Сорвать маску

Вздрогнув всем телом, Аня широко распахнула глаза, вглядываясь в кромешную тьму. Мир завращался в бешеном круговороте, непосильной ношей сдавливая грудь и лишая дыхания. Сжимавшая рот рука не давала вдохнуть полной грудью, и Аня лихорадочно втянула носом затхлый воздух темной каморки, все еще не веря своим ушам и отчаянно убеждая себя, что этот голос, такой знакомый и родной, просто очередной плод ее больного воображения. К спине приникла широкая мужская грудь, а завиток у уха снова колыхнул тихий, но энергичный шепот. -Лиза, это ты? Кивни. Обезумев от переполнившего счастья, Аня торопливо кивнула. -Сейчас я уберу руку, а ты молчи и слушай меня. Аня вновь кивнула, борясь с желанием обернуться и протянуть руки в темноту. -Мы тихо выйдем и уберемся отсюда. У двери лежит мертвый чеченец, еще двое чуть поодаль - не вздумай поднимать шум. Если будут стрелять, прячься за меня. Пошли. Руки Владимира на ощупь ловко перерезали в темноте связывающие руки и ноги веревки, и взяв Аню за руку, он потянул ее к двери. Во дворе было лишь чуточку светлее – небо заволокло тучами, через которые был еле виден бледно-желтый дымчатый шар полной луны. Тихо охнув, наткнувшись на распластавшееся тело горца, Аня засеменила за Владимиром в сторону темных очертаний каких-то построек, с ужасом слыша за спиной приближающиеся крики. За покосившимся забором послышалось шумное дыхание жеребца. -Тихо, Саид, тихо. Это я,-мягко прошептал Владимир и, вскочив на лошадь, легко подхватил Анну и прикрыл ее спиной. Позади послышался выстрел, еще один, но жеребец уже летел быстрее ветра куда-то в неизвестном Ане направлении, а молчаливый темный всадник, крепко сжимая поводья одной рукой, другой прижимал к себе притихшую девушку, по щекам которой непрерывным потоком катились слезы счастья. Все еще слыша на отдалении становящиеся глуше раскаты выстрелов, Анна невольно закрыла глаза, упорно игнорируя приступы дурноты от лихорадочного галопа Саида по узкой горной дороге, освещенной лишь выбравшейся из-за туч мутновато-желтой луной, всего в каких-то метрах от зияющей пропасти. Похоже, мрачный всадник за ее спиной знал эту дорогу как свои пять пальцев, потому что его ноги уверенно пришпоривали и без того летящую как молния лошадь, а руки уверенно держали поводья, притягивая девушку к своей широкой груди. Тепло его тела неумолимо подтверждало невероятную, но такую долгожданную и выстраданную правду: он жив, он здесь, совсем рядом, целый и невредимый, так сильно и крепко прижимающий ее к себе, что, казалось, сорвись Саид в пропасть, она бы все равно благодарила судьбу за это ошеломительную, пусть и мимолетную близость. Его лицо касалось ее растрепанных волос, затылок опаляло горячее сбивчивое дыхание, и ей хотелось, чтобы эта сумасшедшая скачка в шаге от бездны длилась вечно. Она отчаянно желала увидеть его лицо, но все еще боялась разоблачения и его реакции, поэтому, благодарная черной южной ночи, просто слегка повернула и чуть склонила голову набок, чтобы иметь возможность слегка коснуться его щеки – нежной кожи неожиданно коснулась густая борода, и Аня невольно вздрогнула от страха, тут же одернув себя. Это он, Владимир. Его голос слегка с хрипотцой, но, без сомнения, принадлежит ему. И эта усмешка, такая знакомая и доставляющая столько волнений и переживаний дома, а теперь такая родная. «Он выглядит немного не так, но это точно он. И ты»,-вспомнились слова Надежды Ивановны. Вдохнув пьянящий разнотравьем горный воздух, Аня сильнее отогнулась назад, в порыве крепче прильнуть к его