных к Мадаре. И все было на удивление обыденно. А после возвращения отца и братьев из похода, ему было некогда думать о постороннем. Многое случилось в их семье. Он встретился с джинчуурики, когда они с визитом вежливости прибыли поздравить Хашираму с принятием титула лорда. Буцума скоропостижно скончался, а единственный законный сын занял его место, не считая нужным приглашать на церемонию чудака, похожего на ёкай. Учиха сами навестили его в Убежище. Четки в руках Итамы чуть не разлетелись на части, когда он увидел непрошеных гостей. Изуна – лукавая сволочь – улыбался как ни в чем не бывало. А рядом с ним возвышался его вполне нормальный старший брат, с курительной трубкой в руках. Заглушая в себе желание прибить весельчака, Сенжу безразлично поприветствовал обоих и прямо спросил о причинах внезапного визита. Притворно погрустневшая мордашка наследника великого клана смела любые намеки на серьезность ситуации. Да перед ним гримасничали! - Не говори, что не скучал, - забавлялся лицедей. Отрицать бесполезно, и ведь даже не солжешь. В дом они не зашли. Прогуливаясь рядом с ним, говорили о пустом и немного важном, о делах обоих кланов, о последствиях бойни, устроенной Буцумой. И Золотом саке для подавления демона. Когда темы исчерпали сами себя, а поднимать те, которые они оба намеревались избегать, не хотелось, Итама тихо спросил: - Почему он стал курить? – покосившись на сосредоточенного Мадару, оставшегося на веранде. - Это помогает ему остыть, когда он хочет кого-то убить, - закатывая глаза, ответил Изуна. Удивляться было нечему. Причина недружелюбного настроения молодого лорда, зябко потирала руки. Шаман не боялся старшего Учиху, но опасался его. Непредсказуемый, неуправляемый, знающий свою силу. День или сотня лет отделяет его от срыва печатей? Не думает ли он об этом прямо сейчас?.. - Останься, - попросил Сенжу, точно не понимая, хочет ли он этого, но отметая саму возможность бездействия. Если нужно, он использует ничтожный жалобный тон. – Здесь, у меня. - Прошу, не заставляй меня. А ты знаешь, что можешь. Я ушел, чтобы спасти тебя. Я не могу задерживаться. Ты вновь заболеешь. И брат не позволит мне. - Почему он решает? – с долей агрессии. - Ты полукровка, - будто об этом нужно напоминать, - его это нервирует, как и то, что я бездумно пользовался твоей силой. Ты мог погибнуть из-за моей прихоти быть ближе к тебе. Не поверишь, но, кажется, он тоже беспокоится. «Не поверю». - Это не прихоть, - возмутился шаман. – Ты мучился, - придумывая повод, по которому сможет коснуться теплых рук. - Я использовал тебя. Чушь! Чушь! Итама готов был взорваться. Кто кого использовал. Но одного взгляда на опасно смиренного Мадару ему хватило, чтобы понять: он больше не позволит брату попасть под влияние изгоняющего. Месяцы ожидания, неведения и всего несколько скоротечных минут неловкого разговора. Он заслужил большего, чем скомканное прощание. - Делай, что хочешь, - получилось правдоподобно равнодушно. – Но прежде добудь мне лечебные травы с вершины горы. Мои запасы заканчиваются. Лицо Изуны постепенно вытягивалось от возмущения. - Принимаешь меня за посыльного!? - Чувствуешь передо мной вину. Так искупи ее. - Нахальный человечишка, - зашипел Учиха. Сенжу улыбнулся. Его долг приглядывать и за людьми, и за аякаши, а эти двое оказались и теми, и другими. Он не имеет права отпустить их надолго. Что-то внутри него словно оживилось, облизнулось и выпрямилось. Приручи или отпусти. Он незаметно крутанул кистью, сжал кулак и рванул на себя истончившуюся, невидимую нить. У него их были сотни: тонких, свитых в канаты, упругих, как жильные струны, нужных и созданных без цели, но эта – дрожащая паутинка - была важнее всего, у нее есть особое предназначение. В черных глазах меняющегося, как течение реки, Изуны заплясали бесята. Для него не осталась секретом намеренная, провокационная выходка, схожая с попыткой самоубийства. Что ж, пусть шаман призовет все силы, наделившие его этим треклятым даром, выстроит вокруг себя сотни мысленных стен и надеется удержать его. Это даже приятно. Будто ревность от того, что демон раздора, без должного контроля, пустится разрушать какого-то еще, кроме самого Итамы.