телу, в тут же секунду ощутив мурашки от его смешка прямо у самого уха. -Ох, Лизавета Петровна, вы и шалунья. А кроме того взбалмошная, совершенно безумная барышня. Вот погоди, устрою я тебе взбучку, когда приедем. И Шубину спасибо скажи, если б не он, твои авантюры бы закончились куда хуже. Саид внезапно перешел на хрип, и Владимир, потянув поводья на себя, побудил его замедлиться, а спустя некоторое время свернул с дороги на ускользающую куда-то в сторону и вниз тропинку, заставив вороного идти шагом. -Я совсем загнал его. Сегодня бедняге пришлось попотеть. Передохнем здесь - тут совсем рядом есть небольшая, скрытая из виду поляна. Аня тяжело глотнула, поморщившись от боли в пересохшем горле. Сердце, казалось, молотит по ребрам так, что Владимир может грудью чувствовать его сумасшедшую гонку. Еще чуть-чуть, и ее невольный обман раскроется. Саид, уже дыша гораздо ровнее, аккуратно ступал вниз по тропинке, и с каждым его шагом Аню все сильнее пробирала дрожь. Обогнув огромный валун, они очутились на крошечной полянке, окруженной с одной стороны углублением в горе, похожим на пещеру с мрачно зияющей черной дырой-входом, с другой – тихим журчанием узкой горной речушки, с третьей – тем самым валуном. -Ну, вот мы и на месте, Лизавета Петровна,- несколько запыхавшись, констатировал Владимир. В его голосе ощущалась скрытая боль, и Аня на минуту позабыла о собственном страхе. Лихо спрыгнув с лошади, он повернулся и протянул руки, окаменев на месте. -Здравствуйте, Владимир, -пролепетала Аня, от испуга вжавшаяся ногами в блестящий круп Саида, желая провалиться сквозь землю под тяжелым, метавшим молнии взглядом барона. Он стоял лицом к свету, и теперь луна щедро освещала его осунувшееся лицо, густую, но не очень длинную черную бороду, сурово сдвинутые брови и сверкающие, полные потрясения глаза. -Анна, - с хрипом вырвалось из упрямых губ. -Владимир... Иванович...Простите, что не сразу призналась. По правде я … я испугалась. Спасибо, что спасли меня. Дурацкие, глупые слова. Спрыгнуть на землю, прильнуть к его крепкому, желанному телу, сказать, как долго страдала в разлуке и как счастлива, что жив. Обнять и никогда не отпускать. Любить. Его глаза зажглись каким-то ярым, неизвестным огнем, а ноги сделали мощный, размашистый шаг навстречу, но, словно споткнувшись о невидимую преграду, он замер, не отводя от нее своего прожигающего до самого нутра взгляда, тяжело хватая воздух и все еще не произнося ни слова. Замешательство длилось совсем недолго. Глаза вдруг сузились и тишину прорезал знакомый насмешливый голос. -Княжна Долгорукая? А вы мастерица на выдумки, мадемуазель. Аня с трудом глотнула. -Я… я вам расскажу после. Сейчас просто нет сил. Владимир привычно усмехнулся, мгновенно воззвав к жизни, казалось, навсегда ушедшую в прошлое череду привычных издевок и насмешек. Руки молча взмыли вверх, жестом предлагая ей спешиться, и она несмело сползла ему навстречу, в смятении ощущая, как больно сжимают ребра его пальцы, словно хотят раздавить ее, но вскоре Владимир отпустил ее, поспешно убрав руки, и сделал шаг назад. На лице застыла маска презрения. У Ани сжалось сердце. -Жалеете, что спасли меня, Владимир Иванович? Думали, что в плену Лизавета Петровна, а иначе бы ни за что не стали рисковать жизнью, которую уже столько времени почем зря оплакивают близкие вам люди? -Не сочиняйте, госпожа княжна, -криво улыбнулся Владимир, делая ударение на последнем слове.- Никому и в голову не придет оплакивать меня. -Вы просто черствый бесчувственный эгоист, господин барон,-Аня глубоко вдохнула прохладный воздух, в надежде охладить чувства и осушить подступившие слезы. -Госпожа княжна, - барон отвесил шутовской поклон, словно не замечая ее смятенного состояния.- Так какими судьбами в наших краях? Пресытились конюхом и старичком-князем и решили поискать кого-то из благородных помоложе? А, может, еще кем пресытились и захотелось острых ощущений? У нас много офицеров и каждый будет рад, если вы скрасите ему часы отдыха. -Вы закончили? –с усилием взяв себя в руки, тихо поинтересовалась Анна, сделав шаг вперед, изо всех сил стараясь не дать волю слезам. -Так точно, Ваше сиятельство. В ответ щеку барона украсила увесистая пощечина. Мгновенно вышедший из себя Владимир шагнул к девушке и больно впился пальцами в ее изящные плечи. - Ты что себе позволяешь, маленькая.... - он очень хотел, но губы против воли не могли произнести повисшее на языке ругательство. - Ну, давай, скажи это, и получишь еще, - прошипела Аня, глаза полыхнули смесью обиды и ненависти. Цепкие пальцы, не выпуская жертву из рук, с силой скользнули по плечам к спине и теперь вцепились в талию, а сверкающие гневом глаза барона оказались прямо перед ее полным гнева лицом. -Получу? О, дорогая, не сомневайся, именно это я и намерен предпринять. В конце концов одним больше одним меньше. Тебе ведь уже все равно, правда? - Я ненавижу тебя, - в сердцах прошептала, борясь со слезами, Аня. - А как я тебя ненавижу, - выдохнул барон в ее губы. Ей стоило бы собрать все оставшиеся силы и попытаться высвободиться из мертвой хватки Владимира, но, словно заколдованная, она замерла все еще ощущая на губах горячее дыхание, вырывающееся из его губ. Его горящий взгляд прожигал насквозь, и сердце бешено заколотилось в груди испуганной, угодившей в клетку птичкой. -Ненавижу, -хрипло выдохнул Владимир прямо в ее губы, прежде чем накинуться на них, стремительно и жадно, терзая нежную кожу, врываясь языком в ее рот , мгновенно подчиняя себе ее сердце, разум, волю и тело. Растворившись в железных тисках его объятий, она кинулась, как в омут, в водоворот уже почти стершихся из памяти ощущений, отбросив гордость, страхи и сомнения, с готовностью капитулируя перед этими жесткими неумолимыми губами и бесцеремонными руками, готовая принять от этого долгожданного единения все, что он намерен ей дать. Тонкие ослабевшие руки взметнулись вверх и тугим кольцом сомкнулись на его затылке, пальцы жадно зарылись в его густые, отросшие волосы, притягивая его голову еще ближе, растворяясь в жаре его жадных губ и грубых рук. Ощутив ее молчаливый зов, Владимир глухо застонал в ее губы, и в ту же секунду его руки смягчились, все еще крепко держа в объятиях хрупкую девушку, но более не стремясь сделать больно и обойтись грубо, губы разом расслабились на ее губах, превратившись в нежный, податливый, но настойчивый напор, и эта перемена, казалось, во сто крат усилила огонь томления, вспыхнувший в ее теле с первым прикосновением барона. Его руки нетерпеливо и настойчиво вцепились в ее юбку, пальцы ловко потянули вверх запачканную, измятую ткань, и у Ани не нашлось ни слова, чтобы возразить. В мозгу лихорадочно мелькнула мысль, что, возможно, она сейчас всем своим поведением подтверждает сложившееся у Владимира мнение о характере ее добродетели, но ей все равно. Древние как мир инстинкты, навечно переплетенные с парадоксальной, но неистребимой тягой сначала к несносному мальчишке и теперь к этому мрачному, даже несколько зловещему мужчине, взяли верх, и с ее трепещущих под его губами губ не сорвалось ни слова, когда, не прекращая ее целовать, он скинул с себя форменную рубашку, небрежно бросив ее на покрытую мягким ковром южных трав, все еще теплую землю, и спустя секунды она уже послушно опустилась на грубую ткань, придавленная к земле тяжелым телом барона. Ее юбки почти у талии, а кружевные панталоны лежат где-то рядом, и он сильнее придавливает ее к земле, все еще не избавившись от гнева в горящем взгляде серых глаз. На сей раз к его взгляду примешивается усмешка. -Прониклась любовными утехами, да, княжна?- ему, очевидно, доставляет удовольствие это фальшивое прозвище.- Я как-то поклялся себе, что больше ни разу не воспользуюсь тобой против воли, но, похоже, ты совсем не против. Его губы накинулись на нее снова, горячие и жадные, и, словно подтверждая только что произнесенные обидные слова, она не в состоянии воспротивиться его горячему напору, с готовностью пробуя на вкус его губы, впиваясь ослабевшими ладонями в стальные мышцы на его спине, и, спустя считанные секунды ощущая, как его твердая, горячая плоть касается ее, замирает и затем мощным напором врывается в тесное пространство, неся за собой довольно резкую боль. Проглотив сорвавшийся с ее губ стон, Владимир на мгновение замер и наклонился к ее уху. -Ну-ну, тише, дорогая. Мы это уже проходили, и теперь не может быть больно. Поразительно, какая ты осталась тесная. Давай же, покажи мне, чему тебя научили питерские театралы. -Ты подлец, -простонала Аня в его губы, приняв новый мощный удар, но уже не закусывая до боли припухшую губу. –Негодяй. Уничтожаешь людей, оставляя в их душах выжженное поле, а потом преспокойно живешь, при случае растаптывая их дальше. -Преспокойно живу?- из его горла вырвался полустон-полухрип, предшествующий очередному отчаянному вторжению. – И это говоришь мне ты? Ты, как яд, пропитала и заклеймила все мое тело. Куда ни подашься - всюду ты… Ты проникла в мой мозг, мои сны, воздух вокруг меня, твое лицо у каждой женщины, с которой я был после, у каждой незнакомки на улицах Пятигорска. В его хриплом шепоте сквозила такая тоска, такое страдание, что Аня взволнованно подняла глаза, встретившись с сияющими в тусклом лунном свете глазами барона. Серые озера более не светились гневом, но были до краев полны целой гаммой эмоций, оттенки которых она уже видела однажды, в ту памятную ночь, когда он растоптал ее честь, а затем впервые в жизни открыл свою душу. Такому Владимиру хотелось принадлежать без остатка, без опаски вновь услышать презрительное замечание или колкую издевку, и, более не говоря ни слова, Анна просто отпустила себя, в ту же секунду ощущая, как исчезает мучительное нервное напряжение, усиливая другие ощущения, с готовностью захлестнувшие каждый уголок ее измученного физической усталостью и нервным перенапряжением тело. Все еще глядя в глаза несносному, но такому долгожданному мужчине, девушка осторожно толкнулась навстречу, безмолвно умоляя оставить распри, злость и обиды, отложить хотя бы на несколько минут, чтобы просто быть вместе. Просто любить, пусть даже сейчас в это слово был вложен лишь единственный из смыслов. В ответ на ее робкое движение, глаза барона медленно закрылись, и, нагнувшись, он зарылся губами во впадинку на ее шее, прижимаясь губами к бешено бьющейся жилке под ухом и окатывая нежную кожу влажным шепотом: -Аня... Я болен тобой... и от этого нет спасения... Его губы не знали покоя, будто пытаясь утолить свою неудовлетворенную потребность за прошедшие года разлуки и за те, что еще предстояло пережить. Она едина с ним в его намерениях и желаниях, с готовностью отклоняя голову, давая больший доступ его жадному рту, призывно выгибаясь, когда, неловко переместившись чуть вбок, он пальцами одной руки ловко расстегивал крохотные пуговки на платье, вскоре вознагражденный сияющими в приглушенном лунном свете полными безупречными округлостями с торчащими вершинками, и ее сладостным стоном, когда одна из них оказалась в жарком влажном плену его рта. Его тело вновь шевельнулось в ней, на время скинув с себя маску злости и гнева, взамен наполнившись дивным ощущением полета. Эти губы, подрагивающие, мягкие, и такие нежные не могут лгать, шептало сердце, и Владимир обессиленно сдался таким шатким аргументам, ныряя в нее, как в омут, властвуя и подчиняя ее себе с каждым напористым, глубоким толчком, с каждым обласканным сантиметром ее такого желанного тела, с каждым, полным жара и страсти касанием губ к ее белой коже. Тонкие пальчики нежно, но сильно сжимают его уже вспотевшую голую спину, стройные изящные ноги поднимаются все выше, бесстыдно обвивая его талию, и помогая задавать ритм - ее движения неловкие и неумелые, как в ту памятную ночь, но, как и тогда, без усилий возносящие его на так давно позабытые высоты и, как тогда, он охвачен порывом дать ей все, на что еще способно его тело, одарить ее всей гаммой ощущений, прежде, чем самому ступить за черту, после которой нет возврата. Стараясь окончательно не вдавить ее в пахнущую травами теплую землю, он удерживается на локтях, где-то на краю сознания ощущая усиливающуюся с каждым толчком и движением боль в недавно затянувшихся ранах, но она ничто по сравнению с тем шквалом эмоций от обладания этой хрупкой, нежной единственной женщиной, которая в состоянии вознести его к невиданным ранее вершинам и растоптать его чувства в пыль. Ее рука проскальзывает к нему на грудь, пальчики нежно проводят по жестким волоскам, затем левее, выше, натыкаются на грубое месиво недавно зажившей плоти и, словно споткнувшись, замирают. Глаза взволнованно распахиваются, но ему не нужно сейчас это – и он решительно накрывает ладонью только что раскрывшиеся в немом вопросе губы, а спустя мгновение запечатывает их глубоким, затяжным поцелуем, продолжая врываться в горячее, тесное пространство, постепенно теряя контроль от такого плотного горячего обхвата, шаг за шагом приближаясь к бездне, где высшее наслаждение ныне соседствует с мучительной болью в груди, но от того еще острее ощущается его яркость и сила. Ее ногти с силой впиваются в его спину, внутренние мышцы еще сильнее обхватывают его плоть, и она издает тихий стон, еще сильнее раскрываясь под ним, будто молчаливо умоляя принести ей долгожданное избавление. Он слышит ее, давая все, что она хочет, ускоряя и без того сумасшедший ритм, исступленно целуя ее щеки, прикрытые веки, подбородок, шею, и вновь вернувшись к трепещущим припухшим губам, чтобы поймать и с готовностью принять ошеломленный стон избавления. Закрыв глаза, он парит вместе с ней, восторженно ощущая, как судорожно сокращается вокруг него ее горячая влага, в глазах темнеет и мир кружится словно в детской карусели на ярмарке, но застыв в шаге от бездны, он все еще пытается подумать о ней, пытаясь выскользнуть из ее манящего жара прежде, чем окончательно потеряет себя и изольется в нее. Очевидно, безошибочно прочитав его намерения, она еще сильнее смыкает вокруг него свои ослабевшие от неги ноги и еле слышно шепчет: -Пожалуйста, Володя… Он не в силах спорить и не в состоянии ждать больше ни секунды, поэтому, впившись пальцами в нежную кожу ее подрагивающих бедер, просто шагает в бездну, где нет ни злости, ни обид, где боль раболепно склоняет голову перед высшим наслаждением. Он не помнил, сколько лежал, все еще слившийся с Анной, ощущая ее нежные руки, успокаивающе выводившие круги на его обнаженной спине. Когда стихли последние спазмы экстаза, боль вновь подняла голову, застилая туманом глаза, тисками сжав грудь, и, не в силах больше держаться, он обессиленно обмяк, придавив Анну к земле, но она, казалось, не испытывала потребности освободиться. Время шло, и когда боль постепенно стала отпускать, Владимир поднял голову с ее плеча, растерянный и не знавший, как вести себя с этой женщиной, вновь раздираемый на части обидой и злостью на нее и неиссякаемой потребностью быть с ним рядом. Безошибочно чувствуя его состояние, девушка, казалось, была смущена не меньше. Приподнявшись, она поспешно потянулась к лежавшим на земле панталонам, затем постаралась неловкими пальцами застегнуть пуговицы на платье, и тогда ее взгляд упал на мокрое пятно на лифе. Коснувшись его, она поднесла пальцы к лицу, пытаясь разглядеть в чем дело. На пальчиках темнели липкие следы, и, несмело подняв глаза на Владимира, Аня застыла: на груди барона в лунном свете четко различались два на вид совсем недавно зарубцевавшихся следа от пуль, из одного сочилась кровь. Проследив за ее взглядом, барон окинул свою грудь ничего не выражающим взглядом. Превозмогая смятение и неловкость, Аня подсела ближе и осторожно коснулась пальцами его груди. -Вам плохо? Когда это случилось? -Не стоит беспокоиться, просто расшалилась старая рана. Все уже прошло,-буркнул он, принимая из ее рук расстеленную на земле рубашку. -Нужно перевязать. Я сейчас оторву лоскут от нижней юбки. -Бросьте играть в сестру милосердия, Анна. Крови совсем немного, остановится и так. -Вы невыносимы! –в сердцах вырвалось у нее, и, вскочив на ослабевшие ноги, она ловко приподняла верхнюю юбку и изо всех сил рванула тонкий кружевной батист нижней. Оторвав по кругу широкую ленту белой мягкой ткани, Аня несмело приблизилась в прильнувшему спиной к валуну Владимиру. Ткань была достаточно чистой, и, взяв концы ленты в обе руки, она несмело попросила: -Подайтесь вперед. Его спина медленно оторвалась от прохладной поверхности камня, и ее руки осторожно протиснули ленту позади Владимира, а затем достаточно плотно дважды обернули лоскут вокруг его торса, прижав кровоточащую рану. Барон застыл, молча наблюдая за ее действиями, стараясь не замечать, как упоительно ощущать ее объятия, пусть даже по такому незначительному поводу. -Вроде все,-прошептала Аня. -Значит, пора ехать,- он старался говорить ровно, ни чем не выдавая свое смятение и растерянность. –Скоро рассвет, и на открытой местности мы как на ладони. -Вы уверены, что достаточно хорошо чувствуете, чтобы скакать на лошади? Возможно, от тряски станет только хуже. Владимир криво усмехнулся. -Я не кисейная барышня, сударыня. Аня в отчаянии сжала губы и сникла, ожидая дальнейших указаний. Напоив Саида из речушки, Владимир достаточно легко вскочил на лошадь и протянул ей руку. Всю дорогу ехали молча. Анне отчаянно хотелось поинтересоваться его самочувствием, но, помня полный насмешки взгляд, она боялась. Хотелось прильнуть спиной к его груди и закрыть глаза, но опасения растревожить рану заставляли податься чуть вперед, в страхе зацепить его и причинить лишнюю боль. Его ладонь легла ей на живот, привлекая ее ближе. -Ты мешаешь мне смотреть вперед, когда вот так меня сторонишься. -Я не сторонюсь, я…-неловко пролепетала девушка, не в силах закончить. Горы уже окрасились огненно-розоватым свечением первых лучей восходящего солнца, и Владимир пришпорил Саида, не давая, однако, нестись галопом, чтобы поберечь и без того обессиленное животное. -Вон там, у озерца на подъеме наша крепость. Внезапно предрассветную тишину разрезал одинокий выстрел, затем послышалось еще два, и Аня испуганно съежилась, услышав, как Владимир грязно выругался и более активно пришпорил коня. Еще несколько минут и Саид уже летел как на крыльях, из последних сил неся своего воина и его спутницу к долгожданному укрытию. Оглянувшись, Аня с ужасом заметила нескольких всадников в черном и вновь услышала свист пуль. -Пригнись, не высовывайся из-за меня и не дергайся, - крикнул барон, на ходу оборачиваясь и стреляя по приближавшимся чеченцам. Несколько минут погони, казалось, длились целую вечность, наполненную всепоглощающим страхом за сидящего за ней мужчину, и бесконечными отчаянными воззваниями к Богу с просьбой оградить, спасти и сохранить. Словно в ответ на ее отчаянные молитвы вскоре послышался свист пуль навстречу, и спустя несколько сотен метров Саид влетел в открытые ворота похожего на крепостной вал заграждения, где тут же остановился, громко хрипя и переступая с ноги на ногу. Ее спина от страха взмокла от пота, а взгляд вновь затуманился черной пеленой, но Анна, собрав всю оставшуюся выдержку, постаралась дышать ровнее. С площадки перед двумя бойницами послышался смех. -Эй, Корф, ну ты и мастер похищать жар-птиц! Одна краше другой. И когда уже сбреешь бороду? Ни дать-ни взять чеченец. Так и тянет тебя подстрелить. -Заткнись, Демидов. Скорее я сам тебя подстрелю,-глухо послышалось сзади, и Анна с облегчением расслабилась, еще не в силах задуматься над тем, что значит это странное подтрунивание. Слегка ударив по бокам Саида, Владимир направил его на узкую улочку, и Аня взволнованно огляделась. Вокруг, несмотря на столь ранний час, сновали мужчины в военной форме, большинство из которых с интересом разглядывали пару на вороном коне, женщин на улице не было вообще. Вдогонку донеслись обрывки шуток подобно той, что отпустил Демидов у ворот, но Владимир не реагировал. Его рука теснее прижала Анну к груди, а висок окутало его горячее рваное дыхание. -Уезжай отсюда, Аня… Найди Захара, моего ординарца, попроси у него денег на дорогу, скажи, что я сказал. И вели отвезти тебя до Пятигорска. Амина даст тебе во что переодеться, -глухо прошептал он.-Тебе здесь не место. Ей хотелось спросить, почему он говорит это сейчас, почему сначала не выслушает ее и не позволит ей самой решать, но в это мгновение Владимир натянул поводья, остановив вороного у приземистой, но достаточно широкой постройки с поблекшим красным крестом над покосившимся от времени крыльцом. -Азаров!-крикнул Владимир, ощутимо напрягшись, и вдруг Аня с ужасом осознала, что вовсе не вспотела. Обернувшись верхом на лошади, она с полными ужаса глазами скользнула по мертвенно-бледному лицу Владимира и по форменной рубашке, на которой, совсем с другой стороны от старых ран расплылось огромное кровавое пятно. -Володя,- выдохнула она, обхватив его руками в попытке удержать на спине Саида. -Думаешь, тебе под силу удержать на лошади здорового мужика?-усмехнулся он побелевшими губами. –Глупая. Глупая, глупая кроха. В этот момент на крыльце показался коренастый мужчина в белом халате. -Господин штабс-капитан? -Доброе утро, Азаров. Отошлите госпожу Платонову к Захару, пусть позаботится о ней,- Владимир неловко покачнулся и, обессиленно закрыв глаза, обмяк на руках у объятой ужасом Ани. ***